Гарольт не торопил меня. Он стоял, глядя под ноги, туда, где между плитами покрытия пробивалась свежая трава. Задел растение носком ботинка – росток тревожно закачал головой.
– Но ведь местные ходят без шлемов, – произнесла я.
Гарольт пожал плечами:
– Иногда мне кажется, что на местных эта гадость не действует. Иногда – что она на них действует с самого рождения, и поэтому они все… такие. Они ведь верят в своих сильфов. Все до единого. Аргументы не действуют.
– Офицер Том Сайди выглядел, как аргумент в пользу существования сильфов, – возразила я.
– Вивьен, – с нажимом произнёс мой недожених, – не нужно придумывать богов там, где всё можно объяснить развитой техникой.
– Я именно про технику. Про каких-то местных инопланетян, которые с помощью этой техники…
– ГалКонСи обшарило всю Сильфиду, – перебил меня Гарольт. – Нет здесь ничего похожего на разумную жизнь.
Я не нашлась, что ответить. Гарольт подошёл к флаеру, раздавив хрупкие ростки травы, пробивавшиеся между плит.
– Полетели? – спросил он.
Мне не хотелось улетать. Хотелось узнать побольше, пока была возможность. Поэтому я спросила, показав на башню:
– А можно мне туда?
– Тебе не хватило впечатлений?
– Хочу полный пакет.
Гарольт посмотрел на меня так, словно я сказала что-то странное, и я поймала себя на мысли, что, будь рядом Шандар, он бы улыбнулся. Ностальгия смешалась с чем-то ещё. С обидой и горечью. Шандар постоянно недоговаривал. Что мешало ему рассказать об ортодоксах? Но не рассказал. О шлемах? Не рассказал. О чём ещё он умолчал?
Проклятье, Шандар, почему между мной и тобой такая огромная стена недосказанностей. Почему Арне отправлял меня на Сильфиду? Почему ты был против? Почему всё-таки позволил мне полететь?
– Пойдём, – сказал Гарольт. – Только ненадолго.
И направился к башне, не оглядываясь.
По полю, окружавшему башню, петляли выложенные жёлтыми камнями дорожки. Камни были древними, дорога – старой, в стыках пророс мох. Гарольт шёл впереди, а по сторонам росли кустарники и прорастала мелкая трава.
Я потянулась, чтобы коснуться набухающих почек – но не стала. Вдруг ядовитые? Как жаль, что коммуникатор сломан, он бы показал мне, опасны ли растения.
Мы обошли башню по кругу, и я увидела остатки древних стен. Они были чёрными, матовыми, напоминали загустевшую смолу. К ним хотелось прикоснуться – но я и тут сдержалась.
Все подходы к башне охранялись. Неподалёку расположилась группа исследователей: они развернули аппаратуру, разместили на развалинах датчики и изучали показания.
Мы подошли к военным, которые стояли на солнце и курили. Курили тонкие самокрутки с какой-то травой – прямо как древние люди. Вокруг них витал горький резкий запах.
Гарольт представился и спросил:
– Мы можем заглянуть внутрь?
"Внутрь?" – удивилась я, оглядывая развалины. Я не видела ни единого входа: у здания не было ни окон, ни дверей. Но я ошиблась: вход был. Под землёй.
Лестница начиналась прямо в траве, возле неё не было ни козырька, ни заграждений. Просто прямоугольная дыра со ступенями. Она завела нас в узкий коридор, и в нём, возле деревянной рассохшейся двери, сидел военный в шлеме с книжкой на коленях. Бумажной книжкой! Прямо как в музее. Вместо светильника у него была масляная лампа, и я удивилась: неужели ему удобно?
Увидев нас, военный встал. Гарольт представился и спросил, можем ли мы зайти в башню.
– Конечно, заходите, – сказал военный, откладывая книгу. Он потянулся к стоявшему рядом ящику, покопался внутри и вытащил ещё одну масляную лампу и плоскую металлическую коробочку. Когда он щёлкнул коробочкой, я поняла: это зажигалка.
Сигареты, масляные лампы, зажигалки, бумажные книги – у экстравагантности этой планеты есть предел?
– А нельзя нормальный фонарик? – не удержалась я от вопроса.
Военный глянул на меня, хмыкнул и что-то хотел ответить, но Гарольт остановил его:
– Дай ей фонарик. У вас же есть?
Мужчина покопался в коробке и достал несколько фонарей. Проверил их: работал только один. Военный протянул его мне, улыбнувшись:
– Повезло тебе. Последний.
Меня изумило его поведение. Что за странная наплевательская безалаберность тут царит? Они переломали нормальные фонари и ходят теперь с масляными лампами?! А книги почему читают? Коммуникаторы сломали?
Но Гарольта ничего не смущало. Он послушно взял свою масляную лампу и поднял её перед собой.
Военный распахнул дверь, за которой была полная темнота, и произнёс торжественно:
– Добро пожаловать!
Гарольт вошёл первым.
– Идёшь? – спросил он, поворачиваясь ко мне. Свет лампы падал на его лицо снизу, искажая черты.
– Иду, – кивнула я и вошла в башню. Военный захлопнул за нами дверь.
Масляная лампа освещала лишь небольшой островок пола вокруг нас. Я щёлкнула фонарём: ровный луч прорезал темноту и упал на высокую чёрную колонну. Я посветила в разные стороны: колонны тут и там, гладкие стены...
– Так же гораздо удобнее, – сказала я, направляя луч наверх. Бледный блик лёг на гладкий потолок. – Почему он дал тебе масляную лампу, а не фонарь?
Гарольт хмыкнул.
– Поймёшь позже, – ответил он и двинулся вдоль стены. Я пошла за ним, шаря лучом по стенам. Перед глазами мелькали лишь однообразные колонны, такие же чёрные и лаково-блестящие, как и вся башня. Достать до дальней стены не удавалось, луч тонул в темноте.
Удивительное дело, но эха в башне не было.
Мы прошли метров десять или двадцать. Стена медленно поворачивала, и я всё ждала, когда же помещение изменится. Мне хотелось увидеть что-то особенное: храм, алтарь, останки древней техники. Но всё было по-прежнему: стена, пол, потолок, колонны...
– Здесь довольно... скучно, – заметила я.
– Когда-то было интереснее, – ответил Гарольт, – местные использовали башни, как храмы.
– Они здесь молились?
– Преимущественно венчались. Заключали помолвки, проводили первые брачные ночи...
– Даже так? – удивилась я. Первая брачная ночь в чёрном подземелье храма среди однообразных колонн... не самая лучшая перспектива. – Не очень тут романтичное место для этого... – договорить я не успела: мой фонарик замигал и погас.
Я покрутила его в руке, начала переключать режимы. Постучала.
– У него что, аккумулятор сел? – удивилась я. – Гарольт, я ничего не понимаю. Ладно, ортодоксы. Но что заставляет вменяемых людей пользоваться масляными лампами и забивать на нормальную технику? Один фонарь, и у того аккумулятор сел! – "Нормальная техника", видимо, устыдилась и всё-таки включилась, но мне показалось, что луч стал тусклее.
Гарольт сказал только:
– Пошли дальше.
Я пожала плечами: дальше так дальше. Мы снова пошли вдоль стены. Шагов через тридцать мой фонарик снова замигал. Шагов ещё через двадцать он погас совсем. Я колотила по нему, щёлкала кнопками, пока со вздохом не сказала:
– Разряжен.
– Не разряжен, – возразил Гарольт, глядя на меня с интересом. Единственным источником света теперь была его масляная лампа. – Это всё башня.
– Башня?
– Она ломает фонари. Не только фонари – любую технику. Что-то работает несколько минут, что-то – несколько часов, зависит от сложности. Но всё ломается.
Я покрутила бесполезный теперь фонарь и сунула его за пояс:
– Планета, которая ломает технику и сводит людей с ума... Да уж, туристы не оценят такой курорт.
Гарольт кивнул:
– Местные не хотят, чтобы мы строили здесь заводы, но, если подумать, мы помогаем. Мы создадим рабочие места, у сильфийцев появятся деньги. Они получат медицинскую помощь, технику. Самые умные улетят с планеты.
– Почему ты считаешь, что это умно – улететь с планеты? – удивилась я.
– Потому что это дыра.
– Но планету можно развить. Если в неё вкладываться.
– В эту вкладываться бесполезно.
– Но почему?
– Вивьен, просто поверь мне: бесполезно. Я не хочу тратить время на бессмысленные объяснения.
Что-то было в его тоне, будто эта тема затрагивала его лично, и я не стала расспрашивать. Может, позже, когда он будет готов сказать чуть больше.
Я помолчала, оглядываясь по сторонам. Нас окружал пустынный, чёрный и в чём-то жуткий зал. Темнота обступила со всех сторон, и от небольшого островка света было только тревожнее.
– Спасибо, Гарольт, – вздохнула я. Я вспомнила наш конфликт во время помолвки, вспомнила разговор с Обероном Санкаром, и не удержалась: – Я понимаю, ты очень занят. У тебя мало времени. Но ты потратил его, чтобы показать мне планету, рассказать о ней. Спасибо, я очень это ценю.
Я ни на что не намекала, и потому сильно удивилась, когда он вдруг поставил лампу на пол и подошёл ко мне.
Я инстинктивно отшагнула назад – и уткнулась спиной в стену. Он подошёл вплотную, уперся рукой о стену у меня над головой, навис сверху. Я его не видела толком, только золотистые блики от лампы на волосах и линии подбородка. Его пальцы пробежали по моей щеке, по нижней губе.
– Хорошее тут место, правда? – спросил он. – Никто не помешает.
– А ты тут помолвку хочешь устроить или первую брачную ночь? – не удержалась я от смешка. Хотелось как-то разрядить обстановку.
– А ты что выберешь? – спросил он совсем тихо.
Сердце заколотилось где-то в горле. Я не хотела, чтобы он меня целовал. Нельзя так. Нельзя мешать меня с грязью весь день, а потом вдруг стать романтичным. Я хотела его оттолкнуть – и в то же время боялась последствий. Я застыла, как кролик перед удавом, не смея пошевелиться, и наблюдала, как он наклоняется ко мне, чтобы поцеловать...
...но он меня всё-таки не поцеловал.
Я уже чувствовала его дыхание на губах, когда он, охнув, отступил и схватился за глаз.
– Гарольт? – спросила я.
Он зашипел и согнулся почти вдвое, опускаясь на колено.
– Гарольт, что случилось?
Я подошла к нему, присела рядом. Он выругался сквозь зубы.
– ... башня добралась до имплантов, – произнёс он, отводя руку от глаз. – Слишком быстро. – Он всё ещё щурился.
– До имплантов? – глупо повторила я.
– Она ломает импланты, – он подхватил лампу, взял меня за руку и повёл к выходу. – Обычно ей на это требуется несколько часов, но сегодня у неё особый день. Пойдём быстрее.
Я едва поспевала за ним. Лампа покачивалась в такт наших шагов, и я не сразу поняла, что перед глазами, помимо бликов, мерцает кое-что ещё.
Индикатор нового сообщения.
Башня не просто поломала импланты Гарольта. По какой-то своей, совершенно безбашенной логике, она решила починить мои.
На шум я сперва не обратила внимания: он был слабым, едва слышным. То ли эхо, то ли свист ветра – тихий, так что и не поймёшь сразу, реален он или мерещится. Шум почти тонул за звуком наших с Гарольтом шагов и шорохом одежды.
А потом я услышала крик. Крик был далёким, но отчётливым. За ним раздался следующий. А дальше они хлынули, как волна, всё усиливаясь.
Мы уже открыли двери, уже вышли в коридор, когда охранник, пятясь, крикнул нам: "В укрытие!"
И мы нырнули обратно в темноту башни.
Охранник закрыл за нами дверь, запер, а сам остался снаружи, и до меня доносились звуки, в которых я всё отчётливее слышала рёв толпы и выстрелы.
– Что происходит?
– Очередной бунт, – вздохнул Гарольт. Он подошёл к стене, провёл по полу ладонью, посмотрел на пальцы и потёр ими друг о друга.
– Очередной?
Он повернулся ко мне. Его лицо было подсвечено снизу, и в том, как тени исказили его лицо, было что-то жутковатое. Он словно стал разом лет на двадцать старше.
– Только не говори, что про это ты тоже не читала.
– Я слышала, что ГалКонСи всё не может навести порядок на Сильфиде. Но у ГалКонСи новейшие технологии. А Сильфида – отсталая и, кажется, аграрная планета. Я не понимаю, как такое вообще возможно.
– У них тут крыша едет, у всех, – поморщился Гарольт, садясь прямо на пол. – Их хватают, судят, отстреливают. Несколько лет тишины – и всё по новой. Кажется, бунт – это национальное хобби. Настрогать детей, разгромить здание администрации и спиться – вот три главные цели каждого сильфийца.
Я бы сочла, что он шутит, но тон был совсем не шутливый.
Шум стал громче, но я не волновалась: что с нами может случиться? Площадь окружена толпой военных, рядом – здание администрации. Всё будет в порядке.
– Чего они хотят?
– Чтобы заводы не строили, а башни не исследовали. Чтобы ГалКонСи покинуло Сильфиду, а они остались без техники и лекарств. Идиоты, – с этими словами Гарольт привалился спиной к стене, вытянув одну ногу и согнув другую в колене.
Он прикрыл глаза, словно очень устал.
– Ты в порядке? – спросила я.
– Помолчи минуту, – отозвался он. Голос у него был уставший. Может быть, это больно, когда импланты ломаются прямо в тебе?
Я решила не досаждать.
Стоять было скучно, и я пошла вдоль стены. Глаза постепенно привыкали к полумраку, и мне казалось, я начинаю замечать вещи, которые раньше не видела. Стены теперь отливали то тёмно-синим, то тёмно-бордовым. В колеблющейся мгле я могла различить очертания колонн и неровности поверхностей. Где-то стены состояли из многоугольников разной формы, где-то я могла заметить выемки и углубления. Я прикоснулась к одному из таких углублений и ойкнула.
Подземелье осветило вспышкой. Башня ударила меня током.
– Что с тобой? – спросил Гарольт.
– Меня током ударило, – пробормотала я, потирая руку.
Он поднял лампу и подошёл ко мне. Под бликами масляного света стена оказалась абсолютно гладкой и чёрной: ни многоугольников, ни неровностей.
– Тут выемка была! – воскликнула я, тыча в стену.
– Стены в башне абсолютно гладкие, – сказал Гарольт тоном, каким разговаривают с маленьким ребёнком.
– Но я видела!
– Тебе показалось.
Он прикоснулся к стене, провёл по ней ладонью:
– Здесь?
Я неуверенно кивнула. Потянулась, тронула гладкую поверхность: ничего.
– Покажи руку.
Я протянула ему ладонь. Он взял её, покрутил. Ни ожога, ни ранки. Мог бы отпустить руку – но оставил её в своей и внимательно посмотрел на меня.
– Тебе показалось, что стена неровная?
Я кивнула, стараясь не замечать мигающую перед глазами иконку. О том, что башня починила мой коммуникатор, я Гарольту рассказывать не собиралась. Мне хотелось, чтобы у меня были свои секреты. Свои тузы в рукаве.
– Вот здесь словно были выпуклые многоугольники, – сказала я, касаясь свободной рукой стены. – А здесь – выемки.
– Выемки? Какие выемки?
– Небольшие, полукруглые, размером с мой кулак.
– Или с сильфарит, – Гарольт не спрашивал. Утверждал.
Я вспомнила, какого размера были камни, и снова кивнула:
– Да, или с сильфарит.
Теперь он отпустил меня, подошёл к стене и начал внимательно её изучать. Но ничего не было: ни единой неровности, ни смутной тени, ни тонюсенького шва. Ничего. Идеальная стена, словно отлитая из цельного куска металла. Твёрдая, холодная, гладкая.
Под землёй мы провели два часа – по крайней мере, нам так сказали. Если солнце на небе Сильфиды и сдвинулось за это время, то очень незаметно. Оно всё также висело в трёх пальцах над домами. Только воздух стал теплее.
На жёлтых дорожках вокруг башни было пустынно и тихо. Перед глазами маячили индикаторы "воскресшего" коммуникатора: иконка активного ультрафиолетового излучения, температура, значок потерянной сети, повышенный радиоактивный фон – не особенно опасный, но ощутимый.
– Но ведь местные ходят без шлемов, – произнесла я.
Гарольт пожал плечами:
– Иногда мне кажется, что на местных эта гадость не действует. Иногда – что она на них действует с самого рождения, и поэтому они все… такие. Они ведь верят в своих сильфов. Все до единого. Аргументы не действуют.
– Офицер Том Сайди выглядел, как аргумент в пользу существования сильфов, – возразила я.
– Вивьен, – с нажимом произнёс мой недожених, – не нужно придумывать богов там, где всё можно объяснить развитой техникой.
– Я именно про технику. Про каких-то местных инопланетян, которые с помощью этой техники…
– ГалКонСи обшарило всю Сильфиду, – перебил меня Гарольт. – Нет здесь ничего похожего на разумную жизнь.
Я не нашлась, что ответить. Гарольт подошёл к флаеру, раздавив хрупкие ростки травы, пробивавшиеся между плит.
– Полетели? – спросил он.
Мне не хотелось улетать. Хотелось узнать побольше, пока была возможность. Поэтому я спросила, показав на башню:
– А можно мне туда?
– Тебе не хватило впечатлений?
– Хочу полный пакет.
Гарольт посмотрел на меня так, словно я сказала что-то странное, и я поймала себя на мысли, что, будь рядом Шандар, он бы улыбнулся. Ностальгия смешалась с чем-то ещё. С обидой и горечью. Шандар постоянно недоговаривал. Что мешало ему рассказать об ортодоксах? Но не рассказал. О шлемах? Не рассказал. О чём ещё он умолчал?
Проклятье, Шандар, почему между мной и тобой такая огромная стена недосказанностей. Почему Арне отправлял меня на Сильфиду? Почему ты был против? Почему всё-таки позволил мне полететь?
– Пойдём, – сказал Гарольт. – Только ненадолго.
И направился к башне, не оглядываясь.
По полю, окружавшему башню, петляли выложенные жёлтыми камнями дорожки. Камни были древними, дорога – старой, в стыках пророс мох. Гарольт шёл впереди, а по сторонам росли кустарники и прорастала мелкая трава.
Я потянулась, чтобы коснуться набухающих почек – но не стала. Вдруг ядовитые? Как жаль, что коммуникатор сломан, он бы показал мне, опасны ли растения.
Мы обошли башню по кругу, и я увидела остатки древних стен. Они были чёрными, матовыми, напоминали загустевшую смолу. К ним хотелось прикоснуться – но я и тут сдержалась.
Все подходы к башне охранялись. Неподалёку расположилась группа исследователей: они развернули аппаратуру, разместили на развалинах датчики и изучали показания.
Мы подошли к военным, которые стояли на солнце и курили. Курили тонкие самокрутки с какой-то травой – прямо как древние люди. Вокруг них витал горький резкий запах.
Гарольт представился и спросил:
– Мы можем заглянуть внутрь?
"Внутрь?" – удивилась я, оглядывая развалины. Я не видела ни единого входа: у здания не было ни окон, ни дверей. Но я ошиблась: вход был. Под землёй.
Лестница начиналась прямо в траве, возле неё не было ни козырька, ни заграждений. Просто прямоугольная дыра со ступенями. Она завела нас в узкий коридор, и в нём, возле деревянной рассохшейся двери, сидел военный в шлеме с книжкой на коленях. Бумажной книжкой! Прямо как в музее. Вместо светильника у него была масляная лампа, и я удивилась: неужели ему удобно?
Увидев нас, военный встал. Гарольт представился и спросил, можем ли мы зайти в башню.
– Конечно, заходите, – сказал военный, откладывая книгу. Он потянулся к стоявшему рядом ящику, покопался внутри и вытащил ещё одну масляную лампу и плоскую металлическую коробочку. Когда он щёлкнул коробочкой, я поняла: это зажигалка.
Сигареты, масляные лампы, зажигалки, бумажные книги – у экстравагантности этой планеты есть предел?
– А нельзя нормальный фонарик? – не удержалась я от вопроса.
Военный глянул на меня, хмыкнул и что-то хотел ответить, но Гарольт остановил его:
– Дай ей фонарик. У вас же есть?
Мужчина покопался в коробке и достал несколько фонарей. Проверил их: работал только один. Военный протянул его мне, улыбнувшись:
– Повезло тебе. Последний.
Меня изумило его поведение. Что за странная наплевательская безалаберность тут царит? Они переломали нормальные фонари и ходят теперь с масляными лампами?! А книги почему читают? Коммуникаторы сломали?
Но Гарольта ничего не смущало. Он послушно взял свою масляную лампу и поднял её перед собой.
Военный распахнул дверь, за которой была полная темнота, и произнёс торжественно:
– Добро пожаловать!
Гарольт вошёл первым.
– Идёшь? – спросил он, поворачиваясь ко мне. Свет лампы падал на его лицо снизу, искажая черты.
– Иду, – кивнула я и вошла в башню. Военный захлопнул за нами дверь.
Масляная лампа освещала лишь небольшой островок пола вокруг нас. Я щёлкнула фонарём: ровный луч прорезал темноту и упал на высокую чёрную колонну. Я посветила в разные стороны: колонны тут и там, гладкие стены...
– Так же гораздо удобнее, – сказала я, направляя луч наверх. Бледный блик лёг на гладкий потолок. – Почему он дал тебе масляную лампу, а не фонарь?
Гарольт хмыкнул.
– Поймёшь позже, – ответил он и двинулся вдоль стены. Я пошла за ним, шаря лучом по стенам. Перед глазами мелькали лишь однообразные колонны, такие же чёрные и лаково-блестящие, как и вся башня. Достать до дальней стены не удавалось, луч тонул в темноте.
Удивительное дело, но эха в башне не было.
Мы прошли метров десять или двадцать. Стена медленно поворачивала, и я всё ждала, когда же помещение изменится. Мне хотелось увидеть что-то особенное: храм, алтарь, останки древней техники. Но всё было по-прежнему: стена, пол, потолок, колонны...
– Здесь довольно... скучно, – заметила я.
– Когда-то было интереснее, – ответил Гарольт, – местные использовали башни, как храмы.
– Они здесь молились?
– Преимущественно венчались. Заключали помолвки, проводили первые брачные ночи...
– Даже так? – удивилась я. Первая брачная ночь в чёрном подземелье храма среди однообразных колонн... не самая лучшая перспектива. – Не очень тут романтичное место для этого... – договорить я не успела: мой фонарик замигал и погас.
Я покрутила его в руке, начала переключать режимы. Постучала.
– У него что, аккумулятор сел? – удивилась я. – Гарольт, я ничего не понимаю. Ладно, ортодоксы. Но что заставляет вменяемых людей пользоваться масляными лампами и забивать на нормальную технику? Один фонарь, и у того аккумулятор сел! – "Нормальная техника", видимо, устыдилась и всё-таки включилась, но мне показалось, что луч стал тусклее.
Гарольт сказал только:
– Пошли дальше.
Я пожала плечами: дальше так дальше. Мы снова пошли вдоль стены. Шагов через тридцать мой фонарик снова замигал. Шагов ещё через двадцать он погас совсем. Я колотила по нему, щёлкала кнопками, пока со вздохом не сказала:
– Разряжен.
– Не разряжен, – возразил Гарольт, глядя на меня с интересом. Единственным источником света теперь была его масляная лампа. – Это всё башня.
– Башня?
– Она ломает фонари. Не только фонари – любую технику. Что-то работает несколько минут, что-то – несколько часов, зависит от сложности. Но всё ломается.
Я покрутила бесполезный теперь фонарь и сунула его за пояс:
– Планета, которая ломает технику и сводит людей с ума... Да уж, туристы не оценят такой курорт.
Гарольт кивнул:
– Местные не хотят, чтобы мы строили здесь заводы, но, если подумать, мы помогаем. Мы создадим рабочие места, у сильфийцев появятся деньги. Они получат медицинскую помощь, технику. Самые умные улетят с планеты.
– Почему ты считаешь, что это умно – улететь с планеты? – удивилась я.
– Потому что это дыра.
– Но планету можно развить. Если в неё вкладываться.
– В эту вкладываться бесполезно.
– Но почему?
– Вивьен, просто поверь мне: бесполезно. Я не хочу тратить время на бессмысленные объяснения.
Что-то было в его тоне, будто эта тема затрагивала его лично, и я не стала расспрашивать. Может, позже, когда он будет готов сказать чуть больше.
Я помолчала, оглядываясь по сторонам. Нас окружал пустынный, чёрный и в чём-то жуткий зал. Темнота обступила со всех сторон, и от небольшого островка света было только тревожнее.
– Спасибо, Гарольт, – вздохнула я. Я вспомнила наш конфликт во время помолвки, вспомнила разговор с Обероном Санкаром, и не удержалась: – Я понимаю, ты очень занят. У тебя мало времени. Но ты потратил его, чтобы показать мне планету, рассказать о ней. Спасибо, я очень это ценю.
Я ни на что не намекала, и потому сильно удивилась, когда он вдруг поставил лампу на пол и подошёл ко мне.
Я инстинктивно отшагнула назад – и уткнулась спиной в стену. Он подошёл вплотную, уперся рукой о стену у меня над головой, навис сверху. Я его не видела толком, только золотистые блики от лампы на волосах и линии подбородка. Его пальцы пробежали по моей щеке, по нижней губе.
– Хорошее тут место, правда? – спросил он. – Никто не помешает.
– А ты тут помолвку хочешь устроить или первую брачную ночь? – не удержалась я от смешка. Хотелось как-то разрядить обстановку.
– А ты что выберешь? – спросил он совсем тихо.
Сердце заколотилось где-то в горле. Я не хотела, чтобы он меня целовал. Нельзя так. Нельзя мешать меня с грязью весь день, а потом вдруг стать романтичным. Я хотела его оттолкнуть – и в то же время боялась последствий. Я застыла, как кролик перед удавом, не смея пошевелиться, и наблюдала, как он наклоняется ко мне, чтобы поцеловать...
...но он меня всё-таки не поцеловал.
Я уже чувствовала его дыхание на губах, когда он, охнув, отступил и схватился за глаз.
– Гарольт? – спросила я.
Он зашипел и согнулся почти вдвое, опускаясь на колено.
– Гарольт, что случилось?
Я подошла к нему, присела рядом. Он выругался сквозь зубы.
– ... башня добралась до имплантов, – произнёс он, отводя руку от глаз. – Слишком быстро. – Он всё ещё щурился.
– До имплантов? – глупо повторила я.
– Она ломает импланты, – он подхватил лампу, взял меня за руку и повёл к выходу. – Обычно ей на это требуется несколько часов, но сегодня у неё особый день. Пойдём быстрее.
Я едва поспевала за ним. Лампа покачивалась в такт наших шагов, и я не сразу поняла, что перед глазами, помимо бликов, мерцает кое-что ещё.
Индикатор нового сообщения.
Башня не просто поломала импланты Гарольта. По какой-то своей, совершенно безбашенной логике, она решила починить мои.
Глава 43. Прода от 03.05.2022, 13:09
На шум я сперва не обратила внимания: он был слабым, едва слышным. То ли эхо, то ли свист ветра – тихий, так что и не поймёшь сразу, реален он или мерещится. Шум почти тонул за звуком наших с Гарольтом шагов и шорохом одежды.
А потом я услышала крик. Крик был далёким, но отчётливым. За ним раздался следующий. А дальше они хлынули, как волна, всё усиливаясь.
Мы уже открыли двери, уже вышли в коридор, когда охранник, пятясь, крикнул нам: "В укрытие!"
И мы нырнули обратно в темноту башни.
Охранник закрыл за нами дверь, запер, а сам остался снаружи, и до меня доносились звуки, в которых я всё отчётливее слышала рёв толпы и выстрелы.
– Что происходит?
– Очередной бунт, – вздохнул Гарольт. Он подошёл к стене, провёл по полу ладонью, посмотрел на пальцы и потёр ими друг о друга.
– Очередной?
Он повернулся ко мне. Его лицо было подсвечено снизу, и в том, как тени исказили его лицо, было что-то жутковатое. Он словно стал разом лет на двадцать старше.
– Только не говори, что про это ты тоже не читала.
– Я слышала, что ГалКонСи всё не может навести порядок на Сильфиде. Но у ГалКонСи новейшие технологии. А Сильфида – отсталая и, кажется, аграрная планета. Я не понимаю, как такое вообще возможно.
– У них тут крыша едет, у всех, – поморщился Гарольт, садясь прямо на пол. – Их хватают, судят, отстреливают. Несколько лет тишины – и всё по новой. Кажется, бунт – это национальное хобби. Настрогать детей, разгромить здание администрации и спиться – вот три главные цели каждого сильфийца.
Я бы сочла, что он шутит, но тон был совсем не шутливый.
Шум стал громче, но я не волновалась: что с нами может случиться? Площадь окружена толпой военных, рядом – здание администрации. Всё будет в порядке.
– Чего они хотят?
– Чтобы заводы не строили, а башни не исследовали. Чтобы ГалКонСи покинуло Сильфиду, а они остались без техники и лекарств. Идиоты, – с этими словами Гарольт привалился спиной к стене, вытянув одну ногу и согнув другую в колене.
Он прикрыл глаза, словно очень устал.
– Ты в порядке? – спросила я.
– Помолчи минуту, – отозвался он. Голос у него был уставший. Может быть, это больно, когда импланты ломаются прямо в тебе?
Я решила не досаждать.
Стоять было скучно, и я пошла вдоль стены. Глаза постепенно привыкали к полумраку, и мне казалось, я начинаю замечать вещи, которые раньше не видела. Стены теперь отливали то тёмно-синим, то тёмно-бордовым. В колеблющейся мгле я могла различить очертания колонн и неровности поверхностей. Где-то стены состояли из многоугольников разной формы, где-то я могла заметить выемки и углубления. Я прикоснулась к одному из таких углублений и ойкнула.
Подземелье осветило вспышкой. Башня ударила меня током.
– Что с тобой? – спросил Гарольт.
– Меня током ударило, – пробормотала я, потирая руку.
Он поднял лампу и подошёл ко мне. Под бликами масляного света стена оказалась абсолютно гладкой и чёрной: ни многоугольников, ни неровностей.
– Тут выемка была! – воскликнула я, тыча в стену.
– Стены в башне абсолютно гладкие, – сказал Гарольт тоном, каким разговаривают с маленьким ребёнком.
– Но я видела!
– Тебе показалось.
Он прикоснулся к стене, провёл по ней ладонью:
– Здесь?
Я неуверенно кивнула. Потянулась, тронула гладкую поверхность: ничего.
– Покажи руку.
Я протянула ему ладонь. Он взял её, покрутил. Ни ожога, ни ранки. Мог бы отпустить руку – но оставил её в своей и внимательно посмотрел на меня.
– Тебе показалось, что стена неровная?
Я кивнула, стараясь не замечать мигающую перед глазами иконку. О том, что башня починила мой коммуникатор, я Гарольту рассказывать не собиралась. Мне хотелось, чтобы у меня были свои секреты. Свои тузы в рукаве.
– Вот здесь словно были выпуклые многоугольники, – сказала я, касаясь свободной рукой стены. – А здесь – выемки.
– Выемки? Какие выемки?
– Небольшие, полукруглые, размером с мой кулак.
– Или с сильфарит, – Гарольт не спрашивал. Утверждал.
Я вспомнила, какого размера были камни, и снова кивнула:
– Да, или с сильфарит.
Теперь он отпустил меня, подошёл к стене и начал внимательно её изучать. Но ничего не было: ни единой неровности, ни смутной тени, ни тонюсенького шва. Ничего. Идеальная стена, словно отлитая из цельного куска металла. Твёрдая, холодная, гладкая.
Под землёй мы провели два часа – по крайней мере, нам так сказали. Если солнце на небе Сильфиды и сдвинулось за это время, то очень незаметно. Оно всё также висело в трёх пальцах над домами. Только воздух стал теплее.
На жёлтых дорожках вокруг башни было пустынно и тихо. Перед глазами маячили индикаторы "воскресшего" коммуникатора: иконка активного ультрафиолетового излучения, температура, значок потерянной сети, повышенный радиоактивный фон – не особенно опасный, но ощутимый.
