- Не юродствуй,- строго говорит она,- Только ты и сможешь это пройти. Лишь ты на это и способен. Чем быстрее ты отринешь сомнения, тем быстрее придут ответы.
Я нежно поцеловал шею Ариалки, но она легко отстранила меня рукой. Я медленно поднимаюсь и ухожу. И вслед мне тянется её волнующая песнь.
О, как чудесно вы свой мир.
Мечтою древней населили.
А наш – и беден он и сир,
И разнесён в крупицах пыли
Великой золотой мечты,
Что вольнодумцев обнимает
И в верхни дали подымает
Из океана суеты…
Галкея я нашёл в расстроенных чувствах. Он сосредоточенно глядел перед собой вглубь лесной чащи.
- Что с тобой, мой друг?- спросил я его. И тут же почувствовал едкий укол совести.
Совесть говорила мне, что я неправильно поступаю, умалчивая разговор с Ариалкой, но сердце моё испытывало нежность к ним обоим. Я не мог сделать выбор. Я не мог сказать своему другу правду. Наши светлые чувства не должны никого ранить. Мы не должны думать, что имеем право на кого-то. И так же никто не имеет права на нас.
Галкей никак на меня не отреагировал. Он всё так же сидел молча и смотрел в глубину леса. Я сел рядом с ним. Наступила какая-то неловкая вязкая тишина.
- Я ранен,- через некоторое время сказал Галкей.
- Как комиссия?
- Ах да,- задумчиво ответил он,- На последнем допросе сказали, что я наиболее подозрителен. Сказали, что я, скорее всего, болен, но у меня ещё есть шансы выздороветь. Или что-то другое сказали. Я не помню.
- Галкей. Ты будто бы сам не в себе.
- Ари. Она… Понимаешь… У меня ощущение, что больше не хочет моих прикосновений. Это странно, я… Понимаешь, мне не куда деться. Я заперт в своей голове. А в голове у меня только страх, что я не нужен ей. А мне нужно, чтобы я был нужен. И чтобы она понимала это. А она, кажется, не понимает. Все молодые литеранки легкомысленны. Но Ари будто бы живёт в своём мире…
Я про себя улыбнулся. Ничто у Ариалки так хорошо не получалось, как притворяться набитой дурой. Лишь единицы людей могли знать, что у неё в душе. Да и не факт, что я был одним из них.
- Ну, у неё в сердце может быть что-то, чего ты не знаешь.
- В её сердце могу быть только я! Потому что никто не сделал для неё столько, сколько сделал я! Никто не дал ей столько заботы и внимания. Никто не дал ей столько поводов любить…
- Кажется, ты плохо понимаешь сердца девушек.
Его глаза были наполнены отчаянием и какой-то болезненной убеждённостью. Я не был уверен, что он меня слышит. Я не был уверен, что он видит меня. Галкей усиленно непонимающе смотрел в пустоту.
- И чего же я не понимаю в них?
- Их сердца жаждут красоты. То, о чём ты говоришь, высоко, но глубины в этом нет. Они жаждут не понимания, но чистой влюблённости. Нас не должна вести ревность. Нас должно вести созидание. Ты можешь любить открыто, но не можешь заставить её любить.
- Значит, я ей не нужен,- угрюмо произнёс Галкей.
Возникло странное молчание. И тут он резко спросил:
- А что ты чувствовал, когда целовал Ариалку?
Я ощутил режущую неловкость.
- Ничего… Тепло. Она очаровательна. Но не более.
Его лицо осветилось недоброй улыбкой. И тут за нашими спинами возникли Стражи. Эти люди в чёрных мантиях и медных масках. Иногда они ходили с золотыми копьями. Они забирали депрессующих, приговорённых дополнительной комиссией к судилищу. Народный суд редко кого оправдывал. В основном судимого под топот, крики и аплодисменты толпы дружно спускали в яму, где он и доживал остаток своего существования.
- Галкей, пройди с нами. У комиссии есть к тебе вопросы,- донёсся холодный голос металлического лица.
На лице моего друга не отразилось и тени удивления. Он молча кивнул, встал, слегка потянулся и лениво побрёл вслед за медными масками. Я сидел ошарашенный и ничего не мог понять.
Да осветит луна путь всем безумцам.
Мы сидели и молчали. Нам не верилось, что это происходит. Фео закинула ноги на меня. Взгляд её был направлен в озеро. Феотула нашла меня в полной растерянности, сидящим на том же месте, и спросила, что происходит. Новость о проваленной комиссии Галкея задела её не меньше меня. Как будто бы именно с ней, а не со мной Галкей играл всё своё детство. От былой весёлости Феотулы не осталось и следа. Она замерла на мгновение, потом прижалась ко мне, и так молча мы сидели. Лишь иногда она роняла незначительные фразы.
- Комары… Много…- вдруг снова сказала Фео.
- Он даже не рассказывал ничего о комиссии,- ответил я.
- И мне тоже… Как думаешь, чем были заняты его мысли?
- Он много думал об Ариалке.
Фео слегка улыбнулась.
- Почему вы все так много думаете о ней?
- Но я совсем о ней не думаю,- смутился я.
- Мне рассказывали другое…
В этот момент я думал о родинке на щиколотке Феотулы. Мне было жаль друга. И я скорбел. Но запах её пота. И родинка… Я вроде как незаметно провёл по ней пальцем. Фео не обратила внимания. Или просто сделала вид, что не обратила.
- Мы же найдём людей, которые поддержат его на судилище?- спросил я.
- Мне кажется, суд будут бесконечно переносить. Тут сложный случай. Он болен, но его никак нельзя назвать Фильтром.
- Ты откуда знаешь про его случай?
- Я общаюсь с разными людьми. Некоторые говорят, что его дело очень запутанное и разобраться с ним будет очень непросто. Для многих Галкей просто обыкновенный юноша, который особенно остро переживает период полового созревания. Ну знаешь… Когда хочется всего и сразу. А для кого-то налицо признаки ранней депрессии, впрочем, значимость этих признаков варьируется в зависимости от разных обстоятельств.
- А откуда ты знаешь таких людей?
- Это секрет,- засмеялась Фео,- Однажды я помогала одному старцу. Он знал, что ему же недолго осталось. Но я нашла способ научить его снова радоваться жизни. Иногда мы сами не видим и не понимаем, сколько в нас света. И мы можем дарить этот свет другим. Нет ничего лучше. Чем разделить с кем-нибудь чувство радости. Отчего же ты сейчас погрустнел?
На нас дует холодный неприятный ветер.
- Я думаю… Думаю о разном. Чем Галкею может помочь наш внутренний свет? Чем ему помогли его чистая душа и любовь к прекрасному? Бесконечно любя весь мир, можно забыться в своей любви до безумия.
Фео легко коснулась ногой моей ноги.
- Главное, чтобы ты не забылся. А с Галкеем мы разберёмся. Я видела безумцев. И, поверь мне, нет ничего страшнее, чем погрузиться в тяжёлую депрессию.
- Феотула. Ты говоришь об этом, как будто испытывала подобное.
Она серьёзно посмотрела на меня.
- Любишь ты заглядывать в душу. Даже тогда, когда тебя об этом не просят. Нет, мне не свойственна депрессия. Но иногда меня охватывает ощущение, что всё вокруг ненастоящее. Не то, чтобы я сомневаюсь в существовании мира… но я, другие люди и всё, что со мной происходит… Будто бы происходящее как бесконечный сон. И я не могу отделаться от этого ощущения. Будто бы и я сама… Не до конца настоящая, а скорее растворена в окружающем пространстве и являюсь лишь частью внешнего фона, а на самом деле будто бы всего этого вообще не происходит… Не знаю… Только с тобой я как будто просыпаюсь. Ты смотришь на меня, будто я красива, и я чувствую себя настоящей…
- Но ты…
- Молчи, Эрней! Иногда твой взгляд становится слишком обжигающим. И тогда мне снова хочется раствориться в окружающем мире, и снова стать обычной. Снова стать прозрачной и плавной, как вода. Мне иногда необходимо… Мне нужно быть немного не собой. А потом я вспоминаю о тебе. Я думаю, как ты можешь быть таким негладким в таком гладком мире, таким порывистым и самоуверенным. И меня тянет к тебе, неизвестно почему. Ты словно бы одна из моих болевых точек. Когда ты рядом, я будто бы становлюсь уязвима… Это может быть опасно.
Я не выдержал и укусил Феотулу за коленку. Она засмеялась, но сопротивляться не стала. Я стянул с неё мантию и провёл пальцами по её животу… Мои зубы впиваются в её плечо, как будто она улетит, если я отпущу её. Фео издала протяжный вздох и запустила руку в мои волосы…
Фео лежала поперёк меня, спиной опираясь на мой живот. Её глаза смотрели в безграничную синеву. Она задумчиво, прикусив губу, теребила концы своих волос.
- Нет, на самом деле…- вдруг восклицает Феотула,- Хотя, ладно.
Я промолчал. Мне почему-то не хотелось ни о чём думать.
- Нет, я и вправду считаю тебя талантливым. Правда, я тебе этого никогда не говорила, но… Возможно, давала чувствовать. Ты хочешь многого и многое можешь. Но для тебя будет опасно и до ужаса неправильно возомнить себя титаном. Титан – это тот, кто ходит большими шагами и под ноги не смотрит. Ты не должен мнить себя орудием правды… Всё это я постоянно пыталась тебе сказать, но только голос срывался. Ты не должен забываться сном.
- Ты слышала что-то о… Золотом городе?
Фео чуть раздражённо покачала головой.
- Золотой город – это глупая выдумка. Мы все бежим за ярким светом, подгоняемые красотой снов. Нам всем хочется верить, что некогда было лучше, когда нравственное величие и внутренняя красота не требовали особенных усилий. Мы не можем взять красивую картинку и закрыть ей всё, что мы не хотим видеть. Наш поиск прекрасного – это не погоня за неуловимым, это возвеличивание настоящего и наслаждение настоящим. Всё прекрасное можно потрогать. Это как моя рука в твоей руке. Оно всё здесь. Его не нужно где-то искать…
- Мне кажется, ты могла бы оставить на скрижалях надпись…
- Почему с твоих уст это срывается как грубость?
- Я не хотел такое сказать…
- Ты не понял, Эрней. Ты опять не понимаешь. Я же говорю это только из-за того, что люблю тебя. Знаешь иногда мне тяжело и… совсем тяжело. И тогда я цепляюсь за тебя. И мне не так уже страшно. А ты не понимаешь. Ты думаешь, что всё так и будет. А всё может раз, и перемениться, и никогда больше не будет, как было уже…
Я растворялся в её речах. Будто бы медленно уплывал по мягкой и влажной реке… Моя рука медленно скользила по спине Феотулы. Мне было хорошо, но… я должен был задать вопрос.
- Слушай, а ты не думала, что я… может быть несколько даже и… являюсь твоим сном?
- Ну… Если бы ты был сном, я бы, наверное, чётко понимала, что ты это ты. И не болело бы у меня каждый раз в боку… после того, как ты неосторожно кусаешься. Я бы не смогла предсказать большинства твоих ошибок. Но при этом точно знала бы, что ты мой. Весь мир бы тогда зависел только от меня. Мы были бы неразгаданным упоением… А так мы лишь бесконечная кровоточащая рана. Жалкие остатки вечного конца. Были бы частью одного целого, а не раскиданными по пустыне кусочками пепла. Мы не были бы тогда собой… Потому что было бы это нам и не нужно. Зачем быть кем-то, если можешь сделать то, чего не сможешь осознать? И не было бы тогда ничего искреннего. Потому что не было бы обмана. И не было бы тогда ничего в мире связанного. По крайней мере, того, что касается нас. Всё снова было бы неизвестно. Но мы бы не думали, о чём говорим. Потому что каждый из нас чётко представлял бы свою роль.
Я слышал гул ударов барабана. И слышал её слова, которыми она будто не говорила, а танцевала. И этот танец замечал только я. Только я мог бы заметить и понять магическую наготу её слов. И она это, кажется, понимала. Я подпевал ей. И повторял её слова. Или просто чуть заметно кивал в тех моментах, которые понимал немного. Мы оба говорили уже полную чушь и невозможную околесицу. Но нас это мало смущало. И тут она ударила меня.
- Эрней, что с тобой?
Я поднял на Фео удивлённый взгляд.
- Ты что-то бормотал во сне. Шептал по кругу. Как будто заклинания. И что-то ты говорил мерзкое. И что-то обо мне.
- Феотула, я не хотел тебя обидеть.
Она хмыкнула и поднялась.
- Не уходи,- сказал я ей.
- У меня ещё… дела есть.
Я смотрю вверх. Я смотрю на пожелтевшее тусклое солнце. Мне вспоминаются стихи о Золотом Городе, которые я, вроде бы, слышал когда-то в детстве.
О, как прелестно вы свой мир
Тоской небесной наделили.
А наш возвышенный Ампир
Не стоит придорожной пыли.
Разбился огненный хрусталь
Могучей веры в нашу властность.
И меди отзвенела сталь.
И сердца отзвучала гласность.
Остался белый ваш портрет
В моей тоске о неделимом.
Остался белый неба свет.
И неба звон в страданье мнимом.
Я вышел на эту тропу. Медленно смеркалось. Я посмотрел на серебрящееся отражение луны в воде. И оно говорило мне, Да. Ветер подул из-за угла. Грядут перемены. Ты можешь ждать их и наслаждаться луной. А можешь идти. Идти и догнать случай. Случай не даст себя догнать. Но ты можешь попробовать. Не стоять же здесь целую вечность Тогда ты никогда не узнаешь, что там. И сколько бы деревья не шумели, менее страшно сворачивать за угол не станет. Но я поборол в себе эту временную личную робость.
За поворотом мне встретился Эфон Златокудрый. Он широко улыбнулся мне:
- Здравствуй, могучий чемпион.
- Здравствуй, Златокудрый Эфон. Давно старейшины стали выходить в свет?
Его глаза заблестели.
- Ты знаешь… я сегодня слишком сильно засмотрелся на луну. Она вдруг стала невообразимо красивой. Не правда ли, чудно, что мы родились в этом мире?
- Да, Эфон. Но что ты хочешь мне этим сказать?
- Иногда так просто потерять даже самое близкое, неощутимое, что у нас есть.
Эфон загадочно мне подмигнул. Его кудри свисали до самого пояса. Его глаза всё время слезились. Он внимательно на меня смотрел, как будто пытался выгадать что-то в моих глазах. В дали за деревьями я будто заметил странный силуэт. Или это мне только показалось. Словно бы кто-то смотрел на меня осуждающе. Кто-то близкий мне.
- Что ты имеешь в виду, Эфон? Разве можем мы потерять то, что дано нам по рождению? Разве мы не гармоничны сами по себе. Разве наше счастье не формируется чистотой наших мыслей?
- Да, ты прав, многомудрый Эрней. Чистота важна. Но твоя душа не должна искать мрака. Любое сомнение оттеняется мглой в твоей душе.
- Эфон, я…
- Эрней, ты много пишешь о борьбе за светлое в нас. И это похвально. Но в любой борьбе ты можешь потерять себя. За свет не нужно бороться. Свет нужно почувствовать внутри себя. Не чувствуя света внутри себя, ты не придёшь к истинному наслаждению. Счастье, свет, безумие, радость. Этому не нужно вести счёта. Если ты будешь думать о том, что внутри тебя, то ты быстро опустеешь. Ты понимаешь меня, Эрней?
- Да, кажется, я понимаю тебя, Эфон.
Я, кажется, понимал то, что он мне говорит. Хотя и не мог сказать точно, что мне нравится смысл его слов. Его слова вплетаются в меня тонкими зелёными стеблями, и я осознаю, как многого я не понимал в погоне за светом. Эфон любовно погладил меня по щеке.
- Я рад, что ты понимаешь, Эрней.
Хранитель исчез так же быстро, как и появился. Я долго и бессмысленно смотрел в небо. Я медленно, но всё сильнее впитывал смысл его слов. Яркое солнце не жалеет лучей. И оно не боится растерять себя. И от того сияет ярче любой звезды. Луна же старательно вбирает в себя свет и потому вечно висит во мраке и одиночестве.
После этого я, кажется, уснул. И виделась мне бескрайняя даль. И виделся мне Золотой город… Я видел Башню. И свет от неё. Потом я был в Башне. Милое существо на длинных изящных ногах спускалось ко мне с самого верха. Её движения, её вычурно вытянутый обнажённый силуэт затягивали мой взгляд голодной жадностью. На её левой ноге находилось что-то вроде браслета из прозрачных бус.
Я нежно поцеловал шею Ариалки, но она легко отстранила меня рукой. Я медленно поднимаюсь и ухожу. И вслед мне тянется её волнующая песнь.
О, как чудесно вы свой мир.
Мечтою древней населили.
А наш – и беден он и сир,
И разнесён в крупицах пыли
Великой золотой мечты,
Что вольнодумцев обнимает
И в верхни дали подымает
Из океана суеты…
Галкея я нашёл в расстроенных чувствах. Он сосредоточенно глядел перед собой вглубь лесной чащи.
- Что с тобой, мой друг?- спросил я его. И тут же почувствовал едкий укол совести.
Совесть говорила мне, что я неправильно поступаю, умалчивая разговор с Ариалкой, но сердце моё испытывало нежность к ним обоим. Я не мог сделать выбор. Я не мог сказать своему другу правду. Наши светлые чувства не должны никого ранить. Мы не должны думать, что имеем право на кого-то. И так же никто не имеет права на нас.
Галкей никак на меня не отреагировал. Он всё так же сидел молча и смотрел в глубину леса. Я сел рядом с ним. Наступила какая-то неловкая вязкая тишина.
- Я ранен,- через некоторое время сказал Галкей.
- Как комиссия?
- Ах да,- задумчиво ответил он,- На последнем допросе сказали, что я наиболее подозрителен. Сказали, что я, скорее всего, болен, но у меня ещё есть шансы выздороветь. Или что-то другое сказали. Я не помню.
- Галкей. Ты будто бы сам не в себе.
- Ари. Она… Понимаешь… У меня ощущение, что больше не хочет моих прикосновений. Это странно, я… Понимаешь, мне не куда деться. Я заперт в своей голове. А в голове у меня только страх, что я не нужен ей. А мне нужно, чтобы я был нужен. И чтобы она понимала это. А она, кажется, не понимает. Все молодые литеранки легкомысленны. Но Ари будто бы живёт в своём мире…
Я про себя улыбнулся. Ничто у Ариалки так хорошо не получалось, как притворяться набитой дурой. Лишь единицы людей могли знать, что у неё в душе. Да и не факт, что я был одним из них.
- Ну, у неё в сердце может быть что-то, чего ты не знаешь.
- В её сердце могу быть только я! Потому что никто не сделал для неё столько, сколько сделал я! Никто не дал ей столько заботы и внимания. Никто не дал ей столько поводов любить…
- Кажется, ты плохо понимаешь сердца девушек.
Его глаза были наполнены отчаянием и какой-то болезненной убеждённостью. Я не был уверен, что он меня слышит. Я не был уверен, что он видит меня. Галкей усиленно непонимающе смотрел в пустоту.
- И чего же я не понимаю в них?
- Их сердца жаждут красоты. То, о чём ты говоришь, высоко, но глубины в этом нет. Они жаждут не понимания, но чистой влюблённости. Нас не должна вести ревность. Нас должно вести созидание. Ты можешь любить открыто, но не можешь заставить её любить.
- Значит, я ей не нужен,- угрюмо произнёс Галкей.
Возникло странное молчание. И тут он резко спросил:
- А что ты чувствовал, когда целовал Ариалку?
Я ощутил режущую неловкость.
- Ничего… Тепло. Она очаровательна. Но не более.
Его лицо осветилось недоброй улыбкой. И тут за нашими спинами возникли Стражи. Эти люди в чёрных мантиях и медных масках. Иногда они ходили с золотыми копьями. Они забирали депрессующих, приговорённых дополнительной комиссией к судилищу. Народный суд редко кого оправдывал. В основном судимого под топот, крики и аплодисменты толпы дружно спускали в яму, где он и доживал остаток своего существования.
- Галкей, пройди с нами. У комиссии есть к тебе вопросы,- донёсся холодный голос металлического лица.
На лице моего друга не отразилось и тени удивления. Он молча кивнул, встал, слегка потянулся и лениво побрёл вслед за медными масками. Я сидел ошарашенный и ничего не мог понять.
Да осветит луна путь всем безумцам.
Глава 7. Золотой Город
Мы сидели и молчали. Нам не верилось, что это происходит. Фео закинула ноги на меня. Взгляд её был направлен в озеро. Феотула нашла меня в полной растерянности, сидящим на том же месте, и спросила, что происходит. Новость о проваленной комиссии Галкея задела её не меньше меня. Как будто бы именно с ней, а не со мной Галкей играл всё своё детство. От былой весёлости Феотулы не осталось и следа. Она замерла на мгновение, потом прижалась ко мне, и так молча мы сидели. Лишь иногда она роняла незначительные фразы.
- Комары… Много…- вдруг снова сказала Фео.
- Он даже не рассказывал ничего о комиссии,- ответил я.
- И мне тоже… Как думаешь, чем были заняты его мысли?
- Он много думал об Ариалке.
Фео слегка улыбнулась.
- Почему вы все так много думаете о ней?
- Но я совсем о ней не думаю,- смутился я.
- Мне рассказывали другое…
В этот момент я думал о родинке на щиколотке Феотулы. Мне было жаль друга. И я скорбел. Но запах её пота. И родинка… Я вроде как незаметно провёл по ней пальцем. Фео не обратила внимания. Или просто сделала вид, что не обратила.
- Мы же найдём людей, которые поддержат его на судилище?- спросил я.
- Мне кажется, суд будут бесконечно переносить. Тут сложный случай. Он болен, но его никак нельзя назвать Фильтром.
- Ты откуда знаешь про его случай?
- Я общаюсь с разными людьми. Некоторые говорят, что его дело очень запутанное и разобраться с ним будет очень непросто. Для многих Галкей просто обыкновенный юноша, который особенно остро переживает период полового созревания. Ну знаешь… Когда хочется всего и сразу. А для кого-то налицо признаки ранней депрессии, впрочем, значимость этих признаков варьируется в зависимости от разных обстоятельств.
- А откуда ты знаешь таких людей?
- Это секрет,- засмеялась Фео,- Однажды я помогала одному старцу. Он знал, что ему же недолго осталось. Но я нашла способ научить его снова радоваться жизни. Иногда мы сами не видим и не понимаем, сколько в нас света. И мы можем дарить этот свет другим. Нет ничего лучше. Чем разделить с кем-нибудь чувство радости. Отчего же ты сейчас погрустнел?
На нас дует холодный неприятный ветер.
- Я думаю… Думаю о разном. Чем Галкею может помочь наш внутренний свет? Чем ему помогли его чистая душа и любовь к прекрасному? Бесконечно любя весь мир, можно забыться в своей любви до безумия.
Фео легко коснулась ногой моей ноги.
- Главное, чтобы ты не забылся. А с Галкеем мы разберёмся. Я видела безумцев. И, поверь мне, нет ничего страшнее, чем погрузиться в тяжёлую депрессию.
- Феотула. Ты говоришь об этом, как будто испытывала подобное.
Она серьёзно посмотрела на меня.
- Любишь ты заглядывать в душу. Даже тогда, когда тебя об этом не просят. Нет, мне не свойственна депрессия. Но иногда меня охватывает ощущение, что всё вокруг ненастоящее. Не то, чтобы я сомневаюсь в существовании мира… но я, другие люди и всё, что со мной происходит… Будто бы происходящее как бесконечный сон. И я не могу отделаться от этого ощущения. Будто бы и я сама… Не до конца настоящая, а скорее растворена в окружающем пространстве и являюсь лишь частью внешнего фона, а на самом деле будто бы всего этого вообще не происходит… Не знаю… Только с тобой я как будто просыпаюсь. Ты смотришь на меня, будто я красива, и я чувствую себя настоящей…
- Но ты…
- Молчи, Эрней! Иногда твой взгляд становится слишком обжигающим. И тогда мне снова хочется раствориться в окружающем мире, и снова стать обычной. Снова стать прозрачной и плавной, как вода. Мне иногда необходимо… Мне нужно быть немного не собой. А потом я вспоминаю о тебе. Я думаю, как ты можешь быть таким негладким в таком гладком мире, таким порывистым и самоуверенным. И меня тянет к тебе, неизвестно почему. Ты словно бы одна из моих болевых точек. Когда ты рядом, я будто бы становлюсь уязвима… Это может быть опасно.
Я не выдержал и укусил Феотулу за коленку. Она засмеялась, но сопротивляться не стала. Я стянул с неё мантию и провёл пальцами по её животу… Мои зубы впиваются в её плечо, как будто она улетит, если я отпущу её. Фео издала протяжный вздох и запустила руку в мои волосы…
Фео лежала поперёк меня, спиной опираясь на мой живот. Её глаза смотрели в безграничную синеву. Она задумчиво, прикусив губу, теребила концы своих волос.
- Нет, на самом деле…- вдруг восклицает Феотула,- Хотя, ладно.
Я промолчал. Мне почему-то не хотелось ни о чём думать.
- Нет, я и вправду считаю тебя талантливым. Правда, я тебе этого никогда не говорила, но… Возможно, давала чувствовать. Ты хочешь многого и многое можешь. Но для тебя будет опасно и до ужаса неправильно возомнить себя титаном. Титан – это тот, кто ходит большими шагами и под ноги не смотрит. Ты не должен мнить себя орудием правды… Всё это я постоянно пыталась тебе сказать, но только голос срывался. Ты не должен забываться сном.
- Ты слышала что-то о… Золотом городе?
Фео чуть раздражённо покачала головой.
- Золотой город – это глупая выдумка. Мы все бежим за ярким светом, подгоняемые красотой снов. Нам всем хочется верить, что некогда было лучше, когда нравственное величие и внутренняя красота не требовали особенных усилий. Мы не можем взять красивую картинку и закрыть ей всё, что мы не хотим видеть. Наш поиск прекрасного – это не погоня за неуловимым, это возвеличивание настоящего и наслаждение настоящим. Всё прекрасное можно потрогать. Это как моя рука в твоей руке. Оно всё здесь. Его не нужно где-то искать…
- Мне кажется, ты могла бы оставить на скрижалях надпись…
- Почему с твоих уст это срывается как грубость?
- Я не хотел такое сказать…
- Ты не понял, Эрней. Ты опять не понимаешь. Я же говорю это только из-за того, что люблю тебя. Знаешь иногда мне тяжело и… совсем тяжело. И тогда я цепляюсь за тебя. И мне не так уже страшно. А ты не понимаешь. Ты думаешь, что всё так и будет. А всё может раз, и перемениться, и никогда больше не будет, как было уже…
Я растворялся в её речах. Будто бы медленно уплывал по мягкой и влажной реке… Моя рука медленно скользила по спине Феотулы. Мне было хорошо, но… я должен был задать вопрос.
- Слушай, а ты не думала, что я… может быть несколько даже и… являюсь твоим сном?
- Ну… Если бы ты был сном, я бы, наверное, чётко понимала, что ты это ты. И не болело бы у меня каждый раз в боку… после того, как ты неосторожно кусаешься. Я бы не смогла предсказать большинства твоих ошибок. Но при этом точно знала бы, что ты мой. Весь мир бы тогда зависел только от меня. Мы были бы неразгаданным упоением… А так мы лишь бесконечная кровоточащая рана. Жалкие остатки вечного конца. Были бы частью одного целого, а не раскиданными по пустыне кусочками пепла. Мы не были бы тогда собой… Потому что было бы это нам и не нужно. Зачем быть кем-то, если можешь сделать то, чего не сможешь осознать? И не было бы тогда ничего искреннего. Потому что не было бы обмана. И не было бы тогда ничего в мире связанного. По крайней мере, того, что касается нас. Всё снова было бы неизвестно. Но мы бы не думали, о чём говорим. Потому что каждый из нас чётко представлял бы свою роль.
Я слышал гул ударов барабана. И слышал её слова, которыми она будто не говорила, а танцевала. И этот танец замечал только я. Только я мог бы заметить и понять магическую наготу её слов. И она это, кажется, понимала. Я подпевал ей. И повторял её слова. Или просто чуть заметно кивал в тех моментах, которые понимал немного. Мы оба говорили уже полную чушь и невозможную околесицу. Но нас это мало смущало. И тут она ударила меня.
- Эрней, что с тобой?
Я поднял на Фео удивлённый взгляд.
- Ты что-то бормотал во сне. Шептал по кругу. Как будто заклинания. И что-то ты говорил мерзкое. И что-то обо мне.
- Феотула, я не хотел тебя обидеть.
Она хмыкнула и поднялась.
- Не уходи,- сказал я ей.
- У меня ещё… дела есть.
Я смотрю вверх. Я смотрю на пожелтевшее тусклое солнце. Мне вспоминаются стихи о Золотом Городе, которые я, вроде бы, слышал когда-то в детстве.
О, как прелестно вы свой мир
Тоской небесной наделили.
А наш возвышенный Ампир
Не стоит придорожной пыли.
Разбился огненный хрусталь
Могучей веры в нашу властность.
И меди отзвенела сталь.
И сердца отзвучала гласность.
Остался белый ваш портрет
В моей тоске о неделимом.
Остался белый неба свет.
И неба звон в страданье мнимом.
Я вышел на эту тропу. Медленно смеркалось. Я посмотрел на серебрящееся отражение луны в воде. И оно говорило мне, Да. Ветер подул из-за угла. Грядут перемены. Ты можешь ждать их и наслаждаться луной. А можешь идти. Идти и догнать случай. Случай не даст себя догнать. Но ты можешь попробовать. Не стоять же здесь целую вечность Тогда ты никогда не узнаешь, что там. И сколько бы деревья не шумели, менее страшно сворачивать за угол не станет. Но я поборол в себе эту временную личную робость.
За поворотом мне встретился Эфон Златокудрый. Он широко улыбнулся мне:
- Здравствуй, могучий чемпион.
- Здравствуй, Златокудрый Эфон. Давно старейшины стали выходить в свет?
Его глаза заблестели.
- Ты знаешь… я сегодня слишком сильно засмотрелся на луну. Она вдруг стала невообразимо красивой. Не правда ли, чудно, что мы родились в этом мире?
- Да, Эфон. Но что ты хочешь мне этим сказать?
- Иногда так просто потерять даже самое близкое, неощутимое, что у нас есть.
Эфон загадочно мне подмигнул. Его кудри свисали до самого пояса. Его глаза всё время слезились. Он внимательно на меня смотрел, как будто пытался выгадать что-то в моих глазах. В дали за деревьями я будто заметил странный силуэт. Или это мне только показалось. Словно бы кто-то смотрел на меня осуждающе. Кто-то близкий мне.
- Что ты имеешь в виду, Эфон? Разве можем мы потерять то, что дано нам по рождению? Разве мы не гармоничны сами по себе. Разве наше счастье не формируется чистотой наших мыслей?
- Да, ты прав, многомудрый Эрней. Чистота важна. Но твоя душа не должна искать мрака. Любое сомнение оттеняется мглой в твоей душе.
- Эфон, я…
- Эрней, ты много пишешь о борьбе за светлое в нас. И это похвально. Но в любой борьбе ты можешь потерять себя. За свет не нужно бороться. Свет нужно почувствовать внутри себя. Не чувствуя света внутри себя, ты не придёшь к истинному наслаждению. Счастье, свет, безумие, радость. Этому не нужно вести счёта. Если ты будешь думать о том, что внутри тебя, то ты быстро опустеешь. Ты понимаешь меня, Эрней?
- Да, кажется, я понимаю тебя, Эфон.
Я, кажется, понимал то, что он мне говорит. Хотя и не мог сказать точно, что мне нравится смысл его слов. Его слова вплетаются в меня тонкими зелёными стеблями, и я осознаю, как многого я не понимал в погоне за светом. Эфон любовно погладил меня по щеке.
- Я рад, что ты понимаешь, Эрней.
Хранитель исчез так же быстро, как и появился. Я долго и бессмысленно смотрел в небо. Я медленно, но всё сильнее впитывал смысл его слов. Яркое солнце не жалеет лучей. И оно не боится растерять себя. И от того сияет ярче любой звезды. Луна же старательно вбирает в себя свет и потому вечно висит во мраке и одиночестве.
После этого я, кажется, уснул. И виделась мне бескрайняя даль. И виделся мне Золотой город… Я видел Башню. И свет от неё. Потом я был в Башне. Милое существо на длинных изящных ногах спускалось ко мне с самого верха. Её движения, её вычурно вытянутый обнажённый силуэт затягивали мой взгляд голодной жадностью. На её левой ноге находилось что-то вроде браслета из прозрачных бус.
