— Вынесу в мусорный короб в коридоре, — передумала превращаться в маньяка-убийцу случайных прохожих Юна и, прижав горшок к животу, направилась к двери.
Я расставила руки, не давая ей пройти:
— Позволь кусту жить! Погибнуть в чужом королевстве не пожелаешь и врагу!
— Ты же ненавидела этот куст.
— Вот и нет! Он смешно светится в темноте…
Соседка опрыскивала розы какой-то подкормкой для беспрерывного цветения, и мелкие розовые бутоны светились в темноте кроваво-красным цветом. Сначала я испугалась, а потом решила, что цветок вполне сойдет за ночник.
— Он не виноват, что такой же цветущий и колючий, как этот Ваэрд! — заявила я. — Давай куст переименуем, пусть будет Эдвардом! Бедняге Эдди тебе не за что мстить!
Судя по недоуменно сведенным бровям и вопросительному взгляду, довод, мягко говоря, был слабенький.
— Или… так звали твоего бывшего? — осторожно уточнила я.
— Нет никакого бывшего, — сморщилась Юна. — Роза напоминает о моей вселенской глупости!
— Что за пафос? В нашем возрасте нормально ошибаться и верить разным придуркам. Просто оставь Эдварда мне. Он все равно долго не протянет. — Я ловко отобрала тяжелый горшок и потащила обратно к подоконнику. — Поверь, я уж постараюсь за ним присмотреть. У меня все растения почему-то от заботы подыхают…
— Письма я тоже выбросила! — перебила меня страдалица.
— Все? — охнула я, со звоном опустив куст на прежнее место, и выглянула в открытое окно, пытаясь отыскать доказательства такого несвоевременного расточительства. Газон был далек и чист. Ни одной странички в пределах видимости. Юна из них птичек, что ли, складывала, а они, почуяв скорую осень, отправились в теплые края?
— И сожгла! — добавила она.
То есть до газона долетел только пепел.
— На кой демон?!
— Изгоняю дух этого мерзавца из своей жизни! Они дивно горели и кружились в воздухе. Как птицы несчастья!
— Вообще ни одного письма не осталось? Все-все спалила?
— Чтобы начать все заново, нужно избавляться от якорей! — Юна упрямо вздернула подбородок и кровожадно покосилась на безропотный куст, невольно вызывая во мне желание прикрыть невинную жертву спиной. — Я ходила в женский клуб, они там много правильных вещей говорили.
— Они, конечно, очень умные в женском клубе, но как мы теперь почерк будем сличать? — скрестила я руки на груди.
— В смысле? — насторожилась Юна, несколько поумерив желание что-нибудь разрушить или уничтожить.
— Я потребовала у Ваэрда доказать, что он ничего не писал.
— Как доказать? — медленно повторила подруга, словно пытаясь осознать размер чудовищной катастрофы.
— Уже, по всей видимости, никак, — развела я руками…
Утро первого учебного дня выдалось солнечным, но холодным. Замерзнув под тонким одеялом, я проснулась раньше сигнала пробуждающего шара и на цыпочках по ледяному полу бросилась закрывать окно. Оказалось, что внизу во всю кипела студенческая жизнь. По дорожкам, выложенным мелкой брусчаткой, уже шастали студенты. В жизни не поверишь, что вчера почти вся академия кутила на вечеринках, отмечая последний день лета.
— Северяне, вы когда-нибудь спите? — пробормотала недовольно и потянулась за створками.
В окне напротив какой-то парень натягивал рубашку. Он заметил, что на него таращится взлохмаченная девица и замер. Не придумав ничего получше, я приветственно помахала рукой, мол, не стесняйтесь, мастрес, продолжайте облачать крепкие телеса в форменные одежды. Закрыла створки и немедленно вывела на листике срочных дел, приколотом к матерчатой ширме: «купить шторы». Процесс наблюдения за соседями забавен, но обоюден: когда-то подглядываешь ты, в другой раз — за тобой. Последнее меня категорически не устраивало.
В этот момент в сонной тишине звонко закукарекал пробуждающий шар, специально спрятанный под кроватью, чтобы его — голосистого мерзавца — было проще достать. Проще не вышло, а только сложнее: я неловко сбила стеклянную сферу с подставки. Кукарекая, как не в себе, словно стремилась перебудить обе стороны Крушвейской гряды, она откатилась к стене.
— Ненавижу… — прошипела я, припадая к ледяному полу и вытягивая руку. Хорошо хоть ничего не запихнула под кровать, как это сделала Юна.
Наконец шар был пойман. Свихнувшийся петух заткнулся, и я осторожно проверила Юну, ожидая напороться на недовольный взгляд. Если бы меня попытались разбудить ранним утром после ночи, проведенной в тихих всхлипываниях, то возмущение было бы сдобрено крепким словцом, но соседка сладко сопела, уткнувшись в подушку с домашней наволочкой в цветочек.
Помимо комнатной розы из Шай-Эра она притащила постельное белье, лоскутное одеяло, любимую кружку, стопку каких-то любовных романов и висящую над кроватью цветную гравюру магической академии Ос-Арэт, в которой училась. В этом частном учебном заведении давали первоклассное магическое образование, лучшее в королевстве, и получить у них стипендию было большой удачей. Мне не повезло.
Стараясь не беспокоить спящую, я тихонечко улизнула в купальню. Когда вернулась, она все еще безмятежно дрыхла, высунув одну ногу в пижамных штанах поверх одеяла.
— Юна, — потрепала ее по плечу, — пора вставать на завтрак.
— Аппетита нет, — пробормотала она, не открывая глаза. — Я сразу приду на лекцию.
В качестве приветственного подарка Элмвуд выдал нам учебники и академическую форму: пиджак, платье и скромную юбку несуразной длины. Я посчитала, что прекрасно переживу, не путаясь в подоле, и натянула привычные узкие брюки с идеально-острыми стрелками, надела блузку с манишкой и потом подняла разложенный на однотонном покрывале форменный пиджак. Он был мне немного великоват, но наплевать — мантия Академии общей магии в Но-Ирэ вообще напоминала бесформенный балахон с прорезями. И ничего! Три года относила, как миленькая. Ни разу не пожаловалась.
На бесплатное обучение в принципе грешно жаловаться, мне даже студенческое жалование из городской казны выплачивали. После выпуска, правда, придется пять лет отработать на королевской службе, зато окажусь пристроенная и опыта наберусь. Стану превосходным специалистом! Понять бы, чего именно… Собственного из-за непонимания, я приехала на северный полуостров, в академию Элмвуд.
Перед четвертым курсом общие маги выбирали специализацию, куратор каждый день терзал меня, требуя заполнить бумаги. Сокурсники определились еще зимой, Мейз в своей обычной презрительной манере объявил, что еще в младшей школе выбрал артефакторику. Никто не страдал проблемой самоопределения, и только я понятия не имела, что хотела изучать.
Легко мечтать о высшей магии в частной академии, если позволяют талант или деньги, а средненькому магу приходится быть прагматиком и выбирать что-нибудь попроще. Бытовые или защитные чары, артефакторика опять-таки, зверомагия и прочие без сомнений нужные специальности, без которых наша жизнь загнется. Но я ненавижу химер, теоретическую механику и особенно — определять будущее росчерком пера. Наверное, бог услышал слезные молитвы и отсрочил мучительный выбор, подсунув объявление о программе обмена студентами с Норсентом.
— Отличная идея! Дерзай! — в тот день за ужином поддержал меня папа, преподаватель алхимии в старшей школе. — Вдруг тебе понравится заниматься стихией. Весьма перспективное направление магии.
— Неместное только, — буркнула мама, как будто в пустоту, но на самом деле обращаясь к нам обоим.
— Северный диалект опять-таки подтянешь, — сделал вид папа, что не заметил ворчания любимой супруги. — Да, дорогая?
— От стихийной магии седеют волосы, — ставя передо мной тарелку с едой, загробным голосом предрекла дражайшая маман.
За пять минут, что мы обсуждали вероятное участие в программе, она мысленно собрала большой дорожный сундук, не забыв уложить десять пар шерстяных чулок, и с глубокой душевной скорбью отправила единственную кровиночку к ледяным демонам на кулички, где ее непременно сожрут драконовы химеры. Или похитят волосатые северные варвары, шарахнув по голове дубиной, и заставят прислуживать в хибаре, покрытой шкурами диких виверн.
Если же страшно повезет и на мою «божественную», типично шай-эрскую красоту не купится ни дракон, ни варвар, то случится еще какая-нибудь гадость. Какая именно, мама придумать не успела, но, судя по напряженно сведенным бровям, уже активно фантазировала.
— Они не седеют, а окрашиваются прядями, — поправила я.
— Не обязательно уезжать из Шай-Эра, чтобы испортить цвет волос, — заметила она. — Давай просто сходим к мастеру причесок. Испортим здесь!
В тот вечер я еще не догадывалась, что в первый день осени действительно буду стоять в общежитской комнате на другой стороне Крушвейской горной гряды и надевать широковатой пиджак с эмблемой норсентской академии магии…
«Хрюк!» — восторженно храпнула соседка, возвращая меня из пафосных мыслей в реальность, где она, наревевшись ночью, дрыхла с открытым ртом и грозилась пропустить первый учебный день.
Я настроила пробуждающий шар, чтобы он закукарекал через полчаса, специально поставила его подальше и тихо вышла из комнаты.
За последние пару дней Элмвуд из сонного, безлюдного места превратился в бурлящий муравейник, спрятанный за замковой стеной и выросший вокруг коренастого мрачного дворца с четырьмя квадратными башнями. На высоком постаменте скалила клыкастую пасть каменная драконовая химера с раскрытыми крыльями. Судя по тому, что изваяние агрессивно щерилось в сторону въездных ворот, определенные проблемы с гостеприимством имелись не только у некоторых студентов — не показываем пальцем в аристократического лгуна Ваэрда, — но и у Элмвуда в целом.
На второй день после приезда, когда я еще ползала зеленая, прихлебывала из бутылки укрепляющий отвар и мысленно составляла завещание, нас согнали на экскурсию. Я тихо ненавидела здоровяка в очках, заставившего меня, несчастную и болезную, больше часа таскаться по основным зданиям, и слушала его в пол-уха, но кое-что забавное он рассказал. Оказывается, во время экзаменационной декады студенты трут левую лапу каменной химере и просят удачи на экзамене!
Главное, не перепутать с правой — ее гладили исключительно на любовь. Хвост полировали перед соревнованиями по турнирной боевой магии, а нос, до которого сложно добраться, протирали для денег. В общем, если хочется неожиданного богатства, придется рисковать шеей и реальной угрозой получить выговор.
Первый, кого я увидела в шумной столовой, был Мейз. Не заметить лучшего друга было невозможно даже при большом желании: за квадратным добротным столом на четырех человек он сидел в гордом одиночестве и с умным видом читал какую-то книгу. В принципе, с таким вот лицом, словно постигал тайны Вселенной, приятель мог изучать и теорию магических взрывов в подпространстве, и роман, где главный герой с мечом наперевес рубил монструозных химер.
Я не сдержала улыбки. Парни из Шай-Эра не желали подсаживаться ни к моему лучшему другу, ни — не дай божественный слепец! — к северянам. Они кое-как теснились за двумя сдвинутыми столами, видимо, полагая, что демонстрируют несгибаемый дух свободолюбивого народа, живущего по другую сторону Крушвейской скальной гряды.
— Удачного дня, — громко поздоровалась я с этими мучениками, заработала пару хмурых взглядов, пару таких же смурых приветствий и с комфортом уселась напротив Мейза. — Что читаешь?
Все-таки, как ни крути, от этого воплощения самомнения сплошная польза. Не помню, чтобы мы когда-нибудь в столовой толкались локтями.
Он продемонстрировал обложку учебника по высшей магии и подчеркнул:
— На первородном языке.
— По утрам на первородном языке я могу только ругаться, — сыронизировала я. — Зато цветисто.
Передо мной сам собой появился поднос с едой. Оглядев предложенные блюда, пару плошек переставила Мейзу. За неделю привыкнуть к кухне северного полуострова, на мой вкус, пресной и тяжелой, оказалось принципиально невозможно, но лучший друг оценил. Глядя на эту оглоблю, увенчанную шапкой рыжих кудрей, никогда не догадаешься, какой чудовищный аппетит он в себе прячет. Подсунь железные гвозди — наверняка переварит.
— Где твоя соседка? — спросил Мейз, прихлебнув напиток, отдаленно напоминающий кофе. Хорошо, что я привезла с собой мешочек кофейных зерен, потому как на северном полуострове любимый всеми шай-эрцами напиток был просто сказочно паршивый.
— Спит. А что?
Я попробовала овсянку, но каша традиционно оказалась едва сладкой. Местные повара только делали вид, будто добавляют в еду мед или пряности. Никакого вкуса.
— Хотел поздравить. — Он наткнулся на мой вопросительный взгляд: — Она главная тема сегодняшнего дня. Ты ничего еще не слышала?
— Амулет пока не пробудила. Пытаюсь окунуться в языковую среду, — хмыкнула я и тут с удивлением обнаружила, что возле нашего стола утвердился какой-то парень, расставив длинные ноги на ширину плеч, словно боялся оказаться снесенным волной особого шай-эрского презрения.
С недоумением подняла голову. Сверху вниз с широкой улыбкой на меня смотрел парень с вечеринки, умеющий заплетать отличные косы. Волосы у него, к слову, были скручены в непонятную дулю, а сам он стоял одетый в спортивную форму чернильного цвета, почти черную, с эмблемой Элмвуда на груди.
— Доброе утро, — с улыбкой поздоровался он.
— И ты здесь, — отозвалась я, неожиданно для себя вспомнив его имя: Андэш. — Если что, я сейчас не могу на урок плетения кос, у меня лекция по общей магии. Или ты просто подошел поздороваться?
— И узнать, как тебе северная кухня, — согласился он.
— Такая же непривычная, как северный диалект.
— Она хотела сказать — сложно перевариваемая, — прокомментировал Мейз на этом самом диалекте.
— Спасибо, господин переводчик, что не дали мне побыть деликатной, — фыркнула я, вызвав у Андэша веселый смешок. — Присядешь с нами?
— Эй, Гор! Тебе место оставлять?
Северянин оглянулся, а за ним — все, кто был рядом. В смысле, все, кроме Мейза. Даже люди за соседними столами повернули головы, а его величество — ничего — продолжил делать вид, что с интересом пялится в учебник.
Из другого конца обеденного зала на нас с непроницаемым видом смотрел Гаррет Ваэрд. Его приятели рассаживались за большим столом.
— Удачи в первый учебный день, Адель Роуз, — попрощался Андэш.
— Приятного аппетита, — согласилась я и, наблюдая, как он пересекает столовую, направляясь к компании, протянула: — Не помню, чтобы вчера представлялась. Откуда он узнал, как меня зовут?
— Я ему сегодня сказал, когда мы брились в соседних раковинах, — огорошил меня Мейз.
— Зачем? — поперхнулась я.
— Не ходить же с двухдневной щетиной. — Приятель окатил меня презрительным взглядом.
— Зачем ты ему сказал, как меня зовут?
— Он спросил.
— То есть тебя даже пытать не пришлось. Напомни, Мейз, чтобы я никогда не ходила с тобой в разведку.
— Извини, не знал, что это секретная информация. Еще он спросил, какие у нас отношения.
— И что ты ответил? — искренне полюбопытствовала я.
— Почти семейные, и он решил, что мы обручены. — Приятель вздрогнул. — Как представлю, так волосы дыбом встают. Тебя не пугает эта мысль?
К слову, кудри у него обычно торчали в разные стороны. По всей видимости, умник частенько представлял, как наши родители, дружившие с юности, неожиданно решат породниться и попытаются превратить нас из друзей в супругов. Всегда говорила, что богатая фантазия до хорошего не доводит.
Я расставила руки, не давая ей пройти:
— Позволь кусту жить! Погибнуть в чужом королевстве не пожелаешь и врагу!
— Ты же ненавидела этот куст.
— Вот и нет! Он смешно светится в темноте…
Соседка опрыскивала розы какой-то подкормкой для беспрерывного цветения, и мелкие розовые бутоны светились в темноте кроваво-красным цветом. Сначала я испугалась, а потом решила, что цветок вполне сойдет за ночник.
— Он не виноват, что такой же цветущий и колючий, как этот Ваэрд! — заявила я. — Давай куст переименуем, пусть будет Эдвардом! Бедняге Эдди тебе не за что мстить!
Судя по недоуменно сведенным бровям и вопросительному взгляду, довод, мягко говоря, был слабенький.
— Или… так звали твоего бывшего? — осторожно уточнила я.
— Нет никакого бывшего, — сморщилась Юна. — Роза напоминает о моей вселенской глупости!
— Что за пафос? В нашем возрасте нормально ошибаться и верить разным придуркам. Просто оставь Эдварда мне. Он все равно долго не протянет. — Я ловко отобрала тяжелый горшок и потащила обратно к подоконнику. — Поверь, я уж постараюсь за ним присмотреть. У меня все растения почему-то от заботы подыхают…
— Письма я тоже выбросила! — перебила меня страдалица.
— Все? — охнула я, со звоном опустив куст на прежнее место, и выглянула в открытое окно, пытаясь отыскать доказательства такого несвоевременного расточительства. Газон был далек и чист. Ни одной странички в пределах видимости. Юна из них птичек, что ли, складывала, а они, почуяв скорую осень, отправились в теплые края?
— И сожгла! — добавила она.
То есть до газона долетел только пепел.
— На кой демон?!
— Изгоняю дух этого мерзавца из своей жизни! Они дивно горели и кружились в воздухе. Как птицы несчастья!
— Вообще ни одного письма не осталось? Все-все спалила?
— Чтобы начать все заново, нужно избавляться от якорей! — Юна упрямо вздернула подбородок и кровожадно покосилась на безропотный куст, невольно вызывая во мне желание прикрыть невинную жертву спиной. — Я ходила в женский клуб, они там много правильных вещей говорили.
— Они, конечно, очень умные в женском клубе, но как мы теперь почерк будем сличать? — скрестила я руки на груди.
— В смысле? — насторожилась Юна, несколько поумерив желание что-нибудь разрушить или уничтожить.
— Я потребовала у Ваэрда доказать, что он ничего не писал.
— Как доказать? — медленно повторила подруга, словно пытаясь осознать размер чудовищной катастрофы.
— Уже, по всей видимости, никак, — развела я руками…
Утро первого учебного дня выдалось солнечным, но холодным. Замерзнув под тонким одеялом, я проснулась раньше сигнала пробуждающего шара и на цыпочках по ледяному полу бросилась закрывать окно. Оказалось, что внизу во всю кипела студенческая жизнь. По дорожкам, выложенным мелкой брусчаткой, уже шастали студенты. В жизни не поверишь, что вчера почти вся академия кутила на вечеринках, отмечая последний день лета.
— Северяне, вы когда-нибудь спите? — пробормотала недовольно и потянулась за створками.
В окне напротив какой-то парень натягивал рубашку. Он заметил, что на него таращится взлохмаченная девица и замер. Не придумав ничего получше, я приветственно помахала рукой, мол, не стесняйтесь, мастрес, продолжайте облачать крепкие телеса в форменные одежды. Закрыла створки и немедленно вывела на листике срочных дел, приколотом к матерчатой ширме: «купить шторы». Процесс наблюдения за соседями забавен, но обоюден: когда-то подглядываешь ты, в другой раз — за тобой. Последнее меня категорически не устраивало.
В этот момент в сонной тишине звонко закукарекал пробуждающий шар, специально спрятанный под кроватью, чтобы его — голосистого мерзавца — было проще достать. Проще не вышло, а только сложнее: я неловко сбила стеклянную сферу с подставки. Кукарекая, как не в себе, словно стремилась перебудить обе стороны Крушвейской гряды, она откатилась к стене.
— Ненавижу… — прошипела я, припадая к ледяному полу и вытягивая руку. Хорошо хоть ничего не запихнула под кровать, как это сделала Юна.
Наконец шар был пойман. Свихнувшийся петух заткнулся, и я осторожно проверила Юну, ожидая напороться на недовольный взгляд. Если бы меня попытались разбудить ранним утром после ночи, проведенной в тихих всхлипываниях, то возмущение было бы сдобрено крепким словцом, но соседка сладко сопела, уткнувшись в подушку с домашней наволочкой в цветочек.
Помимо комнатной розы из Шай-Эра она притащила постельное белье, лоскутное одеяло, любимую кружку, стопку каких-то любовных романов и висящую над кроватью цветную гравюру магической академии Ос-Арэт, в которой училась. В этом частном учебном заведении давали первоклассное магическое образование, лучшее в королевстве, и получить у них стипендию было большой удачей. Мне не повезло.
Стараясь не беспокоить спящую, я тихонечко улизнула в купальню. Когда вернулась, она все еще безмятежно дрыхла, высунув одну ногу в пижамных штанах поверх одеяла.
— Юна, — потрепала ее по плечу, — пора вставать на завтрак.
— Аппетита нет, — пробормотала она, не открывая глаза. — Я сразу приду на лекцию.
В качестве приветственного подарка Элмвуд выдал нам учебники и академическую форму: пиджак, платье и скромную юбку несуразной длины. Я посчитала, что прекрасно переживу, не путаясь в подоле, и натянула привычные узкие брюки с идеально-острыми стрелками, надела блузку с манишкой и потом подняла разложенный на однотонном покрывале форменный пиджак. Он был мне немного великоват, но наплевать — мантия Академии общей магии в Но-Ирэ вообще напоминала бесформенный балахон с прорезями. И ничего! Три года относила, как миленькая. Ни разу не пожаловалась.
На бесплатное обучение в принципе грешно жаловаться, мне даже студенческое жалование из городской казны выплачивали. После выпуска, правда, придется пять лет отработать на королевской службе, зато окажусь пристроенная и опыта наберусь. Стану превосходным специалистом! Понять бы, чего именно… Собственного из-за непонимания, я приехала на северный полуостров, в академию Элмвуд.
Перед четвертым курсом общие маги выбирали специализацию, куратор каждый день терзал меня, требуя заполнить бумаги. Сокурсники определились еще зимой, Мейз в своей обычной презрительной манере объявил, что еще в младшей школе выбрал артефакторику. Никто не страдал проблемой самоопределения, и только я понятия не имела, что хотела изучать.
Легко мечтать о высшей магии в частной академии, если позволяют талант или деньги, а средненькому магу приходится быть прагматиком и выбирать что-нибудь попроще. Бытовые или защитные чары, артефакторика опять-таки, зверомагия и прочие без сомнений нужные специальности, без которых наша жизнь загнется. Но я ненавижу химер, теоретическую механику и особенно — определять будущее росчерком пера. Наверное, бог услышал слезные молитвы и отсрочил мучительный выбор, подсунув объявление о программе обмена студентами с Норсентом.
— Отличная идея! Дерзай! — в тот день за ужином поддержал меня папа, преподаватель алхимии в старшей школе. — Вдруг тебе понравится заниматься стихией. Весьма перспективное направление магии.
— Неместное только, — буркнула мама, как будто в пустоту, но на самом деле обращаясь к нам обоим.
— Северный диалект опять-таки подтянешь, — сделал вид папа, что не заметил ворчания любимой супруги. — Да, дорогая?
— От стихийной магии седеют волосы, — ставя передо мной тарелку с едой, загробным голосом предрекла дражайшая маман.
За пять минут, что мы обсуждали вероятное участие в программе, она мысленно собрала большой дорожный сундук, не забыв уложить десять пар шерстяных чулок, и с глубокой душевной скорбью отправила единственную кровиночку к ледяным демонам на кулички, где ее непременно сожрут драконовы химеры. Или похитят волосатые северные варвары, шарахнув по голове дубиной, и заставят прислуживать в хибаре, покрытой шкурами диких виверн.
Если же страшно повезет и на мою «божественную», типично шай-эрскую красоту не купится ни дракон, ни варвар, то случится еще какая-нибудь гадость. Какая именно, мама придумать не успела, но, судя по напряженно сведенным бровям, уже активно фантазировала.
— Они не седеют, а окрашиваются прядями, — поправила я.
— Не обязательно уезжать из Шай-Эра, чтобы испортить цвет волос, — заметила она. — Давай просто сходим к мастеру причесок. Испортим здесь!
В тот вечер я еще не догадывалась, что в первый день осени действительно буду стоять в общежитской комнате на другой стороне Крушвейской горной гряды и надевать широковатой пиджак с эмблемой норсентской академии магии…
«Хрюк!» — восторженно храпнула соседка, возвращая меня из пафосных мыслей в реальность, где она, наревевшись ночью, дрыхла с открытым ртом и грозилась пропустить первый учебный день.
Я настроила пробуждающий шар, чтобы он закукарекал через полчаса, специально поставила его подальше и тихо вышла из комнаты.
За последние пару дней Элмвуд из сонного, безлюдного места превратился в бурлящий муравейник, спрятанный за замковой стеной и выросший вокруг коренастого мрачного дворца с четырьмя квадратными башнями. На высоком постаменте скалила клыкастую пасть каменная драконовая химера с раскрытыми крыльями. Судя по тому, что изваяние агрессивно щерилось в сторону въездных ворот, определенные проблемы с гостеприимством имелись не только у некоторых студентов — не показываем пальцем в аристократического лгуна Ваэрда, — но и у Элмвуда в целом.
На второй день после приезда, когда я еще ползала зеленая, прихлебывала из бутылки укрепляющий отвар и мысленно составляла завещание, нас согнали на экскурсию. Я тихо ненавидела здоровяка в очках, заставившего меня, несчастную и болезную, больше часа таскаться по основным зданиям, и слушала его в пол-уха, но кое-что забавное он рассказал. Оказывается, во время экзаменационной декады студенты трут левую лапу каменной химере и просят удачи на экзамене!
Главное, не перепутать с правой — ее гладили исключительно на любовь. Хвост полировали перед соревнованиями по турнирной боевой магии, а нос, до которого сложно добраться, протирали для денег. В общем, если хочется неожиданного богатства, придется рисковать шеей и реальной угрозой получить выговор.
Первый, кого я увидела в шумной столовой, был Мейз. Не заметить лучшего друга было невозможно даже при большом желании: за квадратным добротным столом на четырех человек он сидел в гордом одиночестве и с умным видом читал какую-то книгу. В принципе, с таким вот лицом, словно постигал тайны Вселенной, приятель мог изучать и теорию магических взрывов в подпространстве, и роман, где главный герой с мечом наперевес рубил монструозных химер.
Я не сдержала улыбки. Парни из Шай-Эра не желали подсаживаться ни к моему лучшему другу, ни — не дай божественный слепец! — к северянам. Они кое-как теснились за двумя сдвинутыми столами, видимо, полагая, что демонстрируют несгибаемый дух свободолюбивого народа, живущего по другую сторону Крушвейской скальной гряды.
— Удачного дня, — громко поздоровалась я с этими мучениками, заработала пару хмурых взглядов, пару таких же смурых приветствий и с комфортом уселась напротив Мейза. — Что читаешь?
Все-таки, как ни крути, от этого воплощения самомнения сплошная польза. Не помню, чтобы мы когда-нибудь в столовой толкались локтями.
Он продемонстрировал обложку учебника по высшей магии и подчеркнул:
— На первородном языке.
— По утрам на первородном языке я могу только ругаться, — сыронизировала я. — Зато цветисто.
Передо мной сам собой появился поднос с едой. Оглядев предложенные блюда, пару плошек переставила Мейзу. За неделю привыкнуть к кухне северного полуострова, на мой вкус, пресной и тяжелой, оказалось принципиально невозможно, но лучший друг оценил. Глядя на эту оглоблю, увенчанную шапкой рыжих кудрей, никогда не догадаешься, какой чудовищный аппетит он в себе прячет. Подсунь железные гвозди — наверняка переварит.
— Где твоя соседка? — спросил Мейз, прихлебнув напиток, отдаленно напоминающий кофе. Хорошо, что я привезла с собой мешочек кофейных зерен, потому как на северном полуострове любимый всеми шай-эрцами напиток был просто сказочно паршивый.
— Спит. А что?
Я попробовала овсянку, но каша традиционно оказалась едва сладкой. Местные повара только делали вид, будто добавляют в еду мед или пряности. Никакого вкуса.
— Хотел поздравить. — Он наткнулся на мой вопросительный взгляд: — Она главная тема сегодняшнего дня. Ты ничего еще не слышала?
— Амулет пока не пробудила. Пытаюсь окунуться в языковую среду, — хмыкнула я и тут с удивлением обнаружила, что возле нашего стола утвердился какой-то парень, расставив длинные ноги на ширину плеч, словно боялся оказаться снесенным волной особого шай-эрского презрения.
С недоумением подняла голову. Сверху вниз с широкой улыбкой на меня смотрел парень с вечеринки, умеющий заплетать отличные косы. Волосы у него, к слову, были скручены в непонятную дулю, а сам он стоял одетый в спортивную форму чернильного цвета, почти черную, с эмблемой Элмвуда на груди.
— Доброе утро, — с улыбкой поздоровался он.
— И ты здесь, — отозвалась я, неожиданно для себя вспомнив его имя: Андэш. — Если что, я сейчас не могу на урок плетения кос, у меня лекция по общей магии. Или ты просто подошел поздороваться?
— И узнать, как тебе северная кухня, — согласился он.
— Такая же непривычная, как северный диалект.
— Она хотела сказать — сложно перевариваемая, — прокомментировал Мейз на этом самом диалекте.
— Спасибо, господин переводчик, что не дали мне побыть деликатной, — фыркнула я, вызвав у Андэша веселый смешок. — Присядешь с нами?
— Эй, Гор! Тебе место оставлять?
Северянин оглянулся, а за ним — все, кто был рядом. В смысле, все, кроме Мейза. Даже люди за соседними столами повернули головы, а его величество — ничего — продолжил делать вид, что с интересом пялится в учебник.
Из другого конца обеденного зала на нас с непроницаемым видом смотрел Гаррет Ваэрд. Его приятели рассаживались за большим столом.
— Удачи в первый учебный день, Адель Роуз, — попрощался Андэш.
— Приятного аппетита, — согласилась я и, наблюдая, как он пересекает столовую, направляясь к компании, протянула: — Не помню, чтобы вчера представлялась. Откуда он узнал, как меня зовут?
— Я ему сегодня сказал, когда мы брились в соседних раковинах, — огорошил меня Мейз.
— Зачем? — поперхнулась я.
— Не ходить же с двухдневной щетиной. — Приятель окатил меня презрительным взглядом.
— Зачем ты ему сказал, как меня зовут?
— Он спросил.
— То есть тебя даже пытать не пришлось. Напомни, Мейз, чтобы я никогда не ходила с тобой в разведку.
— Извини, не знал, что это секретная информация. Еще он спросил, какие у нас отношения.
— И что ты ответил? — искренне полюбопытствовала я.
— Почти семейные, и он решил, что мы обручены. — Приятель вздрогнул. — Как представлю, так волосы дыбом встают. Тебя не пугает эта мысль?
К слову, кудри у него обычно торчали в разные стороны. По всей видимости, умник частенько представлял, как наши родители, дружившие с юности, неожиданно решат породниться и попытаются превратить нас из друзей в супругов. Всегда говорила, что богатая фантазия до хорошего не доводит.
