-Хоть это всего лишь дрянная медь, но она передавалась по наследству несколько поколений, вбирая в себя частички душ своих носителей, - сказал он, с кислым лицом вертя в руках безделушку. – Не стану отрицать, кольцо способно вместить в себя всю полагающуюся случаю магию. Девочка, быть может, не знает своего истинного имени, но этот… э-э-э… предмет знает достаточно о ее семье и происхождении, чтобы послужить залогом добрачной сделки.
Эмме, получив обратно свое колечко, напоследок изо всех сил сжала его в кулаке, мысленно прощаясь и прося прощения – на душе было тоскливо и горько от расставания с единственным подарком покойной матери. Теперь, после слов Йоссе, кольцо казалось ей куда роднее и дороже, чем прежде. Но глаза королевы Алисейны нетерпеливо сверкали, а придворный чародей и король, напротив, становились все мрачнее, так что тянуть время никак не вышло бы. Эмме, повинуясь указаниям, одела кольцо на ледяной палец Иво, и безропотно приняла в ответ его кольцо – золотое, но не стоившее в глазах девочки и сотой доли потерянного материнского. Оба кольца пришлись точно впору – наверняка то было частью магии, о которой столько было сегодня сказано.
Затем ей пришлось повторить вслед за Иво слова добрачного обета, в котором говорилось, что она обязуется в назначенный срок сочетаться браком с принцем Вороньей Лапкой, и ни с кем более.
-Нарушение клятвы карается смертью, - торжественно объявил король в полной тишине. – Разорвать помолвку, заключенную пред лицом высших сил, самовольно не вправе ни мой сын, ни крестьянская дочь. Лишь я, облеченный полной властью над судьбами своих подданных под землей, над землей, в водной и воздушной стихиях, могу отложить день бракосочетания или же отменить его. С этой ночи, крестьянская дочь, ты принадлежишь нашему миру точно так же, как и человеческому. Тебе надлежит почитать наши обычаи и законы в той же мере, как ты до того почитала правила своего мира. Став же законной женой моего сына, тебе предстоит навеки отречься от прежней жизни и от своей низкой человеческой сущности. После свадьбы ты во веки вечные останешься с нами, Под Холмом, получив надлежащее место при дворе – если на то будет дано мое королевское дозволение, разумеется…
-Благодари, - прошипел Иво, толкая донельзя смущенную этой речью Эммелин. – Благодари Его Величество так усердно, как только умеешь!..
И Эмме залепетала слова благодарности, шмыгая носом и запинаясь – поздравительная королевская речь показалась ей не менее зловещей и пугающей, чем недавний приговор к смерти.
-Отчего же обрученные не поцеловали друг друга? – воскликнула королева, хлопая в ладоши от радости и призывая к тому же всех вольных и невольных свидетелей церемонии. – Добрачные обеты скрепляются поцелуем точно так же, как и брачные!..
И Эмме пришлось, зажмурив глаза от отвращения, поцеловать Иво в губы – они оказались такими же холодными, как и его руки.
-Танцы! Да начнутся танцы! – закричали тут старшие братья Иво, Аскейль и Гаэль, поднимая свои кубки. – Поздравляем! Долгой жизни и крепкой любви обрученным!.. Наконец-то и ты, братец, нашел себе нареченную! Танцуй же! Танцуй!.. Сегодня и твое увечье не должно стать помехой!..
Иво метнул в их сторону ненавидящий взгляд, но вслух тихо промолвил, обращаясь к подавленной, убитой горем Эмме:
-Не стоит портить им потеху, пусть повеселятся как следует. Придется танцевать, даже если ноги у нас сотрутся в кровь. Продержись до утра – и я провожу тебя домой, когда они все обессилеют от смеха и вина…
-Я смогу вернуться к людям? – недоверчиво прошептала Эмме.
-На время, - коротко ответил Иво. – А время – это самое драгоценное, что у тебя есть. Я объясню тебе все чуть позже, когда получится улизнуть из-под взгляда Алисейны. Главное, что ты жива – помни об этом, когда захочешь вновь расплакаться или пожалеть себя. Или свои ноги!..
Говоря все это, он уже вел Эмме в танец, отвечая небрежными полупоклонами и напрочь фальшивой улыбкой на столь же неискренние поздравления от придворных и прочих гостей.
-Пляшут! Пляшут! – восклицала королева Алисейна, смеясь радостно, как ребенок. – Принц Воронья Лапка и его чумазая безродная невеста! Вы только посмотрите на них – ничего забавнее я не видала!.. Как он важно выступает – ну точно настоящий жених! А она!.. Семенит за ним в своих уродливых человеческих башмаках как утка!..
Старик-король ничего на это не ответил, вновь задремав над недопитым вином, а молодые принцы, хохоча во все горло, вскочили со своих мест и повели своих невест в веселый танец, кружа их быстрее, чем вихрь несет осенние листья. Посмотрев на них, принялись выходить из-за стола и остальные придворные - к полному восхищению прочих гостей, которым показалось весьма лестным отплясывать бок-о-бок со знатью. Теперь сомнений не оставалось – такого пышного осеннего праздника не видали и старожилы!..
-Терпи! – приговаривал Иво, видя, как морщится Эмме от боли в ногах. – Нам не уйти, пока королева смотрит!.. Слышишь, как она смеется? Алисейна заставит нас плясать, пока наши башмаки не наполнятся кровью, но и она к утру устанет от веселья…
Эммелин видела, что хромому принцу тоже приходится нелегко – он то и дело закусывал губу, а черные волосы липли ко лбу, покрытому испариной. Но он говорил чистую правду: когда бы девочке не удавалось повернуться в сторону опустевшего королевского стола – она тут же встречала жадный ликующий взгляд королевы. Хотела ли та позабавиться, унижая младшего принца, или же у нее имелся какой-то еще тайный умысел – Эмме знать не могла, но угадывала, что помолвка эта обернется для всех большой бедой.
Он снял кольцо с пальца, разломил его пополам и отдал одну половинку ей, а другую удержал при себе. На ее половинке написал он свое имя, а на своей половинке ее имя и просил ее тщательно поберечь эту половинку.
Затем он простился с ней и сказал: «Я должен еще три года странствовать по белу свету, и если не вернусь по истечении их, то ты свободна?—?это будет значить, что я умер.
«Медвежник», сказки братьев Гримм
Иво не ошибся, когда говорил, что веселье к утру утомит даже самых выносливых и злорадных. Самой Эмме, впрочем, казалось, что они танцевали целую вечность – вроде той, что положена грешникам после смерти. Ей то казалось, что сердце вот-вот разорвется, то не хватало воздуха, то перед глазами темнело; а ноги и вовсе горели огнем. Но музыка становилась все громче, все быстрее, и они плясали, плясали, плясали… Эммелин не знала, стоит ли доверять ли каким-то из смутных воспоминаний той ночи, но иногда перед глазами как вспышки мелькали картины: вот она вприпрыжку пытается поспеть за хороводом, змеящимся меж бесчисленных костров – и за одну руку ее держит Иво, а за вторую – кто-то из его насмешничающих старших братьев; а потом тьма – и внезапная новая встреча с чародеем Йоссе – он шепчется с какой-то дамой… уж не с самой ли королевой, ускользнувшей в суматохе из-за стола?.. Но на волосы таинственной красавицы была наброшена золотистая вуаль, в которую она прятала и лицо, а на плечи накинут бархатный плащ – кто знает, сколько высокородных подруг у чародея при дворе?..
Еще ей называли имена невест старших принцев, представляя будущим родственницам, но она их не смогла запомнить. «А как зовут самого короля?» - спросила она тогда у Иво – но он посмотрел на нее с недоумением: королю было достаточно быть королем!.. Разве посмеет кто-то обратиться к нему иначе, кроме как «Его Величество»?..
-Людуэн. Его зовут Людуэн, - наконец сказал он. Как ни старался Иво казаться равнодушным и уверенным в себе, было видно, что даже назвать отца по имени стоит ему большого усилия над собой. Может, именно поэтому имя короля запомнилось Эммелин лучше прочих? В нем было что-то опасное, зловещее, как и в самом старике – и даже его слабый болезненный вид не вызывал сочувствия! О, Эмме ни на мгновение не обманулась им!.. Магия праздника работала исправно: куда бы танец ни увел ее, отовсюду был виден королевский стол, пришедший в совершенный беспорядок. Пролитое вино, опрокинутые кубки, раздавленные фрукты, обглоданные кости на золотых блюдах, и одинокая сгорбленная фигура короля, ослепшего и оглохшего от вина и неведомой болезни, но все еще грозного и безжалостного.
-Они засыпают, - услышала она сквозь звон в ушах голос Иво. – Очнись, Эмме! Нам нужно уходить, пока на холм не пал утренний туман!.,
И Эммелин вынырнула из тяжкого забытья, в котором она до сих пор кружилась в танце и отбивала израненными ногами ритм мелодии, которая все не смолкала и не смолкала… Но на самом деле девочка лишь с трудом переступала с ноги на ногу, неловко привалившись к случайному дереву. Музыка стихла, костры догорали, а между ними вповалку лежали гости: простонародье вперемешку со знатью, грязные звериные шкуры рядом с парчой и бархатом, с золотом одежд и золотом волос. Придворные, ничуть не беспокоясь о своих пышных нарядах и изысканных прическах, крепко спали, и, казалось, сон этот настиг их так же неожиданно, как иной раз настигает людей смерть: они падали, как подкошенные, не ища иного места и времени, и замирали в самых причудливых позах, продолжая улыбаться.
-Они… они… - Эмме с тревогой обводила взглядом тела, не зная, что именно хочет спросить.
-Не бойся, - ответил Иво, прихватывая с ближайшего стола потускневший фонарь. – Они живы-здоровы, просто устали. Мы, подземный народ, ни в чем не знаем меры – ни в гневе, ни в веселье. В предрассветный час туман окутает подножье холма, затем растает в первых солнечных лучах – и вместе с ним исчезнут всякие следы сегодняшнего праздника. Мой народ уйдет под холмы, лесные жители скроются в своих норах, границы нашего мира и людского вновь станут непроницаемыми. И тебе нужно вернуться к людям, пока это не случилось…
-Все закончилось? – недоверчиво прошептала Эмме, у которой от усталости заплетался язык. – Я могу вернуться домой?..
-Можешь, - беспокойно отмахнулся от ее лепета Иво, и кончики его острых ушей дернулись, как у дикого зверя. – Но если не начнешь шевелиться, то останешься с нами до следующего праздничного выезда, но я не могу обещать, что после жизни в холме у тебя останутся силы сбежать. Нужно уходить сейчас, немедленно!.. Я знаю, что у тебя болят ноги и ты думаешь, что не сможешь сделать ни шагу, но просто представь, что каждый миг боли, едва ты его ощущаешь, тут же становится прошлым, и, стало быть, нет никакой разницы между настоящей болью и воспоминанием о ней… Боль есть… Боли нет… Все обман… Все ушло…
В его словах наверняка была какая-то магия: он без остановки приговаривал что-то путаное и на первый взгляд - бессмысленное, помогая Эмме делать шаг за шагом. Но она, только что собираясь закричать: «Нет, я ни за что не смогу!», осознала вдруг, что идет, бежит за прихрамывающим принцем, ловко ведущим ее сквозь темную чащу, а обветрившиеся, пересохшие губы сами шепчут: «Боли нет, боли нет!..»
«Иво околдовал меня!» - мелькнула у нее мысль, показавшаяся тогда Эмме очень важной, хоть она и не знала еще – почему. Недаром король, у которого не вышло подчинить ее своей власти одной лишь своей магией, говорил, что младший принц приставлен к Йоссе-чародею!.. Отличались ли способности младшего принца от способностей прочих его сородичей, и если да – то почему?..
Остановился Иво лишь когда они выбежали на опушку леса – небо над полями, посеребренными первым осенним инеем, уже начинало светлеть. Эмме узнала это место, отмеченное большим замшелым камнем. Она не раз сидела рядом с ним, в тени старых деревьев, отдыхая после работы в поле, хоть старики и ворчали порой, что место это недоброе.
-Во время праздничных ночей здесь проходит граница между нашим миром и миром людей, - сказал хромой принц, поставив фонарь на плоскую верхушку камня. – Запомни это хорошенько!..
-Я… я могу идти? – спросила Эмме, не в силах отвести взгляд от едва различимых в предрассветных сумерках людских домов. – Ох, скажи, пожалуйста, что я могу идти!..
-Пока что можешь, - сказал Иво, и сердце Эммелин пропустило удар. Все это время она гнала от себя мысль, что сегодняшней ночью случилось что-то непоправимое, что мир дивного народца ее так просто не отпустит – но разве стоило на это всерьез надеяться?..
-Ты и сама, должно быть, понимаешь, что дала клятву, которую нельзя нарушить, - промолвил Иво, пристально глядя ей в глаза. – И потому тебя так легко отпустили сегодня. Через три года ты обязана вернуться на то самое место, где нас обручили – иначе погибнешь.
-Но… но… - Эмме понимала, что принц не шутит, однако ей все еще казалось диким, невообразимым то, что жизнью ее теперь распоряжается волшебство Из-Под-Холма. – Я же человек! Я не одна из вас!..
Иво покачал лохматой головой:
-В тот миг, - сказал он, - когда ты согласилась стать моей невестой, жизнь твоя переменилась, и теперь ты часть нашего королевства. Хотя все еще остаешься человеком – и тебе следует как можно разумнее использовать это преимущество!.. Слушай внимательно и запоминай все мои советы, потому что других тебе никто не даст!.. Три года ты можешь оставаться со своей человеческой семьей и жить прежней жизнью. Но пока ты помолвлена со мной – тебе не бывать больше ничьей невестой. Любой, кто посватается к тебе, навлечет на себя страшные несчастья. Ты погубишь любого, кто осмелится полюбить тебя, и даже того, кого полюбишь сама. Мне, впрочем, нет дела до людских судеб, поступай, как знаешь, но лучше тебе знать заранее, чем это обернется… Все же наши судьбы теперь неразрывно связаны, и ты моя невеста - хоть и желанна мне не более, чем я тебе. Пусть между нами, за неимением ничего лучшего, будет честность.
Говоря это, он смотрел на Эмме исподлобья, словно ожидая, будто она в ответ осыплет его проклятиями, но она лишь тряслась от холода и усталости, а в глазах ее читалась, скорее, растерянность, чем упрек.
-Я… - тут Иво запнулся, но все же продолжил. – …Я хотел бы принести тебе свои извинения. Если мне не взбрело в голову потребовать, чтобы ты со мной станцевала, у тебя, скорее всего, получилось бы уйти незамеченной. Но когда ты заговорила со мной, я подумал… подумал, что тебя подослал кто-то из моих братьев, чтобы зло подшутить надо мной. Во всем лесу не найдется существа, не слыхавшего моей дурной славе, и твои слова показались мне донельзя глупым притворством – оттого мне и захотелось тебя проучить. Не знаю, стал бы я тебе помогать, зная, что ты человек… - тут он окинул Эмме довольно неприязненным взглядом, - но ты вступилась за меня, чего никогда еще не случалось… и, как ни крути, из-за меня попалась мерзавцу Йоссе… Глупее не придумаешь! Да кто тебя просил меня защищать?! Зачем ты вмешалась?.. – тут от злости его голос сорвался, и Эмме поняла, что он расстроен из-за нынешнего происшествия не меньше ее самой.
Она не стала ничего говорить, понимая, что любые слова только разозлят принца еще сильнее. Но ранее неизвестное ей чувство заставило ее расправить плечи и ответить горе-жениху гордым смелым взглядом, от которого тот внезапно смутился и осекся.
-Ох, и впрямь, какая теперь разница… - пробормотал он, сникнув. – Ничего уже не исправить, а другого способа спасти тебя, пожалуй, не было. Жаль, что не вышло выторговать отсрочку побольше, но и три года – немалый срок…
Эмме, получив обратно свое колечко, напоследок изо всех сил сжала его в кулаке, мысленно прощаясь и прося прощения – на душе было тоскливо и горько от расставания с единственным подарком покойной матери. Теперь, после слов Йоссе, кольцо казалось ей куда роднее и дороже, чем прежде. Но глаза королевы Алисейны нетерпеливо сверкали, а придворный чародей и король, напротив, становились все мрачнее, так что тянуть время никак не вышло бы. Эмме, повинуясь указаниям, одела кольцо на ледяной палец Иво, и безропотно приняла в ответ его кольцо – золотое, но не стоившее в глазах девочки и сотой доли потерянного материнского. Оба кольца пришлись точно впору – наверняка то было частью магии, о которой столько было сегодня сказано.
Затем ей пришлось повторить вслед за Иво слова добрачного обета, в котором говорилось, что она обязуется в назначенный срок сочетаться браком с принцем Вороньей Лапкой, и ни с кем более.
-Нарушение клятвы карается смертью, - торжественно объявил король в полной тишине. – Разорвать помолвку, заключенную пред лицом высших сил, самовольно не вправе ни мой сын, ни крестьянская дочь. Лишь я, облеченный полной властью над судьбами своих подданных под землей, над землей, в водной и воздушной стихиях, могу отложить день бракосочетания или же отменить его. С этой ночи, крестьянская дочь, ты принадлежишь нашему миру точно так же, как и человеческому. Тебе надлежит почитать наши обычаи и законы в той же мере, как ты до того почитала правила своего мира. Став же законной женой моего сына, тебе предстоит навеки отречься от прежней жизни и от своей низкой человеческой сущности. После свадьбы ты во веки вечные останешься с нами, Под Холмом, получив надлежащее место при дворе – если на то будет дано мое королевское дозволение, разумеется…
-Благодари, - прошипел Иво, толкая донельзя смущенную этой речью Эммелин. – Благодари Его Величество так усердно, как только умеешь!..
И Эмме залепетала слова благодарности, шмыгая носом и запинаясь – поздравительная королевская речь показалась ей не менее зловещей и пугающей, чем недавний приговор к смерти.
-Отчего же обрученные не поцеловали друг друга? – воскликнула королева, хлопая в ладоши от радости и призывая к тому же всех вольных и невольных свидетелей церемонии. – Добрачные обеты скрепляются поцелуем точно так же, как и брачные!..
И Эмме пришлось, зажмурив глаза от отвращения, поцеловать Иво в губы – они оказались такими же холодными, как и его руки.
-Танцы! Да начнутся танцы! – закричали тут старшие братья Иво, Аскейль и Гаэль, поднимая свои кубки. – Поздравляем! Долгой жизни и крепкой любви обрученным!.. Наконец-то и ты, братец, нашел себе нареченную! Танцуй же! Танцуй!.. Сегодня и твое увечье не должно стать помехой!..
Иво метнул в их сторону ненавидящий взгляд, но вслух тихо промолвил, обращаясь к подавленной, убитой горем Эмме:
-Не стоит портить им потеху, пусть повеселятся как следует. Придется танцевать, даже если ноги у нас сотрутся в кровь. Продержись до утра – и я провожу тебя домой, когда они все обессилеют от смеха и вина…
-Я смогу вернуться к людям? – недоверчиво прошептала Эмме.
-На время, - коротко ответил Иво. – А время – это самое драгоценное, что у тебя есть. Я объясню тебе все чуть позже, когда получится улизнуть из-под взгляда Алисейны. Главное, что ты жива – помни об этом, когда захочешь вновь расплакаться или пожалеть себя. Или свои ноги!..
Говоря все это, он уже вел Эмме в танец, отвечая небрежными полупоклонами и напрочь фальшивой улыбкой на столь же неискренние поздравления от придворных и прочих гостей.
-Пляшут! Пляшут! – восклицала королева Алисейна, смеясь радостно, как ребенок. – Принц Воронья Лапка и его чумазая безродная невеста! Вы только посмотрите на них – ничего забавнее я не видала!.. Как он важно выступает – ну точно настоящий жених! А она!.. Семенит за ним в своих уродливых человеческих башмаках как утка!..
Старик-король ничего на это не ответил, вновь задремав над недопитым вином, а молодые принцы, хохоча во все горло, вскочили со своих мест и повели своих невест в веселый танец, кружа их быстрее, чем вихрь несет осенние листья. Посмотрев на них, принялись выходить из-за стола и остальные придворные - к полному восхищению прочих гостей, которым показалось весьма лестным отплясывать бок-о-бок со знатью. Теперь сомнений не оставалось – такого пышного осеннего праздника не видали и старожилы!..
-Терпи! – приговаривал Иво, видя, как морщится Эмме от боли в ногах. – Нам не уйти, пока королева смотрит!.. Слышишь, как она смеется? Алисейна заставит нас плясать, пока наши башмаки не наполнятся кровью, но и она к утру устанет от веселья…
Эммелин видела, что хромому принцу тоже приходится нелегко – он то и дело закусывал губу, а черные волосы липли ко лбу, покрытому испариной. Но он говорил чистую правду: когда бы девочке не удавалось повернуться в сторону опустевшего королевского стола – она тут же встречала жадный ликующий взгляд королевы. Хотела ли та позабавиться, унижая младшего принца, или же у нее имелся какой-то еще тайный умысел – Эмме знать не могла, но угадывала, что помолвка эта обернется для всех большой бедой.
Глава 9
Он снял кольцо с пальца, разломил его пополам и отдал одну половинку ей, а другую удержал при себе. На ее половинке написал он свое имя, а на своей половинке ее имя и просил ее тщательно поберечь эту половинку.
Затем он простился с ней и сказал: «Я должен еще три года странствовать по белу свету, и если не вернусь по истечении их, то ты свободна?—?это будет значить, что я умер.
«Медвежник», сказки братьев Гримм
Иво не ошибся, когда говорил, что веселье к утру утомит даже самых выносливых и злорадных. Самой Эмме, впрочем, казалось, что они танцевали целую вечность – вроде той, что положена грешникам после смерти. Ей то казалось, что сердце вот-вот разорвется, то не хватало воздуха, то перед глазами темнело; а ноги и вовсе горели огнем. Но музыка становилась все громче, все быстрее, и они плясали, плясали, плясали… Эммелин не знала, стоит ли доверять ли каким-то из смутных воспоминаний той ночи, но иногда перед глазами как вспышки мелькали картины: вот она вприпрыжку пытается поспеть за хороводом, змеящимся меж бесчисленных костров – и за одну руку ее держит Иво, а за вторую – кто-то из его насмешничающих старших братьев; а потом тьма – и внезапная новая встреча с чародеем Йоссе – он шепчется с какой-то дамой… уж не с самой ли королевой, ускользнувшей в суматохе из-за стола?.. Но на волосы таинственной красавицы была наброшена золотистая вуаль, в которую она прятала и лицо, а на плечи накинут бархатный плащ – кто знает, сколько высокородных подруг у чародея при дворе?..
Еще ей называли имена невест старших принцев, представляя будущим родственницам, но она их не смогла запомнить. «А как зовут самого короля?» - спросила она тогда у Иво – но он посмотрел на нее с недоумением: королю было достаточно быть королем!.. Разве посмеет кто-то обратиться к нему иначе, кроме как «Его Величество»?..
-Людуэн. Его зовут Людуэн, - наконец сказал он. Как ни старался Иво казаться равнодушным и уверенным в себе, было видно, что даже назвать отца по имени стоит ему большого усилия над собой. Может, именно поэтому имя короля запомнилось Эммелин лучше прочих? В нем было что-то опасное, зловещее, как и в самом старике – и даже его слабый болезненный вид не вызывал сочувствия! О, Эмме ни на мгновение не обманулась им!.. Магия праздника работала исправно: куда бы танец ни увел ее, отовсюду был виден королевский стол, пришедший в совершенный беспорядок. Пролитое вино, опрокинутые кубки, раздавленные фрукты, обглоданные кости на золотых блюдах, и одинокая сгорбленная фигура короля, ослепшего и оглохшего от вина и неведомой болезни, но все еще грозного и безжалостного.
-Они засыпают, - услышала она сквозь звон в ушах голос Иво. – Очнись, Эмме! Нам нужно уходить, пока на холм не пал утренний туман!.,
И Эммелин вынырнула из тяжкого забытья, в котором она до сих пор кружилась в танце и отбивала израненными ногами ритм мелодии, которая все не смолкала и не смолкала… Но на самом деле девочка лишь с трудом переступала с ноги на ногу, неловко привалившись к случайному дереву. Музыка стихла, костры догорали, а между ними вповалку лежали гости: простонародье вперемешку со знатью, грязные звериные шкуры рядом с парчой и бархатом, с золотом одежд и золотом волос. Придворные, ничуть не беспокоясь о своих пышных нарядах и изысканных прическах, крепко спали, и, казалось, сон этот настиг их так же неожиданно, как иной раз настигает людей смерть: они падали, как подкошенные, не ища иного места и времени, и замирали в самых причудливых позах, продолжая улыбаться.
-Они… они… - Эмме с тревогой обводила взглядом тела, не зная, что именно хочет спросить.
-Не бойся, - ответил Иво, прихватывая с ближайшего стола потускневший фонарь. – Они живы-здоровы, просто устали. Мы, подземный народ, ни в чем не знаем меры – ни в гневе, ни в веселье. В предрассветный час туман окутает подножье холма, затем растает в первых солнечных лучах – и вместе с ним исчезнут всякие следы сегодняшнего праздника. Мой народ уйдет под холмы, лесные жители скроются в своих норах, границы нашего мира и людского вновь станут непроницаемыми. И тебе нужно вернуться к людям, пока это не случилось…
-Все закончилось? – недоверчиво прошептала Эмме, у которой от усталости заплетался язык. – Я могу вернуться домой?..
-Можешь, - беспокойно отмахнулся от ее лепета Иво, и кончики его острых ушей дернулись, как у дикого зверя. – Но если не начнешь шевелиться, то останешься с нами до следующего праздничного выезда, но я не могу обещать, что после жизни в холме у тебя останутся силы сбежать. Нужно уходить сейчас, немедленно!.. Я знаю, что у тебя болят ноги и ты думаешь, что не сможешь сделать ни шагу, но просто представь, что каждый миг боли, едва ты его ощущаешь, тут же становится прошлым, и, стало быть, нет никакой разницы между настоящей болью и воспоминанием о ней… Боль есть… Боли нет… Все обман… Все ушло…
В его словах наверняка была какая-то магия: он без остановки приговаривал что-то путаное и на первый взгляд - бессмысленное, помогая Эмме делать шаг за шагом. Но она, только что собираясь закричать: «Нет, я ни за что не смогу!», осознала вдруг, что идет, бежит за прихрамывающим принцем, ловко ведущим ее сквозь темную чащу, а обветрившиеся, пересохшие губы сами шепчут: «Боли нет, боли нет!..»
«Иво околдовал меня!» - мелькнула у нее мысль, показавшаяся тогда Эмме очень важной, хоть она и не знала еще – почему. Недаром король, у которого не вышло подчинить ее своей власти одной лишь своей магией, говорил, что младший принц приставлен к Йоссе-чародею!.. Отличались ли способности младшего принца от способностей прочих его сородичей, и если да – то почему?..
Остановился Иво лишь когда они выбежали на опушку леса – небо над полями, посеребренными первым осенним инеем, уже начинало светлеть. Эмме узнала это место, отмеченное большим замшелым камнем. Она не раз сидела рядом с ним, в тени старых деревьев, отдыхая после работы в поле, хоть старики и ворчали порой, что место это недоброе.
-Во время праздничных ночей здесь проходит граница между нашим миром и миром людей, - сказал хромой принц, поставив фонарь на плоскую верхушку камня. – Запомни это хорошенько!..
-Я… я могу идти? – спросила Эмме, не в силах отвести взгляд от едва различимых в предрассветных сумерках людских домов. – Ох, скажи, пожалуйста, что я могу идти!..
-Пока что можешь, - сказал Иво, и сердце Эммелин пропустило удар. Все это время она гнала от себя мысль, что сегодняшней ночью случилось что-то непоправимое, что мир дивного народца ее так просто не отпустит – но разве стоило на это всерьез надеяться?..
-Ты и сама, должно быть, понимаешь, что дала клятву, которую нельзя нарушить, - промолвил Иво, пристально глядя ей в глаза. – И потому тебя так легко отпустили сегодня. Через три года ты обязана вернуться на то самое место, где нас обручили – иначе погибнешь.
-Но… но… - Эмме понимала, что принц не шутит, однако ей все еще казалось диким, невообразимым то, что жизнью ее теперь распоряжается волшебство Из-Под-Холма. – Я же человек! Я не одна из вас!..
Иво покачал лохматой головой:
-В тот миг, - сказал он, - когда ты согласилась стать моей невестой, жизнь твоя переменилась, и теперь ты часть нашего королевства. Хотя все еще остаешься человеком – и тебе следует как можно разумнее использовать это преимущество!.. Слушай внимательно и запоминай все мои советы, потому что других тебе никто не даст!.. Три года ты можешь оставаться со своей человеческой семьей и жить прежней жизнью. Но пока ты помолвлена со мной – тебе не бывать больше ничьей невестой. Любой, кто посватается к тебе, навлечет на себя страшные несчастья. Ты погубишь любого, кто осмелится полюбить тебя, и даже того, кого полюбишь сама. Мне, впрочем, нет дела до людских судеб, поступай, как знаешь, но лучше тебе знать заранее, чем это обернется… Все же наши судьбы теперь неразрывно связаны, и ты моя невеста - хоть и желанна мне не более, чем я тебе. Пусть между нами, за неимением ничего лучшего, будет честность.
Говоря это, он смотрел на Эмме исподлобья, словно ожидая, будто она в ответ осыплет его проклятиями, но она лишь тряслась от холода и усталости, а в глазах ее читалась, скорее, растерянность, чем упрек.
-Я… - тут Иво запнулся, но все же продолжил. – …Я хотел бы принести тебе свои извинения. Если мне не взбрело в голову потребовать, чтобы ты со мной станцевала, у тебя, скорее всего, получилось бы уйти незамеченной. Но когда ты заговорила со мной, я подумал… подумал, что тебя подослал кто-то из моих братьев, чтобы зло подшутить надо мной. Во всем лесу не найдется существа, не слыхавшего моей дурной славе, и твои слова показались мне донельзя глупым притворством – оттого мне и захотелось тебя проучить. Не знаю, стал бы я тебе помогать, зная, что ты человек… - тут он окинул Эмме довольно неприязненным взглядом, - но ты вступилась за меня, чего никогда еще не случалось… и, как ни крути, из-за меня попалась мерзавцу Йоссе… Глупее не придумаешь! Да кто тебя просил меня защищать?! Зачем ты вмешалась?.. – тут от злости его голос сорвался, и Эмме поняла, что он расстроен из-за нынешнего происшествия не меньше ее самой.
Она не стала ничего говорить, понимая, что любые слова только разозлят принца еще сильнее. Но ранее неизвестное ей чувство заставило ее расправить плечи и ответить горе-жениху гордым смелым взглядом, от которого тот внезапно смутился и осекся.
-Ох, и впрямь, какая теперь разница… - пробормотал он, сникнув. – Ничего уже не исправить, а другого способа спасти тебя, пожалуй, не было. Жаль, что не вышло выторговать отсрочку побольше, но и три года – немалый срок…
