В доме их встретили холод и тишина — казалось, что внутри едва ли не холоднее, чем снаружи, на улице, где на небе время от времени показывалось бледное осеннее солнце. Не теряя времени, Алинор, которой выпало быть предводителем маленького отряда оробевших домочадцев, направилась на кухню, про себя страшась, что там найдется окоченевшая старуха Тилла. О том же самом думали и остальные — и каково же было их удивление, когда старая кухарка нашлась мирно спящей в своем кресле-качалке у давно остывшего очага. Вне всякого сомнения, она была жива-здорова — вряд ли сколько-нибудь замерзшие старушки могут так звонко посвистывать носом. Холод не донимал Тиллу — она была укутана в теплый меховой плащ, которого ранее у кухарки никто не замечал. С под плащом также нашла себе приют и кошка, свернувшаяся калачиком на коленях у старухи.
-Просыпайся! День на дворе! - закричали тут наперебой слуги и господа, незаметно переводя дух. - Сильна ты спать, матушка!..
Старая Тилла, сладко щурясь и кряхтя, забормотала что-то себе под нос, и вскоре все уж знали, что нынешняя ночь выдалась безобразно холодной, впору душу богам отдать!.. Не пошевелить ни рукой, ни ногой, как будто столбняк напал!.. И когда уж бедная кухарка уверилась, что придется ей околеть у родного очага, вдруг стало тепло, хорошо и славно, как будто отовсюду ее пригревало лучи летнего солнца. Так славно ей не спалось с молодых лет — старые кости не ныли, спину не ломило, а снились такие чудеса, что и не пересказать!..
-Кто же накрыл тебя этим плащом? - воскликнула Алинор. - Откуда он взялся? В нашем дому такого раньше не было!
Но Тилла ничего не помнила и только довольно повторяла, что давно так хорошо не отдыхала. Вот уж подарок от Страшночи — так подарок, на зависть всем прочим старухам!..
С виду плащ не казался особенно волшебным, но Госберты уже знали, как меняют свой облик подарки лесных господ, стоит их только по доброй воле отдать другому человеку. Тут из комнатушки Эммелин раздались радостные детские голоса — Кейти и Эллайт звали всех убедиться, что кузина Эмме тоже жива-здорова, спит в своей кровати.
-...Но она снова на себя не похожа! - сказал Эллайт озадаченно. - Я только привык к новой кузине, а она снова изменилась!
Оставив в покое кухарку, Госберты и их домочадцы поспешили к Эммелин: та, одетая в свое обычное домашнее платье, ровно и прямо лежала в кровати поверх одеял. Хоть лицо и руки ее посерели от холода, дыхание девушки было глубоким и ровным, сну ее ничего не мешало — после того, что ей довелось пережить ночью, во время праздничного шествия, холод людского мира был ей вовсе не страшен. Но Госберты ничего об этом знать не могли, оттого старшие кузины со всех ног бросились в свои комнаты и принесли столько одеял и пледов, сколько смогли найти, а тетушка Алинор, спохватившись, приказала челяди разводить огонь во всех очагах, готовить грелку на углях, греть воду, да и пообедать всем после всех волнений сегодняшнего дня не помешало бы.
-Это же точно она? - с опаской и любопытством спросил Джассоп Госберт, рассматривая переменившуюся в очередной раз племянницу: серое от холода лицо почти ничем не напоминало ту Эмме, которую они знали с детства — дикая, пугающая красота проступила в привычных чертах, меняя их до неузнаваемости.
-Кто же еще? Посмотри-ка на ее руки — ни у одного подменыша не бывает такой грубой кожи и мозолей. Лесная чудь не привычна к тяжкому труду, - чуть сварливо отозвалась Алинор, растиравшая ледяные пальцы Эмме. - Наверняка она ела и пила что-то в нелюдских краях, вот и походит все больше на кого-то из тамошней нечисти. Недаром говорят, что нельзя принимать от них ни даров, ни угощений!..
-Так забирали ли Эмме сегодня на праздник или нет? - нетерпеливо воскликнула Джослин, изнывавшая от любопытства. - По ее виду и не скажешь, что она побывала на пиру. Быть может, на нее попросту наслали морок и она всю ночь лежала тут, окоченев? Из подарков — разве что тот невзрачный плащ у Тиллы, да и тот не похож на наряд волшебного народца — то ли дело прежняя накидка из алого бархата!..
Но не успела Алинор привычно отчитать дочь за лишнее любопытство, как Мейлин восхищенно охнула, указывая пальцем куда-то за кровать.
-Нет, кузина была, была на волшебном празднике! - едва не закричала она, притопывая на месте от волнения. - Посмотрите, какие у нее появились сапожки!..
И сестры, забыв обо всем на свете, принялись вертеть в руках зимние меховые сапожки, расшитые шелковыми нитями, золотом и серебром, сработанные без единого железного гвоздя — легкие, мягкие!.. Наряднее, чем у любой принцессы людского мира!
-А ну-ка поставьте их на место! - грозно приказала Алинор. - Где бы Эмме их не взяла, они теперь принадлежат ей. И она расплатилась сполна за этот подарок — вон, посмотрите-ка, бессердечные девчонки, у нее в лице ни кровинки, под ногтями синева. А вам лишь бы глазеть на обновки!.. Уже, поди, думаете, как бы выклянчить их у кузины вдобавок ко всем ее прежним подаркам...
-Да ведь мы просто смотрим, - принялась оправдываться пристыженная Джослин, а Мейлин и вовсе от смущения не могла произнести ни слова. - Ведь ничего красивее ни на одной здешней ярмарке не увидишь... Они наверняка волшебные, ну как же на них не глазеть?! И, честное слово, я не собиралась выпрашивать их у Эмме... - Мейлин согласно кивнула, залившись краской. - Разве что хоть раз примерить...
-И это тоже лишнее, - отрезала Алинор, но тут же подобрела, улыбаясь: лицо Эмме наконец порозовело, с губ сошла мертвецкая синь, и еще яснее стало видно, как она похорошела. Легко и спокойно вздохнув, девушка перевернулась на бок, кутаясь в одеяло, как это положено живому человеку — и от простого этого движения призрачная тень чего-то зловещего и тягостного наконец-то ушла прочь из комнаты, да и из самого дома Госбертов. Замурлыкала кошка, пристраиваясь рядом со своей хозяйкой, принялись хихикать и шептать что-то друг другу младшие детишки, до того державшиеся испуганно и тихо — словом, день пошел своим чередом. За ним пришел такой же мирный вечер, сменившийся тихой ночью, и даже вспоминать о странном происшествии вслух больше никто не решался. На следующее утро Эмме, как ни в чем ни бывало, проснулась, чуть заметно нахмурилась, посмотрев на себя в зеркало, но промолчала — точно так же, как молчали о переменах в ее лице все до единого обитатели дома Госбертов, - и на этом странное происшествие в Страшночь ко всеобщему облегчению окончательно завершилось.
Что же до волшебных сапожек, то Джослин и Мейлин, снедаемые тайной восторженной страстью, спустя несколько дней все же попросили у младшей кузины разрешения их примерить. Эмме не отказала, однако со значением заметила, что этот подарок получила от своего жениха — и оттого особенно им дорожит. Вздохнув, сестры по очереди попытались натянуть сапожки себе на ноги, но, увы, усилия их не увенчались успехом: сапожки, с виду обычного людского размера, оказались безнадежно малы что старшей, что младшей. Впору они приходились только самой Эммелин, которая ходила в них совершенно бесшумно, словно не касаясь земли — но чего еще ждать от волшебной обуви?.. Однако было у сапожек и еще одно необычное свойство, о котором знала только сама Эмме: стоило ей пройти в них чуть больше десятка шагов — тринадцать, если точнее, - как отпечатки людской ноги в снегу или же в грязи сменялись отпечатками кошачьих лапок или копытец косули; словом, никто не смог бы пройти по следам Эммелин и узнать, куда именно ей взбрело в голову прогуляться ближе к вечеру.
Ну а невзрачный зимний плащ остался у старой Тиллы и она часто говаривала, что с тех пор, как начала им укрываться по ночам, почувствовала себя на десять, а то и на пятнадцать лет младше, и все соглашались, что шаг кухарки стал куда легче и быстрее, а глаз — острее.
...Дни после Страшночи стремительно шли на убыль, сумерки окутывали людские поселения все раньше, и Эмме, державшая в уме предостережения принца Вороньей Лапки, не стала долго ждать, прежде чем стребовать с Иво обещанное. Промозглым ветреным вечером, когда из-за шорохов и скрипа ветвей за окнами людям чудились повсюду чьи-то шаги и голоса, она, одевшись потеплее, выскользнула за дверь и побежала к лесу. Хоть погода стояла мрачная — снег перемежался с дождем, черные голые деревья печально гнулись под порывами ветра, - Эммелин была исполнена радостного беспокойства: сдержит ли слово Иво? Услышит ли ее призыв — или же придется вечер за вечером приходить к лесным холмам, поросшим жухлым папоротником? Увидятся ли они сегодня?.. И какими... какими увидят друг друга — ведь они оба менялись от встречи к встрече?.. За всеми этими мыслями ей некогда было замечать препятствия на своем пути и в сгущающихся сумерках она то и дело спотыкалась и поскальзывалась на мокрой палой листве, проваливалась в невидимые ямы, затянутые мягким мхом, увязала в колючих кустах — путь к холмам был неблизким.
Когда под ногами зашуршал папоротник, Эмме остановилась и крикнула: «Иво! Иво!..» - не надеясь на быстрый ответ. Однако тут же из-под чернеющего выворотня донесся шорох, а затем мелькнул мерцающий отсвет фонаря: Воронья Лапка как будто только и ждал ее зова.
Все в этой встрече было странным и непривычным: хромой принц не сказал ни слова о том, что Эмме не следовало приходить, не был мрачен и не пророчил беду по своему обычаю. Более того — он был не один. На его плечах, корча рожи и приглушенно хихикая, сидела маленькая Хильди, чьи ноги больше не были босы; платье из парчи принцесса сменила на грубоватую, но добротную одежду, вроде той, что носил сам Иво; и даже лицо ее было испачкано куда меньше обычного. Во всем этом чувствовалось участие не слишком умелой, но достаточно заботливой руки кого-то старшего, и Иво, заметив, как Эмме с удивлением рассматривает Хильди, смущенно пояснил:
-Когда она узнала, что я собираюсь на встречу с тобой — напрочь отказалась оставаться в Холме. А спорить с ней еще сложнее, чем с тобой!.. - тут он запнулся, недоверчиво и настороженно уставившись на невесту. - Ох! Чары рушатся на глазах!.. Никому из придворных не стоит этого видеть, не говоря уж о самом короле...
Эмме вздохнула, не став говорить в ответ, что королю достаточно взглянуть на своего младшего сына, чтобы заподозрить неладное: теперь никто бы не усомнился, что Воронья Лапка приходится младшим братом Аскейлю и Гаэлю. Кровь матери-ведьмы, которую хромой принц не скрывал чарами, как Йоссе, ясно отличала его от прочих жителей Холма — но при всем этом в нем уже угадывалась особая красота: болезненная и утонченная, притягательная и ядовитая. Теперь можно было поверить в то, что его мать когда-то сумела убедить Людуэна, будто достойна стать матерью будущего наследника!.. Словно услышав ее мысли, Иво выставил вперед искалеченную проклятием ногу: нет, в главном он не изменился, а все остальное не стоит внимания — вот что это значило. Но не успела Эмме с некоторой обидой подумать, что Воронья Лапка точно так же равнодушен к переменам в ней самой, как принц, криво и зубасто усмехаясь своим мыслям, промолвил:
-Вот уж не подумал бы, что когда-нибудь буду горько печалиться из-за того, как хороша моя невеста! - и хоть эти слова нельзя было счесть восхищенными или сколько-нибудь любезными, щеки Эмме тут же запылали и она с трудом удержалась, чтобы не отвести взгляд.
-Если я нравлюсь тебе в этом обличье, то ни о чем сожалеть и не подумаю, - с намеренным вызовом ответила она.
Пришло время смутиться Иво. И только маленькая Хильди, внимательно слушавшая их разговор, была полностью довольна: ее насмешило, как сопят и косятся друг на друга разом поглупевшие старшие, у которых обычно имеются ответы почти на все вопросы.
-Ты хотела, чтобы я тайно провел тебя в Холм, - неохотно заговорил вновь хромой принц, принуждая себя нарушить неловкое молчание. - Я был бы очень рад узнать, что ты передумала. Разумеется, у тебя есть королевское дозволение приходить и уходить, когда вздумается — но пользоваться им тебе как раз и не стоит...
Но Эмме ответила ему суровым взглядом исподлобья, говорившим: «Неужели ты считал, что я просила о встрече из-за сиюминутной прихоти?!» - и принцу не оставалось ничего иного, как со вздохом сожаления протянуть ей руку.
-Добро пожаловать в Холм, Эмме, - сказал он. - Будь сегодня нашей гостьей — моей и принцессы Хильди - не гостьей короля Людуэна!..
Ходил слух, что в пещере много узких, извилистых подземных ходов и тянутся они далеко в глубь страны. Где-то на перепутье этих подземных дорог находится огромный зал. Там при свете бесчисленных волшебных свечек под звуки волшебной музыки бесчисленных музыкантов-эльфов пляшут и пируют феи.
«Волынщик из Кейла», шотландская народная сказка
Тайные ходы, которыми Иво вел Эмме в Холм, были так узки и запутаны, что даже ей, служившей в подземельях, становилось не по себе. Порой приходилось пробираться, встав на четвереньки — и тогда Эмме казалось, что вся тяжесть Холма готова обрушиться и раздавить ее, - или карабкаться вверх по отвесному лазу, цепляясь за корни и выступающие из земли камни, едва разбирая дорогу в слабом свете фонаря.
Но Иво чувствовал себя здесь, как рыба в воде, да и принцесса Хильди, которую он ссадил со своих плеч, ничуть не боялась темноты и тесноты. Как юркая мышь, она всюду прошмыгивала вперед первой, довольно хихикая, а затем поджидала Иво и его спутницу где-то в засаде, чтобы испугать зловещим урчанием — неожиданно грозным для столь крошечного создания, - или же поставить каверзную подножку. Выдавали ее только синие светящиеся глаза - как два болотных огонька во тьме. Они лукаво подмигивали то у самых ног, то над головами у принца и его невесты: Хильди умела карабкаться по стенам так же ловко и быстро, как бегать по земле, не разбирая, где у норы верх, а где низ.
-Теперь и я верю, что без должного воспитания вы можете превратиться в гоблинов или бесов, - пробормотала Эмме, в очередной раз угодив в нехитрую ловушку маленькой принцессы. - Столько раз меня щипали разве что в медоварне!..
-Я учу Хильди всему, что знаю сам, - со вздохом отвечал Иво. - Прятаться, подслушивать, знать тайные входы и выходы, никому не доверять... Ей очень нравятся здешние норы, скоро она будет знать их, лучше чем я!.. Но она истинное дитя нашего народа — и в хорошем, и в дурном смысле. Ты, к тому же, ей нравишься, и оттого будешь поцарапана и искусана вдвое больше прочих ее знакомых...
-Об этом я уж догадалась, - вздохнула и Эмме. - Людские дети тоже порой бывают совершенно невыносимы, хоть и не умеют бегать по стенам, как уховертки... Но куда нас выведет этот кротовий ход?
-Если ты не передумала, то к самым дальним уголкам подземелий, - в голосе Иво вновь прорезались неодобрительные нотки. - Честно сказать, я всегда старался держаться подальше от владений старого дракона. Все в Холме знают, что у него дурной нрав из-за приступов безумия. Зачем он тебе понадобился?
-Господин Ллогу куда разумнее, чем все о нем думают! - горячо возразила Эмме. - Без его помощи мне бы пришлось сгинуть в медоварных подземельях, как и хотел Йоссе. Но... но... - она с сомнением посмотрела на Хильди, которая в это время повисла вниз головой, по-паучьи цепко держась за корень, торчащий из низкого свода.
-Просыпайся! День на дворе! - закричали тут наперебой слуги и господа, незаметно переводя дух. - Сильна ты спать, матушка!..
Старая Тилла, сладко щурясь и кряхтя, забормотала что-то себе под нос, и вскоре все уж знали, что нынешняя ночь выдалась безобразно холодной, впору душу богам отдать!.. Не пошевелить ни рукой, ни ногой, как будто столбняк напал!.. И когда уж бедная кухарка уверилась, что придется ей околеть у родного очага, вдруг стало тепло, хорошо и славно, как будто отовсюду ее пригревало лучи летнего солнца. Так славно ей не спалось с молодых лет — старые кости не ныли, спину не ломило, а снились такие чудеса, что и не пересказать!..
-Кто же накрыл тебя этим плащом? - воскликнула Алинор. - Откуда он взялся? В нашем дому такого раньше не было!
Но Тилла ничего не помнила и только довольно повторяла, что давно так хорошо не отдыхала. Вот уж подарок от Страшночи — так подарок, на зависть всем прочим старухам!..
С виду плащ не казался особенно волшебным, но Госберты уже знали, как меняют свой облик подарки лесных господ, стоит их только по доброй воле отдать другому человеку. Тут из комнатушки Эммелин раздались радостные детские голоса — Кейти и Эллайт звали всех убедиться, что кузина Эмме тоже жива-здорова, спит в своей кровати.
-...Но она снова на себя не похожа! - сказал Эллайт озадаченно. - Я только привык к новой кузине, а она снова изменилась!
Оставив в покое кухарку, Госберты и их домочадцы поспешили к Эммелин: та, одетая в свое обычное домашнее платье, ровно и прямо лежала в кровати поверх одеял. Хоть лицо и руки ее посерели от холода, дыхание девушки было глубоким и ровным, сну ее ничего не мешало — после того, что ей довелось пережить ночью, во время праздничного шествия, холод людского мира был ей вовсе не страшен. Но Госберты ничего об этом знать не могли, оттого старшие кузины со всех ног бросились в свои комнаты и принесли столько одеял и пледов, сколько смогли найти, а тетушка Алинор, спохватившись, приказала челяди разводить огонь во всех очагах, готовить грелку на углях, греть воду, да и пообедать всем после всех волнений сегодняшнего дня не помешало бы.
-Это же точно она? - с опаской и любопытством спросил Джассоп Госберт, рассматривая переменившуюся в очередной раз племянницу: серое от холода лицо почти ничем не напоминало ту Эмме, которую они знали с детства — дикая, пугающая красота проступила в привычных чертах, меняя их до неузнаваемости.
-Кто же еще? Посмотри-ка на ее руки — ни у одного подменыша не бывает такой грубой кожи и мозолей. Лесная чудь не привычна к тяжкому труду, - чуть сварливо отозвалась Алинор, растиравшая ледяные пальцы Эмме. - Наверняка она ела и пила что-то в нелюдских краях, вот и походит все больше на кого-то из тамошней нечисти. Недаром говорят, что нельзя принимать от них ни даров, ни угощений!..
-Так забирали ли Эмме сегодня на праздник или нет? - нетерпеливо воскликнула Джослин, изнывавшая от любопытства. - По ее виду и не скажешь, что она побывала на пиру. Быть может, на нее попросту наслали морок и она всю ночь лежала тут, окоченев? Из подарков — разве что тот невзрачный плащ у Тиллы, да и тот не похож на наряд волшебного народца — то ли дело прежняя накидка из алого бархата!..
Но не успела Алинор привычно отчитать дочь за лишнее любопытство, как Мейлин восхищенно охнула, указывая пальцем куда-то за кровать.
-Нет, кузина была, была на волшебном празднике! - едва не закричала она, притопывая на месте от волнения. - Посмотрите, какие у нее появились сапожки!..
И сестры, забыв обо всем на свете, принялись вертеть в руках зимние меховые сапожки, расшитые шелковыми нитями, золотом и серебром, сработанные без единого железного гвоздя — легкие, мягкие!.. Наряднее, чем у любой принцессы людского мира!
-А ну-ка поставьте их на место! - грозно приказала Алинор. - Где бы Эмме их не взяла, они теперь принадлежат ей. И она расплатилась сполна за этот подарок — вон, посмотрите-ка, бессердечные девчонки, у нее в лице ни кровинки, под ногтями синева. А вам лишь бы глазеть на обновки!.. Уже, поди, думаете, как бы выклянчить их у кузины вдобавок ко всем ее прежним подаркам...
-Да ведь мы просто смотрим, - принялась оправдываться пристыженная Джослин, а Мейлин и вовсе от смущения не могла произнести ни слова. - Ведь ничего красивее ни на одной здешней ярмарке не увидишь... Они наверняка волшебные, ну как же на них не глазеть?! И, честное слово, я не собиралась выпрашивать их у Эмме... - Мейлин согласно кивнула, залившись краской. - Разве что хоть раз примерить...
-И это тоже лишнее, - отрезала Алинор, но тут же подобрела, улыбаясь: лицо Эмме наконец порозовело, с губ сошла мертвецкая синь, и еще яснее стало видно, как она похорошела. Легко и спокойно вздохнув, девушка перевернулась на бок, кутаясь в одеяло, как это положено живому человеку — и от простого этого движения призрачная тень чего-то зловещего и тягостного наконец-то ушла прочь из комнаты, да и из самого дома Госбертов. Замурлыкала кошка, пристраиваясь рядом со своей хозяйкой, принялись хихикать и шептать что-то друг другу младшие детишки, до того державшиеся испуганно и тихо — словом, день пошел своим чередом. За ним пришел такой же мирный вечер, сменившийся тихой ночью, и даже вспоминать о странном происшествии вслух больше никто не решался. На следующее утро Эмме, как ни в чем ни бывало, проснулась, чуть заметно нахмурилась, посмотрев на себя в зеркало, но промолчала — точно так же, как молчали о переменах в ее лице все до единого обитатели дома Госбертов, - и на этом странное происшествие в Страшночь ко всеобщему облегчению окончательно завершилось.
Что же до волшебных сапожек, то Джослин и Мейлин, снедаемые тайной восторженной страстью, спустя несколько дней все же попросили у младшей кузины разрешения их примерить. Эмме не отказала, однако со значением заметила, что этот подарок получила от своего жениха — и оттого особенно им дорожит. Вздохнув, сестры по очереди попытались натянуть сапожки себе на ноги, но, увы, усилия их не увенчались успехом: сапожки, с виду обычного людского размера, оказались безнадежно малы что старшей, что младшей. Впору они приходились только самой Эммелин, которая ходила в них совершенно бесшумно, словно не касаясь земли — но чего еще ждать от волшебной обуви?.. Однако было у сапожек и еще одно необычное свойство, о котором знала только сама Эмме: стоило ей пройти в них чуть больше десятка шагов — тринадцать, если точнее, - как отпечатки людской ноги в снегу или же в грязи сменялись отпечатками кошачьих лапок или копытец косули; словом, никто не смог бы пройти по следам Эммелин и узнать, куда именно ей взбрело в голову прогуляться ближе к вечеру.
Ну а невзрачный зимний плащ остался у старой Тиллы и она часто говаривала, что с тех пор, как начала им укрываться по ночам, почувствовала себя на десять, а то и на пятнадцать лет младше, и все соглашались, что шаг кухарки стал куда легче и быстрее, а глаз — острее.
...Дни после Страшночи стремительно шли на убыль, сумерки окутывали людские поселения все раньше, и Эмме, державшая в уме предостережения принца Вороньей Лапки, не стала долго ждать, прежде чем стребовать с Иво обещанное. Промозглым ветреным вечером, когда из-за шорохов и скрипа ветвей за окнами людям чудились повсюду чьи-то шаги и голоса, она, одевшись потеплее, выскользнула за дверь и побежала к лесу. Хоть погода стояла мрачная — снег перемежался с дождем, черные голые деревья печально гнулись под порывами ветра, - Эммелин была исполнена радостного беспокойства: сдержит ли слово Иво? Услышит ли ее призыв — или же придется вечер за вечером приходить к лесным холмам, поросшим жухлым папоротником? Увидятся ли они сегодня?.. И какими... какими увидят друг друга — ведь они оба менялись от встречи к встрече?.. За всеми этими мыслями ей некогда было замечать препятствия на своем пути и в сгущающихся сумерках она то и дело спотыкалась и поскальзывалась на мокрой палой листве, проваливалась в невидимые ямы, затянутые мягким мхом, увязала в колючих кустах — путь к холмам был неблизким.
Когда под ногами зашуршал папоротник, Эмме остановилась и крикнула: «Иво! Иво!..» - не надеясь на быстрый ответ. Однако тут же из-под чернеющего выворотня донесся шорох, а затем мелькнул мерцающий отсвет фонаря: Воронья Лапка как будто только и ждал ее зова.
Все в этой встрече было странным и непривычным: хромой принц не сказал ни слова о том, что Эмме не следовало приходить, не был мрачен и не пророчил беду по своему обычаю. Более того — он был не один. На его плечах, корча рожи и приглушенно хихикая, сидела маленькая Хильди, чьи ноги больше не были босы; платье из парчи принцесса сменила на грубоватую, но добротную одежду, вроде той, что носил сам Иво; и даже лицо ее было испачкано куда меньше обычного. Во всем этом чувствовалось участие не слишком умелой, но достаточно заботливой руки кого-то старшего, и Иво, заметив, как Эмме с удивлением рассматривает Хильди, смущенно пояснил:
-Когда она узнала, что я собираюсь на встречу с тобой — напрочь отказалась оставаться в Холме. А спорить с ней еще сложнее, чем с тобой!.. - тут он запнулся, недоверчиво и настороженно уставившись на невесту. - Ох! Чары рушатся на глазах!.. Никому из придворных не стоит этого видеть, не говоря уж о самом короле...
Эмме вздохнула, не став говорить в ответ, что королю достаточно взглянуть на своего младшего сына, чтобы заподозрить неладное: теперь никто бы не усомнился, что Воронья Лапка приходится младшим братом Аскейлю и Гаэлю. Кровь матери-ведьмы, которую хромой принц не скрывал чарами, как Йоссе, ясно отличала его от прочих жителей Холма — но при всем этом в нем уже угадывалась особая красота: болезненная и утонченная, притягательная и ядовитая. Теперь можно было поверить в то, что его мать когда-то сумела убедить Людуэна, будто достойна стать матерью будущего наследника!.. Словно услышав ее мысли, Иво выставил вперед искалеченную проклятием ногу: нет, в главном он не изменился, а все остальное не стоит внимания — вот что это значило. Но не успела Эмме с некоторой обидой подумать, что Воронья Лапка точно так же равнодушен к переменам в ней самой, как принц, криво и зубасто усмехаясь своим мыслям, промолвил:
-Вот уж не подумал бы, что когда-нибудь буду горько печалиться из-за того, как хороша моя невеста! - и хоть эти слова нельзя было счесть восхищенными или сколько-нибудь любезными, щеки Эмме тут же запылали и она с трудом удержалась, чтобы не отвести взгляд.
-Если я нравлюсь тебе в этом обличье, то ни о чем сожалеть и не подумаю, - с намеренным вызовом ответила она.
Пришло время смутиться Иво. И только маленькая Хильди, внимательно слушавшая их разговор, была полностью довольна: ее насмешило, как сопят и косятся друг на друга разом поглупевшие старшие, у которых обычно имеются ответы почти на все вопросы.
-Ты хотела, чтобы я тайно провел тебя в Холм, - неохотно заговорил вновь хромой принц, принуждая себя нарушить неловкое молчание. - Я был бы очень рад узнать, что ты передумала. Разумеется, у тебя есть королевское дозволение приходить и уходить, когда вздумается — но пользоваться им тебе как раз и не стоит...
Но Эмме ответила ему суровым взглядом исподлобья, говорившим: «Неужели ты считал, что я просила о встрече из-за сиюминутной прихоти?!» - и принцу не оставалось ничего иного, как со вздохом сожаления протянуть ей руку.
-Добро пожаловать в Холм, Эмме, - сказал он. - Будь сегодня нашей гостьей — моей и принцессы Хильди - не гостьей короля Людуэна!..
Глава 36
Ходил слух, что в пещере много узких, извилистых подземных ходов и тянутся они далеко в глубь страны. Где-то на перепутье этих подземных дорог находится огромный зал. Там при свете бесчисленных волшебных свечек под звуки волшебной музыки бесчисленных музыкантов-эльфов пляшут и пируют феи.
«Волынщик из Кейла», шотландская народная сказка
Тайные ходы, которыми Иво вел Эмме в Холм, были так узки и запутаны, что даже ей, служившей в подземельях, становилось не по себе. Порой приходилось пробираться, встав на четвереньки — и тогда Эмме казалось, что вся тяжесть Холма готова обрушиться и раздавить ее, - или карабкаться вверх по отвесному лазу, цепляясь за корни и выступающие из земли камни, едва разбирая дорогу в слабом свете фонаря.
Но Иво чувствовал себя здесь, как рыба в воде, да и принцесса Хильди, которую он ссадил со своих плеч, ничуть не боялась темноты и тесноты. Как юркая мышь, она всюду прошмыгивала вперед первой, довольно хихикая, а затем поджидала Иво и его спутницу где-то в засаде, чтобы испугать зловещим урчанием — неожиданно грозным для столь крошечного создания, - или же поставить каверзную подножку. Выдавали ее только синие светящиеся глаза - как два болотных огонька во тьме. Они лукаво подмигивали то у самых ног, то над головами у принца и его невесты: Хильди умела карабкаться по стенам так же ловко и быстро, как бегать по земле, не разбирая, где у норы верх, а где низ.
-Теперь и я верю, что без должного воспитания вы можете превратиться в гоблинов или бесов, - пробормотала Эмме, в очередной раз угодив в нехитрую ловушку маленькой принцессы. - Столько раз меня щипали разве что в медоварне!..
-Я учу Хильди всему, что знаю сам, - со вздохом отвечал Иво. - Прятаться, подслушивать, знать тайные входы и выходы, никому не доверять... Ей очень нравятся здешние норы, скоро она будет знать их, лучше чем я!.. Но она истинное дитя нашего народа — и в хорошем, и в дурном смысле. Ты, к тому же, ей нравишься, и оттого будешь поцарапана и искусана вдвое больше прочих ее знакомых...
-Об этом я уж догадалась, - вздохнула и Эмме. - Людские дети тоже порой бывают совершенно невыносимы, хоть и не умеют бегать по стенам, как уховертки... Но куда нас выведет этот кротовий ход?
-Если ты не передумала, то к самым дальним уголкам подземелий, - в голосе Иво вновь прорезались неодобрительные нотки. - Честно сказать, я всегда старался держаться подальше от владений старого дракона. Все в Холме знают, что у него дурной нрав из-за приступов безумия. Зачем он тебе понадобился?
-Господин Ллогу куда разумнее, чем все о нем думают! - горячо возразила Эмме. - Без его помощи мне бы пришлось сгинуть в медоварных подземельях, как и хотел Йоссе. Но... но... - она с сомнением посмотрела на Хильди, которая в это время повисла вниз головой, по-паучьи цепко держась за корень, торчащий из низкого свода.