— Да... точно. Мне надо перенастроить прибор, затем я достану кулон, кровь Эрны и… как бы еще проверить все это в действии? Но… ничего. Сделаем все именно так. Это должно … просто обязано сработать! Надо только вот тут кое-что переделать.
Франс еще некоторое время постоял, глядя на спину приятеля, который вновь склонился над столом. Противный запах заполнил воздух. Поняв, что вырвать Джона из лап его идей не получится, де Мистен покинул каморку.
Местный интерьер внушал Карен скуку. Белые халаты одинакового пошива вызывали отвращение, местный запах — рвотный рефлекс. А ее еще спрашивали, почему она оставила работу в «Красном кресте».
Вот именно поэтому и оставила. Не было в этом здании души. Были больные — на верхних этажах: люди, маги. Было самое современное оборудование — на подземных этажах. Но даже все это не могло перекрыть то, что она испытывала к этому зданию, которым руководил ее дядя — Нейтан Уолш. Под его руководством работала мать, а затем сюда пришла и сама Карен. И некоторое время она честно исполняла свои обязанности, хотя каждый день, проведенный в лаборатории Креста, был для нее словно пытка. Пытка усилилась, когда однажды (хотя к этой мысли она пришла не в один день) Карен поняла, что как ученый она — ничто. Мысль, что ей никогда ничего стоящего не создать, сначала ввергла молодого теурга в шок. Но Карен не из тех, кто готов был мириться с ситуацией. Она начала шпионить, красть идеи. По глупости пару раз попалась — с кем не бывает. Затем смирилась и стала просто «одной из» — обезличенным магом в белом бесформенном халате, который день за день выполнял свою работу, а заодно и работу руководителей проекта. Но этого Карен было мало. Она хотела славы, хотела денег. К счастью, девушка поняла, что добиться этого можно иначе: не обязательно что-то изобретать самой, главное, собрать достойную команду. И тогда она поставила на карты все.
Год назад, когда Латум содрогнулся от тромбоцепии, а работающие команды ученых не могли найти средство от смертельной болезни, она собрала свою команду, бросив в дело весь имеющийся капитал. И команда Карен Уолш во главе с ученым Бенджамином Лоуренсом сделала невозможное. Лекарство было найдено! Впервые имя Карен замелькало на первых страницах газеты, полгода ведущие телеканалы боролись за право взять у нее интервью. Она даже согласилась, чтобы о ее жизни сняли фильм. Но слава не вскружила ей голову, а стала отправной точкой. И теперь у Карен была своя компания, которая пусть и медленно, но верно поднималась в гору.
И все же сейчас она сидела в одной из секций «Красного креста», презрительно морщась от местной обстановки, хотя находилась она в кабинете своего дядюшке. Уж от него можно было ожидать чего-то... живого. Но нет. Светлые стены, вездесущий пластик, идеальный порядок на столе. Ни одной фотографии, ни одной брошенной или смытой бумажки. Скучно!
Карен нужна была помощь дядюшки, а тот уже второй день дневал и ночевал в Кресте. Вот и пришлось тащиться в это здание, с которым связаны не самые лучшие воспоминания. Зато если дельце выгорит, счет компании молодой бизнес-леди значительно вырастит.
— Мне нужны ваши специалисты всего на две недели, — произнесли подведенные алым пухленькие губки, наращенные ресницы взметнулись вверх.
— Они могут оформить отпуск за свой счет. Не вижу в этом проблем, — сухо ответил Нейтан, бросив взгляд на монитор компьютера. В последние десять минут он частенько посматривал туда. Карен это жутко раздражало, поэтому ее исправленный пластическими хирургами носик, маленький и аккуратный, постоянно морщился. В конце концов дядюшка мог быть и полюбезнее.
— Я бы хотела, чтобы они продолжали работать на Крест… и от его имени.
— Правильно ли я понимаю, что ты хочешь заставить магов работать на пределе их возможностей от имени Креста, чтобы не платить им за эту сверхработу?
— А почему бы и нет? — застопоренный длинный ноготь неизменного алого цвета дотронулся до глубокой ямочки на остром подбородке. — Я же не прошу у вас членов боевого сектора — у тех и без того работы полон рот. А эти… они же просто штаны отсиживают. Скоро забудут, как со стихиями обращаться. А тут…
Но Нейтан ее, казалось, не слушал.
Да какого Тамаэна!
Карен все это начинало злить. Глаза цвета чистого неба (спасибо цветным линзам) вспыхнули гневом, лоб рассекла тонкая морщина (Карен уже подумывала о том, чтобы обратиться к ботулотоксину, но ее уверили, что пока еще рано).
— Ты будешь меня... — девушка вскочила с кресла, подняла руку, чтобы гневно обнаружить кулак на стол, но так и замерла. Удара не последовало, зато теперь Карен вместе с Нейтманом следила за тем, что разворачивалось на экране компьютера.
Там была комната. Серая и безликая. В центре — стол, привинченный к полу, и стул — такой же статичный. На нем восседал мужчина. Испуганный, взлохмаченный, он постоянно тер себе шею, на которой висел ошейник, сдерживающий руну.
— Так вы его поймали?
Карен прислушалась к себе, стараясь понять, что она чувствует. Бенджамин Лоуренс, восседавший на единственном стуле камеры, помог ей начать карьеру. Некоторое время они были даже любовниками. А теперь его считали опасным вампиром, внутри которого живет дьявол. Это было интересно, занятно и любопытно.
— Да. Он решил заглянуть в бар «Кровь и вино» — наверное, надеялся пополнить в баре запасы крови. Там и нарвался на наши патрули.
— Не сопротивлялся?
По последним слухам (которые, как потом поняла Карен, слухами не были) Бен до этого убил около пятнадцати боевых теургов, семеро все еще находились в больницах «Красного креста». Территория, где проходило сражение, до сих пор была оцеплена. По официальной версии — произошла утечка и взрыв газа. В общем, ничего хорошего.
— Он был вымотан. Пошел как миленький.
Карен решала, что дела — подождут. Камера с Беном ее заинтересовала и, коль дядюшка не возражал, девушка придвинула кресло и села рядом с родственником.
Бен — не поклонник официальных нарядов, костюмов и брюк — и на этот раз был облачен в борцовку и потертые джинсы, на которых отпечатались следы грязи.
— У вас уже на одежде экономят? — девушка брезгливо сморщила нос.
— Он отказался переодеваться. Не ест, на вопросы почти не отвечает.
В это время дверь открылась, и в помещение к Бену вошел... вошло нечто… Карен сделала сосредоточенное лицо и постаралась не рассмеяться, хотя это стоило ей неимоверных усилий.
Сказал бы кто, что она увидит руководителя Департамента науки в образе большой костлявой пчелы, она бы не поверила. Но именно на это насекомое походил Георг Освирдил.
Карен представила, что скрывается под ярко-желтым комбинезоном. Скорее всего архимаг перестраховался по-полной, опасаясь, что Лоуренс даже с ошейником сможет призвать на помощь руну или другую дьявольскую силу, которой он, если верить слухам среди магического сообщества, стал владеть после выхода из кристалла.
— Думаешь, это ему поможет?
Карен улыбнулась в кулак, глядя, как двигаются антеннки на шлеме Георга. Словно усики — один в один.
— Надеемся. Все приборы зашкаливает. Мы не можем получить никаких показаний по его силе. Но думаю, что она огромна, настолько огромна, что, пожелай он выбраться отсюда, сделает это с легкостью.
— Тогда зачем этот маскарад?
— Есть правила. А Георг всегда им следует.
Карен это знала отлично. Георг не только следовал правилам, он сам был — правилом, создателем всех положений и законов, которые были в ходу в Кресте. И за это Крен его ненавидела еще больше. Хотя было еще нечто, что выводило ее из себя: это привычка Георга покусывать губу. В эти моменты он напоминал ей беззубого старика.
Вот и сейчас в промежутках между фразами — Нейтан включил звук, и Карен слышал, как Георг выпытывал у вампира что-то про Кхорта (в общем, очередную глупость, по мнению девушки) — Георг закусывал губой и махал тонкими костлявыми руками, которым даже комбинезон не придавал объем. Но Бен был глух к его словам. Бледное — чересчур бледное (как заметила Карен) — лицо вампира смотрело на Освирдила без тени улыбки. Руки с темными полосками ногтей лежали на столе.
Что-то было неправильное во всем этом. Что-то не вяжущееся с тем, что знала Карен.
Но понять, что же это такое, девушка не успела.
Яркая вспышка осветила экран, а от оглушительного звука заложило уши.
А затем начался полный ад!
Включилась сигнализация, запищала тревога, затрезвонил телефон Нейтана, засуетились медицинские бригады.
Девушка сидела в уголке кабинета дядюшки, надеясь, что ее не заметят и не выгонят. Но после того, как кабинет покинул Неймат, туда никто не заходил.
Ждать пришлось четыре часа. Уолш вернулся измученный и бледный. Острое лицо, казалось, еще больше заострилось, вокруг глаз, и без того глубоко посаженных, появились черные круги, тонкие губы потеряли цвет.
— Ошейник не сдержал его силы, а сила уничтожила его, — это было первое, что сказал Нейтан после того, как вылил в себя поданный Карен бокал виски. — Стены не выдержали. Семь раненых. Георг… в коме.
Последняя фраза доходила до Карен медленно. Словно какой-то глупый анекдот, где непонятно, а когда, собственно, пора смеяться? Вот только дядя не шутил, хотя девушка не слышала ни об одном случае, чтобы маги разума (да вообще любые маги) впадали в кому.
— Но у вас же достаточно магов жизни, да? — на всякий случай уточнила она, хотя сразу же поняла глупость вопроса. Конечно же, «Красный крест» обратится ко всем своим резервам, чтобы помочь архимагу.
— Надо сообщить Досельгофу, что вампир мертв, — будто не слыша племянницу продолжил Нейтан. Он устало протянул руку через стол, взял телефон и начал набор.
А Карен, глядя за этими медленными движениями, думала о том, что у вампиров не бывает ни похорон, ни поминок. Жалко. Ей как раз негде было покрасоваться в новом черном платьице… Еще она поняла, что вряд ли стоит сейчас докучать дядюшке. И жалость сменилась раздражением на Лоуренса — нашел время умирать! Противный вампиришка... Хотя любовником он был классным. Наверное, все-таки Карен выпьет, чтобы его новая жизнь в Тресоне была легка.
Дорога бесконечной лентой уходила вперед. Небоскребы с каждым километром становились ниже, обрастали горбами, пока в конце концов не сменились простенькими домишками. Но и те вскоре исчезли, уступив место полям, равнинам, склонам. Позади осталась Пензоки.
Иногда на горизонте мелькали горы, как стражи территорий, раскинутых за ними. Они преграждали путь и вынуждали делать крюк.
Сутки назад Вилоис Ханнес пересек границу Аэролина и Крофуса. Вампир вел машину по лесной трассе, выстраивая маршрут так, чтобы быть подальше от крупных городов, которые протыкали небо золотыми куполами своих церквей.
За окнами мелькали мелкие деревушки — проплешины на теле поросшей бурной растительностью территории. Густые леса наливались красками молодой зелени — весна вступала в свои права, деревья расправляли плечи, трава острыми зелеными ростками выглядывала сквозь талый снег, оценивала погоду, прикидывала, насколько ей удастся развернуться в этом году. Эти места привыкли к скромным солнечным лучам. Как только новый наряд примерят древесные исполины, солнце затеряется в их могучих ветвях. Вот и спешила трава вылезти пораньше, чтобы насладиться первыми теплыми лучами и налиться силой. Но солнца не было. Яркий диск терялся в облачном тумане и походил на декоративную тарелку с отколотыми краями, которую повесили в темном коридоре. И Вилоис знал, что это лишь начало. Трагические события приближались. Неминуемые, ужасающие своими последствиями. Удастся ли их предотвратить?
Анисит из клана де Конинг бросил взгляд на заднее сиденье, где под светлым пледом с бурыми кровавыми пятнами угадывались очертания тела.
Ханнес уже давно вытащил вампира из багажника, уже давно наполнил тело энергией. Конечно, вернуть все, что он забрал, Вилоис не мог — от той силы он давно избавился. Но и возвращенного должно было хватить, чтобы Бен пришел в себя.
Ханнес припарковал машину на обочине, вышел и открыл заднюю дверцу. Чуть сдвинул плед, открывая лицо сына, серое, испещренное сеткой кровеносных сосудов. Длинные клыки — намного длиннее, чем у самого Вилоиса — выглядывали из-за приоткрытых губ вампира.
Посланец Эрны дотронулся до лба Бена — и руку обожгло ледяным жаром. Вигофаг попробовал влить в вампира еще энергию — безрезультатно. Тело не подавало признаков жизни. Вампир открыл сумку, достал оттуда термос, сбрызнул кровавыми каплями лицо сына, но те не впитались — как это часто бывает у носферату — а потекли по лицу, словно отверженные организмом.
Что это значит — Ханнес не знал. Было желание позвонить матери, но он решил не рисковать: пока вампиры находились на территории Святой Церкви, стоило быть осторожным.
Вновь взревел мотор. Вилоис пропустил несколько машин, которые неслись по трассе, затем выехал на дорогу.
Спасительная пустота. В ней не было ни боли, ни страданий. Вампир просто перестал существовать. А вместе с ним перестали существовать проблемы этого мира.
Безвольное тело валялось в виде сломанного манекена на заднем сидении машины.
Он умирал. В очередной раз. Но впервые смотрел на это со стороны.
Вновь раскаты грома звучали в унисон с взрывами, пронзающими землю, а вырвавшееся на свободу пламя жадными языками лизало тело. Он был на Поле Скорби, и полз в свой первый бой. Полз, не в силах выпрямиться под летящими стрелами, за которыми не было видно солнца; замирал, когда армии Никоса направляли на поля магические сгустки, от которых не спасали ни щиты, ни амулеты. Он умирал там, теряя товарищей и впервые узнавая, что есть настоящая боль и страх...
Он был в таверне, радовался встрече с друзьями: Рингони, Пьетро, двумя другими молодыми вампирами. И умирал там, наткнувшись на клинок приятеля и разрезая кузена кровяным щупальцем...
Он умирал в огне и на плахе, в темницах и просто в случайных сражениях. Умирал быстро, безболезненно или долго и в мучениях. На земле или в воздухе, в воде или в странном пространстве, рассеченном огненными всполохами, где, кроме него, был кто-то еще. Он не видел лиц, но чувствовал волны ненависти, идущие от тех, кто его окружал. Он пытался помешать им убить друг друга, поднимал для этого руку — прозрачную руку, где под невидимой кожей бурлила энергия. А затем...
Он падал.
Она падала.
Оно падало...
… сквозь обжигающее пространство, заполненное светом и тьмой…
… сквозь плотные слои атмосферы, которые сжимали и растягивали, уничтожали и заново рождали...
Прозрачная рука (его и не его одновременно) краснела, появившаяся кровь каменела. Что было дальше — он (она, оно) не видел.
Все времена перепутались, осталась лишь боль, которая сжигала плоть. Он перестал ощущать себя цельным, словно каждая частица тела жила своей жизнь. Но теперь ему было все равно. Боль была, но словно не с ним, а с кем-то другим.
Неужели так чувствуют себя те, кого убили светом?
Первая осознанная мысль — но и она потонула в вязком болоте странных воспоминаний.
Он ощущал пустоту без боли и боль без пустоты. Он был всем и был ничем.
Он был готов к смерти. Боялся ли? Немного. Всегда страшно начинать новый путь.
И все же что-то было не так. Небесные врата Раэны не открылись ослепляющим светом, тьма бездны Тресона не распахнулась перед ним.
Франс еще некоторое время постоял, глядя на спину приятеля, который вновь склонился над столом. Противный запах заполнил воздух. Поняв, что вырвать Джона из лап его идей не получится, де Мистен покинул каморку.
***
Местный интерьер внушал Карен скуку. Белые халаты одинакового пошива вызывали отвращение, местный запах — рвотный рефлекс. А ее еще спрашивали, почему она оставила работу в «Красном кресте».
Вот именно поэтому и оставила. Не было в этом здании души. Были больные — на верхних этажах: люди, маги. Было самое современное оборудование — на подземных этажах. Но даже все это не могло перекрыть то, что она испытывала к этому зданию, которым руководил ее дядя — Нейтан Уолш. Под его руководством работала мать, а затем сюда пришла и сама Карен. И некоторое время она честно исполняла свои обязанности, хотя каждый день, проведенный в лаборатории Креста, был для нее словно пытка. Пытка усилилась, когда однажды (хотя к этой мысли она пришла не в один день) Карен поняла, что как ученый она — ничто. Мысль, что ей никогда ничего стоящего не создать, сначала ввергла молодого теурга в шок. Но Карен не из тех, кто готов был мириться с ситуацией. Она начала шпионить, красть идеи. По глупости пару раз попалась — с кем не бывает. Затем смирилась и стала просто «одной из» — обезличенным магом в белом бесформенном халате, который день за день выполнял свою работу, а заодно и работу руководителей проекта. Но этого Карен было мало. Она хотела славы, хотела денег. К счастью, девушка поняла, что добиться этого можно иначе: не обязательно что-то изобретать самой, главное, собрать достойную команду. И тогда она поставила на карты все.
Год назад, когда Латум содрогнулся от тромбоцепии, а работающие команды ученых не могли найти средство от смертельной болезни, она собрала свою команду, бросив в дело весь имеющийся капитал. И команда Карен Уолш во главе с ученым Бенджамином Лоуренсом сделала невозможное. Лекарство было найдено! Впервые имя Карен замелькало на первых страницах газеты, полгода ведущие телеканалы боролись за право взять у нее интервью. Она даже согласилась, чтобы о ее жизни сняли фильм. Но слава не вскружила ей голову, а стала отправной точкой. И теперь у Карен была своя компания, которая пусть и медленно, но верно поднималась в гору.
И все же сейчас она сидела в одной из секций «Красного креста», презрительно морщась от местной обстановки, хотя находилась она в кабинете своего дядюшке. Уж от него можно было ожидать чего-то... живого. Но нет. Светлые стены, вездесущий пластик, идеальный порядок на столе. Ни одной фотографии, ни одной брошенной или смытой бумажки. Скучно!
Карен нужна была помощь дядюшки, а тот уже второй день дневал и ночевал в Кресте. Вот и пришлось тащиться в это здание, с которым связаны не самые лучшие воспоминания. Зато если дельце выгорит, счет компании молодой бизнес-леди значительно вырастит.
— Мне нужны ваши специалисты всего на две недели, — произнесли подведенные алым пухленькие губки, наращенные ресницы взметнулись вверх.
— Они могут оформить отпуск за свой счет. Не вижу в этом проблем, — сухо ответил Нейтан, бросив взгляд на монитор компьютера. В последние десять минут он частенько посматривал туда. Карен это жутко раздражало, поэтому ее исправленный пластическими хирургами носик, маленький и аккуратный, постоянно морщился. В конце концов дядюшка мог быть и полюбезнее.
— Я бы хотела, чтобы они продолжали работать на Крест… и от его имени.
— Правильно ли я понимаю, что ты хочешь заставить магов работать на пределе их возможностей от имени Креста, чтобы не платить им за эту сверхработу?
— А почему бы и нет? — застопоренный длинный ноготь неизменного алого цвета дотронулся до глубокой ямочки на остром подбородке. — Я же не прошу у вас членов боевого сектора — у тех и без того работы полон рот. А эти… они же просто штаны отсиживают. Скоро забудут, как со стихиями обращаться. А тут…
Но Нейтан ее, казалось, не слушал.
Да какого Тамаэна!
Карен все это начинало злить. Глаза цвета чистого неба (спасибо цветным линзам) вспыхнули гневом, лоб рассекла тонкая морщина (Карен уже подумывала о том, чтобы обратиться к ботулотоксину, но ее уверили, что пока еще рано).
— Ты будешь меня... — девушка вскочила с кресла, подняла руку, чтобы гневно обнаружить кулак на стол, но так и замерла. Удара не последовало, зато теперь Карен вместе с Нейтманом следила за тем, что разворачивалось на экране компьютера.
Там была комната. Серая и безликая. В центре — стол, привинченный к полу, и стул — такой же статичный. На нем восседал мужчина. Испуганный, взлохмаченный, он постоянно тер себе шею, на которой висел ошейник, сдерживающий руну.
— Так вы его поймали?
Карен прислушалась к себе, стараясь понять, что она чувствует. Бенджамин Лоуренс, восседавший на единственном стуле камеры, помог ей начать карьеру. Некоторое время они были даже любовниками. А теперь его считали опасным вампиром, внутри которого живет дьявол. Это было интересно, занятно и любопытно.
— Да. Он решил заглянуть в бар «Кровь и вино» — наверное, надеялся пополнить в баре запасы крови. Там и нарвался на наши патрули.
— Не сопротивлялся?
По последним слухам (которые, как потом поняла Карен, слухами не были) Бен до этого убил около пятнадцати боевых теургов, семеро все еще находились в больницах «Красного креста». Территория, где проходило сражение, до сих пор была оцеплена. По официальной версии — произошла утечка и взрыв газа. В общем, ничего хорошего.
— Он был вымотан. Пошел как миленький.
Карен решала, что дела — подождут. Камера с Беном ее заинтересовала и, коль дядюшка не возражал, девушка придвинула кресло и села рядом с родственником.
Бен — не поклонник официальных нарядов, костюмов и брюк — и на этот раз был облачен в борцовку и потертые джинсы, на которых отпечатались следы грязи.
— У вас уже на одежде экономят? — девушка брезгливо сморщила нос.
— Он отказался переодеваться. Не ест, на вопросы почти не отвечает.
В это время дверь открылась, и в помещение к Бену вошел... вошло нечто… Карен сделала сосредоточенное лицо и постаралась не рассмеяться, хотя это стоило ей неимоверных усилий.
Сказал бы кто, что она увидит руководителя Департамента науки в образе большой костлявой пчелы, она бы не поверила. Но именно на это насекомое походил Георг Освирдил.
Карен представила, что скрывается под ярко-желтым комбинезоном. Скорее всего архимаг перестраховался по-полной, опасаясь, что Лоуренс даже с ошейником сможет призвать на помощь руну или другую дьявольскую силу, которой он, если верить слухам среди магического сообщества, стал владеть после выхода из кристалла.
— Думаешь, это ему поможет?
Карен улыбнулась в кулак, глядя, как двигаются антеннки на шлеме Георга. Словно усики — один в один.
— Надеемся. Все приборы зашкаливает. Мы не можем получить никаких показаний по его силе. Но думаю, что она огромна, настолько огромна, что, пожелай он выбраться отсюда, сделает это с легкостью.
— Тогда зачем этот маскарад?
— Есть правила. А Георг всегда им следует.
Карен это знала отлично. Георг не только следовал правилам, он сам был — правилом, создателем всех положений и законов, которые были в ходу в Кресте. И за это Крен его ненавидела еще больше. Хотя было еще нечто, что выводило ее из себя: это привычка Георга покусывать губу. В эти моменты он напоминал ей беззубого старика.
Вот и сейчас в промежутках между фразами — Нейтан включил звук, и Карен слышал, как Георг выпытывал у вампира что-то про Кхорта (в общем, очередную глупость, по мнению девушки) — Георг закусывал губой и махал тонкими костлявыми руками, которым даже комбинезон не придавал объем. Но Бен был глух к его словам. Бледное — чересчур бледное (как заметила Карен) — лицо вампира смотрело на Освирдила без тени улыбки. Руки с темными полосками ногтей лежали на столе.
Что-то было неправильное во всем этом. Что-то не вяжущееся с тем, что знала Карен.
Но понять, что же это такое, девушка не успела.
Яркая вспышка осветила экран, а от оглушительного звука заложило уши.
А затем начался полный ад!
Включилась сигнализация, запищала тревога, затрезвонил телефон Нейтана, засуетились медицинские бригады.
Девушка сидела в уголке кабинета дядюшки, надеясь, что ее не заметят и не выгонят. Но после того, как кабинет покинул Неймат, туда никто не заходил.
Ждать пришлось четыре часа. Уолш вернулся измученный и бледный. Острое лицо, казалось, еще больше заострилось, вокруг глаз, и без того глубоко посаженных, появились черные круги, тонкие губы потеряли цвет.
— Ошейник не сдержал его силы, а сила уничтожила его, — это было первое, что сказал Нейтан после того, как вылил в себя поданный Карен бокал виски. — Стены не выдержали. Семь раненых. Георг… в коме.
Последняя фраза доходила до Карен медленно. Словно какой-то глупый анекдот, где непонятно, а когда, собственно, пора смеяться? Вот только дядя не шутил, хотя девушка не слышала ни об одном случае, чтобы маги разума (да вообще любые маги) впадали в кому.
— Но у вас же достаточно магов жизни, да? — на всякий случай уточнила она, хотя сразу же поняла глупость вопроса. Конечно же, «Красный крест» обратится ко всем своим резервам, чтобы помочь архимагу.
— Надо сообщить Досельгофу, что вампир мертв, — будто не слыша племянницу продолжил Нейтан. Он устало протянул руку через стол, взял телефон и начал набор.
А Карен, глядя за этими медленными движениями, думала о том, что у вампиров не бывает ни похорон, ни поминок. Жалко. Ей как раз негде было покрасоваться в новом черном платьице… Еще она поняла, что вряд ли стоит сейчас докучать дядюшке. И жалость сменилась раздражением на Лоуренса — нашел время умирать! Противный вампиришка... Хотя любовником он был классным. Наверное, все-таки Карен выпьет, чтобы его новая жизнь в Тресоне была легка.
***
Дорога бесконечной лентой уходила вперед. Небоскребы с каждым километром становились ниже, обрастали горбами, пока в конце концов не сменились простенькими домишками. Но и те вскоре исчезли, уступив место полям, равнинам, склонам. Позади осталась Пензоки.
Иногда на горизонте мелькали горы, как стражи территорий, раскинутых за ними. Они преграждали путь и вынуждали делать крюк.
Сутки назад Вилоис Ханнес пересек границу Аэролина и Крофуса. Вампир вел машину по лесной трассе, выстраивая маршрут так, чтобы быть подальше от крупных городов, которые протыкали небо золотыми куполами своих церквей.
За окнами мелькали мелкие деревушки — проплешины на теле поросшей бурной растительностью территории. Густые леса наливались красками молодой зелени — весна вступала в свои права, деревья расправляли плечи, трава острыми зелеными ростками выглядывала сквозь талый снег, оценивала погоду, прикидывала, насколько ей удастся развернуться в этом году. Эти места привыкли к скромным солнечным лучам. Как только новый наряд примерят древесные исполины, солнце затеряется в их могучих ветвях. Вот и спешила трава вылезти пораньше, чтобы насладиться первыми теплыми лучами и налиться силой. Но солнца не было. Яркий диск терялся в облачном тумане и походил на декоративную тарелку с отколотыми краями, которую повесили в темном коридоре. И Вилоис знал, что это лишь начало. Трагические события приближались. Неминуемые, ужасающие своими последствиями. Удастся ли их предотвратить?
Анисит из клана де Конинг бросил взгляд на заднее сиденье, где под светлым пледом с бурыми кровавыми пятнами угадывались очертания тела.
Ханнес уже давно вытащил вампира из багажника, уже давно наполнил тело энергией. Конечно, вернуть все, что он забрал, Вилоис не мог — от той силы он давно избавился. Но и возвращенного должно было хватить, чтобы Бен пришел в себя.
Ханнес припарковал машину на обочине, вышел и открыл заднюю дверцу. Чуть сдвинул плед, открывая лицо сына, серое, испещренное сеткой кровеносных сосудов. Длинные клыки — намного длиннее, чем у самого Вилоиса — выглядывали из-за приоткрытых губ вампира.
Посланец Эрны дотронулся до лба Бена — и руку обожгло ледяным жаром. Вигофаг попробовал влить в вампира еще энергию — безрезультатно. Тело не подавало признаков жизни. Вампир открыл сумку, достал оттуда термос, сбрызнул кровавыми каплями лицо сына, но те не впитались — как это часто бывает у носферату — а потекли по лицу, словно отверженные организмом.
Что это значит — Ханнес не знал. Было желание позвонить матери, но он решил не рисковать: пока вампиры находились на территории Святой Церкви, стоило быть осторожным.
Вновь взревел мотор. Вилоис пропустил несколько машин, которые неслись по трассе, затем выехал на дорогу.
Спасительная пустота. В ней не было ни боли, ни страданий. Вампир просто перестал существовать. А вместе с ним перестали существовать проблемы этого мира.
Безвольное тело валялось в виде сломанного манекена на заднем сидении машины.
Он умирал. В очередной раз. Но впервые смотрел на это со стороны.
Вновь раскаты грома звучали в унисон с взрывами, пронзающими землю, а вырвавшееся на свободу пламя жадными языками лизало тело. Он был на Поле Скорби, и полз в свой первый бой. Полз, не в силах выпрямиться под летящими стрелами, за которыми не было видно солнца; замирал, когда армии Никоса направляли на поля магические сгустки, от которых не спасали ни щиты, ни амулеты. Он умирал там, теряя товарищей и впервые узнавая, что есть настоящая боль и страх...
Он был в таверне, радовался встрече с друзьями: Рингони, Пьетро, двумя другими молодыми вампирами. И умирал там, наткнувшись на клинок приятеля и разрезая кузена кровяным щупальцем...
Он умирал в огне и на плахе, в темницах и просто в случайных сражениях. Умирал быстро, безболезненно или долго и в мучениях. На земле или в воздухе, в воде или в странном пространстве, рассеченном огненными всполохами, где, кроме него, был кто-то еще. Он не видел лиц, но чувствовал волны ненависти, идущие от тех, кто его окружал. Он пытался помешать им убить друг друга, поднимал для этого руку — прозрачную руку, где под невидимой кожей бурлила энергия. А затем...
Он падал.
Она падала.
Оно падало...
… сквозь обжигающее пространство, заполненное светом и тьмой…
… сквозь плотные слои атмосферы, которые сжимали и растягивали, уничтожали и заново рождали...
Прозрачная рука (его и не его одновременно) краснела, появившаяся кровь каменела. Что было дальше — он (она, оно) не видел.
Все времена перепутались, осталась лишь боль, которая сжигала плоть. Он перестал ощущать себя цельным, словно каждая частица тела жила своей жизнь. Но теперь ему было все равно. Боль была, но словно не с ним, а с кем-то другим.
Неужели так чувствуют себя те, кого убили светом?
Первая осознанная мысль — но и она потонула в вязком болоте странных воспоминаний.
Он ощущал пустоту без боли и боль без пустоты. Он был всем и был ничем.
Он был готов к смерти. Боялся ли? Немного. Всегда страшно начинать новый путь.
И все же что-то было не так. Небесные врата Раэны не открылись ослепляющим светом, тьма бездны Тресона не распахнулась перед ним.
