После, я залезла в галерею, надеясь найти фотографии, которые могли бы пролить свет на происходящее. Фотографий не было, зато нашлось недавно снятое видео.
Наверное, он хотел позвать на помощь, но вместо вызова включилась камера.
В довольно темном видео раздавались шелест и шуршание, мелькала голова парня, которого тащили по земле в неизвестном направлении. Он орал, звал на помощь, матерился и плакал, крепко сжимая в руке телефон. На заднем плане слышался неразборчивый, но злорадный шепот. Парня быстро тянуло, он пытался сопротивляться, но бесполезно. Сила нападавшего была несоизмеримо больше, чем его. Вот парень оказался на поле, забрыкался еще отчаянней и кажется, сумел выбраться. Он пробежал немного, направление по видео разобрать было невозможно. Но его снова схватили. Он упал и попытался достать рукой, в которой сжимал телефон, до коряги. И тогда все изображение на экране резко размазалось, объектив не успевал поймать кадр, пока парня мотало из стороны в строну, с не вообразимо бешеной скоростью. Телефон он уронил, или специально бросил под ствол сухого дерева. Тот упал экраном вниз, продолжая снимать.
Через несколько секунд послышался звук удара о дерево и хруст сломанной шеи, крик прекратился. Но звук удара повторился, потом еще и еще. Краем глаза я уловила в окне движение темного силуэта. Резко подскочив на месте, я выпустила из рук телефон и схватилась за кинжал, но пейзаж за стеклом оставался спокойным и недвижным.
Из окна виднелся только просторный двор и грядки.
Вы скорее всего удивитесь, но следующей ночью в засаду пошла я. Ну и Стужев, куда ж без него. Спать хотелось страшно, сказывались третьи сутки без сна, но я крепилась и не собиралась оставлять Макса одного. Хотя он и сопротивлялся. Но даже этот упертый… вы же представили нужный эпитет, не заставляйте меня его озвучивать, так вот, даже мой напарник не мог не признать, что я нашла крайне важную улику и сдвинула наше расследование с мертвой точки, в коей он, к слову, прибывал до моего появления.
– Ничего подобного, – самоуверенно возразил Макс, когда по возвращению (машину он не нашел), я высказала ему все, что думаю об этом месте. Это было еще днем. – Расследование продвигалось... просто, знаешь, я работаю в своем темпе.
– В твоем темпе здесь скоро людей не останется, – парировала я. Мы стояли на крыльце, солнце скрылось за облаками, я скучала по своим джинсам и футболкам. В сарафане было, капец, как неудобно.
– Как я скучал по твоему оптимизму. Рисуемые тобой картины неизбежной, мучительной смерти, бодрят и поднимают тонус у всех в радиусе километра. А уже в долгосрочной перспективе эффект паранойи и ранней седины… ммм… мои любимые последствия, – ввернул Стужев, я даже с ответом не нашлась. – Но если ты не против, вернемся обратно к делу. Я тоже кое-что нашел. И раз уж ты вляпалась в мое расследование прямо с двух ног, то возьми свои боевые пожитки и пойдем, покажу кое-чего.
И он поманил меня за собой, к одному из крайних домов.
– Ты опять взялся лазить по чужим жилплощадям? – возмутилась я, когда Макс по-хозяйски открыл мне дверь внутрь. – Где владелец-то? Или наследники, родственники, кто предположительно будет писать заявление о взломе с проникновением?
– Нет хозяина, и наследники не приезжали, – пояснил Стужев, пропуская меня вперед. Мы прошли через сени, небольшую кухню и зашли в одинокую, серую комнатку с кроватью и столиком у окна. А на столике стояла печатная машинка. – И вот смотреть на меня так не надо, когда я пришел ключи прямо на двери висели.
Машинка выглядела старой. Очевидно, ей не часто пользовались. Она была тяжелой, металлической. Мне, человеку привыкшему управляться с ноутом (который остался в Новосибирске, в съемной квартире, из которой меня, наверное, теперь выселят и будут правы) было странно и интересно.
– Видишь, тут все готово для работы: бумага, лента, правда старая. Ума не приложу, как она не испортилась за это время, – сказал Стужев, указывая на машинку. – Потыкай. – Милостиво разрешил он.
Думайте обо мне, что хотите, но это было как с пианино, играть никогда не умела, но понажимать на клавиши просто необходимо. И да, я не удержалась.
– Так, а… – попыталась я прояснить ситуацию, после того, как на пожелтевшем листке бумаги отпечаталось несколько букв. Я написала свое имя. Знаю, не оригинально. Потом еще и просто на рандомные буковки понажимала.
– «А что нам дает вот это твое открытие»? – передразнил меня Стужев. – Смотри, видишь, что ты напечатала, не считая того, что это обычная абракадабра? Шрифт и некоторые дефекты в написание букв, например, не пропечатаный хвостик у букв «р» или отсутствие одной ножки у буквы «А». При сравнении видно, что письма, которые получили люди были напечатаны на этой машинке. – Торжественно объяснил мне Макс, для наглядности вынув из машинки свежеотпечатанный листочек и достав из кармана куртки телеграмму, наверное, принадлежащую Лизе и Грише.
– Ух ты, – кивнула я. – Ты реально научился пользоваться серенькими клеточками в черепной коробке. Прими мои восторги.
– От тебя и такое можно считать комплиментом, – ухмыльнулся довольный собой Стужев.
– Но что это значит? – уточнила я. – Ты сказал, что хозяина в доме нет, он пустой. Личные вещи на кухне, в сенях, свидетельствуют о том, что тут кто-то жил. Но хозяев нет, исчезли, как и другие? И что ты думаешь? Проклятый предмет? Зловещая печатная машинка? Рассылает всем жуткие телеграммы, а после приходит на своих двоих и задалбывает человека до смерти стуком клавиш?
– Когда ты так говоришь, то создается впечатление, что ты не веришь в мои интеллектуальные способности, – мотнул головой Макс. – А это так сильно ранит мою тонкую творческую душу.
– Ладно, творческая душа, ты камерой дом просветил? – спросила я, осматривая комнату. Возможно, тут удастся отыскать еще улики?
– Ага, ничего, ни помех, ни теней. У тебя же свечи с собой?
– У меня с собой все, кроме нормальной одежды, – вздохнула я, доставая из сумки свечу.
– А тебе так идет, – зачем-то брякнул Стужев. И наткнувшись на моей удивленный взгляд, быстро достал зажигалку и поджег фитиль.
Свеча не то, что бы совсем не реагировала. Наоборот, она трещала, шипела и колыхалась из стороны в строну. Но вот черным не обгорала. И более того, все это она проделывала лишь рядом с железной кованой кроватью, стоящей в углу комнаты. Машинку свеча игнорировала от слова совсем, стоило поднести ее к устройству поближе, пламя успокаивалось и горело ровным светом.
– Стужев, а ты только на машинку сквозь объектив смотрел? – спросила я, вернувшись к кровати.
– Ее со всех сторон просветил, по дому тоже прошелся, но быстро.
– Иди-ка сюда.
Над кроватью висели фотоснимки в рамках. На всех них был один и тот же мальчик, затем уже выросший мужчина. Темненький, высокий, с озорной улыбкой. Видимо, любил немного пошкодить. Старые черно-белые детские снимки сменялись школьными, затем сразу свадебное фото. Миловидная и полноватая невеста выглядела счастливой. После к паре прибавились изображения девочки, она была скорее похожа на мать, но улыбку переняла отцовскую. Ее взросление тоже нашло отражение на снимках, уже более привычных глазу, менее официальных и более ярких. А вот жена пропала. Самым новым по времени было фото пожилого мужчины, с двумя пацанами школьного возраста. Свеча щелкала возле этой карточки и еще одной, более старой – группового фотоснимка. Странноватого.
– Какие-то у них тут лица хмурые, – заметил Макс. На фото люди стояли в два ряда, зло уставившись в объектив. Хозяин дома нашелся в нижнем ряду, там где в рядок стояли испуганные дети.
Я потушила свечу, убрав ее назад в сумку и достала фотографию из рамы.
1939 год – значилось на обороте.
И ниже подпись от руки блеклыми чернилами, судя по всему, сделанная недавно, чернила не успели выцвести, в отличии от года датировки:
Снимал Николай Лухин.
Что-то в этой фотографии меня настораживало, я все старалась вглядеться в нее по-внимательней, словно надеясь рассмотреть ответ, когда меня позвал Макс.
– Сань! Смотри.
Он решил пройтись по дому еще раз, на всякий случай. Но полный обход не понадобился. Я, сжимая в руке фото, подошла к напарнику и посмотрела в окошко камеры, изучая пойманный кадр. Там была толи тень, толи ряб.
Но не в доме, за окном. Снаружи послышались шаркающие звуки. За нашей спиной раздались шаги. Что-то слишком быстро бросилось вон из дома на улицу. Но выбежав за неожиданным визитером, мы потеряли его из виду. Улица была пустынна и следов преследуемого нами существа обнаружить не удалось. Больше в камеру ничего не попадалось.
– Что это было? – спросила я, все еще вертя в руках фотку.
– Что-то было. А вот за конкретикой приходите, барышня, завтра, – ответил озадаченный Стужев.
– Почему завтра?
– Потому что сегодня мы с Григорием снова в засаду, – нехотя признался Макс, оглядываясь по сторонам. Даже ветер стих. Слишком все зловеще.
– Еще чего! – скрестила я руки на груди.
Вот так и получилось что укомплектованного по всем правилам Рембо Григория (заряженное ружье, маскировочно разрисованное лицо, ладно хоть без повязки на лбу), я отправила спать, а сама осталась сидеть со Стужевым. Место наблюдения представляло собой небольшой навес из брезента, который был натянут на четыре высоких палки. Под ним скопились разнообразные вещи из которых и собрали что-то вроде стенок. За этой кучей мы и уселись. Тоже мне засада.
– Серьезно, тебе незачем тут сидеть, – в третий раз попытался выгнать меня Макс.
– Серьезно, что у тебя за идея фикс избавиться от меня любыми методами? – парировала я. – Ладно, хорошо, я понимаю, ты на меня злишься, но я же пытаюсь помочь тебе.
– Я злюсь... – перебил Макс, он-то сидел тут в джинсах и куртке, а я мерзла в сарафане. – Но не на тебя, а на отца. С тобой я просто не согласен.
– Ладно, ты со мной не согласен. И что? Теперь ты планируешь избегать меня до конца жизни?
– А ты что планировала, когда уезжала? – завел он любимую пластинку.
– Это-то тут причем, Макс! Я… Я растерялась… – я вздохнула, набрав воздуха в грудь. – Я была не права, что не сказала тебе...
– О, впервые на моей памяти, ты признаешь что-то подобное, – ухмыльнулся он. – Продолжай, продолжай, мне очень нравится.
– Да ну тебя, – я легонька треснула его по плечу. Он скривился. – И вот не говори, что было больно.
– Тебе скажи.
– Я пытаюсь извинится, а ты все портишь, – Сделала я небольшую паузу, но все же продолжила мысль: – Я должна была сначала поговорить с тобой. И я… я все это время жутко по тебе скучала.
– Так, так, так. Слушай, какой приятный разговор у нас с тобой сейчас вырисовывается. Пожалуй, теперь я буду общаться с тобой только на свежем воздухе, под звездами и страшным монстром, шляющимся по округе.
– Мы и так все время в похожих условиях общаемся. Хватит ерничать! – отвернулась я, чувствуя, как мои щеки начинают гореть. – Когда мы справимся с этим существом, что ты планируешь делать?
– Я даже боюсь представить, что происходило в Новосибирске в мое отсутствие, раз ты так смело строишь планы на будущее, – притворно ужаснулся Макс. – Признавайся, и у нас в Сибири нашла за кого замуж выйти?
– Что? Нет. Ты что сдурел? Я только и делала, что выслеживала колунов ковена, – возмутилась я. Идиотом он был, идиотом и останется. А ты, Сашенька, тут распинаешься.
– Да ладно, ты что одна этим занималась, с ума сошла? – резко развернул меня к себе за плечи Макс. – В конец ополоумела, мы ели от Ирины отбились, а ты сама же их и ищешь?
– Ну ты же занят, в одиночку сражаешься с нечистью в деревнях нашей необъятной родины!
– Это другое!
– Почему?
– Потому что у меня есть план!
– Расскажешь?!
– И не подумаю!
Мы оба обижено засопели, отвернувшись друг от друга. Через пятнадцать минут первым сдался Мак.
– И как продвигается твоя виндетта?
– Нормально. Теперь Новосибирск самый безопасный город в плане колдовского загрязнения, – ответила я, не поворачиваясь.
– Чего не скажешь о воздушном, – я услышала, как Стужев ухмыльнулся. – Когда мы закончим – ты вернешься назад. – И игнорируя мой резкий возмущенный взгляд, добавил: – Я тоже скоро приеду, но позже. У меня есть одно дело, пока я его не выполню, то не вернусь.
– Честно говоря, я думала, ты завяжешь со Стражей, – не стала спорить я.
– Я тоже. Но… Я больше ничего не умею. Ни на что не гожусь. Я пробовал пожить в спокойствие. Знаешь, не мониторить всякую потустороннею хрень, не обращать внимания на таинственные исчезновения. Но… я… я слишком быстро сломался. Тьма ведь не будет брать отпуск, в отличии от нас. Я встречал других Стражей. И они зашивались, понимаешь? Города, деревни, села… Нечисти становится все больше, а нас меньше. И потом… потом появилось то мое дело.
– Что за дело-то? Может быть я из Новосибирска смогу тебе помогать. Ты же помнишь, как вы с отцом работали, а я помогала из дома? Если ты соизволишь брать трубки, конечно.
– Ну извини, не всегда это от моего желания зависит, – развел он руками.
– Да уж, – вздохнула я. Стужев что-то сообразив, стянул с себя свою куртку и накинул мне на плечи. – А неплохой сегодня вечер. Прекрасный свежий воздух и непонятное нечто в полупустой деревне. Красота. – Протянула я.
– А что там про моего двойника ты говорила? – вспомнил Стужев.
Я рассказала Максу, как сражалась с зеркальными двойниками, о смерти Риты, о его идентичном клоне, который вел себя так же, как и он, и что тот неМакс меня спас. И на этот раз я болтала без умолку, с неожиданным удовольствием выслушивая дурацкие реплики напарника, который, впрочем, внимательно меня слушал, внимательно на меня смотрел и иногда случайно касался. Я не скучала по Максиму Стужеву, но я рада, что сейчас оказалась в этой засаде вместе с ним.
Единственной моей проблемой было то, что через некоторое время я заснула. Как сейчас помню, последней моей мыслью было удивление. Ведь я сонным тяжелевшим взглядом окинула двор и увидела кухонное окно. Рядом с ним не росло ни одного дерева.
Разбудили меня грубо тряся за плече. Оказывается я уснула, привалившись к Стужеву, который тоже спал (блин, вот вам и профессионалы), закинув голову назад и забавно посапывая. Одной рукой он сжимал свой пистолет, а другой обнимал меня. Мне требовалось пара секунд, что бы прийти в себя. Ощущения от пробуждения были какие-то странные. А самое непонятное заключалось в том, что если Макс спал, то кто меня разбудил?
– Ну-ну, быстрей, девонька, вставай, ты ж из этих. Из меченых, – сказал низенький старичок с офигенски пышной, темной бородой и блестящими маленькими глазками, над которыми нависали густые брови. – Што ж ты орешь дурниой-то? – Обиделся он на меня.
– Простите, – хрипло сказала я. – Вы эм… домовой? – Ну а кто это еще мог быть?
– Во дает, взрослая деваха, а домового от дворового отличить не может! – он хлопнул себя по ноге и рассмеялся. – Ладнось, покуда туды-сюдым, и времени-то нет у нас. Пока окаянный тут свои порядки наводит, к хозяину моему сходить надобно, он тута и так задержался, ему как-то сказали, что знающая в деревеньку пришкандыбает. Вот он и остался. А ты поторопись, и штукенцию свою с шеи сними, слишком сильная, может и испортить все.
Наверное, он хотел позвать на помощь, но вместо вызова включилась камера.
В довольно темном видео раздавались шелест и шуршание, мелькала голова парня, которого тащили по земле в неизвестном направлении. Он орал, звал на помощь, матерился и плакал, крепко сжимая в руке телефон. На заднем плане слышался неразборчивый, но злорадный шепот. Парня быстро тянуло, он пытался сопротивляться, но бесполезно. Сила нападавшего была несоизмеримо больше, чем его. Вот парень оказался на поле, забрыкался еще отчаянней и кажется, сумел выбраться. Он пробежал немного, направление по видео разобрать было невозможно. Но его снова схватили. Он упал и попытался достать рукой, в которой сжимал телефон, до коряги. И тогда все изображение на экране резко размазалось, объектив не успевал поймать кадр, пока парня мотало из стороны в строну, с не вообразимо бешеной скоростью. Телефон он уронил, или специально бросил под ствол сухого дерева. Тот упал экраном вниз, продолжая снимать.
Через несколько секунд послышался звук удара о дерево и хруст сломанной шеи, крик прекратился. Но звук удара повторился, потом еще и еще. Краем глаза я уловила в окне движение темного силуэта. Резко подскочив на месте, я выпустила из рук телефон и схватилась за кинжал, но пейзаж за стеклом оставался спокойным и недвижным.
Из окна виднелся только просторный двор и грядки.
Глава 4
Вы скорее всего удивитесь, но следующей ночью в засаду пошла я. Ну и Стужев, куда ж без него. Спать хотелось страшно, сказывались третьи сутки без сна, но я крепилась и не собиралась оставлять Макса одного. Хотя он и сопротивлялся. Но даже этот упертый… вы же представили нужный эпитет, не заставляйте меня его озвучивать, так вот, даже мой напарник не мог не признать, что я нашла крайне важную улику и сдвинула наше расследование с мертвой точки, в коей он, к слову, прибывал до моего появления.
– Ничего подобного, – самоуверенно возразил Макс, когда по возвращению (машину он не нашел), я высказала ему все, что думаю об этом месте. Это было еще днем. – Расследование продвигалось... просто, знаешь, я работаю в своем темпе.
– В твоем темпе здесь скоро людей не останется, – парировала я. Мы стояли на крыльце, солнце скрылось за облаками, я скучала по своим джинсам и футболкам. В сарафане было, капец, как неудобно.
– Как я скучал по твоему оптимизму. Рисуемые тобой картины неизбежной, мучительной смерти, бодрят и поднимают тонус у всех в радиусе километра. А уже в долгосрочной перспективе эффект паранойи и ранней седины… ммм… мои любимые последствия, – ввернул Стужев, я даже с ответом не нашлась. – Но если ты не против, вернемся обратно к делу. Я тоже кое-что нашел. И раз уж ты вляпалась в мое расследование прямо с двух ног, то возьми свои боевые пожитки и пойдем, покажу кое-чего.
И он поманил меня за собой, к одному из крайних домов.
– Ты опять взялся лазить по чужим жилплощадям? – возмутилась я, когда Макс по-хозяйски открыл мне дверь внутрь. – Где владелец-то? Или наследники, родственники, кто предположительно будет писать заявление о взломе с проникновением?
– Нет хозяина, и наследники не приезжали, – пояснил Стужев, пропуская меня вперед. Мы прошли через сени, небольшую кухню и зашли в одинокую, серую комнатку с кроватью и столиком у окна. А на столике стояла печатная машинка. – И вот смотреть на меня так не надо, когда я пришел ключи прямо на двери висели.
Машинка выглядела старой. Очевидно, ей не часто пользовались. Она была тяжелой, металлической. Мне, человеку привыкшему управляться с ноутом (который остался в Новосибирске, в съемной квартире, из которой меня, наверное, теперь выселят и будут правы) было странно и интересно.
– Видишь, тут все готово для работы: бумага, лента, правда старая. Ума не приложу, как она не испортилась за это время, – сказал Стужев, указывая на машинку. – Потыкай. – Милостиво разрешил он.
Думайте обо мне, что хотите, но это было как с пианино, играть никогда не умела, но понажимать на клавиши просто необходимо. И да, я не удержалась.
– Так, а… – попыталась я прояснить ситуацию, после того, как на пожелтевшем листке бумаги отпечаталось несколько букв. Я написала свое имя. Знаю, не оригинально. Потом еще и просто на рандомные буковки понажимала.
– «А что нам дает вот это твое открытие»? – передразнил меня Стужев. – Смотри, видишь, что ты напечатала, не считая того, что это обычная абракадабра? Шрифт и некоторые дефекты в написание букв, например, не пропечатаный хвостик у букв «р» или отсутствие одной ножки у буквы «А». При сравнении видно, что письма, которые получили люди были напечатаны на этой машинке. – Торжественно объяснил мне Макс, для наглядности вынув из машинки свежеотпечатанный листочек и достав из кармана куртки телеграмму, наверное, принадлежащую Лизе и Грише.
– Ух ты, – кивнула я. – Ты реально научился пользоваться серенькими клеточками в черепной коробке. Прими мои восторги.
– От тебя и такое можно считать комплиментом, – ухмыльнулся довольный собой Стужев.
– Но что это значит? – уточнила я. – Ты сказал, что хозяина в доме нет, он пустой. Личные вещи на кухне, в сенях, свидетельствуют о том, что тут кто-то жил. Но хозяев нет, исчезли, как и другие? И что ты думаешь? Проклятый предмет? Зловещая печатная машинка? Рассылает всем жуткие телеграммы, а после приходит на своих двоих и задалбывает человека до смерти стуком клавиш?
– Когда ты так говоришь, то создается впечатление, что ты не веришь в мои интеллектуальные способности, – мотнул головой Макс. – А это так сильно ранит мою тонкую творческую душу.
– Ладно, творческая душа, ты камерой дом просветил? – спросила я, осматривая комнату. Возможно, тут удастся отыскать еще улики?
– Ага, ничего, ни помех, ни теней. У тебя же свечи с собой?
– У меня с собой все, кроме нормальной одежды, – вздохнула я, доставая из сумки свечу.
– А тебе так идет, – зачем-то брякнул Стужев. И наткнувшись на моей удивленный взгляд, быстро достал зажигалку и поджег фитиль.
Свеча не то, что бы совсем не реагировала. Наоборот, она трещала, шипела и колыхалась из стороны в строну. Но вот черным не обгорала. И более того, все это она проделывала лишь рядом с железной кованой кроватью, стоящей в углу комнаты. Машинку свеча игнорировала от слова совсем, стоило поднести ее к устройству поближе, пламя успокаивалось и горело ровным светом.
– Стужев, а ты только на машинку сквозь объектив смотрел? – спросила я, вернувшись к кровати.
– Ее со всех сторон просветил, по дому тоже прошелся, но быстро.
– Иди-ка сюда.
Над кроватью висели фотоснимки в рамках. На всех них был один и тот же мальчик, затем уже выросший мужчина. Темненький, высокий, с озорной улыбкой. Видимо, любил немного пошкодить. Старые черно-белые детские снимки сменялись школьными, затем сразу свадебное фото. Миловидная и полноватая невеста выглядела счастливой. После к паре прибавились изображения девочки, она была скорее похожа на мать, но улыбку переняла отцовскую. Ее взросление тоже нашло отражение на снимках, уже более привычных глазу, менее официальных и более ярких. А вот жена пропала. Самым новым по времени было фото пожилого мужчины, с двумя пацанами школьного возраста. Свеча щелкала возле этой карточки и еще одной, более старой – группового фотоснимка. Странноватого.
– Какие-то у них тут лица хмурые, – заметил Макс. На фото люди стояли в два ряда, зло уставившись в объектив. Хозяин дома нашелся в нижнем ряду, там где в рядок стояли испуганные дети.
Я потушила свечу, убрав ее назад в сумку и достала фотографию из рамы.
1939 год – значилось на обороте.
И ниже подпись от руки блеклыми чернилами, судя по всему, сделанная недавно, чернила не успели выцвести, в отличии от года датировки:
Снимал Николай Лухин.
Что-то в этой фотографии меня настораживало, я все старалась вглядеться в нее по-внимательней, словно надеясь рассмотреть ответ, когда меня позвал Макс.
– Сань! Смотри.
Он решил пройтись по дому еще раз, на всякий случай. Но полный обход не понадобился. Я, сжимая в руке фото, подошла к напарнику и посмотрела в окошко камеры, изучая пойманный кадр. Там была толи тень, толи ряб.
Но не в доме, за окном. Снаружи послышались шаркающие звуки. За нашей спиной раздались шаги. Что-то слишком быстро бросилось вон из дома на улицу. Но выбежав за неожиданным визитером, мы потеряли его из виду. Улица была пустынна и следов преследуемого нами существа обнаружить не удалось. Больше в камеру ничего не попадалось.
– Что это было? – спросила я, все еще вертя в руках фотку.
– Что-то было. А вот за конкретикой приходите, барышня, завтра, – ответил озадаченный Стужев.
– Почему завтра?
– Потому что сегодня мы с Григорием снова в засаду, – нехотя признался Макс, оглядываясь по сторонам. Даже ветер стих. Слишком все зловеще.
– Еще чего! – скрестила я руки на груди.
Вот так и получилось что укомплектованного по всем правилам Рембо Григория (заряженное ружье, маскировочно разрисованное лицо, ладно хоть без повязки на лбу), я отправила спать, а сама осталась сидеть со Стужевым. Место наблюдения представляло собой небольшой навес из брезента, который был натянут на четыре высоких палки. Под ним скопились разнообразные вещи из которых и собрали что-то вроде стенок. За этой кучей мы и уселись. Тоже мне засада.
– Серьезно, тебе незачем тут сидеть, – в третий раз попытался выгнать меня Макс.
– Серьезно, что у тебя за идея фикс избавиться от меня любыми методами? – парировала я. – Ладно, хорошо, я понимаю, ты на меня злишься, но я же пытаюсь помочь тебе.
– Я злюсь... – перебил Макс, он-то сидел тут в джинсах и куртке, а я мерзла в сарафане. – Но не на тебя, а на отца. С тобой я просто не согласен.
– Ладно, ты со мной не согласен. И что? Теперь ты планируешь избегать меня до конца жизни?
– А ты что планировала, когда уезжала? – завел он любимую пластинку.
– Это-то тут причем, Макс! Я… Я растерялась… – я вздохнула, набрав воздуха в грудь. – Я была не права, что не сказала тебе...
– О, впервые на моей памяти, ты признаешь что-то подобное, – ухмыльнулся он. – Продолжай, продолжай, мне очень нравится.
– Да ну тебя, – я легонька треснула его по плечу. Он скривился. – И вот не говори, что было больно.
– Тебе скажи.
– Я пытаюсь извинится, а ты все портишь, – Сделала я небольшую паузу, но все же продолжила мысль: – Я должна была сначала поговорить с тобой. И я… я все это время жутко по тебе скучала.
– Так, так, так. Слушай, какой приятный разговор у нас с тобой сейчас вырисовывается. Пожалуй, теперь я буду общаться с тобой только на свежем воздухе, под звездами и страшным монстром, шляющимся по округе.
– Мы и так все время в похожих условиях общаемся. Хватит ерничать! – отвернулась я, чувствуя, как мои щеки начинают гореть. – Когда мы справимся с этим существом, что ты планируешь делать?
– Я даже боюсь представить, что происходило в Новосибирске в мое отсутствие, раз ты так смело строишь планы на будущее, – притворно ужаснулся Макс. – Признавайся, и у нас в Сибири нашла за кого замуж выйти?
– Что? Нет. Ты что сдурел? Я только и делала, что выслеживала колунов ковена, – возмутилась я. Идиотом он был, идиотом и останется. А ты, Сашенька, тут распинаешься.
– Да ладно, ты что одна этим занималась, с ума сошла? – резко развернул меня к себе за плечи Макс. – В конец ополоумела, мы ели от Ирины отбились, а ты сама же их и ищешь?
– Ну ты же занят, в одиночку сражаешься с нечистью в деревнях нашей необъятной родины!
– Это другое!
– Почему?
– Потому что у меня есть план!
– Расскажешь?!
– И не подумаю!
Мы оба обижено засопели, отвернувшись друг от друга. Через пятнадцать минут первым сдался Мак.
– И как продвигается твоя виндетта?
– Нормально. Теперь Новосибирск самый безопасный город в плане колдовского загрязнения, – ответила я, не поворачиваясь.
– Чего не скажешь о воздушном, – я услышала, как Стужев ухмыльнулся. – Когда мы закончим – ты вернешься назад. – И игнорируя мой резкий возмущенный взгляд, добавил: – Я тоже скоро приеду, но позже. У меня есть одно дело, пока я его не выполню, то не вернусь.
– Честно говоря, я думала, ты завяжешь со Стражей, – не стала спорить я.
– Я тоже. Но… Я больше ничего не умею. Ни на что не гожусь. Я пробовал пожить в спокойствие. Знаешь, не мониторить всякую потустороннею хрень, не обращать внимания на таинственные исчезновения. Но… я… я слишком быстро сломался. Тьма ведь не будет брать отпуск, в отличии от нас. Я встречал других Стражей. И они зашивались, понимаешь? Города, деревни, села… Нечисти становится все больше, а нас меньше. И потом… потом появилось то мое дело.
– Что за дело-то? Может быть я из Новосибирска смогу тебе помогать. Ты же помнишь, как вы с отцом работали, а я помогала из дома? Если ты соизволишь брать трубки, конечно.
– Ну извини, не всегда это от моего желания зависит, – развел он руками.
– Да уж, – вздохнула я. Стужев что-то сообразив, стянул с себя свою куртку и накинул мне на плечи. – А неплохой сегодня вечер. Прекрасный свежий воздух и непонятное нечто в полупустой деревне. Красота. – Протянула я.
– А что там про моего двойника ты говорила? – вспомнил Стужев.
Я рассказала Максу, как сражалась с зеркальными двойниками, о смерти Риты, о его идентичном клоне, который вел себя так же, как и он, и что тот неМакс меня спас. И на этот раз я болтала без умолку, с неожиданным удовольствием выслушивая дурацкие реплики напарника, который, впрочем, внимательно меня слушал, внимательно на меня смотрел и иногда случайно касался. Я не скучала по Максиму Стужеву, но я рада, что сейчас оказалась в этой засаде вместе с ним.
Единственной моей проблемой было то, что через некоторое время я заснула. Как сейчас помню, последней моей мыслью было удивление. Ведь я сонным тяжелевшим взглядом окинула двор и увидела кухонное окно. Рядом с ним не росло ни одного дерева.
Прода от 04.07.2025, 17:38
Глава 5
Разбудили меня грубо тряся за плече. Оказывается я уснула, привалившись к Стужеву, который тоже спал (блин, вот вам и профессионалы), закинув голову назад и забавно посапывая. Одной рукой он сжимал свой пистолет, а другой обнимал меня. Мне требовалось пара секунд, что бы прийти в себя. Ощущения от пробуждения были какие-то странные. А самое непонятное заключалось в том, что если Макс спал, то кто меня разбудил?
– Ну-ну, быстрей, девонька, вставай, ты ж из этих. Из меченых, – сказал низенький старичок с офигенски пышной, темной бородой и блестящими маленькими глазками, над которыми нависали густые брови. – Што ж ты орешь дурниой-то? – Обиделся он на меня.
– Простите, – хрипло сказала я. – Вы эм… домовой? – Ну а кто это еще мог быть?
– Во дает, взрослая деваха, а домового от дворового отличить не может! – он хлопнул себя по ноге и рассмеялся. – Ладнось, покуда туды-сюдым, и времени-то нет у нас. Пока окаянный тут свои порядки наводит, к хозяину моему сходить надобно, он тута и так задержался, ему как-то сказали, что знающая в деревеньку пришкандыбает. Вот он и остался. А ты поторопись, и штукенцию свою с шеи сними, слишком сильная, может и испортить все.
