Тихие разговоры занимали брата и сестру де ла Круа в пути. О чём приходилось к слову: здоровье бабушки, комичные фразы отца, сказанные в порыве злости, о погоде и виноградниках, о псарне, соколиной охоте. Двое, выросших вместе, словно заново знакомились, играя уже известные схожие ноты на струнах душ. Одинаковые дорогие сердцу истории напоминали им обоим о том, что на самом деле было дорого — о родственных узах, что прочнее любой стали.
Лишь когда Жерар сидел на кушетке, выставив правую ногу вперёд и откинувшись на подушки, Даниэле принесли служанки расписной чайник. В кипятке разбухли листья, окрашивая воду и насыщая терпким вкусом и приятным ароматом. Плащ и шляпа сушились у камина, где уютно потрескивали поленья, охваченные огнём. Фрейлина разливать чай пока не торопилась, увлечённая тем, что наконец-то речь зашла про неё саму.
— И мушка леди упала прямо в пунш! — девушка заливалась смехом, хлопая в ладоши от веселья, с головой захлестнувшего её. И смех словно стал интонационным продолжением её срыва. — Об этом ведь двор судачил месяц!
— Месяц? Что-то быстро они простили этот конфуз нашим гостям.
Даниэле отмахнулась и заозиралась по сторонам. Приближалось одиннадцать часов, лишь одна служанка осталась при мадемуазель де ла Круа, но та была отправлена на кухню, чтобы принести канапе. Но девушка всё равно заговорчески осмотрелась по сторонам, скрыла движение губ подушечками пальцев и с усмешкой произнесла:
— Тогда одна мадемуазель пришла на наш салон без верхнего платья… Нет-нет, не проси, я не скажу, кто это был! Благо, салон устроила Её Высочество, и собрала лишь женщин. Но ты можешь себе представить такую рассеянность?
Но в ножнах у Жерара было не перо, он не привык к изящным словесным битвам и недомолвкам. Но понимал кое-что в охоте. Например, умел тихо выслеживать добычу, следуя по её следу. И знал, что если крякнуть по-утиному, пернатая цель приблизится на расстоянии выстрела. И сейчас, пользуясь знаниями охотника, нужно было подманить сладкой песней лебедя, распустившего перья перед ним.
— Её Высочество организовала салон?
Он бросил фразу небрежно, словно удивился, как многого не знал о дворцовой жизни. Даже рукой сделал неопределённый взмах для правдоподобности! Сестра кивнула.
— Мадам Аделаида время от времени устраивает салоны или балы, когда испытывает хандру. Капризничает. И…
Мадемуазель Даниэле замолчала. Она с подозрением прищурилась, пламя свечи тёплым светом озаряло её лицо. По лбу расползлись розовые пятна, которые девушка с самого детства стыдливо скрывала за пудрой. Они напоминали ожоги от плюща, но брат об их истории знал очень мало. Не столь высыпания беспокоили маркиза де ла Круа в любимой сестре, как несуразные интонации.
— Что ты хочешь? — фрейлина была лучше подкована в интригах.
Он притих, ожидая оброненное слово, в которое сможет вцепиться, как сокол в полёвку.
— Её Высочество сбежала?
Жерар проиграл, вступив в неравный бой с младшей сестрой. Его взгляд не мог оторваться от эфеса, на котором было вдавлено узорчатое тиснение. Шпага была прислонена к столу, ничего нового, ничего необычного, но для мужчины оружие вновь казалось незнакомым. Жгучий стыд съедал его изнутри, облизывая лёгкие. Попался, как мальчишка! И не помог герцогу де Шатрону!
Поднёс кулак к губам, имитируя кашель, чтобы замаскировать слабость. Что его так выдало? Может, излишне наклонился вперёд? Неосознанно открыл рот? Его взгляд стал излишне заинтересованным? В следующий раз наверняка придётся смотреть в сторону, чтобы не смущать собеседника. Как бы то ни было, Жерар выпрямил плечи и гордо вскинул голову, ожидая ответ на главный вопрос.
Сестра наклонилась к нему, но вместо ответа неспешно разлила чай по чашкам. Следом она демонстративно вытянула шнурок из декольте, на кончике которого была… Маленькая ложка. Мадемуазель опустила её в чай и начала беззвучно размешивать, не касаясь фарфоровых стенок металлом.
— Кто тебя послал?
И ведь правду не сказать, так и соврать маркизу было решительно невозможно! Пронзительный взгляд сестры пробирался под кожу, вызывая терзания душевные, что когтистыми лапами царапали по живому сердцу.
— Даниэле, я говорил с нашим общим другом. Тот, кто боится за Её Высочество, — это уклончивый ответ. Всего лишь платок, наброшенный на притягивающую взгляд прожжённую дыру на скатерти. Лишь видимость решения проблемы, но не попытка исправить положение.
Фрейлина достала ложку и придирчиво начала разглядывать её в свете ровного пламени свечи. Цвет, как ей показалось, серебро не поменяло. Тем лучше, она подняла чашку и сделала громкий глоток.
— И поверь мне, я готов поклясться перед ликом Богини добрым именем де ла Круа, что мои помыслы чисты. Я приведу Её Высочество обратно, чего бы мне это ни стоило, сохранив это в тайне. Но без тебя, дорогая сестрица, я слеп!
Он вскочил на ноги и принялся беспокойно расхаживать по комнате. От окна к двери он мерил пространство шагами. Даниэле… Впрочем, ни одна из фрейлин не была достаточно глупа, чтобы не замечать своей роли. Они пользовались статусом и местом при дворе ради собственной выгоды или ради своей семьи, но также были важным инструментом для манипуляций. И мадемуазели либо учились распознавать фальшь, чтобы обрезать нити, за которые дёргали недоброжелатели, либо болезненно бились о камни, подхватываемые быстрой рекой. И было невозможно повелевать самой стихией.
— Я тоже об этом думала, — тихо отозвалась Даниэле. И что более удивительно — в этот раз её интонация была ровной, практически монотонной. Редкое явление. — Сомневаюсь, что Её Высочество сбежала сама. Либо это не подразумевалось изначально, либо она невероятно хорошо скрыла свои намерения. Да так, что об этом не прознала даже мадемуазель Каролин… Она выглядела обеспокоенной.
Шаги Жерара стали тише, пока он не остановился вовсе, всматриваясь в выражение лица Даниэле. Серьёзность её слов проступала в плотно сжатых губах и погасшем взгляде. Мужчина подошёл к сестре и упал на колени, мягко обхватывая её тонкие руки своими грубыми мозолистыми пальцами.
— Спасительница!
Эмоции месье де ла Круа нередко вели его по жизни, навязывая спонтанные шаги. Как сейчас. Даниэле после промедления в секунд пять резко высвободила руки и головой кивнула в сторону кушетки. Гневно сведённые к переносице брови были аргументом, чтобы мужчина занял прежнее место и наконец взял себя в руки.
— Я постараюсь что-то узнать, — продолжила девушка, когда Жерар наконец сел напротив. И вновь к ней вернулась та самая привычная интонация. — Мне нужно время. С неделю.
На следующее утро Жерар де ла Круа верхом на резвой лошади в сопровождении своего верного пса Аргуса, что бежал следом за хозяином, отправился вон из столицы. С момента пропажи принцессы Аделаиды прошло не более двух недель, и уже искать хоть какие-нибудь зацепки было поздно. Дожди, вероятно, уже размыли следы на земле, но с чем неспокойные не шутят?
Добравшись до леса, мужчина спешился и достал из сумки другую обувку: мягкую, с тонкой подошвой. В таких сапогах двигаться по лесу приходилось медленнее, ведь стопа ощущала каждую ветку, попавшуюся на пути. Но именно в такой обуви охотники были более незаметными.
Многовековые деревья вдоль тракта встретили Жерара отстранeнным безразличием. Ласковое солнце пробивалось сквозь зелёные молодые листочки на длинных тонких ветвях. Птицы счастливо щебетали, потряхивая длинными хвостиками перед тем, как расправить крылья и улететь. Мужчина сделал глубокий вдох, наполняя лёгкие запахом леса, хвои, влажной земли и душистых растений. Он повесил на плечо ремень штуцер 3. Тяжёлое ружьё тянуло вниз… Охотник расправил руки и потянулся, разминая затёкшее тело после долгой поездки.
Несмотря на кажущуюся безопасность, что-то странное витало в воздухе. Ощущение чего-то опасного. Это нечто затаилось и выжидало, как свернувшаяся в кольцо змея, что припала к земле. Никто не мог сказать, когда она выскочит, выпрямится на лету и пустит яд в открытые раны. Затишье.
На остановке Аргус бросился в лес, перепрыгнув через небольшую речушку, отделяющую тракт от мира, где у людей не было власти. Но заметив, что хозяин не идёт следом, белая морда с коричневыми висячими ушами выглянула из-за куста. В больших чёрных глазах читалось нескрываемое удивление.
— Ко мне, — властно скомандовал мужчина, и пёс без промедления сорвался с места, вновь перепрыгивая через реку.
Де ла Круа расстегнул пуговицу на дублете и из заднего кармана достал платок. Осторожно положил его на ладонь и медленно развернул ткань, чтобы перед взором раскрылся сиреневым цветком клочок сатина. Совсем маленький, Даниэле не могла отрезать больше, чтобы слуги не заметили, как обеднела подушка Её Высочества.
Чёрный нос коснулся ткани, и пёс усиленно зафырчал, втягивая незнакомый запах. Духи, цветы, благовония, запах пота. Всё, чем была для Аргуса принцесса Аделаида, уместилось на маленьким клочке. Притягательное смешение нового. Аромат был слабым, но всё ещё не выветрился окончательно. Пёс начал активно вилять хвостом, а носом он старался вдавить платок в ладонь.
— Аргус, взять след.
В очередной раз Жерар убедился, до чего это умные животные. Верные, преданные. Аргус слышал ароматы неуловимые для человеческого обоняния: проходящих мимо лошадей, мелких грызунов, птиц, разложения, прошедшего дождя. Но сейчас пёс опустил голову и водил носом над землёй, старательно отделяя весь остальной мир от нужной ноты. Аргус медленно проходил дальше, возвращался по основной дороге, петлял. Сложный аромат терялся среди множества других, более знакомых запахов. Но в один момент пёс остановился. Всё его тело напряглось, одна передняя лапа приподнялась. Нашёл!
— Веди! — скомандовал мужчина, и пёс бросился вперёд.
Мужчина взял поводья и отправился следом на расстоянии. Аргус бежал по прямой не сходя с пути. Всё дальше и дальше.
Была об этом речь. Герцог де Шатрон рассказывал, что по официальной версии мадам Аделаида вышла из кареты, потому что ей стало дурно. Это и правда имело место, в один момент пёс свернул в сторону кустов. Жерар привязал поводья к дереву и присел к земле. Тонкие каблуки погружались в рыхлую землю, лунки от них ещё не до конца изгладились. Тут же тяжёлые ботинки с плотной подошвой — наверняка солдаты прибыли обыскивать место происшествия. Пара веток сломана, виден сруб гладкий и ровный. Их было человек шесть, а может семь, сложно сказать наверняка. Они прошли вперёд, но под их следами разобрать что-то уже невозможно. Стадо буйволов и то казались более аккуратными!
Трава была старательно притоптана, ветки поломаны, кусты разворошены. Маркиз поднял взгляд к небу. Если предположить, что в потолке кареты был люк, то при должной сноровке кто-то мог бы помочь принцессе перебраться на ветви. Но загвоздка, что ближайшие деревья были недостаточно близки, чтобы план имел место.
Может, верёвки? Перекинутые от одного края тракта до тугого. Канатоходцы по таким на ярмарках шагают на потехе публики. Но такую особенность сложно было не заметить!
Пока человек занимался тем, что умел — рассуждениями и построением планов, пёс продолжал поиски по следу. Он прошёл к поломанным кустам, обернулся вокруг себя, вернулся к середине тракта и… Фыркнул. Раз. Два. Словно что-то попало ему в нос, и всё пытался высморкать. Но это не помогло. Он начал бросаться из стороны в стороны и водить мордой по земле, царапая и раздирая пасть об острые камни. Передними лапами бил по носу, снимая с себя невидимую верёвку.
Когда Жерар обернулся, Аргус начал отчаянно скулить. Охотник слышал такое лишь несколько раз, когда собаки попадались в шипастые капканы-подпорки. Боль невыносимая, но и страх, непонимание, что делать дальше. Слюна, капающая из пасти, вспенилась и окрасилась кровью.
Не раздумывая ни секунды, Жерар скинул с плеча штуцер на землю и бросился к четвероногому другу. Сильные руки обхватили переднюю лапу и грудку животного, заставляя его сесть на задние лапы, а свободной рукой мужчина закрыл нос Аргуса своим платком, заглушая посторонние запахи. Пёс брыкался, скулил, охотник чувствовал его страх, а у самого сердце заглушало всё вокруг.
— Я тут, друг мой. Я здесь. Ты меня слышишь? Аргус.
Ласковый голос был готов сорваться. Как бы ни храбрился мужчина, а боль самого преданного существа полосовала его душу острыми когтями. Тельце Аргуса затряслось в крепких объятиях, глаза его закатились.
Мужчина зажмурился, обнимая пса. Его тихое успокаивающее бормотание заглушало скулёж, но Жерар ничего больше не мог поделать. Ничем не в силах был помочь своему другу. Что это могло быть? Оса ужалила в нос? Пальцами охотник попытался прощупать морду под платком, ничего не опухло. Может, на землю кто-то рассыпал перец с табаком, чтобы сбить собак со следа? Но наверняка об этом предупредили бы герцога в донесениях. Это сделали сами гвардейцы? Чтобы никто не решил провести своё расследование? Жерар крепко сжал зубы, ощущая, как ярость волной пробуждается в нём. А свободная рука, обнимающая верного друга, продолжала методично успокаивающе поглаживать его короткую шерсть.
В один момент скулёж прекратился. Внезапно, даже слишком. Аргус не хрипел, не рычал. Его дыхание вновь стало ровным, спокойным. Лишь кровь в широко распахнутых глазах и в ужасе поджатый хвост были признаком прошедшего приступа. Он в ужасе жался к груди хозяина, находя в нём защиту. А у охотника на секунду потемнело в глазах, но он сдержался и остался стоять.
— Всё закончилось, Аргус. Ты справился, — тихо шептал он, похлопывая пса по шее.
Выехав на место исчезновения, маркиз Жерар де ла Круа надеялся, что Её Высочество Аделаида всего лишь сбежала. Оставила позади напыщенных фрейлин, не привыкших к погоне по лесу, так и нерасторопных гвардейцев в тяжёлых доспехах. Но сейчас, после необъяснимой реакции Аргуса, что сунул свой нос в это дело, надежды разбились окончательно. Хищный озлобленный оскал появился на лице мужчины. Жерар де ла Круа найдёт Её Высочество, чего бы ему это ни стоило!
1 Барбакан — в западноевропейской средневековой архитектуре «внешнее сооружение замка или городских укреплений, обычно круглое в плане, для отражения атак на подступах к крепости»
2 Машикули — навесные бойницы, расположенные в верхней части крепостных стен и башен, предназначенные главным образом для вертикального обстрела штурмующего стены противника стрелами или ручным огнестрельным оружием.
3 Штуцер — нарезное дульнозарядное ружьё увеличенного калибра и сокращённой длины ствола в XVII—XIX веках, а также особая категория охотничьего оружия.
Солнце медленно клонилось к горизонту, крупными мазками окрашивая податливые облака в оттенки розового. Колокола храмов пропели восемь ударов — каждый на свой лад. Фонарщики уже начали священный ход по узеньким улочкам Шантира, зажигая огонь на высоких столбах. Торговцы, стоящие на рынке, даже если ещё не успели всё распродать, поспешно сворачивались и набивали тележки товаром. Тьма не желала отвечать добротой честным людям. Это время, когда столицей правили разбойники, воры и нищие. Все те, кто предпочитал прятать собственное лицо при свете дня, когда их уродство души ярче всего бросалось в глаза окружающим.
