— Спасибо.
— Кто ваш любимый поэт?
Да вы шутите, госпожа преподаватель! Они все нелюбимые!
Кое-как я выудила из памяти пару имен из школьного курса по чтению в старших классах. От натуги по спине побежала капля пота и захотелось расстегнуть пару верхних пуговиц на рубашке.
— Вы уж постарайтесь, мастресса Роуз! — подбодрила меня преподаватель. — Рассчитываю на вас.
Начинаю склоняться к мысли, что Ваэрд сделает мне большое одолжение, если прикончит на дуэли. Все равно добьют мертвые классики северного полуострова. В голове неожиданно всплыла старая шутка: «Вы не любите Норсентскую классическую поэзию? Вы просто никогда не читали этих стихов у надгробья злейшего врага!»
За время занятия на турнирной доске произошли изменения. Мы с Юной обнаружили их, когда сразу после практикума спустились в столовую. Конечно, лучше бы список дуэлянтов этой недели пополнился парой десятков имен, но кроме нас с Гарретом других талантов не нашлось. Видимо, народ терпел, чтобы в полной мере насладиться нашим совместным позором. Но кто-то педантично исправил ошибку в моей фамилии, а под именем противника пририсовал мелом двухзначный шифр.
— Поздравляю, подруга! — вставший рядом с нами Мейз, громко захлопал в ладоши у меня над ухом. — Как ты умудрилась?
— Слово за слово… — вздохнула я, отталкивая его руки. — Кстати, что за порядковый номер под именем Ваэрда?
— Ставка.
Другими словами, они еще и тотализатор устроили. Куда магистры смотрят, когда у них тут академия в натуральный игорный дом превращается.
— Почему под моим именем нет ни одной ставки? — возмутилась я, указав пальцем на доску.
— Ты рассчитываешь победить? — скосил он глаза.
— Поставь завтра!
— Я уже поставил, — дернул головой Мейз.
— Мейз Эйбл, мы знаем друг друга чуть ли не с рождения, а ты за какой-то час успел поставить на моего противника?! Вот сейчас ты меня по-настоящему расстроил! В следующий раз, когда сляжешь с горловой жабой, не буду тебе кружки с горячим бульоном из кухни таскать. Понял? — проворчала я и, развернувшись на пятках, замаршировала в столовую.
— Элли, подожди меня! — Юна припустила следом.
Свободных столов не нашлось, и нам с соседкой пришлось скромненько пристроиться к северянам на два последних свободных стула. Но мы не успели толком разместиться, как сотрапезники подхватили подносы и быстренько освободили места.
— Смотрю, ты мне место расчистила. — Мейз без зазрения совести уселся рядом.
— Не заметил, что я тебя подчеркнуто игнорирую?
На столе появился обед. Большая миска с горячим жидким супом, вокруг которой теснились соленые закуски.
— Пообедаем и пойдем тренироваться, — распорядилась я, переставляя тарелочки с этими странными гарнирами, как их называли северяне, поближе к лучшему другу. — У меня всего два дня, чтобы освоить турнирную магию.
— За два дня ты разве что научишься падать, не разбивая нос, — насмешливо фыркнул лучший друг.
— По-моему, вернуться из дуэли с целым носом большая победа, — хмыкнула я и быстро спросила: — Все еще не хочешь передумать насчет ставки?
— Нет, но дам совет, как лучший друг лучшему другу: после еды не стоит заниматься турнирной магией, иначе впрок не пойдет.
— Что именно? — совершенно серьезно, словно не догадывалась, что паршивец надо мной измывался, уточнила Юна.
— И то, и другое, — хмыкнул Мейз.
— В таком случае, не наедайся, — вернула ему совет.
— Заниматься собираешься ты, а почему голодать должен я?
— Ты покажешь мне основы турнирной магии.
— Я?! — обескураженно уточнил он.
— Мейз, ты занимался турнирной магией? — восхитилась Юна. — Как чудесно!
— В шестом классе лицея, — не скрывая раздражения в голосе, припомнил тот, — и это был поистине чудовищный опыт.
— В шестом классе? — с подозрением покосилась я на друга. — Совсем недавно. Всего-то десять лет назад.
Отчего-то мне казалось, что тогда мы ходили в младшую школу, и именно возраст позволял Мейзу перед каждой тренировкой вдохновенно выть в подушку, размазывая по наволочке в цветочек сопли.
— Я ничего не помню.
— Сколько тебя знаю, ты никогда не жаловался на память. Уверена, что с турнирной магией, как с вязанием: голова забыла, а руки помнят.
— Этим их шестом размахивать — не петельки на спицах перебирать, — нетерпеливым тоном объявил будущий тренер.
— Тебе лучше знать. Из нас двоих именно ты умеешь вязать, — парировала я.
— Мейз умеет вязать?! — вскрикнула Юна.
— Получше городских мастериц, — не обращая внимания, что лучший друг потемнел ликом, заложила я. — На каждый Новый год дарит всем разноцветные шарфики и варежки. Очень милые. Если попросишь, он и тебе свяжет. Ой, я еще про печенье не рассказала!
— Печенье? — восторженно повторила Юна и бросила на парня уважительный взгляд. — Ты еще и печь умеешь? У нас дома служит повар, но папа каждое воскресенье сам готовит завтрак!
У нас папа был способен разве что сжечь завтрак… Если бы он занимался этим каждую неделю, то мы с мамой превратились бы в ярых прихожанок храма святого слепца и с раннего утра в воскресенье сбегали на проповеди. Дешевле обошлось бы.
— А какие Мейз маринует кабачки с красным перцем… — мечтательно закатила я глаза.
В отрочестве роль подружки-умницы, с которой меня вдохновенно сравнивала мама, досталась Мейзу с его странными увлечениями. В тринадцать лет он ни с того ни с сего начал вязать, высокомерно заявив, что медитативное занятие учит усидчивости. Подозреваю, в тот год он в кого-то влюбился и таким нехитрым образом успокаивал нервишки. Но родительница-то была не в курсе, что лучшее снадобье от разбитого сердца — вязание, и съела мне плешь на голове, дескать, даже мальчики способны освоить простейшие плетения на спицах, а ее дочь разве что клубок запутает.
Но роковым в моем отрочестве стал день, когда мелкий (в то время) гаденыш решил освоить кулинарию и с первого раза испек миндальные печенья! Страшно вспомнить, что происходило с мамой. Три недели я боялась возвращаться домой после занятий — едва заходила в двери, сразу попадала к очагу. Складывалось впечатление, что меня готовили на службу в королевские поварихи. Какое счастье, что из-за ежедневных кухонных подвигов у меня снизился учебный балл, и папа решительно прекратил мучения! До сих пор на коврижки с джемом и слойки с козьим сыром не могу смотреть без содрогания. Готовить тоже терпеть не могу.
— В общем, он у нас очень разносторонний парень, — бессовестно подлила я меду в чашу его самомнения. — просто кладезь талантов!
— Так быть, — удовлетворенно кивнул Мейз, — потренируемся.
Неожиданно приятель протянул длинные руки и забрал у меня миску с супом, откуда аппетитно высовывался осколок мозговой косточки, обвернутой в мягкое мясо.
— Почему ты средь бела дня воруешь мою еду? — непонимающе проследила я за приземлением тарелки в центр стола и немедленно плюхнула в глубину бульона облизанную ложку, чтобы у нахального вора не возникло желания прикончить мою порцию.
Он даже бровью не повел и уверенно ответил:
— Когда будешь прыгать по залу, скажешь спасибо, что не переела.
— Да я уже очень благодарна, если ты не заметил, — возвращая тарелку на законное место, в смысле, к себе на поднос, уверила я. — Тут переедать вообще-то нечего.
Он сглазил — переели все трое. Тренировку пришлось отложить на пару часов. За это время я успела сходить в библиотеку за дуэльным кодексом. Хотелось до конца быть уверенной, что Гаррет не сумеет меня выставить из Элмвуда, когда… в смысле, если победит.
У правил проведения магических поединков оказалось почти семнадцать редакций! Я выбрала самую последнюю, всего лишь столетней давности. Потом поприставала к смотрителю читального зала, пытаясь выяснить, нет ли текста свежее, но оказалось, что в холодном мрачном Норсенте действительно застряли в темных временах первородного языка и договорных браков.
— Нашла кодекс? — спросила Юна, когда я вернулась в общежитие. Она уже успела переодеться в спортивную форму, хотя тренироваться не собиралась. Видимо, хотела поддержать командный дух.
— Столетний, — проворчала я. — Хорошо, что у меня такой же старый словарь.
— У тебя есть словарь старых слов? — восторженно воскликнула соседка. — Откуда?
— На блошином рынке купила, — пожала я плечами, заходя за ширму, чтобы натянуть спортивную форму с алой эмблемой Академии общей магии в Но-Эре. — Просили пятьдесят, но удалось сторговаться за двадцать пять.
— Тысяч динаров?
— Каких тысяч? Сантимов!
Последовала странная пауза. Переодевшись, я выглянул из-за ширмы.
— Когда познакомишься с моим папой, ни в коем случае не рассказывай эту историю по двадцать пять сантимов, — с самым серьезным видом велела Юна. — Даже не упоминай! Он отдал за раритетный словарь стоимость половины городской библиотеки и даже не разрешил его взять в Норсент.
— Вас обманули.
— Я уже догадалась.
В назначенное время мы втроем встретились перед гостеприимно раскрытыми дверьми спортивного крыла и в нерешительности остановились. Впереди тянулась длинная широкая галерея, залитая ржавым полуденным солнцем. В воздухе плавала туманная дымка. Каменные стены прикрывали гобелены с вытканными символами первородного языка, королевским стягом и академическим знаменем.
Глядя на то, как внутри прохаживаются парни в атлетической форме, мы единодушно чувствовали себя шпионами, проникающими на чужую территорию.
— Эй, гости из Шай-Эра, если пришли на отбор в команду турнирной магии, то торопитесь! — Магистр с рыжими волосами, пронизанными красными прожилками огненной стихии, как-то ловко заставил нас шагнуть в галерею. — Разминка уже закончилась.
— Мастресс магистр, мы как раз и хотели размяться, но без отбора, — быстро сориентировался Мейз. — Где нам найти свободный зал?
Нас отправили на второй ярус большой арены, подробно объяснив, где находится лестница. Следуя инструкциям, мы поднялись на балкон, опоясывающий просторный гулкий зал. Внизу под защитным пологом, напоминающим прозрачную дышащую жаром вуаль, шел тот самый отбор в команду по турнирной магии. Вокруг пар, борющихся на длинных тренировочных шестах, прохаживались крепкие парни в спортивной форме.
Неожиданно среди прочих судей я заметила Гаррета Ваэрда и, невольно замедлив шаг, приблизилась к парапету. Облокотиться на перила, правда, не удалось: гладкий камень гудел от переизбытка магии и даже на расстоянии руки пронзило ощутимым разрядом. Пришлось отступить и вытянуться в струнку, чтобы получше разглядеть моего дуэльного противника.
Очевидно, что маэтр «самодовольство» и «не прощаю девушек» был обязан заниматься чем-то таким — пафосным, но банальным — вроде турнирной магии и, попивая кофе из термоса, читать книжки в перерывах между лекциями. Наверняка у него не возникало проблем с норсентской поэзией. У таких людей, в принципе, ни с чем проблем не бывает. Даже с классической литературой.
— Адель, ты чего застряла? — недовольно оглянулся Мейз.
— Кого-тоувидела? — заинтересовалась Юна.
— Ваэрда, — кивнула я в сторону магического полога.
Парочка немедленно приблизилась к перилам и синхронно отпрянула на шаг, получив задорный магический разряд. На секунду показалось, что у Мейза даже кудри стали чуточку пышнее.
Внизу между тем случилась заминка. Один из парней, крупный, но неповоротливый, пропустивший уже парочку чувствительных ударов от противника, выронил тренировочный шест. С грохотом оружие отскочило на пол, и движение в зале неожиданно остановились. Все повернулись к растерянному увальню.
Ваэрд жестом приказал неумехе выметаться, а сам ловким движением подцепил шест носом ботинка, подбросил вверх и сжал в руке. Трюк был проделан с завидной легкостью и точностью. В отличие от меня, Гаррет точно знал, что нужно делать с дурацкой тренировочной палкой.
— Теперь я и сама подумываю на него поставить, — пробормотала я с тяжелым вздохом.
— Почему бы тебе просто не извиниться перед этим парнем? — спросил Мейз.
— Думаешь, я не пыталась?
— Искренне.
— Просто для понимания, господин профессор, какой мерой измеряется искренность? Если заплакать — это искренне?
— Драматизм всегда театрален, — скривился Мейз. — Ты могла принести леденцовые шарики.
В первородном языке слова «сладость» и «прощение» записывались совершенно разными символами, но были созвучными при произношении. У нас на родине частенько пользовались этим каламбуром и в качестве извинений дарили конфеты.
— Гаррет не любит сладкое, — зачем-то оповестила Юна.
— Видишь, Мейз? — фыркнула я, отходя от перил. — Он такая большая сволочь, что даже сладкое не любит.
— Он не сволочь! — рефлекторно возразила подружка, но под нашими осуждающими взглядами сникла: — Он маленькая сволочь… Ладно, вы правы! Все хорошие люди любят сладенькое и шоколадки в блестящих обертках.
— Я не люблю шоколад, — с надменным видом скосил глаза Мейз.
— Что и требовалось доказать, — не упустила я возможность позубоскалить.
— Кажется, кое-кто сейчас будет учиться турнирной магии по самоучителю, — недовольно прокомментировал приятель. — Я подскажу, где его найти в библиотеке…
Спортивный зал оказался тесным, с низкими потолками и несколькими маленькими оконцами на высоте перекрытий. В эти квадратные прорези с трудом проталкивался бледный свет, и в его косых полосах плавала пыль. На деревянном полу был нарисован белый круг для спаррингов. На держателях лежали тренировочные шесты с кожаной оплеткой. Подозреваю, что сюда отправляли размахивать оружием неумех вроде меня.
Юна устроилась на низкой скамье, стоящей у стены, а мы подошли к стойке с оружием. С видом профессора Мейз указал на нее рукой и важно заговорил:
— Тренировочные шесты!
Никогда в жизни меня официально не знакомили с неодушевленными предметами…
— Их вытачивают из особого сорта древесины, проводящей магию, — продолжил он лекцию. — Вес равен весу боевого меча.
— Я в курсе. Мы сегодня перейдем от теории к практике? Или мне действительно пойти почитать самоучитель?
— Ты всегда такая нетерпеливая, — проворчал Мейз, снимая шест, и передал мне: — Бери.
— Что ж он такой тяжелый?! — охнула я.
В версии лучшего друга держать тренировочный шест следовало, как удочку на рыбалке за кристальными сомами. Должна заметить, что рыбак из него отвратительный. Хуже только тренер по турнирной магии. Десять лет подряд он так энергично выбивал из памяти спортивные знания, что к нашей тренировке забыл окончательно. Даже пресловутая мышечная память валялась в летаргическом сне. Он пыжился, с умным видом размахивал шестом туда-сюда и приговаривал:
— Вправо-влево!
— Юна, пригни голову! — охнула я, боясь, что, увлекшись, он шарахнет нашей новой подружке по макушке и оставит круглой дурочкой.
— Пробуй, Адель! — скомандовал Мейз. — Вправо и влево! Туда-сюда!
Меня безбожно заносило… Руки горели от тяжести шеста, при каждом махе в позвоночнике что-то щелкало.
— Долго мне еще разгонять воздух?
— Да, машешь ты не очень, — резюмировал Мейз, всегда умевший подбодрить друга. — Давай попробуем нападение.
Он сделал неожиданный и резкий выпад. Тупой конец шеста с гудением рассек воздух возле моего уха. Путаясь в ногах, я не особо ловко отшатнулась в сторону и сцедила сквозь зубы сочное ругательство. Длинное деревянное древко вспыхнуло, но стремительно погасло.
— Кто ваш любимый поэт?
Да вы шутите, госпожа преподаватель! Они все нелюбимые!
Кое-как я выудила из памяти пару имен из школьного курса по чтению в старших классах. От натуги по спине побежала капля пота и захотелось расстегнуть пару верхних пуговиц на рубашке.
— Вы уж постарайтесь, мастресса Роуз! — подбодрила меня преподаватель. — Рассчитываю на вас.
Начинаю склоняться к мысли, что Ваэрд сделает мне большое одолжение, если прикончит на дуэли. Все равно добьют мертвые классики северного полуострова. В голове неожиданно всплыла старая шутка: «Вы не любите Норсентскую классическую поэзию? Вы просто никогда не читали этих стихов у надгробья злейшего врага!»
ГЛАВА 4. Основы турнирной магии
За время занятия на турнирной доске произошли изменения. Мы с Юной обнаружили их, когда сразу после практикума спустились в столовую. Конечно, лучше бы список дуэлянтов этой недели пополнился парой десятков имен, но кроме нас с Гарретом других талантов не нашлось. Видимо, народ терпел, чтобы в полной мере насладиться нашим совместным позором. Но кто-то педантично исправил ошибку в моей фамилии, а под именем противника пририсовал мелом двухзначный шифр.
— Поздравляю, подруга! — вставший рядом с нами Мейз, громко захлопал в ладоши у меня над ухом. — Как ты умудрилась?
— Слово за слово… — вздохнула я, отталкивая его руки. — Кстати, что за порядковый номер под именем Ваэрда?
— Ставка.
Другими словами, они еще и тотализатор устроили. Куда магистры смотрят, когда у них тут академия в натуральный игорный дом превращается.
— Почему под моим именем нет ни одной ставки? — возмутилась я, указав пальцем на доску.
— Ты рассчитываешь победить? — скосил он глаза.
— Поставь завтра!
— Я уже поставил, — дернул головой Мейз.
— Мейз Эйбл, мы знаем друг друга чуть ли не с рождения, а ты за какой-то час успел поставить на моего противника?! Вот сейчас ты меня по-настоящему расстроил! В следующий раз, когда сляжешь с горловой жабой, не буду тебе кружки с горячим бульоном из кухни таскать. Понял? — проворчала я и, развернувшись на пятках, замаршировала в столовую.
— Элли, подожди меня! — Юна припустила следом.
Свободных столов не нашлось, и нам с соседкой пришлось скромненько пристроиться к северянам на два последних свободных стула. Но мы не успели толком разместиться, как сотрапезники подхватили подносы и быстренько освободили места.
— Смотрю, ты мне место расчистила. — Мейз без зазрения совести уселся рядом.
— Не заметил, что я тебя подчеркнуто игнорирую?
На столе появился обед. Большая миска с горячим жидким супом, вокруг которой теснились соленые закуски.
— Пообедаем и пойдем тренироваться, — распорядилась я, переставляя тарелочки с этими странными гарнирами, как их называли северяне, поближе к лучшему другу. — У меня всего два дня, чтобы освоить турнирную магию.
— За два дня ты разве что научишься падать, не разбивая нос, — насмешливо фыркнул лучший друг.
— По-моему, вернуться из дуэли с целым носом большая победа, — хмыкнула я и быстро спросила: — Все еще не хочешь передумать насчет ставки?
— Нет, но дам совет, как лучший друг лучшему другу: после еды не стоит заниматься турнирной магией, иначе впрок не пойдет.
— Что именно? — совершенно серьезно, словно не догадывалась, что паршивец надо мной измывался, уточнила Юна.
— И то, и другое, — хмыкнул Мейз.
— В таком случае, не наедайся, — вернула ему совет.
— Заниматься собираешься ты, а почему голодать должен я?
— Ты покажешь мне основы турнирной магии.
— Я?! — обескураженно уточнил он.
— Мейз, ты занимался турнирной магией? — восхитилась Юна. — Как чудесно!
— В шестом классе лицея, — не скрывая раздражения в голосе, припомнил тот, — и это был поистине чудовищный опыт.
— В шестом классе? — с подозрением покосилась я на друга. — Совсем недавно. Всего-то десять лет назад.
Отчего-то мне казалось, что тогда мы ходили в младшую школу, и именно возраст позволял Мейзу перед каждой тренировкой вдохновенно выть в подушку, размазывая по наволочке в цветочек сопли.
— Я ничего не помню.
— Сколько тебя знаю, ты никогда не жаловался на память. Уверена, что с турнирной магией, как с вязанием: голова забыла, а руки помнят.
— Этим их шестом размахивать — не петельки на спицах перебирать, — нетерпеливым тоном объявил будущий тренер.
— Тебе лучше знать. Из нас двоих именно ты умеешь вязать, — парировала я.
— Мейз умеет вязать?! — вскрикнула Юна.
— Получше городских мастериц, — не обращая внимания, что лучший друг потемнел ликом, заложила я. — На каждый Новый год дарит всем разноцветные шарфики и варежки. Очень милые. Если попросишь, он и тебе свяжет. Ой, я еще про печенье не рассказала!
— Печенье? — восторженно повторила Юна и бросила на парня уважительный взгляд. — Ты еще и печь умеешь? У нас дома служит повар, но папа каждое воскресенье сам готовит завтрак!
У нас папа был способен разве что сжечь завтрак… Если бы он занимался этим каждую неделю, то мы с мамой превратились бы в ярых прихожанок храма святого слепца и с раннего утра в воскресенье сбегали на проповеди. Дешевле обошлось бы.
— А какие Мейз маринует кабачки с красным перцем… — мечтательно закатила я глаза.
В отрочестве роль подружки-умницы, с которой меня вдохновенно сравнивала мама, досталась Мейзу с его странными увлечениями. В тринадцать лет он ни с того ни с сего начал вязать, высокомерно заявив, что медитативное занятие учит усидчивости. Подозреваю, в тот год он в кого-то влюбился и таким нехитрым образом успокаивал нервишки. Но родительница-то была не в курсе, что лучшее снадобье от разбитого сердца — вязание, и съела мне плешь на голове, дескать, даже мальчики способны освоить простейшие плетения на спицах, а ее дочь разве что клубок запутает.
Но роковым в моем отрочестве стал день, когда мелкий (в то время) гаденыш решил освоить кулинарию и с первого раза испек миндальные печенья! Страшно вспомнить, что происходило с мамой. Три недели я боялась возвращаться домой после занятий — едва заходила в двери, сразу попадала к очагу. Складывалось впечатление, что меня готовили на службу в королевские поварихи. Какое счастье, что из-за ежедневных кухонных подвигов у меня снизился учебный балл, и папа решительно прекратил мучения! До сих пор на коврижки с джемом и слойки с козьим сыром не могу смотреть без содрогания. Готовить тоже терпеть не могу.
— В общем, он у нас очень разносторонний парень, — бессовестно подлила я меду в чашу его самомнения. — просто кладезь талантов!
— Так быть, — удовлетворенно кивнул Мейз, — потренируемся.
Неожиданно приятель протянул длинные руки и забрал у меня миску с супом, откуда аппетитно высовывался осколок мозговой косточки, обвернутой в мягкое мясо.
— Почему ты средь бела дня воруешь мою еду? — непонимающе проследила я за приземлением тарелки в центр стола и немедленно плюхнула в глубину бульона облизанную ложку, чтобы у нахального вора не возникло желания прикончить мою порцию.
Он даже бровью не повел и уверенно ответил:
— Когда будешь прыгать по залу, скажешь спасибо, что не переела.
— Да я уже очень благодарна, если ты не заметил, — возвращая тарелку на законное место, в смысле, к себе на поднос, уверила я. — Тут переедать вообще-то нечего.
Он сглазил — переели все трое. Тренировку пришлось отложить на пару часов. За это время я успела сходить в библиотеку за дуэльным кодексом. Хотелось до конца быть уверенной, что Гаррет не сумеет меня выставить из Элмвуда, когда… в смысле, если победит.
У правил проведения магических поединков оказалось почти семнадцать редакций! Я выбрала самую последнюю, всего лишь столетней давности. Потом поприставала к смотрителю читального зала, пытаясь выяснить, нет ли текста свежее, но оказалось, что в холодном мрачном Норсенте действительно застряли в темных временах первородного языка и договорных браков.
— Нашла кодекс? — спросила Юна, когда я вернулась в общежитие. Она уже успела переодеться в спортивную форму, хотя тренироваться не собиралась. Видимо, хотела поддержать командный дух.
— Столетний, — проворчала я. — Хорошо, что у меня такой же старый словарь.
— У тебя есть словарь старых слов? — восторженно воскликнула соседка. — Откуда?
— На блошином рынке купила, — пожала я плечами, заходя за ширму, чтобы натянуть спортивную форму с алой эмблемой Академии общей магии в Но-Эре. — Просили пятьдесят, но удалось сторговаться за двадцать пять.
— Тысяч динаров?
— Каких тысяч? Сантимов!
Последовала странная пауза. Переодевшись, я выглянул из-за ширмы.
— Когда познакомишься с моим папой, ни в коем случае не рассказывай эту историю по двадцать пять сантимов, — с самым серьезным видом велела Юна. — Даже не упоминай! Он отдал за раритетный словарь стоимость половины городской библиотеки и даже не разрешил его взять в Норсент.
— Вас обманули.
— Я уже догадалась.
В назначенное время мы втроем встретились перед гостеприимно раскрытыми дверьми спортивного крыла и в нерешительности остановились. Впереди тянулась длинная широкая галерея, залитая ржавым полуденным солнцем. В воздухе плавала туманная дымка. Каменные стены прикрывали гобелены с вытканными символами первородного языка, королевским стягом и академическим знаменем.
Глядя на то, как внутри прохаживаются парни в атлетической форме, мы единодушно чувствовали себя шпионами, проникающими на чужую территорию.
— Эй, гости из Шай-Эра, если пришли на отбор в команду турнирной магии, то торопитесь! — Магистр с рыжими волосами, пронизанными красными прожилками огненной стихии, как-то ловко заставил нас шагнуть в галерею. — Разминка уже закончилась.
— Мастресс магистр, мы как раз и хотели размяться, но без отбора, — быстро сориентировался Мейз. — Где нам найти свободный зал?
Нас отправили на второй ярус большой арены, подробно объяснив, где находится лестница. Следуя инструкциям, мы поднялись на балкон, опоясывающий просторный гулкий зал. Внизу под защитным пологом, напоминающим прозрачную дышащую жаром вуаль, шел тот самый отбор в команду по турнирной магии. Вокруг пар, борющихся на длинных тренировочных шестах, прохаживались крепкие парни в спортивной форме.
Неожиданно среди прочих судей я заметила Гаррета Ваэрда и, невольно замедлив шаг, приблизилась к парапету. Облокотиться на перила, правда, не удалось: гладкий камень гудел от переизбытка магии и даже на расстоянии руки пронзило ощутимым разрядом. Пришлось отступить и вытянуться в струнку, чтобы получше разглядеть моего дуэльного противника.
Очевидно, что маэтр «самодовольство» и «не прощаю девушек» был обязан заниматься чем-то таким — пафосным, но банальным — вроде турнирной магии и, попивая кофе из термоса, читать книжки в перерывах между лекциями. Наверняка у него не возникало проблем с норсентской поэзией. У таких людей, в принципе, ни с чем проблем не бывает. Даже с классической литературой.
— Адель, ты чего застряла? — недовольно оглянулся Мейз.
— Кого-тоувидела? — заинтересовалась Юна.
— Ваэрда, — кивнула я в сторону магического полога.
Парочка немедленно приблизилась к перилам и синхронно отпрянула на шаг, получив задорный магический разряд. На секунду показалось, что у Мейза даже кудри стали чуточку пышнее.
Внизу между тем случилась заминка. Один из парней, крупный, но неповоротливый, пропустивший уже парочку чувствительных ударов от противника, выронил тренировочный шест. С грохотом оружие отскочило на пол, и движение в зале неожиданно остановились. Все повернулись к растерянному увальню.
Ваэрд жестом приказал неумехе выметаться, а сам ловким движением подцепил шест носом ботинка, подбросил вверх и сжал в руке. Трюк был проделан с завидной легкостью и точностью. В отличие от меня, Гаррет точно знал, что нужно делать с дурацкой тренировочной палкой.
— Теперь я и сама подумываю на него поставить, — пробормотала я с тяжелым вздохом.
— Почему бы тебе просто не извиниться перед этим парнем? — спросил Мейз.
— Думаешь, я не пыталась?
— Искренне.
— Просто для понимания, господин профессор, какой мерой измеряется искренность? Если заплакать — это искренне?
— Драматизм всегда театрален, — скривился Мейз. — Ты могла принести леденцовые шарики.
В первородном языке слова «сладость» и «прощение» записывались совершенно разными символами, но были созвучными при произношении. У нас на родине частенько пользовались этим каламбуром и в качестве извинений дарили конфеты.
— Гаррет не любит сладкое, — зачем-то оповестила Юна.
— Видишь, Мейз? — фыркнула я, отходя от перил. — Он такая большая сволочь, что даже сладкое не любит.
— Он не сволочь! — рефлекторно возразила подружка, но под нашими осуждающими взглядами сникла: — Он маленькая сволочь… Ладно, вы правы! Все хорошие люди любят сладенькое и шоколадки в блестящих обертках.
— Я не люблю шоколад, — с надменным видом скосил глаза Мейз.
— Что и требовалось доказать, — не упустила я возможность позубоскалить.
— Кажется, кое-кто сейчас будет учиться турнирной магии по самоучителю, — недовольно прокомментировал приятель. — Я подскажу, где его найти в библиотеке…
Спортивный зал оказался тесным, с низкими потолками и несколькими маленькими оконцами на высоте перекрытий. В эти квадратные прорези с трудом проталкивался бледный свет, и в его косых полосах плавала пыль. На деревянном полу был нарисован белый круг для спаррингов. На держателях лежали тренировочные шесты с кожаной оплеткой. Подозреваю, что сюда отправляли размахивать оружием неумех вроде меня.
Юна устроилась на низкой скамье, стоящей у стены, а мы подошли к стойке с оружием. С видом профессора Мейз указал на нее рукой и важно заговорил:
— Тренировочные шесты!
Никогда в жизни меня официально не знакомили с неодушевленными предметами…
— Их вытачивают из особого сорта древесины, проводящей магию, — продолжил он лекцию. — Вес равен весу боевого меча.
— Я в курсе. Мы сегодня перейдем от теории к практике? Или мне действительно пойти почитать самоучитель?
— Ты всегда такая нетерпеливая, — проворчал Мейз, снимая шест, и передал мне: — Бери.
— Что ж он такой тяжелый?! — охнула я.
В версии лучшего друга держать тренировочный шест следовало, как удочку на рыбалке за кристальными сомами. Должна заметить, что рыбак из него отвратительный. Хуже только тренер по турнирной магии. Десять лет подряд он так энергично выбивал из памяти спортивные знания, что к нашей тренировке забыл окончательно. Даже пресловутая мышечная память валялась в летаргическом сне. Он пыжился, с умным видом размахивал шестом туда-сюда и приговаривал:
— Вправо-влево!
— Юна, пригни голову! — охнула я, боясь, что, увлекшись, он шарахнет нашей новой подружке по макушке и оставит круглой дурочкой.
— Пробуй, Адель! — скомандовал Мейз. — Вправо и влево! Туда-сюда!
Меня безбожно заносило… Руки горели от тяжести шеста, при каждом махе в позвоночнике что-то щелкало.
— Долго мне еще разгонять воздух?
— Да, машешь ты не очень, — резюмировал Мейз, всегда умевший подбодрить друга. — Давай попробуем нападение.
Он сделал неожиданный и резкий выпад. Тупой конец шеста с гудением рассек воздух возле моего уха. Путаясь в ногах, я не особо ловко отшатнулась в сторону и сцедила сквозь зубы сочное ругательство. Длинное деревянное древко вспыхнуло, но стремительно погасло.
