Да, сейчас он еще целый. Так чудно. Пока вещь новая, на ней нет отметины, она еще не совсем твоя. А потом на платье или книге может появится пятно, на столе царапина, царапина которую оставил твой маленький ребенок. Например, пока он вырезал снежинку к новому году. Дефект на новом столе. Конечно, его будут ругать. Но потом по прошествии лет, ребенок вырастет, уйдет из дома, а стол останется. Стол и маленький шрамик на нем, и тогда ты улыбнешься. Потому что все станет неважным, все кроме воспоминания, как он сидел совсем маленький и важный, старательно вырезая снежинку для тебя. И если бы не эта царапина, то наверное ты и не вспомнил об этом. След от события делает вещь по-настоящему твоей.
А вот голубое блюдце. Именно из него будет пить молоко его котенок. Когда котенка не станет, Сергей вернется домой, и разобьет его. Он брезгливо поставил его на место. «Это только фантом». Для него это было так давно, а для остальных все только будет.
Он подошел к книжной полке. В красивом стеклянном подсвечнике стояли три высокие свечи.
За окном повалил снег. Крошечное окошко осветилось мутным светом. Суворов сидел за столом перед несколькими свечами, держа в руках чей то потрепанный пионерский галстук, в который были завернуты спички и болезненно улыбался, перебирая его между пальцами. Бесполезное воспоминание о прошлом. Он поднялся и подошел к высокому старинному зеркалу, глядя на свое отражение, принялся повязывать галстук на шею. Вот так, как раньше. Галстук принадлежал его бабушке. Это был ее призрак. Сквозь грязную муть на него смотрел почти старик с грязной измятой красной тряпкой на шее. Суворов хихикнул. Как - то пискляво вышло. Он откашлялся. Дрожь пробрала его, параллельно с кашлем он услышал все тоже хихиканье, только где то рядом. Он стоял не двигаясь, глядя как в отражении за спиной на столе дрожали свечи. И снова гнусное «хихик», мелодия гнилых струн. Он нервно осмотрел комнатку беспокойными глазами. Никого. Он взглянул на себя. Галстук, только что повязанный на шею исчез, вместо него было другое. Толстая веревка одним концом змеей обернула его шею, а другим концом тянулась под потолок. Кроме того, Суворов стоял не на полу, а на табуретке, и не успев понять, что произошло, он почувствовал как табуретку с силой выбили из - под ног. Она отскочила и отлетела в другой конец комнаты с тяжелым грохотом ударившись о стену. Петля мгновенно затянулась на шее от тяжести тела и, раскачиваясь, он начал задыхался от удушья, болтая ногами в воздухе, словно пытаясь убежать. Петля затягивалась сильнее и сильнее, в отчаянных попытках высвободиться Сергей раздирал кожу на шее. Он хрипел, извивался от муки и боли, наблюдая за собственной медленной смертью в отражении зеркала.
«Не хочу…» подумалось ему, и эта мысль растянулась, словно была резиновой.
Крошечное окошко светилось мутным светом. Лес, заброшенную на зиму деревню покрыла тьма. В тускло подсвечивающимся окошке мелькали тени. Они подпрыгивали, дрожали и кривлялись.
Маленькие города, тянущиеся вдоль длинных дорожных трасс, покрывались множеством крошечных огоньков. Бесформенные пыльные облака парили в воздухе, они словно жужжали и метались как в безумии. Тучи назойливых белоснежных мух обрушились на улицы и занимали новые и новые территории. Белоснежный рой буйствуя, тянулся от Москвы к окраинам. Люди, которых застала в врасплох снежная буря, спешили в теплые помещения или свои квартиры, что бы поскорее укрыться в тепле от ледяных порывов. Роящиеся мухи мгновенно окружали плотным облаком человека, и бесстрашно удерживались на нем своими липкими холодными лапками. Некоторые, кто не успел укрыться от нападения снегопада, продолжали идти по хрустящему одеялу, щурясь от летевших в лицо колких снежинок. Скоро улицы опустели. Загнанные в свои квартиры люди выглядывали из окон, где повисло таинственное безмолвие.
8.
Она ощущала активное шевеление малыша внутри себя. Это было так странно. Даша положила руку на живот. Пальцы нащупали движущийся бугорок. Даша приподняла голову с подушки, что бы рассмотреть, как толкается малыш. Почти девять месяцев. Через пару недель она, наконец, увидит его. Это было не обыкновенно чувствовать, как он шевелится в ее животе. Но что то было не так. Такого не случалось и вряд ли бывает, но ребенок выталкивал то ногу, то руку, кожа сильно растягивалась и конечности выступали практически в их реальной длине. Даше не было больно, просто безумно любопытно и она потянулась за рукой спящего мужа, и когда нащупала его холодную руку, вдруг поняла, как ненавистен ему ее ребенок. Игорь проснулся и посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Страх за малыша охватил ее, но желание поделиться ощущениями пересилил, и она положила его руку на свой живот.
– Смотри как пихается, – осторожно прошептала она.
Холодная мужская ладонь легла на живот.
Она чувствовала как под его рукой напряглась и выступила какая то часть тела малыша. Он надавил ледяными пальцами и кожа не выдержав треснула и потекла тонкая в полумраке черная струйка крови. Даша не почувствовала ни боли, ни то как рука мужа исчезла в глубине чрева, а за тем показалась, держа в руке маленький черепок на котором болтался хрупкий, тоненький скелетик. Он слегка покачивался. Скелет. Труп ее ребенка.
Даша открыла глаза, присела на кровати, боязливо обхватив рукой маленький живот, проверяя все ли в порядке. Сон. Всего лишь сон. Отвратительно реальный.
9.
Темнота. То единственное что есть. Свет существует лишь временно как и все прочее. Пока Суворов находился в темноте, он перестал чувствовать и думать. Он перестал существовать. Первый вернулся слух. Он вновь начал слышать. Топот копыт. Потом вернулось воображение, которое связало звук с картинкой и нарисовало образ привязанной лошади, топчущейся на одном месте. Запах. Тухлые яйца. Тяжкий смрад. Вернулись ощущения, и до него дошла вибрация от цоканья копыт, так он понял, что лежит на полу и ему безумно холодно. Что дальше? Пошевелиться? Нет. Открыть глаза? Нет. Он не знал, что увидит. Сергей не знал, мертв он или еще жив. В любом случае Суворов был не готов видеть то, что происходит вокруг.
Стон. Стон, переходящий в отчаянный смех. Или крик. Один стонущий голос. Но вот к нему присоединился второй, третий, четвёртый, пятый. Различались мужские и женские голоса и вопли детей. Голоса продолжали прирастать, множиться, и Суворова окружали сотни и сотни ревущих людей. Одни отчаянные голоса разрывающие тишину доносились издалека, а вопли других совсем близко. Стоны слились в единый невыносимый для слуха вой. Он больше не мог различать голоса, слитые воедино, они превратились в один крепнущий мощный рев, заставляющий вибрировать все кругом.
Суворов закрыл уши ладонями, а потом он открыл глаза.
Сердце тяжелым камнем билось в груди. Глаза его взирали на страшную картину. Гигантская река состоящая из одних лишь людей протекала мимо. Обнаженные люди, горизонтально подвешенные в воздухе, образовали реку и не видно было ни конца, ни края ее. Берегами реки стала чернота. Густая словно дёготь тьма стала небом, горизонтом. Тьма стала всем. На таком берегу лежал он сам. Где то высоко светилась яркая круглая невероятных размеров луна. Свет ее отражался от стонущих тел, вытекающих из бездонного устья и утекающих в далекое никуда.
«Стикс».
«Стикс».
Думалось ему. «Стикс».
Стикс пульсировала как огромная вена.
Стикс, в которой каждой каплей была чья то душа.
«Я умер. Почему я не там?»
Позади него снова послышалось цоканье. Теперь Сергей сразу повернулся.
Перед его лицом цокали два огромных грязных копыта. Он поднял взгляд вверх по волосатым ногам. Ноги не лошади, ноги не человека - кривые уродливые конечности, накаченные волосатые икры и бедра. Длинные спутанные волосы прикрывали гениталии. Огромные руки, покрытые кудрявыми волосами, мерзкие долговязые пальцы. «Это черт! Он пришел за мной». Подумал он, пока взгляд поднимался по груди существа. Морда.
Нет. Лицо.
Его лицо. Лицо Сергея.
Сергей откинулся, назад пытаясь отстраниться, отползти как можно дальше от монстра, но не мог. Он почувствовал, что широко открыл рот. Он пытался кричать, но голос пропал.
Лицо черта – его лицо, исказилось в отвратительной усмешке, оголились огромные зубы. Ярость блеснула в безумных глазах, он подскочил к Сергею, с тяжелым грохотом приземлившись рядом с ним. Сергей видел как Черт задрал громадное каменную ногу над его головой, он беспомощно наблюдал как существо воинственно вскинув руки, стиснув зубы, в одно мгновение опустило на его голову гигантское копыто.
Хруст.
Муть.
10.
Яркий свет проникал сквозь закрытые веки.
От холода ломило голову и все тело. Горло горело огнем и одновременно болело, словно множество крошечных иголок вонзилось в слизистую.
Он не мог пошевелиться и изо всех сил приоткрыл глаза. В окно дома, в котором он лежал на промерзшем полу, светило яркое солнце. Сергей медленно поднялся, хватаясь рукой за горло, словно боялся, что оно отвалится, если его не держать.
Сергей был жив.
Жив.
Каждый болезненный спазм в теле говорил о том, что он жив.
Суворова трясло от холода, тело судорожно вздрагивало.
«Почему?» Пульсировало в его голове. «Почему я жив?». Но одна мысль перекрывала другую. Согреться. Согреться, а до тех пор все не важно.
11.
Пока он выбирался из дома и медленно шел к дороге, где находилась автобусная остановка, начало смеркаться. Почти сутки он пролежал без сознания окутанный холодом и тьмой. Он приехал в дом своего детства с ощущением полного краха. Он приехал убить себя. Но они не допустили этого. Они опередили его, почти убив, и таким образом остановили. Когда Сергей пришел в сознание, побывав там, куда так стремился, чувствуя теперь этот адский холод, ему хотелось жить как никогда раньше. И кое что изменилось. Их больше не было рядом. Они оставили его.
Дойдя до остановки, он с облегчением сел на скамейку. Вокруг все стало по зимнему серым. Очередная зимняя ночь наступала.
12.
Ее голова лежала на его коленях. Комната наполнилась синим, и давно пора было включить свет. Он гладил волосы своей жены.
Игорь не знал, уснула она или дремлет. А может быть просто задумалась.
- Помнишь, как мы познакомились? Раньше я не вспоминал об этом.
Его ладонь скользила по ее волосам.
- Я познакомился по интернету с девушкой и назначил ей свидание. Помню, что в тот день было очень жарко. И мы договорились встретиться в ГУМе, у фонтана.
Пальцы перебирали мягкий локон.
- Я пришел в то время, о котором договорились. Прошло десять минут, потом двадцать, но ни кто не пришел.
Даша молчала. Игорь продолжал рассказ для себя.
- Я ждал, и уже собирался уходить, как почувствовал, чье то прикосновение. Оглянулся. Это была ты. В короткой черной юбке и темно зеленой майке. Волосы очень длинные прикрывали плечи, грудь. Я тогда видел только твои волосы. Не мог оторвать взгляд от них. А ты спросила: «Ты Дима?». Я ответил, что нет. А ты отошла и стала ждать его. Я собирался уйти, но остался. И тоже стал ждать его. Точнее ждать, что бы он ни когда не пришел. У тебя были высоченные каблуки, и ноги в них были просто длиннющие. Длинные волосы, длинные каблуки… «пусть этот Дима застрянет в пробке» подумал я. А потом я подошел к тебе.
«Свидание в слепую?» спросил я.
«Почему ты так решил?».
«Моя тоже продинамила».
Ты усмехнулась и сказала:
«Давай если они не придут через пять минут пойдем, куда- нибудь вместе». И через пять минут мы пошли. Помнишь?
Она молчала.
Он продолжал гладить ее волосы. Наверное, она все же уснула. Но это не важно, потому что ему нужно было вспомнить, как все начиналось. Вспомнить, что два года назад все было совсем иначе. Не так как теперь, когда, что то ужасающее обитало совсем рядом. Он обязан был защитить ее. Нет, не ее, а их.
- А теперь у нас будет ребенок. Девочка или мальчик. Он будет любить тебя, так же как и я. А потом, когда все станет как раньше, я отвезу вас далеко. К озеру Байкал. Я был там с папой, очень давно. Там забываешь обо всем. Там становишься настоящим.
Собранные чемоданы стояли вдоль стены. Вещи, которые не успели собрать, валялись на диване и полу.
- Сейчас соберём вещи и поедим, – говорил он и не мог оторваться от ее волос.
Игорь думал, что Даша спит. Но она не спала. Лежа на его коленях, она смотрела прямо перед собой. Туда, где на полу сидело голенькое дитя. Уродливое, посеревшее дитя. С длинным туловищем и огромной лысой головой. Из серой макушки торчали редкие клочья волос. Долговязыми пальцами оно брезгливо перебирало разбросанные вещи, мерзко посапывая. И приговаривая:
- Папе и маме сын выколол глазки.
Бабушка будет читать ему сказки.
13.
Ночь спрятала землю под черной вуалью. Ни фонаря поблизости. Вчерашняя оттепель еще сегодня днем сменилась похолоданием, а сейчас становилось совсем морозно.
Суворов замерзал на скамейке. Он засыпал не в силах противостоять холоду, изредка открывая тяжелые веки и поглядывая в сторону дороги, откуда должен был рано или поздно появится автобус. Холодная звездная россыпь медленно плыла над головой. Тишина.
Когда автобус, наконец, подъехал и пьяный от холода и усталости он поднялся в теплый салон, сел на свободное место ему казалось это невероятным сном. Суворов прислонился к окну, чувствуя, что принес с собой холод, сидевший глубоко внутри, и еще не скоро сможет согреться. Но это не важно. Ему теплее уже от того что он рядом с живыми людьми. Ему теплее от желтого света в автобусе, от шума мотора и скрипа колес.
Чувствуя, как кровь начинает теплеть в его теле, и вместе с тем мысли становится яснее, Суворов стал думать. Почему они оставили его в живых? Они получили что хотели. Они – свободны. Он – ребенок родится. Он теперешний не нужен им. Или нет? Нужен. Для чего? Спустя столько времени они, наконец, оставили его. Он не чувствовал их присутствия, не видел их. Он перестал слышать то, что они нашептывали ему.
«Что я знаю о них? Лера – холера приманила их. Она стала их хозяйкой. Они ее верными слугами. Преданность. Они были ей бесконечно преданы, и она знала об этом. Они верны ей, а Лера – холера им. Но ведьма не может умереть до тех пор, пока не передаст свой дар, своих бесов. И тогда Лера – холера передает тварей Нине, своей правнучке. Передать. И она передала, потом умерла. Но передавая, бабка собиралась, после смерти, забрать их назад. Но видимо не смогла. Почему?»
А вот голубое блюдце. Именно из него будет пить молоко его котенок. Когда котенка не станет, Сергей вернется домой, и разобьет его. Он брезгливо поставил его на место. «Это только фантом». Для него это было так давно, а для остальных все только будет.
Он подошел к книжной полке. В красивом стеклянном подсвечнике стояли три высокие свечи.
За окном повалил снег. Крошечное окошко осветилось мутным светом. Суворов сидел за столом перед несколькими свечами, держа в руках чей то потрепанный пионерский галстук, в который были завернуты спички и болезненно улыбался, перебирая его между пальцами. Бесполезное воспоминание о прошлом. Он поднялся и подошел к высокому старинному зеркалу, глядя на свое отражение, принялся повязывать галстук на шею. Вот так, как раньше. Галстук принадлежал его бабушке. Это был ее призрак. Сквозь грязную муть на него смотрел почти старик с грязной измятой красной тряпкой на шее. Суворов хихикнул. Как - то пискляво вышло. Он откашлялся. Дрожь пробрала его, параллельно с кашлем он услышал все тоже хихиканье, только где то рядом. Он стоял не двигаясь, глядя как в отражении за спиной на столе дрожали свечи. И снова гнусное «хихик», мелодия гнилых струн. Он нервно осмотрел комнатку беспокойными глазами. Никого. Он взглянул на себя. Галстук, только что повязанный на шею исчез, вместо него было другое. Толстая веревка одним концом змеей обернула его шею, а другим концом тянулась под потолок. Кроме того, Суворов стоял не на полу, а на табуретке, и не успев понять, что произошло, он почувствовал как табуретку с силой выбили из - под ног. Она отскочила и отлетела в другой конец комнаты с тяжелым грохотом ударившись о стену. Петля мгновенно затянулась на шее от тяжести тела и, раскачиваясь, он начал задыхался от удушья, болтая ногами в воздухе, словно пытаясь убежать. Петля затягивалась сильнее и сильнее, в отчаянных попытках высвободиться Сергей раздирал кожу на шее. Он хрипел, извивался от муки и боли, наблюдая за собственной медленной смертью в отражении зеркала.
«Не хочу…» подумалось ему, и эта мысль растянулась, словно была резиновой.
Крошечное окошко светилось мутным светом. Лес, заброшенную на зиму деревню покрыла тьма. В тускло подсвечивающимся окошке мелькали тени. Они подпрыгивали, дрожали и кривлялись.
Маленькие города, тянущиеся вдоль длинных дорожных трасс, покрывались множеством крошечных огоньков. Бесформенные пыльные облака парили в воздухе, они словно жужжали и метались как в безумии. Тучи назойливых белоснежных мух обрушились на улицы и занимали новые и новые территории. Белоснежный рой буйствуя, тянулся от Москвы к окраинам. Люди, которых застала в врасплох снежная буря, спешили в теплые помещения или свои квартиры, что бы поскорее укрыться в тепле от ледяных порывов. Роящиеся мухи мгновенно окружали плотным облаком человека, и бесстрашно удерживались на нем своими липкими холодными лапками. Некоторые, кто не успел укрыться от нападения снегопада, продолжали идти по хрустящему одеялу, щурясь от летевших в лицо колких снежинок. Скоро улицы опустели. Загнанные в свои квартиры люди выглядывали из окон, где повисло таинственное безмолвие.
8.
Она ощущала активное шевеление малыша внутри себя. Это было так странно. Даша положила руку на живот. Пальцы нащупали движущийся бугорок. Даша приподняла голову с подушки, что бы рассмотреть, как толкается малыш. Почти девять месяцев. Через пару недель она, наконец, увидит его. Это было не обыкновенно чувствовать, как он шевелится в ее животе. Но что то было не так. Такого не случалось и вряд ли бывает, но ребенок выталкивал то ногу, то руку, кожа сильно растягивалась и конечности выступали практически в их реальной длине. Даше не было больно, просто безумно любопытно и она потянулась за рукой спящего мужа, и когда нащупала его холодную руку, вдруг поняла, как ненавистен ему ее ребенок. Игорь проснулся и посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Страх за малыша охватил ее, но желание поделиться ощущениями пересилил, и она положила его руку на свой живот.
– Смотри как пихается, – осторожно прошептала она.
Холодная мужская ладонь легла на живот.
Она чувствовала как под его рукой напряглась и выступила какая то часть тела малыша. Он надавил ледяными пальцами и кожа не выдержав треснула и потекла тонкая в полумраке черная струйка крови. Даша не почувствовала ни боли, ни то как рука мужа исчезла в глубине чрева, а за тем показалась, держа в руке маленький черепок на котором болтался хрупкий, тоненький скелетик. Он слегка покачивался. Скелет. Труп ее ребенка.
Даша открыла глаза, присела на кровати, боязливо обхватив рукой маленький живот, проверяя все ли в порядке. Сон. Всего лишь сон. Отвратительно реальный.
9.
Темнота. То единственное что есть. Свет существует лишь временно как и все прочее. Пока Суворов находился в темноте, он перестал чувствовать и думать. Он перестал существовать. Первый вернулся слух. Он вновь начал слышать. Топот копыт. Потом вернулось воображение, которое связало звук с картинкой и нарисовало образ привязанной лошади, топчущейся на одном месте. Запах. Тухлые яйца. Тяжкий смрад. Вернулись ощущения, и до него дошла вибрация от цоканья копыт, так он понял, что лежит на полу и ему безумно холодно. Что дальше? Пошевелиться? Нет. Открыть глаза? Нет. Он не знал, что увидит. Сергей не знал, мертв он или еще жив. В любом случае Суворов был не готов видеть то, что происходит вокруг.
Стон. Стон, переходящий в отчаянный смех. Или крик. Один стонущий голос. Но вот к нему присоединился второй, третий, четвёртый, пятый. Различались мужские и женские голоса и вопли детей. Голоса продолжали прирастать, множиться, и Суворова окружали сотни и сотни ревущих людей. Одни отчаянные голоса разрывающие тишину доносились издалека, а вопли других совсем близко. Стоны слились в единый невыносимый для слуха вой. Он больше не мог различать голоса, слитые воедино, они превратились в один крепнущий мощный рев, заставляющий вибрировать все кругом.
Суворов закрыл уши ладонями, а потом он открыл глаза.
Сердце тяжелым камнем билось в груди. Глаза его взирали на страшную картину. Гигантская река состоящая из одних лишь людей протекала мимо. Обнаженные люди, горизонтально подвешенные в воздухе, образовали реку и не видно было ни конца, ни края ее. Берегами реки стала чернота. Густая словно дёготь тьма стала небом, горизонтом. Тьма стала всем. На таком берегу лежал он сам. Где то высоко светилась яркая круглая невероятных размеров луна. Свет ее отражался от стонущих тел, вытекающих из бездонного устья и утекающих в далекое никуда.
«Стикс».
«Стикс».
Думалось ему. «Стикс».
Стикс пульсировала как огромная вена.
Стикс, в которой каждой каплей была чья то душа.
«Я умер. Почему я не там?»
Позади него снова послышалось цоканье. Теперь Сергей сразу повернулся.
Перед его лицом цокали два огромных грязных копыта. Он поднял взгляд вверх по волосатым ногам. Ноги не лошади, ноги не человека - кривые уродливые конечности, накаченные волосатые икры и бедра. Длинные спутанные волосы прикрывали гениталии. Огромные руки, покрытые кудрявыми волосами, мерзкие долговязые пальцы. «Это черт! Он пришел за мной». Подумал он, пока взгляд поднимался по груди существа. Морда.
Нет. Лицо.
Его лицо. Лицо Сергея.
Сергей откинулся, назад пытаясь отстраниться, отползти как можно дальше от монстра, но не мог. Он почувствовал, что широко открыл рот. Он пытался кричать, но голос пропал.
Лицо черта – его лицо, исказилось в отвратительной усмешке, оголились огромные зубы. Ярость блеснула в безумных глазах, он подскочил к Сергею, с тяжелым грохотом приземлившись рядом с ним. Сергей видел как Черт задрал громадное каменную ногу над его головой, он беспомощно наблюдал как существо воинственно вскинув руки, стиснув зубы, в одно мгновение опустило на его голову гигантское копыто.
Хруст.
Муть.
10.
Яркий свет проникал сквозь закрытые веки.
От холода ломило голову и все тело. Горло горело огнем и одновременно болело, словно множество крошечных иголок вонзилось в слизистую.
Он не мог пошевелиться и изо всех сил приоткрыл глаза. В окно дома, в котором он лежал на промерзшем полу, светило яркое солнце. Сергей медленно поднялся, хватаясь рукой за горло, словно боялся, что оно отвалится, если его не держать.
Сергей был жив.
Жив.
Каждый болезненный спазм в теле говорил о том, что он жив.
Суворова трясло от холода, тело судорожно вздрагивало.
«Почему?» Пульсировало в его голове. «Почему я жив?». Но одна мысль перекрывала другую. Согреться. Согреться, а до тех пор все не важно.
11.
Пока он выбирался из дома и медленно шел к дороге, где находилась автобусная остановка, начало смеркаться. Почти сутки он пролежал без сознания окутанный холодом и тьмой. Он приехал в дом своего детства с ощущением полного краха. Он приехал убить себя. Но они не допустили этого. Они опередили его, почти убив, и таким образом остановили. Когда Сергей пришел в сознание, побывав там, куда так стремился, чувствуя теперь этот адский холод, ему хотелось жить как никогда раньше. И кое что изменилось. Их больше не было рядом. Они оставили его.
Дойдя до остановки, он с облегчением сел на скамейку. Вокруг все стало по зимнему серым. Очередная зимняя ночь наступала.
12.
Ее голова лежала на его коленях. Комната наполнилась синим, и давно пора было включить свет. Он гладил волосы своей жены.
Игорь не знал, уснула она или дремлет. А может быть просто задумалась.
- Помнишь, как мы познакомились? Раньше я не вспоминал об этом.
Его ладонь скользила по ее волосам.
- Я познакомился по интернету с девушкой и назначил ей свидание. Помню, что в тот день было очень жарко. И мы договорились встретиться в ГУМе, у фонтана.
Пальцы перебирали мягкий локон.
- Я пришел в то время, о котором договорились. Прошло десять минут, потом двадцать, но ни кто не пришел.
Даша молчала. Игорь продолжал рассказ для себя.
- Я ждал, и уже собирался уходить, как почувствовал, чье то прикосновение. Оглянулся. Это была ты. В короткой черной юбке и темно зеленой майке. Волосы очень длинные прикрывали плечи, грудь. Я тогда видел только твои волосы. Не мог оторвать взгляд от них. А ты спросила: «Ты Дима?». Я ответил, что нет. А ты отошла и стала ждать его. Я собирался уйти, но остался. И тоже стал ждать его. Точнее ждать, что бы он ни когда не пришел. У тебя были высоченные каблуки, и ноги в них были просто длиннющие. Длинные волосы, длинные каблуки… «пусть этот Дима застрянет в пробке» подумал я. А потом я подошел к тебе.
«Свидание в слепую?» спросил я.
«Почему ты так решил?».
«Моя тоже продинамила».
Ты усмехнулась и сказала:
«Давай если они не придут через пять минут пойдем, куда- нибудь вместе». И через пять минут мы пошли. Помнишь?
Она молчала.
Он продолжал гладить ее волосы. Наверное, она все же уснула. Но это не важно, потому что ему нужно было вспомнить, как все начиналось. Вспомнить, что два года назад все было совсем иначе. Не так как теперь, когда, что то ужасающее обитало совсем рядом. Он обязан был защитить ее. Нет, не ее, а их.
- А теперь у нас будет ребенок. Девочка или мальчик. Он будет любить тебя, так же как и я. А потом, когда все станет как раньше, я отвезу вас далеко. К озеру Байкал. Я был там с папой, очень давно. Там забываешь обо всем. Там становишься настоящим.
Собранные чемоданы стояли вдоль стены. Вещи, которые не успели собрать, валялись на диване и полу.
- Сейчас соберём вещи и поедим, – говорил он и не мог оторваться от ее волос.
Игорь думал, что Даша спит. Но она не спала. Лежа на его коленях, она смотрела прямо перед собой. Туда, где на полу сидело голенькое дитя. Уродливое, посеревшее дитя. С длинным туловищем и огромной лысой головой. Из серой макушки торчали редкие клочья волос. Долговязыми пальцами оно брезгливо перебирало разбросанные вещи, мерзко посапывая. И приговаривая:
- Папе и маме сын выколол глазки.
Бабушка будет читать ему сказки.
13.
Ночь спрятала землю под черной вуалью. Ни фонаря поблизости. Вчерашняя оттепель еще сегодня днем сменилась похолоданием, а сейчас становилось совсем морозно.
Суворов замерзал на скамейке. Он засыпал не в силах противостоять холоду, изредка открывая тяжелые веки и поглядывая в сторону дороги, откуда должен был рано или поздно появится автобус. Холодная звездная россыпь медленно плыла над головой. Тишина.
Когда автобус, наконец, подъехал и пьяный от холода и усталости он поднялся в теплый салон, сел на свободное место ему казалось это невероятным сном. Суворов прислонился к окну, чувствуя, что принес с собой холод, сидевший глубоко внутри, и еще не скоро сможет согреться. Но это не важно. Ему теплее уже от того что он рядом с живыми людьми. Ему теплее от желтого света в автобусе, от шума мотора и скрипа колес.
Чувствуя, как кровь начинает теплеть в его теле, и вместе с тем мысли становится яснее, Суворов стал думать. Почему они оставили его в живых? Они получили что хотели. Они – свободны. Он – ребенок родится. Он теперешний не нужен им. Или нет? Нужен. Для чего? Спустя столько времени они, наконец, оставили его. Он не чувствовал их присутствия, не видел их. Он перестал слышать то, что они нашептывали ему.
«Что я знаю о них? Лера – холера приманила их. Она стала их хозяйкой. Они ее верными слугами. Преданность. Они были ей бесконечно преданы, и она знала об этом. Они верны ей, а Лера – холера им. Но ведьма не может умереть до тех пор, пока не передаст свой дар, своих бесов. И тогда Лера – холера передает тварей Нине, своей правнучке. Передать. И она передала, потом умерла. Но передавая, бабка собиралась, после смерти, забрать их назад. Но видимо не смогла. Почему?»
