Ты погрозила мне пальцем:
- А ты хитрец. Зришь в корень. Но знаешь ли ты, что есть человек, которого я люблю больше тебя?
- Догадываюсь. Ты знаешь, я смотрел старый фильм про нацистов. Там говорилось, что о любимой женщине лучше не знать ничего, чем знать всё.
- Этот фильм закончился любовью?- спросила ты.
- Нет, этот фильм закончился сладкой местью.
Ты поджала губки:
- Тогда зачем ты смотришь такие фильмы?
- Искусство должно говорить не только о любви, крошка.
- Тогда зачем нужно такое искусство?
Я был уже слегка пьян. И снова завёл свою шарманку:
- Но ведь это не любовь! Всё, о чём ты говоришь. Ты просто берёшь любовь и нежность у одних и отдаёшь её другим. Одни любовники тебе прислуживают, другим ты отдаёшь всю себя…
Ты рассмеялась:
- Ты правда думаешь, что у меня их так много? Нет, я более избирательна. И почему ты думаешь, что я тебе меньше уделяю внимания? Просто… люблю я вас по-разному. Это правда, без него я совсем не могу. Но и ты мне интересен. Но тебе застилает глаза твоя ревность. Ты хочешь невозможного, Влад. Чтобы я любила тебя как твоя жена, буквально принося в зубах тапочки.
Я погрустнел:
- не вспоминай, пожалуйста, Дашу. Я очень виноват перед ней.
Ты пожала плечами:
- В чём ты виноват? Вы отличная пара. А то, что у нас с тобой – это просто игра. Не надо всему в жизни придавать большое значение.
- Эх, Вика-Вика… Хотел бы я жить, как ты. Но меня гложет моя совесть.
- Ампутируй её. Мы живём так, как нам велит сердце. А те, кто прикрывается совестью, просто боятся жить эту жизнь.
Я хмыкнул, но ничего не ответил. В отличие от тебя я боялся жизни. Ведь, не бояться жизни означает, не бояться смерти. А до этого уровня просветления я ещё не дошёл.
И, быть может, придирчивый читатель скажет, экий ты фанфарон, Влад Безталов. Ведь ты грешишь против совести никак не меньше своей музы. Да и вообще не походишь ты со своими поступками на приличного человека. Прекращай, мол, строить из себя святошу и мученика. Ведь ты обычная сволочь, Влад.
Я на это лишь грустно разведу руками. Ведь люди делятся на счастливых и несчастных не по количеству грехов. Просто счастливые люди грешат и наслаждаются этим. А несчастные люди от своих грехов страдают. Только и всего. А мораль может сделать счастливыми только блаженных.
После того, как я оплатил бьющий по кошельку счёт, мы с тобой отправились гулять. Ты что-то рассказывала мне о фазах луны. А я смотрел на твои сверкающие глаза и не мог насмотреться. Мы гуляли до самой ночи. Потом ты спросила:
- Влад, а как ты относишься к сексу втроём?
Я опустил голову. Ты улыбнулась и взяла меня за руку.
- Не дуйся ты, Влад. Я же не со зла. Я просто хочу попробовать. Мы в любой момент можем остановиться.
- Вик, я не хочу тебя ни с кем делить,- отрезал я.
- Какой ты скучный,- обиженно проговорила ты.
Тем временем мы подходили к парку. В нём было темно.
- Давай прогуляемся,- сказал я, хищно улыбаясь.
- А ты на меня там не нападёшь?- спросила ты прямо, хоть и иронично.
- Ты что, не доверяешь мне?- произнёс я с дутым удивлением.
- Доверяю,- ответила ты. А сама улыбнулась так, как будто всё поняла.
Мы взялись за руки и вошли в тёмный парк. Мимо пролетела каркающая ворона. Вокруг не было никого.
Только мы скрылись в тени деревьев, как я начал грубо задирать вверх твою шубу и платье. Ты истерически засмеялась. Но не сопротивлялась мне.
Но даже если бы сопротивлялась… Мне нужно было трахнуть тебя. Сейчас. И спустив, наконец, твои колготки и трусы, я вошёл в тебя. Дело был зимой. Но мне было плевать.
Ты часто дышала. Ты хорошо смотрелась раком со свисающими волосами. Мне было хорошо.
Когда я кончил, то ласково поцеловал тебя в макушку. И помог одеться. Моя сперма осталась в тебе. И это меня грело.
Я знал, что ты пьёшь таблетки и не забеременеешь. Но инстинкт…
Ты загадочно улыбалась. Как будто я не проделал с тобою всё это. Мы молча гуляли по парку. И было нам хорошо. Мы ощущали взаимную гармонию. Как тогда, в молодости.
В субботу я читал стихи в баре. Публика была подвыпившей и неблагодарной. От каждого участника мероприятия толпа требовала скабрезных стихов. А более-менее глубокую лирику освистывала. И внутреннее чувство протеста взыграло во мне. Я начал декламировать.
Излагать гладко,
Рифмовать просто.
Никакой загадки
У фанбазы роста.
Излагать глаже,
Рифмовать проще.
Быть простым, даже
Быть пустым, в общем.
Не писать дико,
Не кричать ярко.
Солнце безлико,
Но зато жарко!
Лучше спать сладко
И писать тосты.
Излагать гладко.
Рифмовать просто.
К моему удивлению публика оживилась. Кто-то даже захлопал. Конечно, никто из них не принял этот обличительный текст на свой счёт. Для этого у них просто не хватало ума. Но я не винил их за это. Публика всегда хочет зрелищ. И она их получит. Я начал читать:
А у дьявола не мужское лицо.
Щедро пудрит он щёки и красит губы.
Он не хочет быть грозным и даже грубым.
И на нём нет креста. И не носит кольцо.
А у дьявола не мужские глаза.
Отражается в них не брутальная властность.
Он не против, быть слабым. И даже за.
А в улыбке не злость, а одна сладострастность.
А у дьявола нет рогов и копыт.
Каблуки на шпильках и белый локон.
За тобой не ходит, а крепко спит.
Только ты о нём думаешь, глядя из окон.
А у дьявола не мужское лицо.
Искушает он вовсе не смеха ради.
Пишет он о любви на полях в тетради.
Но любовь эта станет твоим концом.
Зал мне зааплодировал. Публика всегда любила стихи о порочных женщинах. Но мне было этого мало. Я хотел сорвать овации. И я знал, что им нужно.
А ведь я любил её как жену.
Таскал за волосы и бил по три раза,
Ставя ей красоту в вину.
Как же выглядела та красота?
Ничего необычного. Шмара как шмара.
Но особенно, сука, блестели глаза.
Да ведь я любил её как свою.
Целовал и гладил с утра до экстаза.
Но была она ведь совсем не та.
Что же было в ней, раз я столько пью?
Её смех с ума меня свёл почти сразу.
И теперь не снести мне сего кошмара.
Да ведь я хотел её как никто.
Мы в метро перекинулись одной фразой.
Я, уткнувшись в книгу, забыл о том.
Больше я её не встречал ни разу.
В баре повисла неловкая пауза. Публика не понимала, как реагировать на это стихотворение. Да и рифмовка у него была совсем не очевидная. Но кажется, теперь мне не удалось угадать настроение зала. Нервно кашлянул и приготовился читать следующее.
И тут откуда-то из угла бара послышался крик девушки:
- Браво! Это гениально, чувак!
Зал это оживило. Все начали аплодировать. Некоторые стоя. Видимо, они поняли всю глубину. Просто не сразу переварили. Это было лучше оргазма. Почти весь бар стоял и кричал: «Браво!». Несколько человек, правда, скукожились и покинули бар. Но без этого, знаете ли, в поэзии просто никак.
Я был счастлив. Ради таких моментов я жил. Нет момента счастливее, чем тот момент, когда твои строчки ложатся кому-то в сердце. Нет ничего важнее, чем признание твоего творчества. Ведь, без признания творчество умирает.
Вульгарен ли я как поэт? Не мне судить. Вульгарно то, что не вписывается в общие представления о стиле. А эти представления постоянно меняются.
Примитивен ли я как поэт? Вполне возможно. Я не ищу сложных форм. И передаю то, что чувствую, как можно более понятно. Век сейчас такой, что никому дела нет до сложных форм. Если ты не можешь сказать ярко и лаконично, тебя никто не будет слушать.
Искренен ли я как поэт? Абсолютно. Все кровавые сгустки из углов моей души обязательно попадают на бумагу. Мне нечего скрывать.
Кто-то называет это пошлым эксгибиционизмом. Кто-то самолюбованием. Но я… мне нечего сказать миру, кроме того, что я сам чувствую. И пусть я не лучший человек. И не один из лучших. Я хочу быть одним из лучших поэтов. По крайней мере, смею об этом мечтать.
После выступления несколько девушек в очередной раз попытались клеиться ко мне. Меня это абсолютно не интересовало. Я был удовлетворён овациями после выступления. Как и недавней нашей с тобой встречей.
Лишь одно меня кололо в данной ситуации. Твоё то ли в шутку, то ли серьёзно брошенное предложение секса втроём. Неужели ты хотела, чтобы я оказался в постели вместе с ним? Делить тебя с ним? Либо сладострастность тебя совсем ослепила, либо… ты специально ковыряла во мне эту рану, проверяя, что со мной будет.
Эта ссора, как и многие другие, закончилась грубым сексом. И, кажется, нас обоих это устраивало. Но насколько серьёзно ты говорила? Многое я бы отдал, чтобы понять, что за безумие находится внутри твоего черепа.
Дни пролетали, а я всё не мог понять, в чём же смысл этой жизни. Не только моей. А для чего мы все живём, жуём и дышим? Что такого сокровенного в этом примитивном существовании.
Вот я пишу… а нужно это мало кому. Да, я могу загнаться по этому поводу даже после успешного выступления.
Не так много нужно, чтобы потерять веру в себя. А вот для её обретения, порой, и бесчисленных восторгов мало. Неделя без выступлений, и я снова поник.
Плюс ко всему Даша стала какой-то грустной. Она больше не спрашивала меня, как прошло то или иное мероприятие, отвечала только дежурными фразами и всё сильнее замыкалась на себя и свой ноутбук.
Я не мог найти этому никакого объяснения. Мы всегда нежно любили друг друга, заботились друг о друге, разделяли все горести. Ну, почти все.
Не мог же я рассказать ей про тебя. Да и зачем? Вот и получалось, что я хоть и мучаюсь совестью, но видимо недостаточно, чтобы спросить у жены, в чём же заключается её тоска.
Мне самому было не по себе. Мне самому хотелось, чтобы меня кто-то пожалел. И да, я эгоист, но в состоянии лёгкой апатии я не знал, как могу помочь ей.
Нет, я думал о Даше всё время. Ещё я думал о своём предназначении и о тебе. И в первый раз тогда я задумался о том, что наш с тобой роман пора заканчивать. До этого я вообще редко задумывался о будущем. А тут мысли сами на меня накатились, и пришлось всё взвесить.
Как бы сильно меня ни тянуло к тебе, я понимал, что жена из тебя никакая. Да и детей с тобой я, честно говоря, не хочу. Ты либо отсудишь их, либо оставишь на моё попечение. Оба варианта меня не устраивали.
Когда я успел привязаться к тебе, я не помнил, но мысль о разрыве даже таких больных отношений давила тяжестью на сердце.
А дни всё пролетали, и Даша становилась всё грустнее. В какой-то момент она уехала в другой город к маме на пару недель. Я не стал ей мешать. Если она устала от меня, то почему бы ей не отдохнуть?
Другое дело, что так мне стало ещё грустнее. Я целыми сутками курил на балконе и ждал от тебя сообщения.
И тут случилось то, чего я никак не мог ожидать. Среди ночи раздался стук в дверь. Я не спал, но знатно прифигел с такого поворота.
В дверях стояла Рита. Она еле держалась на ногах.
- Тебе чего, придурошная?- спросил я, потирая висок.
- Я вообще-е-е не к тебе. (ик) Я к Да-аше!
- Её дома нет. Она в Нижнем, у мамы.
- Пусти-и меня к моей подруге!- вскрикнула Рита.
С одной стороны я не знал, что теперь с ней делать. А с другой… Я дал Рите последний шанс:
- Иди домой, Рит. Проспись.
Рита, было, кинулась на меня с кулаками. Но тут я её пропустил в квартиру. Скинув пуховик на пол, и еле сняв сапоги, Рита стала ходить по квартире и звать Дашу. До неё долго доходило. Под конец она подошла ко мне и спросила:
- А где Даша?
Я грубо взял Риту за волосы и повалил на кровать. Она замерла в полном оцепенении. Она всё поняла, но не могла сопротивляться. Я стянул с Риты джинсы и схватил её за грудь.
К этой женщине я не испытывал даже страсти. Только злость. Она не брыкалась, но я случайно порвал её колготки. Трахая её, я не чувствовал ничего, кроме сладкой мести. Это была моя сатисфакция за все её выходки и уколы. За всё её неуважение ко мне. Уважать себя, конечно, заставить нельзя. Но вот удовольствие получить можно.
Когда всё закончилось, Рита закрыла лицо руками и заплакала:
- Что ты наделал? Как я ей теперь в глаза посмотрю?
А я лёг рядом с ней и удовлетворённо выдохнул. Да, да, да. Я поступил мерзко. Но паук, который скрёбся внутри меня, говорил, что я всё делаю правильно. Что нельзя было поступить лучше. Женщины по большей части манипулируют нами и используют нас направо и налево. И так редко получается насладиться простой человеческой местью.
Хотя, конечно же, я себе врал. В плане того, что не испытывал нежности к Рите. Она была весьма не дурна собой. Просто раздражение, которое я к ней испытывал, перекрывало все эти чувства. Но конечно же, добавить такую суку в свою коллекцию было для моей гордости не лишним.
Утром Рита тяжело вздохнула. Она всё помнила:
- Ты в принципе неплохой парень, Влад. Но… зачем? Ведь это может разбить Даше сердце. Я думала, ты её любишь.
Я пожал плечами:
- Ну, теперь у нас с тобой есть маленький секретик.
Я не хотел обсуждать с Ритой свою жену, поэтому просто вызвал ей такси. Эта любящая скандалы дама была глубоко в своих мыслях, когда мы прощались. Никогда раньше не видел её такой.
Оставшись наедине с собой, я чуть не сожрал себя уколами совести. Конечно, во мне всё ещё был он. Паук. И паук говорил мне, что нужно быть сильным и самому брать своё. Что никто никогда не полюбит мямлю, которым я был раньше. А сильным мужчинам прощают всё.
Другая же моя часть вопила от боли. Во что я превратился? Ведь Даша полюбила меня таким, какой я есть. А я… я так и остался ничтожеством. Только теперь… Удовольствие это если и приносило, то временное. А без Дашиных объятий я не чувствовал себя человеком.
И, тем не менее… через неделю Рита сама написала мне.
- Мудак… заезжай ко мне вечером.
Это в разговорах Рита была такая дерзкая. А с мужчинами ей нравилось чувствовать себя рабыней. Я ставил Риту на колени, заставлял делать непристойные вещи. Танцевать для меня. Она оказалась вполне послушной и покорной любовницей. Я даже забыл тебя… Ровно до того момента, как ты мне написала.
Ты написала мне, что у тебя для меня сюрприз. И я сразу уловил в этом подвох. Я смутно догадывался о том, что увижу у тебя в квартире. Но неведомая сила неотвратимо влекла меня к тебе.
Ты открыла мне дверь на пороге и неловко улыбнулась. Помимо тебя в квартире находился тонкий женоподобный человек. Даже щетина не делала его более мужественным. Моё израненное сердце тогда не среагировало резкой болью, хотя и стало биться быстрее.
Я не был уверен, что мне нужно оставаться здесь, но ситуация не располагала к отступлению. Я просто не мог потерять перед ним лицо. Что-то подсказывало мне, что именно перед ним я должен выглядеть уверенно. Зачем? Почему? Кому я был что должен? Но логика у измученного сердца своя, и я остался в этой компании.
- Вы Влад, правильно я понимаю?- спросил он, и я пожал его отвратительную тонкую руку. После чего он продолжил:
- Моя женщина сказала, что нам с вами было бы неплохо выпить.
И я не ударил его по лицу. И не вскрикнул: «С чего ты, ублюдок, взял, что она твоя!?» Я не плюнул ему в лицо и никак не высказал своего протеста.
Он достал из твоего шкафчика три фужера с видом ленивой непринуждённости. С тем же спокойствием он разлил в них красное вино, покачал свой бокал в руке, понюхал его аромат и отпил чуть-чуть.
- А ты хитрец. Зришь в корень. Но знаешь ли ты, что есть человек, которого я люблю больше тебя?
- Догадываюсь. Ты знаешь, я смотрел старый фильм про нацистов. Там говорилось, что о любимой женщине лучше не знать ничего, чем знать всё.
- Этот фильм закончился любовью?- спросила ты.
- Нет, этот фильм закончился сладкой местью.
Ты поджала губки:
- Тогда зачем ты смотришь такие фильмы?
- Искусство должно говорить не только о любви, крошка.
- Тогда зачем нужно такое искусство?
Я был уже слегка пьян. И снова завёл свою шарманку:
- Но ведь это не любовь! Всё, о чём ты говоришь. Ты просто берёшь любовь и нежность у одних и отдаёшь её другим. Одни любовники тебе прислуживают, другим ты отдаёшь всю себя…
Ты рассмеялась:
- Ты правда думаешь, что у меня их так много? Нет, я более избирательна. И почему ты думаешь, что я тебе меньше уделяю внимания? Просто… люблю я вас по-разному. Это правда, без него я совсем не могу. Но и ты мне интересен. Но тебе застилает глаза твоя ревность. Ты хочешь невозможного, Влад. Чтобы я любила тебя как твоя жена, буквально принося в зубах тапочки.
Я погрустнел:
- не вспоминай, пожалуйста, Дашу. Я очень виноват перед ней.
Ты пожала плечами:
- В чём ты виноват? Вы отличная пара. А то, что у нас с тобой – это просто игра. Не надо всему в жизни придавать большое значение.
- Эх, Вика-Вика… Хотел бы я жить, как ты. Но меня гложет моя совесть.
- Ампутируй её. Мы живём так, как нам велит сердце. А те, кто прикрывается совестью, просто боятся жить эту жизнь.
Я хмыкнул, но ничего не ответил. В отличие от тебя я боялся жизни. Ведь, не бояться жизни означает, не бояться смерти. А до этого уровня просветления я ещё не дошёл.
И, быть может, придирчивый читатель скажет, экий ты фанфарон, Влад Безталов. Ведь ты грешишь против совести никак не меньше своей музы. Да и вообще не походишь ты со своими поступками на приличного человека. Прекращай, мол, строить из себя святошу и мученика. Ведь ты обычная сволочь, Влад.
Я на это лишь грустно разведу руками. Ведь люди делятся на счастливых и несчастных не по количеству грехов. Просто счастливые люди грешат и наслаждаются этим. А несчастные люди от своих грехов страдают. Только и всего. А мораль может сделать счастливыми только блаженных.
После того, как я оплатил бьющий по кошельку счёт, мы с тобой отправились гулять. Ты что-то рассказывала мне о фазах луны. А я смотрел на твои сверкающие глаза и не мог насмотреться. Мы гуляли до самой ночи. Потом ты спросила:
- Влад, а как ты относишься к сексу втроём?
Я опустил голову. Ты улыбнулась и взяла меня за руку.
- Не дуйся ты, Влад. Я же не со зла. Я просто хочу попробовать. Мы в любой момент можем остановиться.
- Вик, я не хочу тебя ни с кем делить,- отрезал я.
- Какой ты скучный,- обиженно проговорила ты.
Тем временем мы подходили к парку. В нём было темно.
- Давай прогуляемся,- сказал я, хищно улыбаясь.
- А ты на меня там не нападёшь?- спросила ты прямо, хоть и иронично.
- Ты что, не доверяешь мне?- произнёс я с дутым удивлением.
- Доверяю,- ответила ты. А сама улыбнулась так, как будто всё поняла.
Мы взялись за руки и вошли в тёмный парк. Мимо пролетела каркающая ворона. Вокруг не было никого.
Только мы скрылись в тени деревьев, как я начал грубо задирать вверх твою шубу и платье. Ты истерически засмеялась. Но не сопротивлялась мне.
Но даже если бы сопротивлялась… Мне нужно было трахнуть тебя. Сейчас. И спустив, наконец, твои колготки и трусы, я вошёл в тебя. Дело был зимой. Но мне было плевать.
Ты часто дышала. Ты хорошо смотрелась раком со свисающими волосами. Мне было хорошо.
Когда я кончил, то ласково поцеловал тебя в макушку. И помог одеться. Моя сперма осталась в тебе. И это меня грело.
Я знал, что ты пьёшь таблетки и не забеременеешь. Но инстинкт…
Ты загадочно улыбалась. Как будто я не проделал с тобою всё это. Мы молча гуляли по парку. И было нам хорошо. Мы ощущали взаимную гармонию. Как тогда, в молодости.
В субботу я читал стихи в баре. Публика была подвыпившей и неблагодарной. От каждого участника мероприятия толпа требовала скабрезных стихов. А более-менее глубокую лирику освистывала. И внутреннее чувство протеста взыграло во мне. Я начал декламировать.
Излагать гладко,
Рифмовать просто.
Никакой загадки
У фанбазы роста.
Излагать глаже,
Рифмовать проще.
Быть простым, даже
Быть пустым, в общем.
Не писать дико,
Не кричать ярко.
Солнце безлико,
Но зато жарко!
Лучше спать сладко
И писать тосты.
Излагать гладко.
Рифмовать просто.
К моему удивлению публика оживилась. Кто-то даже захлопал. Конечно, никто из них не принял этот обличительный текст на свой счёт. Для этого у них просто не хватало ума. Но я не винил их за это. Публика всегда хочет зрелищ. И она их получит. Я начал читать:
А у дьявола не мужское лицо.
Щедро пудрит он щёки и красит губы.
Он не хочет быть грозным и даже грубым.
И на нём нет креста. И не носит кольцо.
А у дьявола не мужские глаза.
Отражается в них не брутальная властность.
Он не против, быть слабым. И даже за.
А в улыбке не злость, а одна сладострастность.
А у дьявола нет рогов и копыт.
Каблуки на шпильках и белый локон.
За тобой не ходит, а крепко спит.
Только ты о нём думаешь, глядя из окон.
А у дьявола не мужское лицо.
Искушает он вовсе не смеха ради.
Пишет он о любви на полях в тетради.
Но любовь эта станет твоим концом.
Зал мне зааплодировал. Публика всегда любила стихи о порочных женщинах. Но мне было этого мало. Я хотел сорвать овации. И я знал, что им нужно.
А ведь я любил её как жену.
Таскал за волосы и бил по три раза,
Ставя ей красоту в вину.
Как же выглядела та красота?
Ничего необычного. Шмара как шмара.
Но особенно, сука, блестели глаза.
Да ведь я любил её как свою.
Целовал и гладил с утра до экстаза.
Но была она ведь совсем не та.
Что же было в ней, раз я столько пью?
Её смех с ума меня свёл почти сразу.
И теперь не снести мне сего кошмара.
Да ведь я хотел её как никто.
Мы в метро перекинулись одной фразой.
Я, уткнувшись в книгу, забыл о том.
Больше я её не встречал ни разу.
В баре повисла неловкая пауза. Публика не понимала, как реагировать на это стихотворение. Да и рифмовка у него была совсем не очевидная. Но кажется, теперь мне не удалось угадать настроение зала. Нервно кашлянул и приготовился читать следующее.
И тут откуда-то из угла бара послышался крик девушки:
- Браво! Это гениально, чувак!
Зал это оживило. Все начали аплодировать. Некоторые стоя. Видимо, они поняли всю глубину. Просто не сразу переварили. Это было лучше оргазма. Почти весь бар стоял и кричал: «Браво!». Несколько человек, правда, скукожились и покинули бар. Но без этого, знаете ли, в поэзии просто никак.
Я был счастлив. Ради таких моментов я жил. Нет момента счастливее, чем тот момент, когда твои строчки ложатся кому-то в сердце. Нет ничего важнее, чем признание твоего творчества. Ведь, без признания творчество умирает.
Вульгарен ли я как поэт? Не мне судить. Вульгарно то, что не вписывается в общие представления о стиле. А эти представления постоянно меняются.
Примитивен ли я как поэт? Вполне возможно. Я не ищу сложных форм. И передаю то, что чувствую, как можно более понятно. Век сейчас такой, что никому дела нет до сложных форм. Если ты не можешь сказать ярко и лаконично, тебя никто не будет слушать.
Искренен ли я как поэт? Абсолютно. Все кровавые сгустки из углов моей души обязательно попадают на бумагу. Мне нечего скрывать.
Кто-то называет это пошлым эксгибиционизмом. Кто-то самолюбованием. Но я… мне нечего сказать миру, кроме того, что я сам чувствую. И пусть я не лучший человек. И не один из лучших. Я хочу быть одним из лучших поэтов. По крайней мере, смею об этом мечтать.
После выступления несколько девушек в очередной раз попытались клеиться ко мне. Меня это абсолютно не интересовало. Я был удовлетворён овациями после выступления. Как и недавней нашей с тобой встречей.
Лишь одно меня кололо в данной ситуации. Твоё то ли в шутку, то ли серьёзно брошенное предложение секса втроём. Неужели ты хотела, чтобы я оказался в постели вместе с ним? Делить тебя с ним? Либо сладострастность тебя совсем ослепила, либо… ты специально ковыряла во мне эту рану, проверяя, что со мной будет.
Эта ссора, как и многие другие, закончилась грубым сексом. И, кажется, нас обоих это устраивало. Но насколько серьёзно ты говорила? Многое я бы отдал, чтобы понять, что за безумие находится внутри твоего черепа.
Дни пролетали, а я всё не мог понять, в чём же смысл этой жизни. Не только моей. А для чего мы все живём, жуём и дышим? Что такого сокровенного в этом примитивном существовании.
Вот я пишу… а нужно это мало кому. Да, я могу загнаться по этому поводу даже после успешного выступления.
Глава 8. Рита
Не так много нужно, чтобы потерять веру в себя. А вот для её обретения, порой, и бесчисленных восторгов мало. Неделя без выступлений, и я снова поник.
Плюс ко всему Даша стала какой-то грустной. Она больше не спрашивала меня, как прошло то или иное мероприятие, отвечала только дежурными фразами и всё сильнее замыкалась на себя и свой ноутбук.
Я не мог найти этому никакого объяснения. Мы всегда нежно любили друг друга, заботились друг о друге, разделяли все горести. Ну, почти все.
Не мог же я рассказать ей про тебя. Да и зачем? Вот и получалось, что я хоть и мучаюсь совестью, но видимо недостаточно, чтобы спросить у жены, в чём же заключается её тоска.
Мне самому было не по себе. Мне самому хотелось, чтобы меня кто-то пожалел. И да, я эгоист, но в состоянии лёгкой апатии я не знал, как могу помочь ей.
Нет, я думал о Даше всё время. Ещё я думал о своём предназначении и о тебе. И в первый раз тогда я задумался о том, что наш с тобой роман пора заканчивать. До этого я вообще редко задумывался о будущем. А тут мысли сами на меня накатились, и пришлось всё взвесить.
Как бы сильно меня ни тянуло к тебе, я понимал, что жена из тебя никакая. Да и детей с тобой я, честно говоря, не хочу. Ты либо отсудишь их, либо оставишь на моё попечение. Оба варианта меня не устраивали.
Когда я успел привязаться к тебе, я не помнил, но мысль о разрыве даже таких больных отношений давила тяжестью на сердце.
А дни всё пролетали, и Даша становилась всё грустнее. В какой-то момент она уехала в другой город к маме на пару недель. Я не стал ей мешать. Если она устала от меня, то почему бы ей не отдохнуть?
Другое дело, что так мне стало ещё грустнее. Я целыми сутками курил на балконе и ждал от тебя сообщения.
И тут случилось то, чего я никак не мог ожидать. Среди ночи раздался стук в дверь. Я не спал, но знатно прифигел с такого поворота.
В дверях стояла Рита. Она еле держалась на ногах.
- Тебе чего, придурошная?- спросил я, потирая висок.
- Я вообще-е-е не к тебе. (ик) Я к Да-аше!
- Её дома нет. Она в Нижнем, у мамы.
- Пусти-и меня к моей подруге!- вскрикнула Рита.
С одной стороны я не знал, что теперь с ней делать. А с другой… Я дал Рите последний шанс:
- Иди домой, Рит. Проспись.
Рита, было, кинулась на меня с кулаками. Но тут я её пропустил в квартиру. Скинув пуховик на пол, и еле сняв сапоги, Рита стала ходить по квартире и звать Дашу. До неё долго доходило. Под конец она подошла ко мне и спросила:
- А где Даша?
Я грубо взял Риту за волосы и повалил на кровать. Она замерла в полном оцепенении. Она всё поняла, но не могла сопротивляться. Я стянул с Риты джинсы и схватил её за грудь.
К этой женщине я не испытывал даже страсти. Только злость. Она не брыкалась, но я случайно порвал её колготки. Трахая её, я не чувствовал ничего, кроме сладкой мести. Это была моя сатисфакция за все её выходки и уколы. За всё её неуважение ко мне. Уважать себя, конечно, заставить нельзя. Но вот удовольствие получить можно.
Когда всё закончилось, Рита закрыла лицо руками и заплакала:
- Что ты наделал? Как я ей теперь в глаза посмотрю?
А я лёг рядом с ней и удовлетворённо выдохнул. Да, да, да. Я поступил мерзко. Но паук, который скрёбся внутри меня, говорил, что я всё делаю правильно. Что нельзя было поступить лучше. Женщины по большей части манипулируют нами и используют нас направо и налево. И так редко получается насладиться простой человеческой местью.
Хотя, конечно же, я себе врал. В плане того, что не испытывал нежности к Рите. Она была весьма не дурна собой. Просто раздражение, которое я к ней испытывал, перекрывало все эти чувства. Но конечно же, добавить такую суку в свою коллекцию было для моей гордости не лишним.
Утром Рита тяжело вздохнула. Она всё помнила:
- Ты в принципе неплохой парень, Влад. Но… зачем? Ведь это может разбить Даше сердце. Я думала, ты её любишь.
Я пожал плечами:
- Ну, теперь у нас с тобой есть маленький секретик.
Я не хотел обсуждать с Ритой свою жену, поэтому просто вызвал ей такси. Эта любящая скандалы дама была глубоко в своих мыслях, когда мы прощались. Никогда раньше не видел её такой.
Оставшись наедине с собой, я чуть не сожрал себя уколами совести. Конечно, во мне всё ещё был он. Паук. И паук говорил мне, что нужно быть сильным и самому брать своё. Что никто никогда не полюбит мямлю, которым я был раньше. А сильным мужчинам прощают всё.
Другая же моя часть вопила от боли. Во что я превратился? Ведь Даша полюбила меня таким, какой я есть. А я… я так и остался ничтожеством. Только теперь… Удовольствие это если и приносило, то временное. А без Дашиных объятий я не чувствовал себя человеком.
И, тем не менее… через неделю Рита сама написала мне.
- Мудак… заезжай ко мне вечером.
Это в разговорах Рита была такая дерзкая. А с мужчинами ей нравилось чувствовать себя рабыней. Я ставил Риту на колени, заставлял делать непристойные вещи. Танцевать для меня. Она оказалась вполне послушной и покорной любовницей. Я даже забыл тебя… Ровно до того момента, как ты мне написала.
Ты написала мне, что у тебя для меня сюрприз. И я сразу уловил в этом подвох. Я смутно догадывался о том, что увижу у тебя в квартире. Но неведомая сила неотвратимо влекла меня к тебе.
Ты открыла мне дверь на пороге и неловко улыбнулась. Помимо тебя в квартире находился тонкий женоподобный человек. Даже щетина не делала его более мужественным. Моё израненное сердце тогда не среагировало резкой болью, хотя и стало биться быстрее.
Я не был уверен, что мне нужно оставаться здесь, но ситуация не располагала к отступлению. Я просто не мог потерять перед ним лицо. Что-то подсказывало мне, что именно перед ним я должен выглядеть уверенно. Зачем? Почему? Кому я был что должен? Но логика у измученного сердца своя, и я остался в этой компании.
- Вы Влад, правильно я понимаю?- спросил он, и я пожал его отвратительную тонкую руку. После чего он продолжил:
- Моя женщина сказала, что нам с вами было бы неплохо выпить.
И я не ударил его по лицу. И не вскрикнул: «С чего ты, ублюдок, взял, что она твоя!?» Я не плюнул ему в лицо и никак не высказал своего протеста.
Он достал из твоего шкафчика три фужера с видом ленивой непринуждённости. С тем же спокойствием он разлил в них красное вино, покачал свой бокал в руке, понюхал его аромат и отпил чуть-чуть.
