Наружу выплескивалась дикая, пьянящая музыка. Поймав себя на том, что приплясываю, я тихонечко огляделась вокруг — не заметил ли кто-нибудь моих хореографических потуг и не реши ли, что у девушки случились судороги.
Рядом со мной стоял блондин. Сунув руки в карманы, он прислонялся спиной к стене и приветливо мне улыбался. Точно заметил странные притопы!
— Ты ведь из Шай-Эра? — спросил он.
— Угу, — промычала я в ответ. К слову, коса у парня была сложнее той, что мне заплетал мастер на весенний бал.
Северяне традиционно носили длинные прически. Стихийный дар всегда окрашивал волосы разноцветными прядями: темными, светлыми, иногда цветными. В королевстве, где отсутствие силы считалось трагедией, особенно у аристократов, умение призывать магию всячески подчеркивали. Наверное, здесь хвосты и косы состригали только в наказание, а не ради красоты или удобства.
— Видел тебя в академии, — пояснил парень на диалекте. — Ты студентка по обмену. Я Андэш.
Он протянул руку. На всякий случай я сцепила свои на груди и, коверкая слова хуже, чем на самом деле их произносила, объявила:
— А я очень плохо говорю на диалекте.
— Репетитор не нужен? — Андэш красиво улыбнулся, сверкнув милой ямочкой на левой щеке. Он вообще был симпатичным и не похожим на потомка одежного шкафа, как многие его земляки. Особенно мне нравилась его прическа.
— Нет, но кое-что мне действительно интересно, — с самым нахальным видом ответила я на родном языке. — Ты сам заплетаешь такую дивную косицу? Научишь? Наглядеться не могу.
— Сейчас показывать не к месту, но потом с удовольствием дам пару уроков, — на чистейшем шай-эрском ответил он на издевательский вопрос.
Последовала странная пауза. Андэш явно желал посмотреть на мою реакцию, но порадовать парня было нечем — я не испытывала ни капли смущения, что попалась на мелкой гадости. Все же знают, что все девушки рождаются добрыми, милыми и нежными, а потом сталкиваются с реальным миром и отращивают колючки.
— Любишь ставить людей в неловкое положение? — хмыкнула я.
— Извини, не хотел тебя смутить.
Его глаза смеялись. В тусклом свете рассмотреть их цвет не удавалось.
— Если не хотел что-то делать, зачем сделал?
Неожиданно в глубине коридора по направлению к холлу, ни на кого не глядя, прошмыгнула Юна.
— Мне надо идти, — моментально забыв о парне, я бросилась следом за соседкой по комнате и громко позвала: — Юна, постой!
Восклицание утонуло в царящем шуме. Пришлось прибавить шаг, но нагнать даже в холле беглянку не удалось. Она толкнула входную дверь, ударив кого-то на улице ручкой, и выскочила наружу. Я бросилась следом, вылетела за порог и поежилась от неприятного тяжелого холода. От гула, царящего в доме, звенело в ушах.
— Юна, подожди!
Она вздрогнула, оглянулась и, теребя сумочку, дождалась, пока я приближусь.
— У тебя все хорошо?
— Да. — Девушка нервно улыбнулась и, стараясь не встречаться глазами, пояснила: — Решила вернуться в общежитие.
— Ты говорила, что Гаррет тебя проводит.
— Да, но…
У Юны задрожала нижняя губа, глаза заблестели, а секундой позже она бросилась ко мне и зарыдала, уткнувшись в плечо. На нас с любопытством посматривал народ.
— Ты плачешь от счастья или что? — неловко похлопывая соседку по плечу, тихо спросила я.
— Он не признался! — провыла она. — Сказал, что никогда не писал никаких писем, но с ним впервые знакомятся с такой фантазией, и он — так и быть! — готов со мной развлечься! Представляешь? Так и быть!
Лично меня оскорбило бы предложение развлечься, но я придержала мысли и искренне посочувствовала:
— Мне очень жаль, Юна.
— Как последняя дура, притащилась в Норсент из-за парня, который предложил мне по-быстрому развлечься и сделать вид, что мы незнакомы! Я же ненавижу холод, этот их диалект тоже ненавижу. Стихийную магию вообще не перевариваю! Приехала только из-за него! Ужас! Я чувствую себя оскорбленной, обманутой и еще… замерзла! Возле этого их проклятого северного моря адски холодно!
Пока обида не переросла в ярость и не набрала разрушительную силу, я предложила:
— Вернемся домой.
— В Но-Ирэ? — наивно спросила Юна, словно через дверь между академией и побережьем можно вернуться в столицу Шай-Эра.
— В общежитие Элмвуда, — пояснила я. — Подождешь пять минут? Отыщу Мейза и вместе перейдем через портал.
Ужасно расстроенная соседка по комнате обняла себя руками, стараясь сохранить остатки тепла, и что-то буркнула под нос. Буду считать, что согласие.
— Только не бей здесь окна!
— Зачем мне бить окна в чужом доме? — сморщилась подруга.
— Именно! — Я сжала ее плечи и постаралась быть убедительной: — Если вдруг накатит, то вспомни, что совершенно незачем!
Выискивая Мейза среди шумных компаний, я прошла по первому этажу, проверила несколько комнат. Заглянула в танцевальный зал, обнаружила местную питейную в колоритной кухне с большим очагом и облицованными необработанным камнем стенами. На разливе стоял другой парень.
— Господи, Мейз, ты топиться в море, что ли, пошел?
На всякий случай решила проверить внутренний двор. Я высунула голову из двери и окинула незнакомую компанию быстрым взглядом. В большой жаровне полыхало магическое пламя, в плетенных креслах сидел народ. Один из парней что-то зачитывал по бумажке, и слушатели покатывались от смеха.
Я выхватила знакомую фразу, уже где-то раньше услышанную… Невольно вспомнилось, как Юна с придыханием зачитывала отрывки из писем, и все встало на свои места. Похоже, она прихватила на вечеринку парочку колоритных посланий, возможно, чтобы доказать Ваэрду правоту, но ничего не доказала. И сейчас какой-то насмешник мерзким голосом зачитывал переписку, лихо переводя его с шай-эрского на диалект. Заодно он перекручивал и издевательски комментировал особенно сочные моменты.
Меня буквально подбросило вперед, словно кто-то невидимый, толкнув в спину между лопаток, придал ускорение. Я подскочила к компании и резко выдрала исписанную страничку из рук чтеца. В его пальцах остался отодранный клочок.
С удивлением парень вскинулся и глумливо осклабился:
— Что всполошилась, Шай-Эр? Ты их писала?
— Тебе их писали? — передразнила я.
— Верни.
— Отбери!
Развернувшись на пятках, торопливо я направилась в дом и совершенно не ожидала, что он действительно пустится вдогонку. Преследовал нетвердой походкой, раскачиваясь, как липка, но с восхитительным упрямством пьяного человека. Просто неземное упорство в достижении цели! Даже зависть брала.
Я дернула на себя дверь в кухню и словно влетела в невидимую стену. В импровизированной питейной стоял Гаррет Ваэрд. В лучших традициях самодовольных придурков он заставил мою подругу рыдать, а теперь веселился и так нахально улыбался, что захотелось ему подправить идеальный прикус.
— Эй, Шай-Эр, верни письмо! — практически нагнал меня преследователь.
— Непременно.
Плохо соображая, что делаю, а главное, что сделаю, если мне действительно ответят, я направилась прямиком к Ваэрду и остановилась в жалком шаге. Вблизи он — без преувеличений — показался ошеломительным: с проколотой бровью, с синими прядями в волосах, а еще прилично выше меня. Вернее, совершенно неприлично, почти на целую голову! Только усилием воли я не позволила себе встать на цыпочки. Где это видано: предъявлять претензии и изничтожать презрением, вытянувшись в струнку? Вдруг не устою, завалюсь, как корабельная мачта, и воткнусь носом в его грудь.
Пока я хлопала глазами и пыталась вернуть неожиданно увядший боевой настрой, преимущество от внезапного наскока было напрочь потеряно. Ваэрд вопросительно изогнул эту свою проколотую бровь и просил на диалекте:
— Ты кто?
Голос у него оказался спокойный и глубокий, никаких резких нот — так говорят люди, привыкшие, что им не надо орать, как потерпевшим, чтобы оказаться услышанными.
— Ты хорошо строчишь на шай-эрском письма, значит, и речь понимаешь неплохо, а то ваш диалект уже на зубах вязнет, — быстро проговорила я. — Мне наплевать, что ты сделал вид, будто не отправлял моей подруге этих дурацких писем, но зачем сам ее унизил, а потом позволил глумиться своим приятелям? Не знала, что в Норсенте принято трусость прикрывать жестокостью.
В кухне наступила гробовая тишина, способная не посрамить королевский склеп. Стоило выплюнуть все слова, что родились в голове, как это странное безмолвие не просто опустилось мне на плечи, а нахлынуло со всех сторон. Подозреваю, на нас не таращились разве что сковородки, висящие над очагом.
— Трусость? — повторил Ваэрд на шай-эрском с мягким акцентом.
— Тебе нужен перевод слова? Обычно я так не поступаю и сразу посылаю… в словарь, но ради ясности, могу повторить на диалекте.
— Обычно я так не поступаю, но ради ясности повторю тебе на шай-эрском, — с ухмылкой, спрятанной в уголках губ, проговорил он. — Я впервые слышал о твоей подруге, тем более не писал никаких писем. Хорошо меня поняла?
— Да, благодарю, неплохо. Давай сличим почерк?
Не отводя глаз, с милой улыбкой я запихнула ему в карман жилетки измятое письмо, лист порвался еще сильнее и нелепо повис из узкой карманной прорези.
У меня все, дамы и господа!
Я даже успела сделать — с ума сойти! — целый шаг, когда Гаррет схватил меня за локоть и резко развернул к себе лицом. Хочется думать, что была грациозна, как прима королевского театра, но предаваться самообману глупо: я почти потеряла равновесие и пришлось упереться в крепкую широкую грудь придурка кулаками.
— И куда ты? — спросил он.
— Найти самописное перо, чтобы почерк сравнить, — на ходу придумала я. — С собой нет, решила у твоих местных шутников поспрашивать.
Он смотрел на меня почти с восхищением.
— Как тебя зовут, птичка? — со смешком спросил он.
— Поймешь, если прочирикаю? — огрызнулась я
— Адель! — грозный зов Мейза разнесся по кухне.
В умении появиться в неудачный момент никто не сравнится с моим лучшим другом! В этом искусстве он достиг уровня бога. Вот и сейчас это недоделанное божество стояло в дверном проеме, держа в каждой руке по бокалу черничного вина, и взирало на северянина с открытой неприязнью.
— Он к тебе пристает?
— Нет. Я просто о него споткнулась, — отозвалась я и красноречиво покосилась на большую мужскую руку, сжимающую мой локоть. У придурка совершенно несправедливо оказались красивые длинные пальцы. На крепком запястье поблескивал узкий серебряный браслет-кольцо.
Северянин действительно отпустил меня. Вряд ли его испугал худосочный Мейз, в котором абсолютно все выдавало бесповоротного ботаника, видимо, не захотел, чтобы маленький скандал превратился в большой, просто гигантский. И у меня даже был шанс красиво уйти, но он возьми и брось в спину:
— Не хочешь забрать свое письмо, Адель?
Я обернулась через плечо. Истрепанный рукописный листик по-прежнему нелепо торчал из кармана, готовясь свалиться под ноги.
— Зачем мне твое письмо, Гаррет? — колко ответила я и вмазалась в острый угол мраморной столешницы. Как только из глаз не посыпались искры от боли!
— Не ушиблась? — фальшиво посочувствовал Ваэрд.
— Нет! — рявкнула в ответ, усилием воли подавив желание растереть отбитое место, как папа учил в детстве. «Ударилась, Элли? Потри! Три сильнее!»
Мейз посторонился в дверях, пропуская меня в коридор. Едва мы покинули поле боя, как в кухне громыхнули разговоры. Недолго думая, через ткань блузки я сжала пальцами амулет-переводчик, висящий под одеждой на длинной цепочке, и заставила его уснуть. Разговоры вокруг превратились в белый шум, из которого изредка выхватывались знакомые фразы, но даже их не хотелось понимать.
— Заметила, как я подчеркнуто не задаю ни одного вопроса? — намекнул приятель, что ждет интереснейшего рассказа, как мне за короткое время удалось поссориться с северянами.
— У нас тут, между прочим, случился плохой конец любовной истории! — не справившись с накатывающим раздражением, огрызнулась я. — Где ты был, пока у Юны рушилась личная жизнь?
— В смысле, где? За вином ходил.
С высокомерным видом он качнул бокалами, дескать, не заметила добычу?
— В Шай-Эр ты за ним, что ли, ходил? Оставь бокалы, а то решат, что мы их хотим умыкнуть.
Стены женского общежития атаковал нахальный плющ. Побегами-щупальцами неистребимое растение цеплялось за шершавые кирпичи и тянулось вверх, к каменным вытаращенным горгульям, нахохленным на выступах. Одна такая фигура, словно покрытый слоем столетней пыли страж, торчала возле нашего окна на четвертом этаже.
В тесной комнате стояла только необходимая мебель, одежда висела в нише, прикрытой тканной ширмой. Учебных мест не подразумевалось, и нам предстояло целый год заниматься в библиотеке. Зато у окна был замечательный широкий подоконник, на таком здорово сидеть с книжкой, смотреть на двор академии, следить за соседними окнами в мужском общежитии…
Но на подоконнике поселился Гаррет! Комнатная роза, которую Юна притащила на себе из Шай-Эра. С мечтательным видом пристраивая на присмотренное мною местечко этот — с позволения сказать — благоухающий цветник, она рассказала, что усыпленный магией черенок прислал ее замечательный друг по переписке на день рождения. Разве можно оставить дорогой сердцу кустик беспризорником или — какая жестокость! — сдать на передержку в городскую оранжерею? Когда мы впервые увиделись в портальной гавани Но-Ирэ, будущая соседка по комнате стояла в обнимку с цветочным горшком и волновалась, переживет ли кустик портальный переход.
Надо сказать, что Гаррет оказался бессмертным. В отличие от меня. После перемещения из Шай-Эра я три дня ползала зеленая, а он — ничего — денек всего-то побыл поникшим, но поймал солнышко в окошке с горгульей и встопорщил розовые бутоны. Он и сейчас чувствовал себя прекрасно, всем своим здоровым видом доказывая несостоятельность теории, что любовь между друзьями по переписке затухнет, когда цветок завянет. Любовь не случилась, куст, вскормленный водой с магическими добавками, издыхать не планировал и ни одним листиком не поглядывал в иной мир.
В комнате царил бардак, напоминающий о соборах на вечеринку. После глобального любовного провала даже мне было неловко вспоминать, с каким энтузиазмом Юна примеряла платье и подбирала к нему заколку. От тяжелого молчания, висящего в комнате, как грозовая туча, становилось не по себе. Быстро переодевшись за ширмой, я схватила корзинку с банными принадлежностями, полотенце и на ходу проговорила:
— Пойду освежусь.
Не обернувшись, соседка согласно качнула головой и с мрачным видом продолжала возвращать разбросанную по кровати одежду на деревянные плечики. Казалось, она будет тихо страдать, лежа в кромешной темноте и отвернувшись к стене, но Юна тоже умела удивлять. Когда я вернулась в комнату, она стояла у распахнутого настежь окна и прицеливалась, чтобы сбросить с четвертого этажа горшок с многострадальной розой.
— Ты же не выкинешь Гаррета?! — воскликнула я и, избавившись от корзинки с флаконами, бросилась спасать несчастный ни в чем не повинный куст.
— Именно это я и собираюсь сделать! — решительно объявила она и посмотрела вниз, словно примиряясь, как далеко горшку лететь до земли.
— Вдруг кого-нибудь зашибешь?
Очевидно, что никто, если он не каменная горгулья и не железный рыцарь, не выживет, если поймает башкой цветочный горшок.
Рядом со мной стоял блондин. Сунув руки в карманы, он прислонялся спиной к стене и приветливо мне улыбался. Точно заметил странные притопы!
— Ты ведь из Шай-Эра? — спросил он.
— Угу, — промычала я в ответ. К слову, коса у парня была сложнее той, что мне заплетал мастер на весенний бал.
Северяне традиционно носили длинные прически. Стихийный дар всегда окрашивал волосы разноцветными прядями: темными, светлыми, иногда цветными. В королевстве, где отсутствие силы считалось трагедией, особенно у аристократов, умение призывать магию всячески подчеркивали. Наверное, здесь хвосты и косы состригали только в наказание, а не ради красоты или удобства.
— Видел тебя в академии, — пояснил парень на диалекте. — Ты студентка по обмену. Я Андэш.
Он протянул руку. На всякий случай я сцепила свои на груди и, коверкая слова хуже, чем на самом деле их произносила, объявила:
— А я очень плохо говорю на диалекте.
— Репетитор не нужен? — Андэш красиво улыбнулся, сверкнув милой ямочкой на левой щеке. Он вообще был симпатичным и не похожим на потомка одежного шкафа, как многие его земляки. Особенно мне нравилась его прическа.
— Нет, но кое-что мне действительно интересно, — с самым нахальным видом ответила я на родном языке. — Ты сам заплетаешь такую дивную косицу? Научишь? Наглядеться не могу.
— Сейчас показывать не к месту, но потом с удовольствием дам пару уроков, — на чистейшем шай-эрском ответил он на издевательский вопрос.
Последовала странная пауза. Андэш явно желал посмотреть на мою реакцию, но порадовать парня было нечем — я не испытывала ни капли смущения, что попалась на мелкой гадости. Все же знают, что все девушки рождаются добрыми, милыми и нежными, а потом сталкиваются с реальным миром и отращивают колючки.
— Любишь ставить людей в неловкое положение? — хмыкнула я.
— Извини, не хотел тебя смутить.
Его глаза смеялись. В тусклом свете рассмотреть их цвет не удавалось.
— Если не хотел что-то делать, зачем сделал?
Неожиданно в глубине коридора по направлению к холлу, ни на кого не глядя, прошмыгнула Юна.
— Мне надо идти, — моментально забыв о парне, я бросилась следом за соседкой по комнате и громко позвала: — Юна, постой!
Восклицание утонуло в царящем шуме. Пришлось прибавить шаг, но нагнать даже в холле беглянку не удалось. Она толкнула входную дверь, ударив кого-то на улице ручкой, и выскочила наружу. Я бросилась следом, вылетела за порог и поежилась от неприятного тяжелого холода. От гула, царящего в доме, звенело в ушах.
— Юна, подожди!
Она вздрогнула, оглянулась и, теребя сумочку, дождалась, пока я приближусь.
— У тебя все хорошо?
— Да. — Девушка нервно улыбнулась и, стараясь не встречаться глазами, пояснила: — Решила вернуться в общежитие.
— Ты говорила, что Гаррет тебя проводит.
— Да, но…
У Юны задрожала нижняя губа, глаза заблестели, а секундой позже она бросилась ко мне и зарыдала, уткнувшись в плечо. На нас с любопытством посматривал народ.
— Ты плачешь от счастья или что? — неловко похлопывая соседку по плечу, тихо спросила я.
— Он не признался! — провыла она. — Сказал, что никогда не писал никаких писем, но с ним впервые знакомятся с такой фантазией, и он — так и быть! — готов со мной развлечься! Представляешь? Так и быть!
Лично меня оскорбило бы предложение развлечься, но я придержала мысли и искренне посочувствовала:
— Мне очень жаль, Юна.
— Как последняя дура, притащилась в Норсент из-за парня, который предложил мне по-быстрому развлечься и сделать вид, что мы незнакомы! Я же ненавижу холод, этот их диалект тоже ненавижу. Стихийную магию вообще не перевариваю! Приехала только из-за него! Ужас! Я чувствую себя оскорбленной, обманутой и еще… замерзла! Возле этого их проклятого северного моря адски холодно!
Пока обида не переросла в ярость и не набрала разрушительную силу, я предложила:
— Вернемся домой.
— В Но-Ирэ? — наивно спросила Юна, словно через дверь между академией и побережьем можно вернуться в столицу Шай-Эра.
— В общежитие Элмвуда, — пояснила я. — Подождешь пять минут? Отыщу Мейза и вместе перейдем через портал.
Ужасно расстроенная соседка по комнате обняла себя руками, стараясь сохранить остатки тепла, и что-то буркнула под нос. Буду считать, что согласие.
— Только не бей здесь окна!
— Зачем мне бить окна в чужом доме? — сморщилась подруга.
— Именно! — Я сжала ее плечи и постаралась быть убедительной: — Если вдруг накатит, то вспомни, что совершенно незачем!
Выискивая Мейза среди шумных компаний, я прошла по первому этажу, проверила несколько комнат. Заглянула в танцевальный зал, обнаружила местную питейную в колоритной кухне с большим очагом и облицованными необработанным камнем стенами. На разливе стоял другой парень.
— Господи, Мейз, ты топиться в море, что ли, пошел?
На всякий случай решила проверить внутренний двор. Я высунула голову из двери и окинула незнакомую компанию быстрым взглядом. В большой жаровне полыхало магическое пламя, в плетенных креслах сидел народ. Один из парней что-то зачитывал по бумажке, и слушатели покатывались от смеха.
Я выхватила знакомую фразу, уже где-то раньше услышанную… Невольно вспомнилось, как Юна с придыханием зачитывала отрывки из писем, и все встало на свои места. Похоже, она прихватила на вечеринку парочку колоритных посланий, возможно, чтобы доказать Ваэрду правоту, но ничего не доказала. И сейчас какой-то насмешник мерзким голосом зачитывал переписку, лихо переводя его с шай-эрского на диалект. Заодно он перекручивал и издевательски комментировал особенно сочные моменты.
Меня буквально подбросило вперед, словно кто-то невидимый, толкнув в спину между лопаток, придал ускорение. Я подскочила к компании и резко выдрала исписанную страничку из рук чтеца. В его пальцах остался отодранный клочок.
С удивлением парень вскинулся и глумливо осклабился:
— Что всполошилась, Шай-Эр? Ты их писала?
— Тебе их писали? — передразнила я.
— Верни.
— Отбери!
Развернувшись на пятках, торопливо я направилась в дом и совершенно не ожидала, что он действительно пустится вдогонку. Преследовал нетвердой походкой, раскачиваясь, как липка, но с восхитительным упрямством пьяного человека. Просто неземное упорство в достижении цели! Даже зависть брала.
Я дернула на себя дверь в кухню и словно влетела в невидимую стену. В импровизированной питейной стоял Гаррет Ваэрд. В лучших традициях самодовольных придурков он заставил мою подругу рыдать, а теперь веселился и так нахально улыбался, что захотелось ему подправить идеальный прикус.
— Эй, Шай-Эр, верни письмо! — практически нагнал меня преследователь.
— Непременно.
Плохо соображая, что делаю, а главное, что сделаю, если мне действительно ответят, я направилась прямиком к Ваэрду и остановилась в жалком шаге. Вблизи он — без преувеличений — показался ошеломительным: с проколотой бровью, с синими прядями в волосах, а еще прилично выше меня. Вернее, совершенно неприлично, почти на целую голову! Только усилием воли я не позволила себе встать на цыпочки. Где это видано: предъявлять претензии и изничтожать презрением, вытянувшись в струнку? Вдруг не устою, завалюсь, как корабельная мачта, и воткнусь носом в его грудь.
Пока я хлопала глазами и пыталась вернуть неожиданно увядший боевой настрой, преимущество от внезапного наскока было напрочь потеряно. Ваэрд вопросительно изогнул эту свою проколотую бровь и просил на диалекте:
— Ты кто?
Голос у него оказался спокойный и глубокий, никаких резких нот — так говорят люди, привыкшие, что им не надо орать, как потерпевшим, чтобы оказаться услышанными.
— Ты хорошо строчишь на шай-эрском письма, значит, и речь понимаешь неплохо, а то ваш диалект уже на зубах вязнет, — быстро проговорила я. — Мне наплевать, что ты сделал вид, будто не отправлял моей подруге этих дурацких писем, но зачем сам ее унизил, а потом позволил глумиться своим приятелям? Не знала, что в Норсенте принято трусость прикрывать жестокостью.
В кухне наступила гробовая тишина, способная не посрамить королевский склеп. Стоило выплюнуть все слова, что родились в голове, как это странное безмолвие не просто опустилось мне на плечи, а нахлынуло со всех сторон. Подозреваю, на нас не таращились разве что сковородки, висящие над очагом.
— Трусость? — повторил Ваэрд на шай-эрском с мягким акцентом.
— Тебе нужен перевод слова? Обычно я так не поступаю и сразу посылаю… в словарь, но ради ясности, могу повторить на диалекте.
— Обычно я так не поступаю, но ради ясности повторю тебе на шай-эрском, — с ухмылкой, спрятанной в уголках губ, проговорил он. — Я впервые слышал о твоей подруге, тем более не писал никаких писем. Хорошо меня поняла?
— Да, благодарю, неплохо. Давай сличим почерк?
Не отводя глаз, с милой улыбкой я запихнула ему в карман жилетки измятое письмо, лист порвался еще сильнее и нелепо повис из узкой карманной прорези.
У меня все, дамы и господа!
Я даже успела сделать — с ума сойти! — целый шаг, когда Гаррет схватил меня за локоть и резко развернул к себе лицом. Хочется думать, что была грациозна, как прима королевского театра, но предаваться самообману глупо: я почти потеряла равновесие и пришлось упереться в крепкую широкую грудь придурка кулаками.
— И куда ты? — спросил он.
— Найти самописное перо, чтобы почерк сравнить, — на ходу придумала я. — С собой нет, решила у твоих местных шутников поспрашивать.
Он смотрел на меня почти с восхищением.
— Как тебя зовут, птичка? — со смешком спросил он.
— Поймешь, если прочирикаю? — огрызнулась я
— Адель! — грозный зов Мейза разнесся по кухне.
В умении появиться в неудачный момент никто не сравнится с моим лучшим другом! В этом искусстве он достиг уровня бога. Вот и сейчас это недоделанное божество стояло в дверном проеме, держа в каждой руке по бокалу черничного вина, и взирало на северянина с открытой неприязнью.
— Он к тебе пристает?
— Нет. Я просто о него споткнулась, — отозвалась я и красноречиво покосилась на большую мужскую руку, сжимающую мой локоть. У придурка совершенно несправедливо оказались красивые длинные пальцы. На крепком запястье поблескивал узкий серебряный браслет-кольцо.
Северянин действительно отпустил меня. Вряд ли его испугал худосочный Мейз, в котором абсолютно все выдавало бесповоротного ботаника, видимо, не захотел, чтобы маленький скандал превратился в большой, просто гигантский. И у меня даже был шанс красиво уйти, но он возьми и брось в спину:
— Не хочешь забрать свое письмо, Адель?
Я обернулась через плечо. Истрепанный рукописный листик по-прежнему нелепо торчал из кармана, готовясь свалиться под ноги.
— Зачем мне твое письмо, Гаррет? — колко ответила я и вмазалась в острый угол мраморной столешницы. Как только из глаз не посыпались искры от боли!
— Не ушиблась? — фальшиво посочувствовал Ваэрд.
— Нет! — рявкнула в ответ, усилием воли подавив желание растереть отбитое место, как папа учил в детстве. «Ударилась, Элли? Потри! Три сильнее!»
Мейз посторонился в дверях, пропуская меня в коридор. Едва мы покинули поле боя, как в кухне громыхнули разговоры. Недолго думая, через ткань блузки я сжала пальцами амулет-переводчик, висящий под одеждой на длинной цепочке, и заставила его уснуть. Разговоры вокруг превратились в белый шум, из которого изредка выхватывались знакомые фразы, но даже их не хотелось понимать.
— Заметила, как я подчеркнуто не задаю ни одного вопроса? — намекнул приятель, что ждет интереснейшего рассказа, как мне за короткое время удалось поссориться с северянами.
— У нас тут, между прочим, случился плохой конец любовной истории! — не справившись с накатывающим раздражением, огрызнулась я. — Где ты был, пока у Юны рушилась личная жизнь?
— В смысле, где? За вином ходил.
С высокомерным видом он качнул бокалами, дескать, не заметила добычу?
— В Шай-Эр ты за ним, что ли, ходил? Оставь бокалы, а то решат, что мы их хотим умыкнуть.
ГЛАВА 2. Языковой и прочие барьеры
Стены женского общежития атаковал нахальный плющ. Побегами-щупальцами неистребимое растение цеплялось за шершавые кирпичи и тянулось вверх, к каменным вытаращенным горгульям, нахохленным на выступах. Одна такая фигура, словно покрытый слоем столетней пыли страж, торчала возле нашего окна на четвертом этаже.
В тесной комнате стояла только необходимая мебель, одежда висела в нише, прикрытой тканной ширмой. Учебных мест не подразумевалось, и нам предстояло целый год заниматься в библиотеке. Зато у окна был замечательный широкий подоконник, на таком здорово сидеть с книжкой, смотреть на двор академии, следить за соседними окнами в мужском общежитии…
Но на подоконнике поселился Гаррет! Комнатная роза, которую Юна притащила на себе из Шай-Эра. С мечтательным видом пристраивая на присмотренное мною местечко этот — с позволения сказать — благоухающий цветник, она рассказала, что усыпленный магией черенок прислал ее замечательный друг по переписке на день рождения. Разве можно оставить дорогой сердцу кустик беспризорником или — какая жестокость! — сдать на передержку в городскую оранжерею? Когда мы впервые увиделись в портальной гавани Но-Ирэ, будущая соседка по комнате стояла в обнимку с цветочным горшком и волновалась, переживет ли кустик портальный переход.
Надо сказать, что Гаррет оказался бессмертным. В отличие от меня. После перемещения из Шай-Эра я три дня ползала зеленая, а он — ничего — денек всего-то побыл поникшим, но поймал солнышко в окошке с горгульей и встопорщил розовые бутоны. Он и сейчас чувствовал себя прекрасно, всем своим здоровым видом доказывая несостоятельность теории, что любовь между друзьями по переписке затухнет, когда цветок завянет. Любовь не случилась, куст, вскормленный водой с магическими добавками, издыхать не планировал и ни одним листиком не поглядывал в иной мир.
В комнате царил бардак, напоминающий о соборах на вечеринку. После глобального любовного провала даже мне было неловко вспоминать, с каким энтузиазмом Юна примеряла платье и подбирала к нему заколку. От тяжелого молчания, висящего в комнате, как грозовая туча, становилось не по себе. Быстро переодевшись за ширмой, я схватила корзинку с банными принадлежностями, полотенце и на ходу проговорила:
— Пойду освежусь.
Не обернувшись, соседка согласно качнула головой и с мрачным видом продолжала возвращать разбросанную по кровати одежду на деревянные плечики. Казалось, она будет тихо страдать, лежа в кромешной темноте и отвернувшись к стене, но Юна тоже умела удивлять. Когда я вернулась в комнату, она стояла у распахнутого настежь окна и прицеливалась, чтобы сбросить с четвертого этажа горшок с многострадальной розой.
— Ты же не выкинешь Гаррета?! — воскликнула я и, избавившись от корзинки с флаконами, бросилась спасать несчастный ни в чем не повинный куст.
— Именно это я и собираюсь сделать! — решительно объявила она и посмотрела вниз, словно примиряясь, как далеко горшку лететь до земли.
— Вдруг кого-нибудь зашибешь?
Очевидно, что никто, если он не каменная горгулья и не железный рыцарь, не выживет, если поймает башкой цветочный горшок.
