— У фрейлины Эстель де Буажлен появился любовник. Повеса, барон. Он живёт тут, в столице, любит играть. Ему всё не везло, проиграл целое состояние, а потом принёс вот такой подарок.
— Это могло быть наследство?
— Могло, — мадемуазель де ла Круа произнесла на выдохе, соглашаясь с резонным вопросом. — Её Светлость вежливо спросила про украшение, пока мы были в повозке, раньше она его не видела. Даже спросила разрешения коснуться. Может быть, там какое-нибудь послание спрятано? Механизм какой ловкий. В перстнях же можно яд спрятать на иголочке, так и тут, может, потайной замок.
Когда Жерар провёл пальцем по рубину, он хмыкнул. Камень был тёплым и гладким. До этого, вероятно, пролежал много времени на солнце. Но тактильно не было ни одной лишней засечки. Может, и правда, что-то внутри осталось?
— Я даже не знаю, чем тебя отблагодарить! Это так отважно и рискованно с твоей стороны!
— Ах, кстати об этом! — Даниэле взялась за ручку расписной чашки из сервиза и вдохнула терпкий аромат, поднимающийся вместе с паром, крепкого чёрного чая. — Я полагаю, дорогой брат, ты понимаешь, что мне тоже нужна помощь.
Маркиз Жерар де ла Круа понимал, в котором часу нужно выходить на охоту и как заправлять ружьё. Зачем носить с собой кинжал и как ставить силки. Но по взгляду можно было догадаться, что сестру он не понимал.
— Тебя кто-то обидел? — его лицо побледнело на мгновение, но следом мужчину бросило в жар. Он сжал руку, а с ней и подвес, что лежал в ладони. — Кто этот человек? Я… Я вызову его на дуэль!
Но девушка молчала. И это лишь больше раздувало в сердце Жерара огонь праведного гнева.
— Имя! Назови его.
— В этом нет необходимости, — она сделала глоток и без стука опустила чашку на блюдце. — Я уезжаю из дворца. К родителям, в их имение. Мне нужен отдых.
Так легко и непринуждённо она бросила эту новость, что маркиз замер. Тяжелый камень с груди спал, Жерар словно смог наконец вынырнуть из реки и сделать вдох полной грудью.
— Только и всего?
— Только и всего. После того, как я занялась поисками, на меня начали коситься, и мне это не нравится, — уголки губ Даниэле приподняла в подобии вежливой улыбки. И сейчас маркиз заметил, как вокруг верхней губы пудра смылась, обнажая розовые пятна. — Ты просишь меня остаться здесь, Жерар. Через три дня я отправлюсь в отчий дом.
— И в чём же будет заключаться помощь? Сопроводить тебя?
— Фрейлина не имеет права надолго оставлять Её Высочество. Если мы будем без дела слоняться по дворцу, возникнут вопросы. И в первую очередь — у других фрейлин. Я уеду, но как разогнать их стаю, решать тебе.
Малыми глотками она допила чай и взяла яблочную дольку. Послышался хруст, и Даниэле довольно сморщила нос — кислое, как ей нравилось. Слуги знали привычки детей де ла Круа.
А Жерар положил на стол украшение, задумавшись. С чего стоило начать поиски? Он не был хорошим дознавателем, выудить знания хитростью вряд ли выйдет лучше, чем у младшей сестры. Да и её слова на счёт фрейлин во дворце были правдой. Каждая девушка в свите Её Высочества была заместо служанок: они занимались её туалетом, распорядком дня, выполняли малейшие поручения. Отсутствие мадам Аделаиды будет заметно всем, а фрейлинам — в первую очередь. Наверняка заохают, будут денно и нощно молиться за жизнь и здоровье Её Светлости! Так же женщины должны поступать в подобной ситуации? У них боли головные появятся… А нарушать спокойствие особ из высшего общества Жерару очень не хотелось.
— Да и, если я уеду, а у одной из них пропадёт подвеска, начнут судачить на разные лады… — вкрадчивый голос словно намекал на правильный выбор приоритетов. Мужчина сам должен принять решение и действовать, но подтолкнуть в нужную сторону ход его мыслей Даниэле могла. — А если подвеска потерялась во время сборов…
А как же это провернуть? Единственным, к кому мог обратиться Жерар, был регент Готье де Шатрон. Второе лицо, наверняка он гораздо более сообразительный в этих делах, чем молодой маркиз.
— Даниэле, располагайся. Небольшая усадьба, конечно, меньше Лудье, но чем богаты, тому и рады.
Мужчина поднялся и, раскинув руки в стороны, вежливо поклонился ей. Несмотря на то, что колокола пробили двенадцать, судя по багряному халату, для Жерара это было всё ещё утро. Он оставил вещи на столе и быстрыми шагами направился на выход из кабинета. Спавший кверху лысым пузом Аргус, услышав шаги хозяина, открыл один глаз. И ведь мужчина собирался уйти… Без него! Пёс издал хриплое ворчание, поворачиваясь на бок, и Жерар вынужден был остановиться. Как можно было оставить животное без внимания? Решительный взгляд встретился с чёрным омутом Аргуса, и тот начал весело вилять хвостом и ползти к краю сиденья. Нет, оставлять пса в уязвимом положении наверху решительно нельзя!
В пару шагов Жерар оказался рядом с верным псом, протянул к нему руки, но нос животного покрылся морщинами, а хвост перестал вилять и мгновенно замер. Пасть ощерилась, обнажая ряд длинных белых зубов. Аргус, самый верный пёс, смотрел на ладонь своего хозяина и не мог сдержать предупреждающего рыка.
— Что с ним? — в голосе Даниэле слышалась обеспокоенность, но девушка чуть подалась вперёд, стараясь рассмотреть, что происходит с псом.
— Такого раньше не было… Какая блоха его укусила?
Обычно собаки не рычали на тех, кто их кормил, но Аргус залился грозным лаем на маркиза де ла Круа. Мужчина сделал шаг назад, потом ещё… С каждым шагом бракк лаял менее грозно, под конец его напряжённые глаза неотрывно следили за человеком, но он притих.
Даниэле поднялась с места. Заметив это, Жерар зашипел на сестру, но мадемуазель не обращала внимания. Пёс и ухом не дёрнул, когда девушка сняла перчатку и принялась поглаживать короткую пятнистую шерсть на шее животного. Никакого внимания на неё. Не было ни страха, ни злости.
— Этот человек тебя пугает, да, моя бабочка?
Под весёлое девичье сюсюканье с Аргусом, маркиз поднял ладони и уставился на них. Человеческий глаз не мог уловить всё. Но, может, запах? Кончика носа он коснулся ладонями по очереди — ничего нового и необычного. Но… Жерар резко вернулся к столу. Сгрёб всё, что показывала Даниэле, и встал на то место, где Аргус позволил ему быть. Достаточное расстояние, чтобы тот чувствовал себя в безопасности. Поочерёдно по одному предмету маркиз на вытянутой руке приближал к псу. Тихое предупреждающее рычание на подвесках перешло в отчаянный лай, Агрусу пришлось сесть и прижаться к спинке стула, чтобы держаться от украшения подальше. Слюна вспенилась и начала капать на обивку, да и голос Даниэле не успокаивал.
— Не понимаю, — он убрал подвеску в карман.
Графин с колодезной водой всегда стоял на столе рядом со стаканом. Сейчас мужчина подошёл к фикусу и несколькими поливами умыл себе руки, используя большой горшок, где и было растение, вместо таза для умывания.
— Что ты говоришь? Мадемуазель Эстель?
— Де Буажлен, — поспешно отозвалась Даниэле.
Маркиз де ла Круа подошёл к Аргусу. Пёс уже критически обнюхал мокрые руки мужчины, шумно вдыхая запах. Мотнул мордой, подставляя свою бурую макушку под знакомую ладонь.
— А повесу этого?
Жюль д’Гравел — душа компании. По крайней мере, он таким себя считал. Уже не молодой человек, его возраст неумолимо клонился к сорока годам, но он упорно оставался холост, пусть и лоб понемногу становился всё больше, а русые длинные волосы отступали к макушке. Жюль любил хорошую выпивку, сальные шуточки, красивых женщин и азартные игры. Кости, карты — разницы не было. Голубые глаза с затуманенным взглядом наблюдали за столом, а на губах у мужчины держалась пьяная ухмылка.
По вторникам он оставался в кабаке «Буйный вепрь» — место полностью прокуренное дешёвым табаком, здесь музыка не смолкала до утра. Но Жюль никогда так надолго не оставался, лишь до двух ночи, когда ежедневные выделенные средства таяли в реках вина под мостами червовых семёрок.
Добыча не должна заподозрить о том, что на неё ведётся охота до тех пор, пока не протрубит рог.
Вразвалочку вышел мужчина и запахнул камзол, получше прячась от весеннего ветра. От парика он упорно отказывался, приходилось завивать волосы самостоятельно. Но Жюль не унывал. Он прислонился к стене и вдохнул сырой ночной воздух, полный зловония городских улиц. Но это был глоток свежести по сравнению с удушливым амбрэ пота и расплавленного воска внутри кабака.
Мужчина шёл по улице, некоторые фонари уже горели. Он не смотрел по сторонам и что-то бормотал себе под нос, шаркая ногами по выпирающим камням на брусчатке. Впереди сидели люди. Мужчины в шляпах, издалека их разобрать было сложно, они поджидали кого-то. Не рискнув узнать, кого именно, Жюль свернул на соседнюю улицу, также плохо освещенную, как и любая здесь. Его кренило, словно старое дерево сильными ветрами, в сторону.
Охотник, облачённый в простой чёрный плащ, следовал на расстоянии. Он не обращал внимания, когда сапогами наступал в лужу, его взгляд неотрывно следовал за пьяницей. Он слышал тихие шорохи позади себя. Д’Гравел не оборачивался. Мужчина продал свои чулки ещё на прошлой неделе, голые ноги почти до колена щекотал холодный весенний ветерок, а шляпа была столь плоха, что не выдавала в нём сколько-нибудь знатного человека. У охотника заскрипели зубы от отвращения к этому существу. Стоило Жюлю остановиться лицом к стене чьего-то дома, засмотревшись на строение, так пришлось ему быстро перебирать ногами, чтобы не рухнуть под тяжестью своих мыслей прямо на зад.
Смотреть на этот фарс было выше достоинства охотника.
— Взять, — спокойным голосом тихо, но властно произнёс мужчина.
И двое крупных охотничьих собак сорвались с места. Они не в первый раз загоняли дичь. Леса с многовековыми деревьями сменились редкими столбами, разгоняющими тьму, а животное стало почти прямоходящим человеком.
Из темноты раздался утробный рeв. Низкий рык звучал одновременно отовсюду, повторяемый сотнями голосов. Или Жюлю так казалось. Но когда он в ужасе оглянулся, из тьмы на него были направлены не менее восьми пар светящихся потусторонним огнём глаз!
Из чёрной бездны на освещенную фонарём местность вышли первые монстры — гончие неспокойных, не иначе! Их поджарые тела предельно напряглись, а пасть оскалилась, обнажая зубы. Уши прижались к макушкам. А сколько их ещё было в тени? Рык не прекращался, он звучал в голове его, не смолкая, и Жюль сделал единственное, на что был способен сейчас — пустился в бег.
Ночная свора. Совсем как из той сказки, которую рассказывали детям, чтобы те не покидали дома после захода солнца. Неспокойные открывают костяные темницы, в которых прячутся несущие смрад и разложение псы из ночной своры. Бродят они по свету, спутниками им служат звёзды. И проклинать будешь тот час, когда они учуят твой след. Неминуемо острые, как кинжалы, зубы вонзятся в плоть, разрежут её до кости и утащат в свою темницу, чтобы обгладывать. И боль будет длиться столетиями, пока вновь не откроется, чтобы в клетке появился новый обречённый.
Пусть шпага и била о голень, против ночной своры фехтовать бесполезно. Разве что бежать. Страх выдал добычу в мужчине, и псы, ведомые азартом, бросились следом. Разве мог пьяный мужчина оказаться быстрее натренированных гончих? Светлые участки под фонарями то появлялись, то исчезали, приходилось двигаться вперёд, надеясь на удачу, пока глаза только привыкали к полутьме. Спасительные островки были столь желанны, словно под ними ночная свора теряла свою силу, а во тьме снова наступала, неумолимо приближалась. Очередное пятно света, д’Гравел уже не понимал, где он, голова кружилась, а рычание звучало отовсюду сразу. Пёс оттолкнулся всеми лапами и совершил длинный прыжок, хватаясь зубами за плащ, струящийся позади. Резкий толчок назад, пьяный мужчина споткнулся о свою ногу, кувыркнулся, запутываясь в длинной ткани, и остался лежать на холодной брусчатке.
Одна из собак поставила передние лапы ему на грудь и угрожающе зарычала. Слюна капала на лицо мужчины, но тот видел только то, как сверкают её клыки.
— Богиня! Милостивая Дева, опусти очи свои на землю грешную, — Жюль со всей силы зажмурился, надеясь, что это всего лишь сон, и принялся повторять заученную молитву. Его дыхание сбилось, он путался и заикался.
Псы охраняли свою добычу, второй зверь обходил её, клацал зубами и смотрел по сторонам, ожидая охотника. Круг света выхватывал чётко верхнюю часть добычи, туго закутанную в плащ, нижняя же оставалась в полутьме. Руки его были прижаты тканью к груди, выхватить оружие было делом затруднительным. Охотник перешёл на шаг, увидев расстановку сил. Ещё рано было праздновать победу, пока шкура добычи не была у него в руках.
Тяжёлые шаги послышались раньше, чем показался силуэт. О, Жюль бы всё отдал, чтобы это был отряд патрульных! Но нет, ни фонаря, ни форменной накидки. Чёрное облачение простого кроя, тёмная шляпа с пером. И лицо закрыто карнавальной маской грустного шута! Д’Гравел забился в ужасе, хозяин своры собственной персоной явился, чтобы утащить его тело, когда псы будут по кусочкам отрывать кожу. Но плащ сыграл с мужчиной злую шутку, нелегко выбраться из кокона, когда не можешь двинуться.
Длинный простой тонкий кинжал без рисунков и украшений выскользнул из ножен и оказался в чёрной руке Неспокойного. Хиршфангер. От лезвия словно исходил потусторонний холод.
— Пощади! — взмолился Жюль, хватаясь за то, что этот прямоходящий, вероятно, понимает человеческую речь! Ведь не могут же мифические существа говорить на ином языке. — Что хочешь дам! Я богат и…
Охотник остановился, но псы продолжали рычать. Д’Гравел, решив, что нащупал нужную карту в рукаве, поспешно произнёс:
— Деньги? — Неспокойный неумолимо шёл вперёд. — Нет-нет, не деньги! Люди? Сколько душ тебе нужно? Три? Семь?
— Одна, — в голосе Жерара сквозило неприкрытое отвращение.
— Не надо! Я… Я! — он всхлипнул. А может, это выпитый алкоголь после тряски во время погони просился наружу?
Из кармана маркиз де ла Круа достал рубиновую подвеску. Собакам на неё, как оказалось, было всё равно, а Аргуса мужчина брать не желал, пока тот не восстановится. Драгоценный камень отражал свет фонаря, словно внутри рубина разгоралась сотня пожаров. Амулет Разрушения! И Жюль в ужасе подумал, что точно такое же украшение подарил мадемуазель Эстель в знак вечной любви! И если ночные гончие не могли пробраться за стены дворца, то Неспокойные будут тянуть свои тонкие сучковатые пальцы в её сны, раздирать её сознание острыми ногтями, путать мысли и шаг за шагом сводить с ума. Конечно, если Амулет Разрушения сам не сделает своё гнусное дело.
Пьяница взвыл громко и протяжно. Так просто умирать не хотелось, но выбраться из кокона не удавалось. Даже если бы и получилось, острая пасть одной собаки, рядом вторая. А сколько ещё во тьме? Они только и ждали команды своего хозяина.
— Или ты можешь откупиться, — мужчина в маске шута горой возвышался, принижая д’Гравела до ничтожного муравья. — Тебе всего лишь нужно поведать мне. Шепни на ухо имя того, кто передал тебе этот чудесный подарок.
— Я его выиграл!
— Ты? — явное удивление. Жюля выдавали голые ноги, торчащие из туфель. — Назови имя человека, поставившего на кон то, что не принадлежало ему по праву!
