Часть 2.
КОКОН.
1.
Грузовик прибавил скорость после железнодорожного переезда. Шофер закурил папироску. Много времени было потеряно. Грузовик то и дело заносило на поворотах, шафер торопился закончить свою работу и вернуться на базу. Уже давно время обеда. Женщины слишком долго собирались, нужно будет намекнуть, что бы отблагодарили. Хотя эти вряд ли добавят. Шофер выбросил папироску в открытое окно. Его загорелое лицо обдувал летний ветерок. Краем взгляда он косился на оголившиеся худенькие колени молоденькой девушки. Ее мать, сидевшая рядом с шофером то и дело замечала это, и одергивала легкое цветастое платьице дочери. «Ничего такая», думал он о девушке, «тощая, правда».
Машина затормозила у четвертого подъезда новенькой хрущевской пятиэтажки отштукатуренной в белый цвет. Фасад дома был прост. Ни каких архитектурных излишеств как лепнины или других декоративных элементов. Одинаковые аккуратные балконы и окна. Дом простой снаружи и внутри.
Мать и дочь выбрались из кабины и оглядели перерытый после строительства двор. Несколько грузовиков стояли перед подъездами, из которых другие жильцы выгружали мебель. Кто - то сажал тоненькие деревца, кустарники, кто - то гулял с детьми. В маленьком дворе начинала кипеть жизнь.
Шофер спрыгнул на асфальт и прикурил. Он открыл затворки грузовика и теперь недовольно наблюдал, как молодая женщина медлит с разгрузкой. Зина сняла потертый чемоданчик, свернутый матрац, несколько тюков с вещами и попросила дочь следить за ними. Но тут же нашлась пара мужчин – добровольцев желающих помочь одинокой, красивой женщине и скоро немногочисленная мебель, состоящая из софы, двухстворчатого шкафа, раскладушки и пары табуреток стояли перед подъездом.
Нине не терпелось взглянуть на новую квартиру, но пока вещи поднимали на третий этаж, она оставалась во дворе. И вот, подхватив чемоданчик, она вошла в подъезд, выкрашенный в нежно голубой цвет. Пахло свежей краской, Нине нравился этот химический запах, она с удовольствием вдыхала его. Он ассоциировался с чем - то хорошим, новым. Здесь не было коммунального душка, которым, кажется, пропитались все ее вещи. Вечного запаха готовящейся еды и в особенности так ненавистного ей запаха тушеной капусты. Подойдя к приоткрытой двери семьдесят второй квартиры, Нина переступила порог. Ощущение праздника переполняло ее. Это как день рождения, как день победы, как новый год. Вот маленькая прихожая, на право дверь в ванную комнату. Там целая чугунная ванная, раковина и туалет. И все только в их распоряжении! Дальше справа проход, слева большая, светлая комната, а прямо кухня. Там окно, белоснежная раковина и двух конфорочная плита. На противоположной от входа стене большой комнаты, дверь в комнату поменьше, справа окно, слева дверка в небольшую, но просторную кладовую. В большой комнате было два больших окна, а посередине от них балкон, на который Нина поторопилась выйти. Три дома стояли на небольшой возвышенности и из окон открывался вид на лес, где вдалеке чернела полуразрушенная церковь. Нина ощущала на своем лице улыбку, счастье переполняло ее. Эта долгожданная квартира казалась ей сказочным дворцом. Она полюбила ее еще до того, как побывала здесь. Ей нравился вид, нравились цветочные обои, на стенах в мелкий бледно – розовый цветочек, выбранные ее мамой, паркет и особенно то, что теперь у нее будет собственная комната. Они жили вчетвером в маленькой комнатке заводской коммуналки. Она, мама, отец и старенькая прабабушка, которой и принадлежала комнатушка. Через год вернется отец из Западной Сибири, где он работал на нефтеперерабатывающем заводе. Нина представляла, как папа будет радоваться вместе с ней, мамой и... И Нина подумала о прабабушке. Улыбка медленно сползла с ее лица. Она вернулась в комнату и начала разбирать вещи. В комнату вошла мама.
– Ну как? Нравится?
Нина махнула.
– Конечно.
– Уже начала разбирать? Сейчас помогу. Вся мокрая. – Зина расстегнула платье, сняла его, и надела домашний халатик.
– Мама, – начала Нина, - может, все же заберем бабушку к нам?
– Ты знаешь, что она не хочет ехать. Хорошо, хоть, что дали квартиру рядом. Я смогу каждый день приходить к ней.
– Ты не пыталась настаивать. Она совсем ослепла, и слышит плохо, почти не ходит. Как она там будет без нас?
– А куда ей ходить? Голодной ее не оставим. Моя бабуля, слишком упрямая. Я же не могу насильно перенести ее.
Нина не стала настаивать. Ее мама тоже была упрямой. Но на месте мамы она все таки не оставила бы больную прабабушку совсем одну в этой страшной коммуналке. Чувство ответственности и волнения за единственную бабулю не давало Нине покоя. Она любила прабабушку всем сердцем. Валерия Леонтьевна была добродушной, участливой, принципиальной и деловитой женщиной, любящей близких людей, отзывчивой и внимательной, порой даже чересчур. Все любили, уважали ее и даже в коммуналке никто не говорил о ней плохо. Вот только теперь бабушка нуждалась в близких, как ни - когда, а они запросто бросают ее одну. Совесть грызла Нину. Но почему она не грызла ее маму?
– Тетя Лена пригласила нас сегодня посмотреть «Огонек». – Говорила мать, – пойдем?
– Не хочу. Я сбегаю к бабуле.
– Завтра вместе сходим. – Зина развешивала вещи в шкаф. – Все равно нужно еще кое какие вещи забрать.
– Завтра, это завтра. Я пойду сегодня.
– Тебе не страшно будет вечером возвращаться одной?
– Тут близко. И потом я вернусь засветло. Сейчас поздно темнеет.
– Завтра в институт. Ты подготовилась? Может лучше позанимаешься?
– Завтра ничего нет. Консультация только послезавтра. Почему ты так не хочешь, что бы я шла к бабуле?
– Почему не хочу? Просто я беспокоюсь как ты будешь возвращаться одна.
– Попрошу Диму. Пусть проводит. – Нина усмехнулась и подмигнула маме.
– Еще чего. Я сама тебя встречу.
Закончив разбирать немногочисленные вещи, мама ушла навестить подругу Лену, тоже недавно переехавший в этот дом, а Нина снова вышла на балкон. Двор опустел. Погода была по – летнему хорошей, до вечера еще далеко, но, тем не менее, ни машин, ни людей видно не было. Все по какой то неведомой причине разошлись. Она перегнулась через перила, под балконом росли недавно посаженные деревца и кустарнички. Вдруг, между ними, что - то мелькнуло. Присмотревшись, взгляд снова уловил еле приметное движение. Неожиданно из кустов выпрыгнул огромный серый, с белым воротником пес. Он встал под балконом в воинственной позе, словно готовый бросится и уставился на Нину тяжелым взглядом. Завороженная она смотрела на пса, не отрываясь. Глаза в глаза. Он не двигался с места, щетинился, мускулы дрожали в напряжении, и Нине казалось, что до нее доносится еле слышное рычание. Это волк! Самый настоящий волк, а не собака, осенило ее. Может люди увидели его и разбежались? А он стоял, готовый к прыжку и девушка была уверена, что если он решит допрыгнуть до нее, то у него это получится с легкостью и его клыки вонзятся в ее горло. Однако попыток допрыгнуть он не принимал и так же внезапно, как и появился он рванул в сторону леса. Вместе с ним прошло оцепенение. К Нине будто вернулась способность видеть и слышать. Тут же человек вышел из подъезда, потом подъехала грузовая машина, двор снова наполнился людьми.
Нина прошла в комнату, достала чистое полотенце. Она решила быстро принять душ, а потом бежать к бабушке. Щелкнув выключателем, Нина обнаружила, что света в квартире не было. Их с мамой предупреждали, что перебои с подачей электроэнергии возможны. Хорошо, что в стене между ванной и кухней под самым потолком было окошко и света в ванной было достаточно.
Прохладная вода полилась на разгоряченное тело, Нина закрыла глаза и воображение нарисовало свирепую морду животного, смотрящего из мрака. Открыв глаза, она ощутила тяжесть в руках. Не двигаясь, Нина стояла, опустив руки вдоль туловища, а вода потоком стекала, исчезая в стоке. Оцепенение вернулось. Животное напугало девушку, вглядываясь пасмурными, бесцветными глазами в ее сторону. Нет, оно смотрело на нее. Пусть он прибежал из леса, пусть распугал всех соседей, но почему он так смотрел?
Настроение теперь совсем испортилось. Снова оказавшись в комнате, Нина с грустью оглядела ее, и подумала, что с удовольствием осталась бы в маленькой, уютной прабабушкиной комнатушке.
Тем днем Нина так и не дошла до бабули. Мама и ее подруга решили устроить новоселье. Они принесли телевизор, позвали друзей и новых соседей. У кого - то взяли стол, у кого - то стулья, посуду и вечером началось празднование. Квартира заполнилась знакомыми и незнакомыми людьми. Слышался смех, звон посуды. Нина сидела в уголке на табуретке и тихо наблюдала. Почему - то не хотелось веселиться вместе со всеми. Во - первых, потому что рядом не было отца, хотя мама обещала устроить второе новоселье по его приезду. А во вторых из-за прабабушки. Нине казалось, что оставшись одна за долгое время бабушка, перепугается. Несколько раз она порывалась уйти, но что - то ее удерживало и словно привязанная она смотрела на несвоевременное застолье.
Мужчины курили, спорили с набитым ртом и ругались матом. Женщины хохотали над собственными пошлыми шуточками, тянулись друг другу через стол, обнимались и чокались. Тот или иной стакан падал под натиском пьяных рук и по белоснежной накрахмаленной скатерти растекались багряные пятна. Наблюдая за всем со стороны Нина не понимала, как мама допускает такое, и она поймала себя на мысли, что чувствует отвращение к собственной матери.
Праздник превратился в сомнительное веселье. От шума голосов у Нины кружилась голова, глядя на людей, словно через мутное стекло аквариума, она ощутила, что вот – вот упадет. Страшно захотело спать.
Она поднялась.
– Мама, я пойду, лягу.
– Иди Ниночка. Иди, – одобрила мама, отвлекаясь от разговора. – Сегодня был тяжелый день. Отдыхай.
Нина прошла в пустую маленькую комнату, повесила темное покрывало на временную проволоку над окном вместо занавески. Она оглядела чужую и неприветливую комнату, где стояла только разобранная и застеленная раскладушка, а рядом массивный табурет. Было неуютно находится здесь. Чувствуя как слипаются веки, она разделась и легла, погасив свет. Через толстое покрывало пробивались полоски света от рыжего фонаря во дворе. Засыпая, она вздрагивала от резких голосов и смеха гостей, одновременно ощущая наваливающуюся дремоту.
Ночная тьма царила в пустой комнате. Нина не знала сколько сейчас времени и как давно все стихло, но квартира, наконец, погрузилась в покой. Облегченно вздохнув и повернувшись на другой бок, Нина погрузилась сон.
Безмолвие.
Это сон?
Где этот знакомый источник приглушенного «тик»?
«Тик». Это же старинные бабушкины часы. Но где они? Откуда звук? «Тик. Тик». Часы остались у бабушки. Звук приближался, усиливался, словно часы висели прямо здесь, совсем рядом, в этой комнате. Нине нравились резные, красивые часы с медным потемневшим от старости маятником, ритмично покачивающегося из стороны в сторону, нравилась кукушка, выскакивающая из окошка, и особенно это «тик», такое родное, домашнее, уютное. Но сейчас что - то было иначе и привычный слуху звук, знакомый, любимый раздавался не так как всегда. Резко, более громко. А главное, откуда они здесь? У Нины в страхе сжалось сердце. Слезы подступили, и она почувствовала, как плачет во сне. И бабушка стояла перед ней во мраке, но, несмотря на это, Нина видела ее. Девушка разрыдалась, глядя на бабулю, ей захотелось обнять ее, прижаться, почувствовать ее запах, но она не могла двинуться с места и только плакала.
– Так я к тебе и не пришла, – говорила Нина сквозь слезы.
А бабушка отвечала своим тихим спокойным голосом.
– Да, так и не пришла.
– Я завтра приду. Обязательно приду, – с надрывом продолжала Нина.
– Нет. Завтра не надо.
Нина успокоилась, но слезы еще текли по горячим щекам. А бабушка сказала тихим голосом:
– Я теперь все слышу.
– Что слышишь?
– Я теперь все вижу.
– Что видишь, бабушка?
– Не плачь.
И она протянула правнучке платочек.
– Вытрись.
Нина взяла его, поднесла к лицу и увидела, что на платке грязь и влажные капли крови.
– Но он не свежий.
– Это ни чего, – бабушка махнула головой.
Видение исчезло и вместе с этим наступило утро.
Странно было просыпаться на новом месте. Неестественно приятно не слышать ругань соседей. Не слышался запах готовящейся еды с утра. Запахи разных блюд, перемешивались и превращались в зловоние. Необычное утреннее спокойствие и тишина. Нина встала, прошла в большую комнату и оглядела место вчерашнего застолья. Ни следа. Видимо перед сменой мама все успела прибрать. Гости разобрали посуду, стулья которые принесли с собой, остался только стол. Наверное, его заберут позже, решила Нина, а пока на нем накрытый белой накрахмаленной салфеткой стоял приготовленный мамой завтрак. Еще теплая каша в маленькой кастрюльке, вареное яичко и теплый чай в алюминиевом чайничке. Но не успела Нина присесть, как услышала резкий стук в дверь.
– Кто?
– Это я Дима.
– Подожди.
Взволнованная Нина поторопилась одеться во вчерашнее платье, наскоро прибрала волосы и открыла.
Она распахнула входную дверь, с улыбкой глядя на парня. Но Дима не ответил ей тем же. Глядя на нее как вчерашний угрюмый волк, он сказал.
– Нина, бабушка ваша умерла ночью.
2.
Стоял жаркий, солнечный летний день. Странно смотрелись люди, собравшиеся на кладбище в такую погоду. Приготовленная для погребения могила находилась на самом солнцепеке, но изнывающие от жарищи родные и близкие усопшей, терпеливо соблюдали обряд.
Нина не плакала. Она рыдала два дня дома, но оказавшись здесь, глядя на мертвое тело прабабушки, прибывала в ступоре, не могла говорить, плакать и вообще чувствовать. Слишком больно переживалась утрата. Изредка поглядывая на маму, злясь на нее, Нина думала, почему она не плачет сейчас, почему она не плакала дома? Из-за нее Нина не пошла к бабуле в последний раз, и бабушка умирала в одиночестве, лишенная возможности попрощаться с родными или получить поддержку. Умереть в одиночестве. Нине казалось это невероятно страшным. И чем больше она думала об этом, тем больше злилась на мать.
Оглянувшись, она заметила, как много людей окружило деревянный гроб. Знакомые лица, затерялись в толпе скорбящих незнакомцев. Нескончаемая вереница мужчин и женщин разного возраста, медленно двигалась к ее бабуле, что бы в последний раз попрощаться.
