Я просыпаюсь, словно захороненный фараон, разбуженный спустя несколько тысяч лет. Причёска моя от пота стоит вертикально. Какой сейчас век? Вроде бы вторая неделя учёбы. Пашка давно не заходил ко мне. Значит, у меня кончился вискарь. Это прискорбно. Значит, нужно подниматься и в сумерках идти в магазин.
Беру туалетную бумагу, стоящую на тумбочке, отрываю кусок и сморкаюсь в неё. Она для этого здесь и стоит. Изжелта-зелёной жижей склеиваю два конца в пополам сложенной туалетки, потом бросаю её на пол. За окном мокрый воздух. Там сыро прохладно. Не-ет. Я встану.
Голова. Какая же резь в голове. С усилием тру глаза. Потом виски. Стыдно признаться, в мои двадцать два давление как у бабуси. Череп будто бы выворачивает изнутри. Весело.
С усилением преподнимаюсь с кровати. На меня со стены решительно осуждающе смотрит Адольф Гитлер. Его портрет мне нужен, чтобы выбивать меня из депрессии и апатичного состояния. Фюрер должен напоминать мне, что жизнь есть борьба и складывать руки нельзя. Он должен пробуждать мои нордические и греческие корни. Он воспитывает во мне силу духа и несломимую волю. Благодаря ей, я встаю, с трудом нахожу ногами тапки и двигаюсь к раковине.
Я засовываю голову под холодную струю полностью. Вода ласкет мой воспалённый мозг словно холодными ножами. И тут, словно видение… Я Гитлер. И передо мной маршируют стройными рядами полки. Они все чувствуют и понимают моё величие. Что он чувствовал, когда отправлял целые дивизии нордических народов на смерть? Что он ощуща… Бьюсь головой о кран. Ау-у. Господи. Пытаюсь вытащить болящую башку из раковины, не задев крана ещё раз. Шея болезненно неприятно хрустит. Скоро совсем сломаюсь.
Я вываливаюсь на улицу в мятых джинсах, старой кофте и туфлях на босу ногу. По голове покапывает дождик. Впрочем, это ничего…
Забираюсь в сверкающий вечерний маркет. Быстро беру вискарь и энергетик. До одинадцати время есть. Немного. Перед самой кассой стоит бабуленция. Она сначала двинулась в сторону кассы, но потом вспомнила что-то и застыла на пол пути. После этого она вроде бы снова поворачивается к продавщице, но тут её снова охватил экзистенциальный кризис.
Мне нужно успеть до одинадцати. Я грубо втискиваюсь перед бабкой и кладу энергетик с вискарём на кассу. Юная кассирша с красивыми зеленоватыми глазами смотрит на меня как на поедателя детских трупов. Не пропустил бедную старушенцию. После чего она высчитывает мне сдачу мелкими монетами и вместо моей ладони кладёт их на поднос, чтобы я потратил время, сгребая их. Кланяюсь и ухожу без сдачи. Какие мы все идейные.
Возвращаюсь в своё пропахшее потом жилище и вновь запираюсь в нём от всего мира. Моя задача сейчас смешать в организме опьянение и скорость. Это такой легальный способ заставить своё сознание немного полетать. Главное, чтобы мой мозг сегодня не пытался, даже не думал вспоминать о ней. Я вновь проваливаюсь в болезненное полусонное забытие.
Она едва не задыхалась в потоке страсти. Её сердце билось до ужаса сильно, когда кто-то её любил. Но она хотела впитать полностью эту энергию. И вобрать её в себя. Она искренне хотела понять людей. Она искренне хотела настоящей любви. И не видела её. Но она хотела чувствовать это. Когда тело плавиться от жара, и сама ты словно бы превращаешься в снопы ярких искр. И летишь.
Она не брала ни у кого в долг. Она с лихвой отдавала то, что давали ей. Она хотела полностью отдать себя. Хотя бы на миг. Порой ей было неприятно. И даже слегка неловко. Но это всего лишь забавляло её и заполняло огнём. Девушка без мозгов хотела остаться собой. Хотела не распасться, когда жизнь разламывала её на куски и стремилась раздавить.
Отец ушёл довольно давно. А совсем недавно умер. Она пила шампанкое на веранде чьего-то дома и тихо по щекам катились слёзы. Боль была не яркой, но вязкой и колющей. Она отправила сообщение одному поэту, чтобы он написал ей что-нибудь в ответ. И он утешил её. Какой-то короткой фразой. Или… Теперь уже трудно было вспомнить. Но поэт был с ней. И она знала, что кто-то искренне ей восхищается. И это радовало.
Её стихи теперь совсем не писались. Даже плохие. Ей просто не о чем было писать. Она была абсолютно опустошена. Довольно долго она просто наблюдала за проезжающими машинами. А потом отправилась спать.
Василий весь день лежал на кровати и мечтал. На днях Пашка познакомил его с самой прекрасной, тонкой и изящной девушкой, какую он когда-либо видел. Она двигалась плавно, как набегающая волна. От её проникновенных зелёных глаз веяло очарованием и бедой. Её добрая чистая улыбка навевала чувство спокойствия. Черты говорили о незаурядном тонком уме, а пахла она, словно редкое тропическое растение.
Она зашла в комнату Пашки вроде бы спросить задание по английскому. И, вопреки своему обычному пофигистическому поведению, Пашка был с ней радушным, и даже как будто слегка смущённым. В его глазах бегали нехорошие огоньки. Пашка представил её как Девушка без мозгов. Она покровительственно и иронически улыбнулась.
Почему-то эта нежная улыбка сразу тронула Василия и запала ему глубоко в душу. Длинноногая красавица не вела себя с ним высокомерно, что уже подкупило Василия. Она даже согласилась послушать декламацию пары его стихов. В глубине души Василий даже позволил себе немного осмелеть в своих тайных желаниях и надеждах.
Первая же любовь Василия Кургина оставила его спустя месяц после начала отношений. И всё это время Катя была несколько закрытой и держалась слегка отчуждённо. Даже когда Василий держал её за руку. Первый поцелуй, первое свидание и первый секс не сильно впечатлили начинающего поэта. Катя держалась замкнувшейся в себе и сухой.
Ему, несмотря на все усилия, так и не удалось пробудить в ней буйную страстную натуру. А, спустя какое-то время, у её матери сдохла корова, и ей пришлось вернуться в своё Невидово, бросив Университет, чтобы помочь одинокой матери. Они на вокзале поцеловались как взрослые, взасос, и Василий пообещал запомнить её. Она не обещала.
А теперь он лежал на кровати и безумно мечтал «о ней». О зеленоглазой богине, спустившейся на землю из его снов, овеваемой волшебным запахом дикого цветка.
Марк писал письмо Еве. Он не знал, с чего ему начать. Несколько раз он писал и переписывал. Он не знал, как лучше сформулировать свою мысль. И руки его тряслись. Марк ощутил неописуемую тяжесть в теле. Как будто то, что он делал сейчас, могло иметь далеко идущие и даже роковые последствия. Горло его сдавливала тошнота и мысли его насквозь пронизывало чувство отчуждённости. Как будто всё происходящее было не с ним.
Он ещё раз потёр виски. Потом глаза. Он и сам не мог поверить, что пишет ей это. И для чего он это делает? Что это может изменить? Он просто не мог этого не написать. И сам он это прекрасно понимал. Тонкие пальцы исхудавшего тела вновь застучали по клавиатуре.
«Здравствуй… Знаешь, я ведь всегда желал тебе только добра. Но порой мне кажется, что ты совершенно меня не слышишь. Я не знаю и не могу судить, так ли я важен тебе как тогда. Я не знаю, могу ли я вообще претендовать на то, чтобы как-нибудь переубедить тебя. Но я хочу тебе сказать, что ты можешь быть не такой. Ты можешь быть лучше. Я не хочу, чтобы ты сама себе делала больно. Я не хочу, чтобы ты связывалась с такими девушками, с которыми связываться не стоит.
Не буду скрывать, может быть, я и не совсем понимаю тебя. Но очень хочу понять. Мне кажется, я бы, может быть, мог бы по-настоящему тебя понять. Мне всё сильнее начинает казаться, что ты движешься не в том направлении. Не туда. По моим ощущениям, ты никогда не будешь счастлива, если продолжишь заниматься всем этим.
Ты хорошая, и сможешь наиболее реализовать себя в своих стихах и иллюстрациях, если перестанешь строить из себя вечного подростка. Жизнь коротка. И мы можем легко растерять себя, гоняясь за острыми ощущениями. Я всего лишь хочу напомнить тебе, что я всегда буду рядом. Что я всегда поддержу тебя, если вдруг что…»
Марк нажал «отправить» и сжал руками голову. Он больше не понимал, зачем ему всё это. Он больше не понимал, зачем ему всё это. Он больше вообще ничего не понимал. Марк открыл давно залежавшуюся бутылку вискаря. Он уже ничего не хотел видеть. И слышать.
Она написала ему внезапно. Когда его сладостные мысли и мечтания прервала их героиня, Василий даже не поверил. Ему пришло смс-сообщение от самой неё:
- Ты как?
- Я тут не могу уснуть и всё думаю о стихах. А как ваше самочувствие, прекрасная леди?
Он сделал упор на «прекрасная леди», произнося это в своей голове. Василию казалось, что такое обращение растопит сердце прелестной девушки и создаст о нём хорошее впечатление.
- Я… Как-то запуталась. Я не могу понять, чего сама хочу. Но, порой, будто бы прыгаю в холодную воду, не задерживая дыхания. Не знаю, поймёшь ли ты, о чём я. У меня недавно кое-что произошло. Я будто бы потеряла точку опоры… Которую искала и не могла найти. И теперь уже, видимо, не смогу.
Мне действительно хочется вырваться из всего этого. Хочется начать дышать. Хочется быть настоящей. Не хочется всего этого… Что меня окружает. Но выбора у меня нет. И я продолжаю общаться с людьми, с которыми общаюсь. Скажи, Вась, я-то по-твоему хороший человек?
- Я понимаю тебя…- Задумчиво написал Василий,- Наверное, понимаю. Ты потрясающая! Знай это.
- Ты не знаешь меня как человека, Вась,- иронически заметила Девушка без мозгов.- Но знаешь, что я тебе скажу? Ты многого добьёшься. Это видно в твоих глазах. У тебя глаза настоящего поэта. В них виден огонь. Огонь созидания. Ты, правда, многое сможешь.
- Спасибо тебе, прекрасная Девушка без мозгов,- зарделся Василий,- Но, многие говорят, что мои стихи несколько… незрелые.
- Незрелость. Что такое незрелость? Всё в этом мире когда-нибудь созревает. Важно другое. В тебе есть вера. Вера во что-то, что важно для тебя. Мы эту веру, порой, слишком быстро теряем. В тебе это есть. Настоящее. Цени это.
- Ты знаешь, я всегда мечтал, что именно я изменю русскую поэзию. Именно я добавлю в неё того огня, которого ей так отчаянно не хватает.
- Я глубоко уверена, что это именно ты и будешь…
Девушка без мозгов улыбнулась ему через телефон. И эта улыбка оплела его своими объятьями. И ему вдруг стало невыносимо тепло. Василий не помнил ни прошлого, ни будущего. Он словно впервые в жизни был по-настоящему счастлив.
И если бы кто-то увидел его сморщенное, покрытое прыщами лицо, расплывшееся в дурацкой улыбке, то он быть может усмехнулся от умиления, глядя на эту блаженную физиономию несчастного человека. Но в комнате, где засыпал Василий, никого не было. Он тихо проваливался в пространство бескрайних грёз.
- Я сейчас,- ответила Девушка без мозгов на чей-то смеющийся голос. Она затушила сигарету в пепельнице, плюнула с балкона в ночную темноту. Затем зашла в комнату и начала снимать с себя одежду.
Около часа ночи весьма подвыпивший в общую комнату ворвался Пашка. Он разговаривал по телефону:
- И тут она мне говорит, у меня парень в армии, так что ты никому не говори, что мы с тобой… А я этой шлюхе: А со мной ты тогда что делаешь? А она: Ну с ним не всё можно сделать, что я с тобой могу. А я спросил типа, ему ты позволила так же спать с другими? А она, нет, говорит, убила бы. Не, ну ты представляешь, бабы пошли.
- Насколько же ты мерзок…- неожиданно прозвучал в темноте голос Василия.
Пашка залип сначала. Он даже не знал, как реагировать на внезапно возникшее перед ним обвинение. Уже давно никто в его компании не смел предъявлять ему или вставлять слово поперёк. И тут его прямо вставило. Сам он давно не смотрел на свои слова и поступки с этой стороны.
- Мерзок…- внезапно Пашка громогласно расхохотался. Он уже не слышал в трубке рассказ друга о том, как его шлюха-бывшая согласилась на групповуху с его друзьями. Причём без него. А узнал он об этом только недавно от третьих лиц. И что сама бывшая каяться за это не хочет и вообще считает его друга дебилом. Что женская любовь сегодня стала не дороже травы…
Всего этого Пашка уже не слышал. Его мысли были обращены в совершенно другую сторону. Он вспомнил почему-то, как на выпускном сильно обидел одноклассницу ни за что.
- Насколько же я мерзок…- для чего-то повторил Пашка вслух. На лице его застыла усмешка.
Ева читала и перечитывала этот бред. И от злости её трясло. Марк снова напился и начал писать ей всякую хрень. А главное, изо всех этих его комплексов и подковырок она должна была чувствовать себя виноватой. Или не должна была, но всё же чувствовала. Почему бы Марку просто не засунуть свои чувства в задницу, раз он такой чувствительный.
Другое дело Пашка. Он всегда веселил её. Он старался её поддержать добрым словом или изысканно подобранным комплементом. А иногда мог и мороженкой угостить. Но никогда не ныл. Чудо, а не парень.
Но не Марк. Марк обычно приходил и грузил её. Ему обязательно надо было её грузить. Как будто по-другому он не мог. Всё в ней ему не нравилось. То татуировки, то шутки её казались ему слишком вульгарными. И что же он тогда находил в ней, что смотрел на неё с таким обожанием?
Он смотрел на неё так, когда думал, что она этого не видит. Смотрел так, что её пробирало до мурашек. Как не смотрел на неё наверное никто. Нет, ей в принципе было хорошо с Марком. Очень хорошо. Но только тогда, когда он молчал. Когда он говорил, из его рта вырывалась какая-нибудь мерзость. Ева очень хорошо относилась к Марку. И любила его. По-своему любила. Но всё же в этот раз он пересёк некоторые границы. И стоило его проучить.
Какое ему вообще дело до её жизни? Какое право он имеет её судить? Ева написала ему в этот раз всё, что думает о нём. О его догмах, установках, о его мировоззрении. И о тех клише, которые он на неё распространял. Написала ему даже то, чего не думала, и чего, может быть, не стоило писать. Она не хотела его ранить. Но в этот раз он это заслужил.
Лера шла по вечереющей Москве вдоль реки. Ей нравилось гулять здесь и вдыхать свежий воздух. Её путаные волосы слегка неряшливо развевались. Она немного фотографировала на своём пути. Просто для себя. Лера конечно не мечтала стать великим фотографом. На это нужно было учиться, купить зеркалку получше, штатив, учиться работать со светом. Это всё казалось ей неподъёмным трудом.
На учёбу нужно было откладывать. А у неё это никак не получалось. Вот и выходило, что она занималась всё время не тем. Вкладывала колоссальные силы в свой инстаграмм, встречалась с какими-то мужчинами, спала с ними, иногда курила, читала книги о любви… В общем, занималась всем кроме своего призвания. Профессиональной фотографии.
Чтобы делать всё по-человечески, нужно иметь портфолио, знать разные программы, накладывать фильтры. Конечно, в идеале было бы иметь судию с декорациями, светом, аппаратурой. Приводить туда голых баб и фоткать. А потом накопить деньги на путешествия и в разных местах мира находить кадры. Только все эти мечтания были невозможно далёкими.
С самого раннего детства она была влюблена в Пашку. Его юмор, его простота и вежливость очаровывали её. Да, он был очень вежливым, пока Марина Старшова не разбила ему сердце.
