Когда дверь медленно открылась, она повернула голову. На пороге стоял Егорка, аккуратно оглядывая палату. На фоне холодных больничных стен появился, кто то невероятно родной, любимый. Рита не поверила своим глазам, ей казалось это сном. Ребенок несколько секунд растерянно оглядывал палату, он не сразу узнал в бледной, похудевшей женщине маму. Рита собиралась позвать его, но тут его глаза вспыхнули и он подбежал к ней:
- Мамочка моя, мама, - Егор возбужденно оглядывал маму, собирался обнять ее, но не решился, увидев гипс на левой руке.
Каждое движение Рите давалось с трудом, однако она села, медленно спустив ноги с кровати, изо всех сил стараясь, что бы попытки не отразились на ее лице.
- Мамочка тебе больно? – встревожено спросил мальчик, он погладил ее по здоровой руке.
- Почти не больно, - ответила Рита, понимая, еще немного и она не сможет сдерживать слезы. Она глубоко вздохнула, - Егорушка, с тобой все хорошо? Ты не голодный? – она протянула к нему руку и погладила по голове.
Егор не ответил. Мгновение, помедлив он, обнял ее, уткнувшись лицом в грудь. От его объятий Рите стало больно и хорошо одновременно, она наконец то ощутила его, обняв правой рукой. Горячее детское личико, прижавшееся к ее груди стало мокрое. Егорушка плакал и Рите стало страшно, потому что впервые он плакал в себя, беззвучно. Она молчала. Егор тоже замер. Сейчас ему хотелось срастись с мамочкой, что бы ни когда не расставаться с ней. Эти секунды были драгоценны для него, потому что он инстинктивно чувствовал их быстротечность. Внезапно Рите расхотелось плакать. Ее поразила неожиданная взрослость в сыне. Кроме того, увидев Егора ей стало легче. Все могло сложиться гораздо хуже. Теперь все будет хорошо.
Она посмотрела на прикрытую дверь. За ней кто-то стоял.
Суворов не решился зайти, понимая, что сейчас будет лишним. Он только раз взглянул на фигуры матери и сына, слившихся в объятиях друг друга. Больше всего, сейчас его занимало видение. Суворов в очередной раз усомнился в собственном здравомыслии. Даже если все, что происходило, случилось на самом деле, то насколько эти события могли повлиять на его восприятие действительности теперь? Возможно, именно теперь его рассудок помутился. Тишину больничного коридора нарушил смех проходящих мимо медсестер. Суворов вздрогнул. Он мог убить мальчика в тот момент, когда принял его за монстра. Что бы ни было причиной его помешания, он понимал, что становится опасным для других. Сможет ли он остановится в следующий раз, различить реальность от иллюзии.
«Иллюзия – искаженное восприятие реальности».
Возможно, Егору будет безопаснее остаться в приемнике на то время, что его мать проведет в больнице?
Не понятная тревога возникла в нем, как тогда когда он был у себя дома с Егором. Суворов кожей ощущал, как нечто пропитывало воздух. Нечто, которое не исчезло бесследно, а просто отступило на время.
«Это домыслы. Ни каких фактов».
«Возможно…»
Дверь палаты скрипнула. Показался Егор:
- Мама зовет вас.
Сергей был не готов войти в палату, увидеть и заговорить с этой женщиной. Он ощутил забытое чувство неуверенности, словно учитель вызвал его к доске. Ладони мгновенно стали влажными. Будь ему лет десять, он наверняка убежал со всех ног. На секунду он замялся, заставляя себя сдвинуться с места.
- Сергей Игоревич, вас мама зовет, - повторил Егор. Суворов почувствовал, как мальчик взял его за палец и потянул за собой.
Рита сидела на кровати, укрыв ноги одеялом. Шоколадного цвета длинные волосы лежали у нее на груди. Несмотря на ее бледность, темные круги под глазами она выглядела гораздо более привлекательнее женщин, которых он встречал.
- Сергей Игоревич, спасибо вам… Если бы не вы, не знаю, что могло случится с Егором… я… - Рита замялась, подбирая слова.
- Вы плохо думаете о людях. Кто ни будь помог бы вам.
- Мне ужасно неудобно, перед вами. Я постараюсь как можно быстрее выписаться.
- Не торопитесь, ему нужна здоровая мама. Я буду заботиться о нем столько сколько нужно. Егор будет навещать вас. Поправляйтесь.
Рита собиралась дать Сергею наставления по уходу за ребенком, но ей стало не ловко учить человека, который бескорыстно помог ей и Егору.
- Может быть вы хотите попросить о чем то? Например, принести зубную щетку или какие то вещи?
- Если вас не затруднит это.
- Мы с Егором принесем все необходимое через пол часа. Если вы хотите дать мне несколько советов в отношении Егора, буду рад.
К концу посещения Рита почувствовала облегчение. Объятия ребенка стало лучшим успокоительным для нее. Суворов конечно не был самым лучшим вариантом для того чтобы сидеть с ребенком, но он выглядел вполне надежным человеком, вызывающим доверие. Рита задумалась. Действительно ли она считала, что Суворову можно верить или ей хотелось так думать, потому что у нее не было другого выхода? Суворов – пьющий мужчина, живущий в полном одиночестве. Он полицейский, занимающий не большой, но ответственный пост. Он сможет позаботится о Егорке?
КОНЕЦ ЦИКЛА.
1.
Время на свободе течет гораздо быстрее, чем время, проведенное в тюрьме. Пономарев отлично знал это и старался не забывать. Прошел год с тех пор как, он вышел на свободу и попадать за решетку снова не собирался. Такое обещание Алексей давал себе после первого срока, после второго, и теперь после третьего.
Поначалу, попав в места лишения свободы, он был очень удивлен. Алексей смотрел на все происходящее с интересом, потому что не мог осознать, как это могло произойти с ним. Но прошло совсем немного времени, и он с ужасом осмыслил сложившуюся ситуацию. Больше всего ему хотелось остаться одному, закрыться, убежать, но Алексей вынужденно свыкался с новыми порядкам, привыкал к простым до безобразия, искаженным лицам сокамерников, для которых он был только новичком иными словами «шушерой».
Любые воспоминания о прежней свободной жизни, счастливые и безрадостные, он вспоминал с трепетом. Первые месяцы тянулись мучительно долго. Алексей не сразу начал приспосабливаться к тюремному режиму, заостряя свое внимание на негативных сторонах жизни в не воле. И только спустя долгое время Пономарев попытался убедить себя, что тюрьма, это не навсегда, и здесь живут люди, просто тут жизнь совсем иная.
Когда, уже, будучи на свободе, Алексей понял, что второго срока не избежать, он отнесся иначе к сложившейся ситуации. Он шел в тюрьму вполне осознанно, прекрасно зная, что ждет его. Так было и в третий раз, кроме, того там, в тюрьме Пономарев приобрел новый статус, и самое главное, он не был новичком.
Нормы поведения в тюрьме учили как его, так и от других людей, терпению друг к другу. В иных случаях поддержки. Тюрьма требовала умения организовываться. Бесконечное напряжение, постоянный самоконтроль. Он следил за своими жестами, фразами, позами, обдумывал слова, которые собираешься говорить. Такой самоконтроль требовался, что бы не допустить, разборок, склок или беспредела.
Но чувства сложно поддавались контролю. Безделье переходило в скуку. Скука в тоску, а тоска порой принимала форму отчаяния. В такие моменты он увлеченно читал книги. Особенно сильно его увлекали исторические книги, посвященные второй мировой войне.
На свободе все иначе. Разница между другими людьми и им самим, для Пономарева была слишком очевидна. Зачастую сказанные в разговоре фразы или жесты собеседника воспринимались Алексеем в штыки. Он сдерживался, понимая, что несколько лет назад ни за что не обратил внимания на сказанную фразу. Но сохранять спокойствие удавалось не всегда.
«Мир круглый», думал Пономарев, «встретимся».
2.
Каждую ночь Суворов просыпался. Это происходило примерно в одно и то же время, совершенно инстинктивно. В полудреме он ощущал тепло ее тела. Сергею не верилось, что кто-то способен делить с ним постель. Глядя на нее, Суворов думал, что порой жизнь преподносит неожиданные сюрпризы.
Ее лицо во сне было спокойное и красивое. Рита виделась Сергею воплощением чистоты, к какой ему ни когда не приблизится в нравственном, душевном смысле.
Суворов не воспринимал слово любовь всерьез. Он относился к этому названию с недоверием, даже с брезгливостью. Двое повстречавшихся людей могла объединить страсть, дружба или общий интерес. Страсть со временем могла перерасти в привязанность, благодарность или попросту в привычку. Люди бережнее относились друг к другу, жалели, но все эти чувства Суворов не мог назвать любовью. Так и сейчас. Ему было комфортно с Ритой. Спокойно, надежно. Возможно, Сергей нуждался в ней, вероятно, что и она тоже.
С Егором все было проще. Суворов чувствовал себя ответственным за мальчика. Познакомившись с ним семь месяцев назад, начав заботится, сам не ожидая, Сергей с каждым днем все больше привязывался к нему.
- Сережа…
Суворов вздрогнул.
- Почему ты не спишь? – нежно прошептала она.
- Я спал.
- Тебя что-то беспокоит?
Он отрицательно покачал головой.
Рита придвинулась к нему, легла на плечо и обняла.
- Ты так и не сказал, что подарить тебе на день рождения.
- Я говорил. Мне ни чего не нужно.
- Тогда я подарю тебе что-нибудь не нужное, - улыбнулась она.
- Что например?
- Органайзер. Или широкополую шляпу.
- Всегда мечтал о широкополой шляпе.
Листва за окном зашумела. Через открытую балконную дверь влетел прохладный ветерок. В комнате неожиданно запахло осенью. Хотя дни все ещё стояли жаркие, приближающейся сентябрь торопился напомнить о себе. Рита поёжилась под одеялом.
- Ты не исчезнешь?
"Мы все исчезнем однажды", подумал Сергей.
- Почему я должен исчезнуть?
- Мне не нравится думать об этом.
Возможно, её вопрос был обоснован. Возможно..
Суворов ни разу не подумал о потенциальной опасности, которой подвергает её и Егора, пока находится рядом. Своё одиночество, такое емкое, такое заточенное, оправданное он неожиданно сменил на нечто иное.
- А знаешь я и, правда, не отказался бы от шляпы.
Он осторожно коснулся холодными губами до ее веска и поднялся. Самая мимолетная мысль о прошлом вызывала в нем острую потребность в сигаретном дыме.
Суворов настежь открыл окно на кухне и прикурил сигарету. Желтый свет от фонаря упрямо светил в окно третьего этажа. На кухне у Риты как всегда было чисто и убрано. Только на маленьком обеденном столе вдоль стены стояли аккуратно расставленные баночки с лекарствами. Болеутоляющие таблетки различной силы и сферы воздействия. От болей в суставах, спине, при мигрени, которая в последнее время достаточно часто мучила Риту. Но она ни когда не жаловать, хотя некоторые из анальгетиков принимала постоянно. Несколько видов успокоительных стояли отдельно. Только начатая упаковка снотворного. И абсолютно новая пачка антидепрессантов. Эти таблетки появились на столе впервые два дня назад. Суворов сразу заметил их, но не стал ни чего спрашивать. В поведении Риты не наблюдались раздражительность, тревожность или апатия. Конечно, Сергей не знал ее до аварии, но он не замечал симптомы, которые подходили под описание клинической депрессии. Он прекрасно понимал, что она о многом умалчивает. Однако Суворов не расспрашивал Риту, потому что и сам не собирался посвящать ее в детали собственного прошлого. Да и что именно о своем прошлом он мог рассказать, не вызвав у нее недоумения, недоверия, страха или ощущения, что человек с которым она ложится в пастель психопат?
И все же Рита до сих пор не начала принимать антидепрессанты. Упаковка была закрыта. Это говорило о благоразумии. Рита прислушивалась к себе, ее поступки совершались осмысленно. Однако ее самой привлекательной чертой для Суворова стала не красота, аккуратность или воспитанность, а безграничная преданность сыну. Рита не способна поставить свои интересы, желания выше потребностей сына.
Сигарета медленно тлела. Сергей посмотрел время на своем мобильном телефоне. Около четырех часов. Скоро рассвет. Сон как рукой сняло.
Эта ночь стала бессонной не только для Суворова. Обычно Егор не просыпался по ночам, но сейчас из маленькой комнаты послышался испуганный, жалобный голос мальчика:
- Мамочка моя! Мамочка, - потом он заплакал.
Когда Суворов торопливо затушил сигарету в пепельнице и вернулся в комнату, Рита уже была с Егором. Сергей подошел к двери и остановился на пороге.
- Мамочка мне так страшно.
- Кто тебя напугал?
- Страшный сон.
Рита держала его на руках, так, как держат грудных детей.
- Тише малыш. Не бойся. Засыпай.
Мама тихонько укачивала сына. Время от времени мальчик тяжело вздыхал. Суворов ждал. Скоро Рита осторожно переложила Егора в пастель. Она укрыла ребенка одеялом, немного посидела рядом и собиралась пойти спать, как мальчик снова расплакался. Его ручки затряслись, словно в судороге, потом он поднес их к голове, двигая так как будто пытаясь избавится от чего то. Мальчик продолжал звать маму, даже когда оказался у нее на руках, при этом плач переходил сдавленный крик. Теперь Сергей подошел. Он забрал Егора у Риты, которая в испуге пыталась разбудить мальчика. Крепко прижав ребенка к себе, Сергей позвал его спокойным громким голосом.
- Егор.
Мальчик тут же открыл глаза и успокоился. Он удивленно посмотрел на Суворова:
- Дядя Сережа…
Рита сидела на кровати, не отрывая взгляда от сына. В полумраке ее глаза блестели. Он поднялась. Мальчик протянул руки к маме, и Суворов передал ребенка ей. Егор прижался к маме, обхватив ее шею руками.
- Маленький мой, что случилось?
- Страшный сон.
Рита села на кровать. Суворов представил, как ей тяжело держать сына, но она не отпускала его с рук.
- Тише, тише.Ты мой, мой мальчик. Что же тебе приснилось?
- Птичка, в голове. Она там летает, летает. А вылететь не может. И крыльями меня бьет.
- Какая птичка?
- Голубь. Беленький.
- Но на самом же деле ни какой птички нет. Правда?
- Нет, мамочка. Есть. Я не хочу больше пугаться.
Рита замолчала на мгновение.
«Скажи ему что-нибудь, рассмеши», подумал Сергей.
Сейчас необходимо отвлечь Егора от кошмара, иначе сон будет повторяться в его голове словно заезженная пластинка.
- Егорушка, хочешь водички?
Егор отрицательно покачал головой.
- Пойдем тогда на балконе постоим.
- Пойдем.
Рита прошла на балкон с Егором на руках. Прохладный ветерок обдул лицо мальчика и он зажмурился.
- Мамочка моя, мама, - Егор возбужденно оглядывал маму, собирался обнять ее, но не решился, увидев гипс на левой руке.
Каждое движение Рите давалось с трудом, однако она села, медленно спустив ноги с кровати, изо всех сил стараясь, что бы попытки не отразились на ее лице.
- Мамочка тебе больно? – встревожено спросил мальчик, он погладил ее по здоровой руке.
- Почти не больно, - ответила Рита, понимая, еще немного и она не сможет сдерживать слезы. Она глубоко вздохнула, - Егорушка, с тобой все хорошо? Ты не голодный? – она протянула к нему руку и погладила по голове.
Егор не ответил. Мгновение, помедлив он, обнял ее, уткнувшись лицом в грудь. От его объятий Рите стало больно и хорошо одновременно, она наконец то ощутила его, обняв правой рукой. Горячее детское личико, прижавшееся к ее груди стало мокрое. Егорушка плакал и Рите стало страшно, потому что впервые он плакал в себя, беззвучно. Она молчала. Егор тоже замер. Сейчас ему хотелось срастись с мамочкой, что бы ни когда не расставаться с ней. Эти секунды были драгоценны для него, потому что он инстинктивно чувствовал их быстротечность. Внезапно Рите расхотелось плакать. Ее поразила неожиданная взрослость в сыне. Кроме того, увидев Егора ей стало легче. Все могло сложиться гораздо хуже. Теперь все будет хорошо.
Она посмотрела на прикрытую дверь. За ней кто-то стоял.
Суворов не решился зайти, понимая, что сейчас будет лишним. Он только раз взглянул на фигуры матери и сына, слившихся в объятиях друг друга. Больше всего, сейчас его занимало видение. Суворов в очередной раз усомнился в собственном здравомыслии. Даже если все, что происходило, случилось на самом деле, то насколько эти события могли повлиять на его восприятие действительности теперь? Возможно, именно теперь его рассудок помутился. Тишину больничного коридора нарушил смех проходящих мимо медсестер. Суворов вздрогнул. Он мог убить мальчика в тот момент, когда принял его за монстра. Что бы ни было причиной его помешания, он понимал, что становится опасным для других. Сможет ли он остановится в следующий раз, различить реальность от иллюзии.
«Иллюзия – искаженное восприятие реальности».
Возможно, Егору будет безопаснее остаться в приемнике на то время, что его мать проведет в больнице?
Не понятная тревога возникла в нем, как тогда когда он был у себя дома с Егором. Суворов кожей ощущал, как нечто пропитывало воздух. Нечто, которое не исчезло бесследно, а просто отступило на время.
«Это домыслы. Ни каких фактов».
«Возможно…»
Дверь палаты скрипнула. Показался Егор:
- Мама зовет вас.
Сергей был не готов войти в палату, увидеть и заговорить с этой женщиной. Он ощутил забытое чувство неуверенности, словно учитель вызвал его к доске. Ладони мгновенно стали влажными. Будь ему лет десять, он наверняка убежал со всех ног. На секунду он замялся, заставляя себя сдвинуться с места.
- Сергей Игоревич, вас мама зовет, - повторил Егор. Суворов почувствовал, как мальчик взял его за палец и потянул за собой.
Рита сидела на кровати, укрыв ноги одеялом. Шоколадного цвета длинные волосы лежали у нее на груди. Несмотря на ее бледность, темные круги под глазами она выглядела гораздо более привлекательнее женщин, которых он встречал.
- Сергей Игоревич, спасибо вам… Если бы не вы, не знаю, что могло случится с Егором… я… - Рита замялась, подбирая слова.
- Вы плохо думаете о людях. Кто ни будь помог бы вам.
- Мне ужасно неудобно, перед вами. Я постараюсь как можно быстрее выписаться.
- Не торопитесь, ему нужна здоровая мама. Я буду заботиться о нем столько сколько нужно. Егор будет навещать вас. Поправляйтесь.
Рита собиралась дать Сергею наставления по уходу за ребенком, но ей стало не ловко учить человека, который бескорыстно помог ей и Егору.
- Может быть вы хотите попросить о чем то? Например, принести зубную щетку или какие то вещи?
- Если вас не затруднит это.
- Мы с Егором принесем все необходимое через пол часа. Если вы хотите дать мне несколько советов в отношении Егора, буду рад.
К концу посещения Рита почувствовала облегчение. Объятия ребенка стало лучшим успокоительным для нее. Суворов конечно не был самым лучшим вариантом для того чтобы сидеть с ребенком, но он выглядел вполне надежным человеком, вызывающим доверие. Рита задумалась. Действительно ли она считала, что Суворову можно верить или ей хотелось так думать, потому что у нее не было другого выхода? Суворов – пьющий мужчина, живущий в полном одиночестве. Он полицейский, занимающий не большой, но ответственный пост. Он сможет позаботится о Егорке?
Часть 3.
КОНЕЦ ЦИКЛА.
1.
Время на свободе течет гораздо быстрее, чем время, проведенное в тюрьме. Пономарев отлично знал это и старался не забывать. Прошел год с тех пор как, он вышел на свободу и попадать за решетку снова не собирался. Такое обещание Алексей давал себе после первого срока, после второго, и теперь после третьего.
Поначалу, попав в места лишения свободы, он был очень удивлен. Алексей смотрел на все происходящее с интересом, потому что не мог осознать, как это могло произойти с ним. Но прошло совсем немного времени, и он с ужасом осмыслил сложившуюся ситуацию. Больше всего ему хотелось остаться одному, закрыться, убежать, но Алексей вынужденно свыкался с новыми порядкам, привыкал к простым до безобразия, искаженным лицам сокамерников, для которых он был только новичком иными словами «шушерой».
Любые воспоминания о прежней свободной жизни, счастливые и безрадостные, он вспоминал с трепетом. Первые месяцы тянулись мучительно долго. Алексей не сразу начал приспосабливаться к тюремному режиму, заостряя свое внимание на негативных сторонах жизни в не воле. И только спустя долгое время Пономарев попытался убедить себя, что тюрьма, это не навсегда, и здесь живут люди, просто тут жизнь совсем иная.
Когда, уже, будучи на свободе, Алексей понял, что второго срока не избежать, он отнесся иначе к сложившейся ситуации. Он шел в тюрьму вполне осознанно, прекрасно зная, что ждет его. Так было и в третий раз, кроме, того там, в тюрьме Пономарев приобрел новый статус, и самое главное, он не был новичком.
Нормы поведения в тюрьме учили как его, так и от других людей, терпению друг к другу. В иных случаях поддержки. Тюрьма требовала умения организовываться. Бесконечное напряжение, постоянный самоконтроль. Он следил за своими жестами, фразами, позами, обдумывал слова, которые собираешься говорить. Такой самоконтроль требовался, что бы не допустить, разборок, склок или беспредела.
Но чувства сложно поддавались контролю. Безделье переходило в скуку. Скука в тоску, а тоска порой принимала форму отчаяния. В такие моменты он увлеченно читал книги. Особенно сильно его увлекали исторические книги, посвященные второй мировой войне.
На свободе все иначе. Разница между другими людьми и им самим, для Пономарева была слишком очевидна. Зачастую сказанные в разговоре фразы или жесты собеседника воспринимались Алексеем в штыки. Он сдерживался, понимая, что несколько лет назад ни за что не обратил внимания на сказанную фразу. Но сохранять спокойствие удавалось не всегда.
«Мир круглый», думал Пономарев, «встретимся».
2.
Каждую ночь Суворов просыпался. Это происходило примерно в одно и то же время, совершенно инстинктивно. В полудреме он ощущал тепло ее тела. Сергею не верилось, что кто-то способен делить с ним постель. Глядя на нее, Суворов думал, что порой жизнь преподносит неожиданные сюрпризы.
Ее лицо во сне было спокойное и красивое. Рита виделась Сергею воплощением чистоты, к какой ему ни когда не приблизится в нравственном, душевном смысле.
Суворов не воспринимал слово любовь всерьез. Он относился к этому названию с недоверием, даже с брезгливостью. Двое повстречавшихся людей могла объединить страсть, дружба или общий интерес. Страсть со временем могла перерасти в привязанность, благодарность или попросту в привычку. Люди бережнее относились друг к другу, жалели, но все эти чувства Суворов не мог назвать любовью. Так и сейчас. Ему было комфортно с Ритой. Спокойно, надежно. Возможно, Сергей нуждался в ней, вероятно, что и она тоже.
С Егором все было проще. Суворов чувствовал себя ответственным за мальчика. Познакомившись с ним семь месяцев назад, начав заботится, сам не ожидая, Сергей с каждым днем все больше привязывался к нему.
- Сережа…
Суворов вздрогнул.
- Почему ты не спишь? – нежно прошептала она.
- Я спал.
- Тебя что-то беспокоит?
Он отрицательно покачал головой.
Рита придвинулась к нему, легла на плечо и обняла.
- Ты так и не сказал, что подарить тебе на день рождения.
- Я говорил. Мне ни чего не нужно.
- Тогда я подарю тебе что-нибудь не нужное, - улыбнулась она.
- Что например?
- Органайзер. Или широкополую шляпу.
- Всегда мечтал о широкополой шляпе.
Листва за окном зашумела. Через открытую балконную дверь влетел прохладный ветерок. В комнате неожиданно запахло осенью. Хотя дни все ещё стояли жаркие, приближающейся сентябрь торопился напомнить о себе. Рита поёжилась под одеялом.
- Ты не исчезнешь?
"Мы все исчезнем однажды", подумал Сергей.
- Почему я должен исчезнуть?
- Мне не нравится думать об этом.
Возможно, её вопрос был обоснован. Возможно..
Суворов ни разу не подумал о потенциальной опасности, которой подвергает её и Егора, пока находится рядом. Своё одиночество, такое емкое, такое заточенное, оправданное он неожиданно сменил на нечто иное.
- А знаешь я и, правда, не отказался бы от шляпы.
Он осторожно коснулся холодными губами до ее веска и поднялся. Самая мимолетная мысль о прошлом вызывала в нем острую потребность в сигаретном дыме.
Суворов настежь открыл окно на кухне и прикурил сигарету. Желтый свет от фонаря упрямо светил в окно третьего этажа. На кухне у Риты как всегда было чисто и убрано. Только на маленьком обеденном столе вдоль стены стояли аккуратно расставленные баночки с лекарствами. Болеутоляющие таблетки различной силы и сферы воздействия. От болей в суставах, спине, при мигрени, которая в последнее время достаточно часто мучила Риту. Но она ни когда не жаловать, хотя некоторые из анальгетиков принимала постоянно. Несколько видов успокоительных стояли отдельно. Только начатая упаковка снотворного. И абсолютно новая пачка антидепрессантов. Эти таблетки появились на столе впервые два дня назад. Суворов сразу заметил их, но не стал ни чего спрашивать. В поведении Риты не наблюдались раздражительность, тревожность или апатия. Конечно, Сергей не знал ее до аварии, но он не замечал симптомы, которые подходили под описание клинической депрессии. Он прекрасно понимал, что она о многом умалчивает. Однако Суворов не расспрашивал Риту, потому что и сам не собирался посвящать ее в детали собственного прошлого. Да и что именно о своем прошлом он мог рассказать, не вызвав у нее недоумения, недоверия, страха или ощущения, что человек с которым она ложится в пастель психопат?
И все же Рита до сих пор не начала принимать антидепрессанты. Упаковка была закрыта. Это говорило о благоразумии. Рита прислушивалась к себе, ее поступки совершались осмысленно. Однако ее самой привлекательной чертой для Суворова стала не красота, аккуратность или воспитанность, а безграничная преданность сыну. Рита не способна поставить свои интересы, желания выше потребностей сына.
Сигарета медленно тлела. Сергей посмотрел время на своем мобильном телефоне. Около четырех часов. Скоро рассвет. Сон как рукой сняло.
Эта ночь стала бессонной не только для Суворова. Обычно Егор не просыпался по ночам, но сейчас из маленькой комнаты послышался испуганный, жалобный голос мальчика:
- Мамочка моя! Мамочка, - потом он заплакал.
Когда Суворов торопливо затушил сигарету в пепельнице и вернулся в комнату, Рита уже была с Егором. Сергей подошел к двери и остановился на пороге.
- Мамочка мне так страшно.
- Кто тебя напугал?
- Страшный сон.
Рита держала его на руках, так, как держат грудных детей.
- Тише малыш. Не бойся. Засыпай.
Мама тихонько укачивала сына. Время от времени мальчик тяжело вздыхал. Суворов ждал. Скоро Рита осторожно переложила Егора в пастель. Она укрыла ребенка одеялом, немного посидела рядом и собиралась пойти спать, как мальчик снова расплакался. Его ручки затряслись, словно в судороге, потом он поднес их к голове, двигая так как будто пытаясь избавится от чего то. Мальчик продолжал звать маму, даже когда оказался у нее на руках, при этом плач переходил сдавленный крик. Теперь Сергей подошел. Он забрал Егора у Риты, которая в испуге пыталась разбудить мальчика. Крепко прижав ребенка к себе, Сергей позвал его спокойным громким голосом.
- Егор.
Мальчик тут же открыл глаза и успокоился. Он удивленно посмотрел на Суворова:
- Дядя Сережа…
Рита сидела на кровати, не отрывая взгляда от сына. В полумраке ее глаза блестели. Он поднялась. Мальчик протянул руки к маме, и Суворов передал ребенка ей. Егор прижался к маме, обхватив ее шею руками.
- Маленький мой, что случилось?
- Страшный сон.
Рита села на кровать. Суворов представил, как ей тяжело держать сына, но она не отпускала его с рук.
- Тише, тише.Ты мой, мой мальчик. Что же тебе приснилось?
- Птичка, в голове. Она там летает, летает. А вылететь не может. И крыльями меня бьет.
- Какая птичка?
- Голубь. Беленький.
- Но на самом же деле ни какой птички нет. Правда?
- Нет, мамочка. Есть. Я не хочу больше пугаться.
Рита замолчала на мгновение.
«Скажи ему что-нибудь, рассмеши», подумал Сергей.
Сейчас необходимо отвлечь Егора от кошмара, иначе сон будет повторяться в его голове словно заезженная пластинка.
- Егорушка, хочешь водички?
Егор отрицательно покачал головой.
- Пойдем тогда на балконе постоим.
- Пойдем.
Рита прошла на балкон с Егором на руках. Прохладный ветерок обдул лицо мальчика и он зажмурился.
