-Кто это тебя надоумил так вырядиться, негодница? Что за глупая шалость!..
А затем, переглянувшись, кумушки воскликнули с неподдельной тревогой:
-Нет ли в подошвах железных гвоздей?!
Эмме поняла, что тут уж уйти от ответа не удастся, и, замирая от ужаса, пролепетала:
-Нет, это просто деревянные башмаки, из осины…
-И то хорошо, - обрадовались старухи, скаля свои острые зубы, и Эммелин невольно подумала, что не отказалась бы иметь при себе хоть что-то железное, раз уж лесным жителям оно не по нраву.
Улизнуть от Гуссильды и Тройоль не получилось бы и у мышки – кумушки держали девочку так крепко, что иногда Эмме казалось, будто ее несут, держа за шиворот, как слепого котенка. Она мало что понимала из их разговоров и думала только о том, как ей повезло не выдать свою людскую сущность. «Да что ж эти лесные ведьмы пристали ко мне, как будто других дел у них нет?! - думала бедная Эмме, едва успевая переставлять уставшие ноги. – Быть может, они позабудут обо мне у праздничных костров, я тихонько сбегу обратно в лес и сумею дождаться утра, спрятавшись ото всех под какой-то корягой!». Из сказок, которые она сама совсем недавно рассказывала младшим Госбертам, Эммелин знала, что в Страшночь волшебные создания властвуют над людьми лишь до первых рассветных лучей, а затем миры людей и нелюдей вновь разделяются невидимой и непроницаемой границей (ну или, по меньшей мере, опасность встретить в лесу кого-то вроде кумушки Гуссильды становится куда менее вероятной).
«Лишь бы дождаться утра – и все это исчезнет, как страшный сон!» - повторяла она себе. Но костры короля Страшночи пылали все ярче, музыка становилась все громче – и, скорее, мир людей показался бы бледным мимолетным сном тому, кто хоть раз увидел бы великолепие этого праздника. От бесчисленных огней здесь было светло почти как днем, всюду толпился лесной народец – кто-то был вполне похож на людей, а кто-то – на зверей (или кого похуже), и Эмме жмурилась от страха, не в силах смотреть на все эти зубастые пасти, бородавчатые носы и острые уши. Самих же жителей леса ничуть не смущало разнообразие их обликов: чудовища с жабьими и волчьими головами чинно вели беседы с полупрозрачными бледными девами; изящные девичьи туфельки, затканные серебром и золотом, соседствовали с грубыми копытами и когтистыми лапами; нежные белые руки без какого-либо отвращения касались грубой топорщащейся шерсти или склизкой чешуи; тут же прекрасные златовласые юноши поднимали кубки за здоровье жутких каменных истуканов, поросших мхом – и принимали ответные вежливые пожелания от кладбищенских тварей, кутающих свои костлявые тела в истлевшие саваны. Праздничные столы ломились от угощений, вино лилось рекой, деревья были разукрашены сверху донизу позолотой, гирляндами из осенней листвы и бесчисленными волшебными искрами, без устали мерцающими и сплетающимися в светящиеся узоры.
-Королевское шествие еще не начиналось? – суетливо расспрашивали всех встречных кумушки-ведьмы. – Состоялось ли торжественное явление Его Величества?..
-Еще нет, - отвечали им на разные лады. – Ворота еще не отворялись!..
И Гуссильда с Тройоль, довольно хихикая, пробирались дальше сквозь толпу, на ходу ворчливо наставляя Эмме, чтобы та вела себя как подобает: отчего-то старухи решили, что их случайной подопечной следует непременно посмотреть на короля вблизи.
-…Не вздумай сбежать, глупое дитя!..
-…Встанем так, чтобы хорошенько видеть королевское явление!..
-…Чтобы кланялась так низко, как только можешь!..
-…Уж мы тебя вразумим! Уж мы-то обучим хорошим манерам и уважению к старым обычаям!..
И Эммелин, боявшаяся лишний раз глаза поднять, покорно кивала, соглашаясь с кумушками – лишь бы только страшные старухи перестали щипать ее и грозно щелкать своими острыми зубами.
…Наконец Гуссильда и Тройоль нашли местечко, показавшееся им подходящим – на небольшом пригорке, почти полностью покрытого крикливыми жабами в золотых и серебряных колпачках.
-Потеснитесь-ка, сударыни! - пропыхтела старая Тройоль, раскидывая жаб своей клюкой. – Не важничайте!.. Я доподлинно знаю, что особ королевской крови среди вас раз-два и обчелся, хоть каждая и норовит нацепить золотой колпак…
Жабы возмущенно квакали, однако им пришлось уступить – безжалостная клюка кумушки Тройоль так и летала из стороны в сторону, норовя разбросать все жабье высшее общество по кустам и ямам.
-Стой смирно рядом с нами, замарашка, - ворчала тем временем Гуссильда, вновь выкручивая руку Эмме так сильно, что у девочки слезы брызнули из глаз. – Еще скажешь спасибо, что увидала своими глазами королевский выезд!..
Сердце у мальчика забилось — так ему было любопытно узнать, что там внутри! Он собрался с духом, взбежал на холмик и прыгнул в отверстие. И вот он очутился в огромном зале, освещенном бесчисленными крошечными свечками. Тут за блестящим, словно лаком покрытым, столом сидело множество фей, эльфов, гномов. Одеты они были кто в зеленые, кто в желтые, кто в розовые платья. У других одежды были голубые, лиловые, ярко-алые — словом, всех цветов радуги.
«Паж и серебряный кубок», английская народная сказка
Эммелин не раз слыхала о том, как король дивного народца показывается праздничной ночью своим подданным, выйдя из подземного дворца вместе со всем своим двором. Ей показалось, что она узнает это место: костры пылали у подножия мшистых холмов, поросших старыми соснами и жухлым от ночных холодов папоротником. Она не раз бывала здесь летом, собирая ягоды у подножия лесной гряды в сырых и тихих низинах, но никогда еще холмы не казались ей такими огромными и пугающими.
-Смотри, смотри, дерзкое дитя! – повторяли Гуссильда с Тройоль. – Врата вот-вот отворятся, луна уже высоко!..
И впрямь, яркая луна величаво плыла над вершинами деревьев среди россыпи звезд.
-Давно уж на осенний праздник не бывало такой хорошей погоды! – заметила Гуссильда, потирая костлявые руки. – Сегодня должно случиться немало чудес!..
«Куда уж больше!» - подумала про себя Эмме, потихоньку осматриваясь, чтобы понять, как сбежать. Но, увы, куда бы она ни посмотрела, всюду ее взгляд натыкался на непроницаемую стену из десятков и сотен волшебных созданий – удивительных и ужасных. С каждой минутой, казалось, их становилось все больше – гости прибывали из самых дальних уголков королевских владений: из чащоб и трясин, из оврагов и из глубоких нор. Даже если бы девочке удалось вывернуться из-под рук старых ведьм – у нее не получилось бы пробраться сквозь напирающую со всех сторон толпу.
-Проявляются! Проявляются!.. – заверещала тут Тройоль, указывая своей клюкой вперед, и Эмме, замирая от ужаса и восторга, увидела, как по склонам холма поползли огненные узоры. Земля под ногами дрогнула и глухо застонала. Дружный восхищенный вздох прокатился над толпой, а музыка зазвучала вдвое громче и быстрее. Барабанный бой отозвался в крови Эммелин и заставил сердце биться что есть силы – то же самое, по всей видимости, происходило и с остальными: засветились по-звериному сотни глаз, ударили о землю копыта и лапы, да и старые ведьмы от волнения затряслись, как осиновые листья.
Огненный рисунок становился все ярче, сплетая и расплетая свои линии с головокружительной скоростью. Эмме поначалу пыталась уследить за ним, но не успевала она подумать, что видит узоры из цветов, как они тут же превращались в птицу с распахнутыми крыльями, в кружащиеся луну и солнце, в бесчисленные созвездия, в зверей, рвущих друг друга острыми клыками, в извивающихся змей и стремительных стрекоз, в рой бабочек и вихрь падающей искристой листвы… Слишком быстро для человеческого глаза, слишком ярко, слишком прекрасно – и Эмме едва удержалась от того, чтобы не упасть на колени, пряча лицо от беспощадного света. «Я выдам себя!» - повторяла она самой себе и продолжала смотреть на огненную пляску сквозь слезы. Вряд ли она смогла бы понять, когда именно из огненных линий, вздымающихся все выше над землей, составилось нечто, похожее на высокую стрельчатую арку, увитую алым жаром девичьего винограда – все плыло и дрожало перед ее почти ослепшими глазами. Но вот она сморгнула слезы – и ясно увидела, как отворяются пылающие ворота, вздымая к небу бесчисленное количество искр. «Светло как в летний полдень!» - только и смогла подумать она, измученная красотой и чудесами точно так же, как устают порой люди от самой тяжкой своей будничной работы.
А затем, из искр, огня и сияния, показалась торжественная процессия, щедро осыпаемая золотой и серебряной осенней листвой. В воздухе как будто звенели тысячи крошечных колокольчиков, а когда волшебные листочки касались земли – или же сверкающих нарядных одежд – то тут же разлетались бесчисленными яркими брызгами огня. Прекрасные создания из-под холмов медленно и отрешенно шествовали, окутанные мерцающим светом, а жители леса приветствовали их, низко кланяясь и славя на все лады.
Эмме успела увидеть, что возглавляет процессию величавый длиннобородый старик в тканых золотом одеждах, восседающий на белом среброгривом коне – и тут же подзатыльники от Гуссильды и Тройоль заставили ее вжать голову в плечи и пасть на колени.
-Кланяйся королю! -прошипели старухи. – Король шествует!.. Слава Его Величеству!..
И впрямь – на голове старика была корона, сплетенная из позолоченных голых побегов колючего осеннего шиповника. Каждая ягода горела ярче рубинов, ярче угольков в кострах – как ни страшно было Эмме, она не смогла удержаться, чтобы не подсмотреть. Сам король показался ей мрачным и недобрым – в его глазах поблескивали красноватые отблески огней, а бледные выцветшие губы кривились в зловещей улыбке.
-Долгая лета Его Величеству! – верещали Тройоль и Гуссильда, и Эмме подумала, что даже пожелания кумушек-ведьм не продлят года королю – слишком бела его борода и бледно лицо.
Когда старухи позволили девочке подняться, король был уже далеко, и Эмме смогла рассмотреть лишь то, что следом за ним слуги несли паланкин, похожий на ажурную позолоченную птичью клетку – в нем восседала прекрасная остроухая дама, в светлых волосах которой поблескивал тонкий золотой обруч – корона. «Должно быть, это королева! - решила Эмме. – Но до чего же она молода! Король ей в деды годится!». Тут ей показалось, что королева держит что-то в руках, то и дело склоняя голову, как это делают все на свете матери, чтобы улыбнуться своему ребенку – и почти сразу она услышала младенческий плач.
-Принцесса! – заворковали умиленно ведьмы. – Голосок маленькой принцессы! Это первый праздник в ее жизни!..
Ну а вслед за королем, королевой и новорожденной принцессой из холма вышло (и выехало) столь великое множество обитателей подземного дворца, что у любого голова бы закружилась от блеска и мелькания лиц, каждое из которых было несравненно прекраснее обычного человеческого. Кому-то кумушки ведьмы кланялись низко, понукая к тому и Эммелин, а кто-то казался им не слишком-то важным – тем они разве что кивали или приветственно махали своими несоразмерно длинными когтистыми руками. Почти так же низко, как и королю, они отчего-то били поклоны совсем юному с виду рыжеволосому господину в темном бархатном одеянии – он ехал на черном тонконогом коне, сбруя которого была густо расшита серебром; собственную же одежду он ничем не украсил, словно желая выделиться из прочих.
-Высоко взлетел и возгордился, - проворчала Гуссильда, так и не дождавшись ответного знака вежливости.
-Ничего-ничего, ремесло у нас общее, как и кровь, - вполголоса ответила ей Тройоль. – От этого ему не избавиться! Все же хорошо, что и у нашего племени есть связи при дворе…
И Эмме невольно еще раз взглянула вслед рыжеволосому юноше, не веря, что у него может иметься что-то общее с крючконосыми когтистыми ведьмами. Он был так же хорош собой, как и прочие королевские придворные Из-Под-Холма! Рыжие кудри так и пылали в свете костров, белые холеные руки небрежно сжимали поводья; разве что уши были не столь остры, как у прочих высокородных дивных созданий. Эмме вздохнула, думая, что ей теперь никогда не забыть красоту волшебного народца – и каково после этого смотреть на обычных людей, не говоря уж о самой себе?..
-Это придворный чародей, Йоссе, - пояснила Гуссильда, приметив ее любопытство. – Строит из себя высокородного, но сам-то - нашей колдовской породы. Весьма искусен, потому и в милости у Его Величества, а еще пуще – у молодой королевы…
-Но тебе, малолетняя чернавка, не стоит заглядываться и на него! – строго заметила Тройоль, в который раз ущипнув Эмме. – Все же тем, у кого перья на лице, нельзя равнять себя с придворными…
-Тише! Тише!!! – переполошилась тут Гуссильда, словно кума Тройоль ненароком сказала вслух что-то весьма опасное. – Нашла, где говорить о перьях!..
-И то верно, - согласилась Тройоль, спохватившись и опасливо вертя головой. – Хоть бы никто не услышал, не донес…
И кумушки принялись в два раза громче славить короля, больше ничего не объяснив Эмме, которая поняла лишь то, что перья (а быть может – и шерсть, и чешуя?..) считаются в здешних краях признаком весьма дурного низкого происхождения. «Ох, да мне-то что, - сказала она себе, как можно незаметнее проверив на всякий случай, крепко ли завязаны тесемки маски. – Лучше уж считаться здешней чернью, чем человеком. Хорошо, что тетушки ведьмы подслеповаты, а прочим до меня дела нет!..»
Очаровавшись красотой шествия, Эмме не заметила, как отступает страх – все же в ее мирной простой жизни не случалось ничего подобного сегодняшнему приключению, и она жадно рассматривала удивительные наряды из золотого и серебряного шитья, из росы и звездного блеска, из тончайших кружев и легчайшего шелка, из паутинок, крыльев бабочек и россыпи драгоценных камней… Впрочем, торжественная нарядная процессия состояла не из одних лишь прекрасноликих созданий в драгоценных уборах – пока господа чинно и медленно шествовали, позволяя гостям праздника любоваться своей красотой, неисчислимое количество мелких слуг самого причудливого вида несли их шлейфы, держали на своих плечах носилки, вели под уздцы коней и златорогих оленей, или же просто следовали за своими хозяевами, ожидая приказов. Их одеяния были куда скромнее, внешность – непригляднее, но все же без этих шустрых созданий шествие наверняка показалось бы не столь торжественным, ведь даже самому утонченному придворному без надлежащей помощи наверняка приходилось путаться в чересчур широком плаще или наступать на чей-то шлейф платья. Пока все взгляды были обращены на великолепных надменных господ, челядь шипела друг на друга как рассерженные коты, скалила мелкие клыки и даже устраивала недругам каверзы вроде подножек и тычков. Может и Эммелин, ослепленная блеском нарядов придворных, не заметила бы этих жестоких проказ, но какой-то прихрамывающий тщедушный мальчишка в мешковатом наряде ткнулся носом в землю из-за того, что его грубо толкнули в спину – и случилось это аккурат напротив пригорка, на котором обосновались кумушки-ведьмы. «Значит, и в волшебном мире не все живут счастливо», - подумала девочка, глядя, как он со злостью утирает испачканное лицо, почти полностью скрытое темными спутанными волосами. Отчего-то ей врезалось в память, как он торопливо скрылся среди придворных, словно прячась от любопытных взглядов и насмешливых улыбок – неужели здесь нашелся кто-то еще, желавший сбежать, куда глаза глядят?..
А затем, переглянувшись, кумушки воскликнули с неподдельной тревогой:
-Нет ли в подошвах железных гвоздей?!
Эмме поняла, что тут уж уйти от ответа не удастся, и, замирая от ужаса, пролепетала:
-Нет, это просто деревянные башмаки, из осины…
-И то хорошо, - обрадовались старухи, скаля свои острые зубы, и Эммелин невольно подумала, что не отказалась бы иметь при себе хоть что-то железное, раз уж лесным жителям оно не по нраву.
Улизнуть от Гуссильды и Тройоль не получилось бы и у мышки – кумушки держали девочку так крепко, что иногда Эмме казалось, будто ее несут, держа за шиворот, как слепого котенка. Она мало что понимала из их разговоров и думала только о том, как ей повезло не выдать свою людскую сущность. «Да что ж эти лесные ведьмы пристали ко мне, как будто других дел у них нет?! - думала бедная Эмме, едва успевая переставлять уставшие ноги. – Быть может, они позабудут обо мне у праздничных костров, я тихонько сбегу обратно в лес и сумею дождаться утра, спрятавшись ото всех под какой-то корягой!». Из сказок, которые она сама совсем недавно рассказывала младшим Госбертам, Эммелин знала, что в Страшночь волшебные создания властвуют над людьми лишь до первых рассветных лучей, а затем миры людей и нелюдей вновь разделяются невидимой и непроницаемой границей (ну или, по меньшей мере, опасность встретить в лесу кого-то вроде кумушки Гуссильды становится куда менее вероятной).
«Лишь бы дождаться утра – и все это исчезнет, как страшный сон!» - повторяла она себе. Но костры короля Страшночи пылали все ярче, музыка становилась все громче – и, скорее, мир людей показался бы бледным мимолетным сном тому, кто хоть раз увидел бы великолепие этого праздника. От бесчисленных огней здесь было светло почти как днем, всюду толпился лесной народец – кто-то был вполне похож на людей, а кто-то – на зверей (или кого похуже), и Эмме жмурилась от страха, не в силах смотреть на все эти зубастые пасти, бородавчатые носы и острые уши. Самих же жителей леса ничуть не смущало разнообразие их обликов: чудовища с жабьими и волчьими головами чинно вели беседы с полупрозрачными бледными девами; изящные девичьи туфельки, затканные серебром и золотом, соседствовали с грубыми копытами и когтистыми лапами; нежные белые руки без какого-либо отвращения касались грубой топорщащейся шерсти или склизкой чешуи; тут же прекрасные златовласые юноши поднимали кубки за здоровье жутких каменных истуканов, поросших мхом – и принимали ответные вежливые пожелания от кладбищенских тварей, кутающих свои костлявые тела в истлевшие саваны. Праздничные столы ломились от угощений, вино лилось рекой, деревья были разукрашены сверху донизу позолотой, гирляндами из осенней листвы и бесчисленными волшебными искрами, без устали мерцающими и сплетающимися в светящиеся узоры.
-Королевское шествие еще не начиналось? – суетливо расспрашивали всех встречных кумушки-ведьмы. – Состоялось ли торжественное явление Его Величества?..
-Еще нет, - отвечали им на разные лады. – Ворота еще не отворялись!..
И Гуссильда с Тройоль, довольно хихикая, пробирались дальше сквозь толпу, на ходу ворчливо наставляя Эмме, чтобы та вела себя как подобает: отчего-то старухи решили, что их случайной подопечной следует непременно посмотреть на короля вблизи.
-…Не вздумай сбежать, глупое дитя!..
-…Встанем так, чтобы хорошенько видеть королевское явление!..
-…Чтобы кланялась так низко, как только можешь!..
-…Уж мы тебя вразумим! Уж мы-то обучим хорошим манерам и уважению к старым обычаям!..
И Эммелин, боявшаяся лишний раз глаза поднять, покорно кивала, соглашаясь с кумушками – лишь бы только страшные старухи перестали щипать ее и грозно щелкать своими острыми зубами.
…Наконец Гуссильда и Тройоль нашли местечко, показавшееся им подходящим – на небольшом пригорке, почти полностью покрытого крикливыми жабами в золотых и серебряных колпачках.
-Потеснитесь-ка, сударыни! - пропыхтела старая Тройоль, раскидывая жаб своей клюкой. – Не важничайте!.. Я доподлинно знаю, что особ королевской крови среди вас раз-два и обчелся, хоть каждая и норовит нацепить золотой колпак…
Жабы возмущенно квакали, однако им пришлось уступить – безжалостная клюка кумушки Тройоль так и летала из стороны в сторону, норовя разбросать все жабье высшее общество по кустам и ямам.
-Стой смирно рядом с нами, замарашка, - ворчала тем временем Гуссильда, вновь выкручивая руку Эмме так сильно, что у девочки слезы брызнули из глаз. – Еще скажешь спасибо, что увидала своими глазами королевский выезд!..
Глава 4
Сердце у мальчика забилось — так ему было любопытно узнать, что там внутри! Он собрался с духом, взбежал на холмик и прыгнул в отверстие. И вот он очутился в огромном зале, освещенном бесчисленными крошечными свечками. Тут за блестящим, словно лаком покрытым, столом сидело множество фей, эльфов, гномов. Одеты они были кто в зеленые, кто в желтые, кто в розовые платья. У других одежды были голубые, лиловые, ярко-алые — словом, всех цветов радуги.
«Паж и серебряный кубок», английская народная сказка
Эммелин не раз слыхала о том, как король дивного народца показывается праздничной ночью своим подданным, выйдя из подземного дворца вместе со всем своим двором. Ей показалось, что она узнает это место: костры пылали у подножия мшистых холмов, поросших старыми соснами и жухлым от ночных холодов папоротником. Она не раз бывала здесь летом, собирая ягоды у подножия лесной гряды в сырых и тихих низинах, но никогда еще холмы не казались ей такими огромными и пугающими.
-Смотри, смотри, дерзкое дитя! – повторяли Гуссильда с Тройоль. – Врата вот-вот отворятся, луна уже высоко!..
И впрямь, яркая луна величаво плыла над вершинами деревьев среди россыпи звезд.
-Давно уж на осенний праздник не бывало такой хорошей погоды! – заметила Гуссильда, потирая костлявые руки. – Сегодня должно случиться немало чудес!..
«Куда уж больше!» - подумала про себя Эмме, потихоньку осматриваясь, чтобы понять, как сбежать. Но, увы, куда бы она ни посмотрела, всюду ее взгляд натыкался на непроницаемую стену из десятков и сотен волшебных созданий – удивительных и ужасных. С каждой минутой, казалось, их становилось все больше – гости прибывали из самых дальних уголков королевских владений: из чащоб и трясин, из оврагов и из глубоких нор. Даже если бы девочке удалось вывернуться из-под рук старых ведьм – у нее не получилось бы пробраться сквозь напирающую со всех сторон толпу.
-Проявляются! Проявляются!.. – заверещала тут Тройоль, указывая своей клюкой вперед, и Эмме, замирая от ужаса и восторга, увидела, как по склонам холма поползли огненные узоры. Земля под ногами дрогнула и глухо застонала. Дружный восхищенный вздох прокатился над толпой, а музыка зазвучала вдвое громче и быстрее. Барабанный бой отозвался в крови Эммелин и заставил сердце биться что есть силы – то же самое, по всей видимости, происходило и с остальными: засветились по-звериному сотни глаз, ударили о землю копыта и лапы, да и старые ведьмы от волнения затряслись, как осиновые листья.
Огненный рисунок становился все ярче, сплетая и расплетая свои линии с головокружительной скоростью. Эмме поначалу пыталась уследить за ним, но не успевала она подумать, что видит узоры из цветов, как они тут же превращались в птицу с распахнутыми крыльями, в кружащиеся луну и солнце, в бесчисленные созвездия, в зверей, рвущих друг друга острыми клыками, в извивающихся змей и стремительных стрекоз, в рой бабочек и вихрь падающей искристой листвы… Слишком быстро для человеческого глаза, слишком ярко, слишком прекрасно – и Эмме едва удержалась от того, чтобы не упасть на колени, пряча лицо от беспощадного света. «Я выдам себя!» - повторяла она самой себе и продолжала смотреть на огненную пляску сквозь слезы. Вряд ли она смогла бы понять, когда именно из огненных линий, вздымающихся все выше над землей, составилось нечто, похожее на высокую стрельчатую арку, увитую алым жаром девичьего винограда – все плыло и дрожало перед ее почти ослепшими глазами. Но вот она сморгнула слезы – и ясно увидела, как отворяются пылающие ворота, вздымая к небу бесчисленное количество искр. «Светло как в летний полдень!» - только и смогла подумать она, измученная красотой и чудесами точно так же, как устают порой люди от самой тяжкой своей будничной работы.
А затем, из искр, огня и сияния, показалась торжественная процессия, щедро осыпаемая золотой и серебряной осенней листвой. В воздухе как будто звенели тысячи крошечных колокольчиков, а когда волшебные листочки касались земли – или же сверкающих нарядных одежд – то тут же разлетались бесчисленными яркими брызгами огня. Прекрасные создания из-под холмов медленно и отрешенно шествовали, окутанные мерцающим светом, а жители леса приветствовали их, низко кланяясь и славя на все лады.
Эмме успела увидеть, что возглавляет процессию величавый длиннобородый старик в тканых золотом одеждах, восседающий на белом среброгривом коне – и тут же подзатыльники от Гуссильды и Тройоль заставили ее вжать голову в плечи и пасть на колени.
-Кланяйся королю! -прошипели старухи. – Король шествует!.. Слава Его Величеству!..
И впрямь – на голове старика была корона, сплетенная из позолоченных голых побегов колючего осеннего шиповника. Каждая ягода горела ярче рубинов, ярче угольков в кострах – как ни страшно было Эмме, она не смогла удержаться, чтобы не подсмотреть. Сам король показался ей мрачным и недобрым – в его глазах поблескивали красноватые отблески огней, а бледные выцветшие губы кривились в зловещей улыбке.
-Долгая лета Его Величеству! – верещали Тройоль и Гуссильда, и Эмме подумала, что даже пожелания кумушек-ведьм не продлят года королю – слишком бела его борода и бледно лицо.
Когда старухи позволили девочке подняться, король был уже далеко, и Эмме смогла рассмотреть лишь то, что следом за ним слуги несли паланкин, похожий на ажурную позолоченную птичью клетку – в нем восседала прекрасная остроухая дама, в светлых волосах которой поблескивал тонкий золотой обруч – корона. «Должно быть, это королева! - решила Эмме. – Но до чего же она молода! Король ей в деды годится!». Тут ей показалось, что королева держит что-то в руках, то и дело склоняя голову, как это делают все на свете матери, чтобы улыбнуться своему ребенку – и почти сразу она услышала младенческий плач.
-Принцесса! – заворковали умиленно ведьмы. – Голосок маленькой принцессы! Это первый праздник в ее жизни!..
Ну а вслед за королем, королевой и новорожденной принцессой из холма вышло (и выехало) столь великое множество обитателей подземного дворца, что у любого голова бы закружилась от блеска и мелькания лиц, каждое из которых было несравненно прекраснее обычного человеческого. Кому-то кумушки ведьмы кланялись низко, понукая к тому и Эммелин, а кто-то казался им не слишком-то важным – тем они разве что кивали или приветственно махали своими несоразмерно длинными когтистыми руками. Почти так же низко, как и королю, они отчего-то били поклоны совсем юному с виду рыжеволосому господину в темном бархатном одеянии – он ехал на черном тонконогом коне, сбруя которого была густо расшита серебром; собственную же одежду он ничем не украсил, словно желая выделиться из прочих.
-Высоко взлетел и возгордился, - проворчала Гуссильда, так и не дождавшись ответного знака вежливости.
-Ничего-ничего, ремесло у нас общее, как и кровь, - вполголоса ответила ей Тройоль. – От этого ему не избавиться! Все же хорошо, что и у нашего племени есть связи при дворе…
И Эмме невольно еще раз взглянула вслед рыжеволосому юноше, не веря, что у него может иметься что-то общее с крючконосыми когтистыми ведьмами. Он был так же хорош собой, как и прочие королевские придворные Из-Под-Холма! Рыжие кудри так и пылали в свете костров, белые холеные руки небрежно сжимали поводья; разве что уши были не столь остры, как у прочих высокородных дивных созданий. Эмме вздохнула, думая, что ей теперь никогда не забыть красоту волшебного народца – и каково после этого смотреть на обычных людей, не говоря уж о самой себе?..
-Это придворный чародей, Йоссе, - пояснила Гуссильда, приметив ее любопытство. – Строит из себя высокородного, но сам-то - нашей колдовской породы. Весьма искусен, потому и в милости у Его Величества, а еще пуще – у молодой королевы…
-Но тебе, малолетняя чернавка, не стоит заглядываться и на него! – строго заметила Тройоль, в который раз ущипнув Эмме. – Все же тем, у кого перья на лице, нельзя равнять себя с придворными…
-Тише! Тише!!! – переполошилась тут Гуссильда, словно кума Тройоль ненароком сказала вслух что-то весьма опасное. – Нашла, где говорить о перьях!..
-И то верно, - согласилась Тройоль, спохватившись и опасливо вертя головой. – Хоть бы никто не услышал, не донес…
И кумушки принялись в два раза громче славить короля, больше ничего не объяснив Эмме, которая поняла лишь то, что перья (а быть может – и шерсть, и чешуя?..) считаются в здешних краях признаком весьма дурного низкого происхождения. «Ох, да мне-то что, - сказала она себе, как можно незаметнее проверив на всякий случай, крепко ли завязаны тесемки маски. – Лучше уж считаться здешней чернью, чем человеком. Хорошо, что тетушки ведьмы подслеповаты, а прочим до меня дела нет!..»
Очаровавшись красотой шествия, Эмме не заметила, как отступает страх – все же в ее мирной простой жизни не случалось ничего подобного сегодняшнему приключению, и она жадно рассматривала удивительные наряды из золотого и серебряного шитья, из росы и звездного блеска, из тончайших кружев и легчайшего шелка, из паутинок, крыльев бабочек и россыпи драгоценных камней… Впрочем, торжественная нарядная процессия состояла не из одних лишь прекрасноликих созданий в драгоценных уборах – пока господа чинно и медленно шествовали, позволяя гостям праздника любоваться своей красотой, неисчислимое количество мелких слуг самого причудливого вида несли их шлейфы, держали на своих плечах носилки, вели под уздцы коней и златорогих оленей, или же просто следовали за своими хозяевами, ожидая приказов. Их одеяния были куда скромнее, внешность – непригляднее, но все же без этих шустрых созданий шествие наверняка показалось бы не столь торжественным, ведь даже самому утонченному придворному без надлежащей помощи наверняка приходилось путаться в чересчур широком плаще или наступать на чей-то шлейф платья. Пока все взгляды были обращены на великолепных надменных господ, челядь шипела друг на друга как рассерженные коты, скалила мелкие клыки и даже устраивала недругам каверзы вроде подножек и тычков. Может и Эммелин, ослепленная блеском нарядов придворных, не заметила бы этих жестоких проказ, но какой-то прихрамывающий тщедушный мальчишка в мешковатом наряде ткнулся носом в землю из-за того, что его грубо толкнули в спину – и случилось это аккурат напротив пригорка, на котором обосновались кумушки-ведьмы. «Значит, и в волшебном мире не все живут счастливо», - подумала девочка, глядя, как он со злостью утирает испачканное лицо, почти полностью скрытое темными спутанными волосами. Отчего-то ей врезалось в память, как он торопливо скрылся среди придворных, словно прячась от любопытных взглядов и насмешливых улыбок – неужели здесь нашелся кто-то еще, желавший сбежать, куда глаза глядят?..
