- Послушайте, я не хочу вашей каши. Дайте мне бутерброд! - ввинтился в его размышления чей-то голос.
Через два столика от него возмущалась девица. Обычная. В ней не было ничего примечательного. Обычная внешность. Обычный нос, обычные глаза, обычные волосы. Если бы у нее зубы выпирали или нос свисал клювом, то это привлекло бы внимание, а так... обычная.
- А еще говорят, что у них сервис! Сервис у них никудышний! Согласны? - она впилась своими глазами в Кузякина.
Пантелей сдержался, чтобы не поморщиться. Обычная истеричка. Плохо, что нацелилась на него. Теперь будет искать либо его поддержки, либо спустит на него всех собак. Он равнодушно отвернулся.
- Хам! - донеслось до него.
Девица продолжала бубнить, но молодой жандарм уже не обращал на нее внимания.
Его мозг продолжал работать. Почему покушение именно сейчас? Что спровоцировало убийцу? Возможно, его собственное появление на курорте? Или что-то еще? Возможно, кто-то из старых врагов узнал Агриппину. Или... мысль заструилась ледяным ручейком... или сам «наследник», которого они спасли, теперь во власти и решил устранить последних свидетелей своего прошлого? Но тогда зачем убивать Агриппину? Она же его спасала. Если только она что-то знала. Что-то такое, что могло скомпрометировать его даже сейчас.
Он вытащил из нагрудного кармана письмо.
«Мой дорогой друг! Тебе не стоит беспокоиться обо мне и моем комфорте. Привычные ранее безделушки, которых я сейчас лишена ничто по сравнению с тем, как я страдаю от разлуки с тобой. Не стоит напоминать о том, как глупа и ветрена я была, привязывая свое бытие к этим бесполезным вещам. Увы мы понимаем всю ценность нашей жизни, только когда лишаемся чего-то. Я потеряла многое, но не все! Сейчас я тешу себя надеждой, что скоро все закончится и ты сможешь приехать и забрать меня. Мы уедем, как и мечтали, подальше от столицы. Будем жить простой жизнью. Ты будешь учить сельских мальчишек грамоте, а я буду помогать тебе. Да, ты никогда не говорил об этом прямо, но сердце видит! Твой мимолетный вздох, твой взгляд и будто случайные касания - все это сказало мне много больше! Увы, я не могу покинуть сейчас имение. Много дел, которые надо завершить. Много людей, которые зависят от меня. Не смейся! Ты считаешь меня глупенькой романтической барышней. Я знаю. И да, я иногда бываю такой, но если от меня зависят другие...».
Кузякин поморщился. Восторженная и влюбленная девушка в письме никак не вязалась с прямой и циничной Николлетой. Судя по всему, письмо писалось после кончины родственников, а значит их смерть не стала тем потрясением, которое изменило Нику Шереметьеву до неузнаваемости. Тогда что?
Он снова углубился в чтение. Застилающая глаза влюбленность, максимализм и наивный фатализм соседствовали с здравыми рассуждениями и местами адекватной оценкой ситуации. Молодой жандарм потер глаза. У молодой Ники-Николлеты имелся здравый смысл, рассудительность, сила воли, если это не касалось объекта воздыхания. По отношению к нему она становилась дура-дурой. У него неприятно засосало под ложечкой. Знакомые манипуляции. Кто-то очень хотел задурить юной барышне голову. Задурили топорно и... эффективно. Будто хотели ее от чего-то отвлечь. О чем или о ком писала графиня Шереметьева в Тайную канцелярию? Ему нужен архив Тайной канцелярии!
Он отложил письмо. Ответы были не здесь. Плохо, что ему нет хода в столицу. Значит, надо искать другие пути. Нужно заставить кого-то из них – Агриппину или Николлету – говорить. Но как пробить эту стену молчания, которую они возводили сорок лет?
Он посмотрел в окно. Солнце уже клонилось к зениту. Пора возвращаться в санаторий. Возвращаться к Агриппине Ивановне и разговорить старушку. Ему нужно получить ответы. Иначе следующее покушение может оказаться успешным.
Он расплатился и вышел из кафе, чувствуя тяжесть предстоящего разговора. Но вместе с тяжестью было и странное предвкушение охоты – она взял след.
- Сокол, а ты чего такой грустный?
Агриппина Ивановна радовала ясным сознанием, привычным сарказмом и хорошим настроением. Хотя последнее весьма сильно напрягало Кузякина.
- Не смотри на меня, как купец на графа, - бывшая первая фрейлина театрально выдержала паузу. - Не спросишь почему?
Пантелей пожал плечами.
- А все потому, что граф титул имеет, а не денежки. Поэтому купец смотрит на графа с матерным выражением, а послать того не может - титул!
Молодой жандарм продолжил вопросительно смотреть на женщину.
- Вы закончили? Тогда перейдем к сути.
Взгляд фрейлины забегал, затем она картинно закатила глаза и взмахнула руками.
- Дурно что-то мне. Зови лекаря. - Жандарм не двинулся с места. - Дурно! Ты чего сидишь? Ждешь когда околею? Вот она черная неблагодарность! Я его под покровительство взяла от поползновений всяких оградила, а он лекаря лениться позвать?
Пантелей спокойно ждал. Старушка с удивительным энтузиазмом разыгрывала сцену из бульварного романа еще минут пять.
- Еще раз спрошу: вы закончили?
Агриппина обижено засопела.
- Ирод чернявый. Давай, задавай свои вопросы.
Кузякин про себя усмехнулся, хотя внешне оставался беспристрастным. Старая интриганка всячески пыталась перехватить контроль над ситуацией: сначала топорно и в лоб, потом более хитро. Но все равно было нечто, что не давало Кузякину расслабиться.
- Вы испугались и испугались сильно. Поэтому назвали единственного человека, которому доверяете. - В глазах бывшей фрейлины промелькнуло ехидство. - Доверяете. Но вы с Николлетой такого тумана напустили. Я не спрашиваю зачем. Я спрошу кто вы?
На пухлом лице Агриппины застыло выражение снисхождения напополам с удивлением, но под которыми отчетливо проступал страх.
- Паника плохой советчик, - устало произнес молодой жандарм. - Вы дали мне все ключи к разгадке, поэтому давайте сэкономим всем время и усилия: просто расскажите кто вы и зачем нужна была эта подмена.
На лице женщины отчетливо проступали морщины, они словно заострились и стали резче, глубже.
- Не верите, - правильно расшифровал Кузякин молчание старушки. Он достал из кармана пиджака письмо. - Это мне передала госпожа Шаридаз сразу, как оказала вам всю необходимую помощь. Она хотела, чтобы я узнал кто она. Видимо ее связывает молчанием какая-то клятва или присяга о неразглашении. Прямо рассказать она не могла и поэтому выбрала такой запутанный способ. Госпожа Шаридаз обладает острым умом и хорошей выдержкой. Я не заметил в ней тщеславия или ностальгии по былым временам. Но она обеспокоена. Вы - причина. Госпожа Шаридаз - в прошлом графиня Ника Шереметьева, сказала, что была одна подмена. Очевидно, что раз наследная графиня стала обычной травницей, значит бывшая фрейлина... - он многозначительно замолчал, - поэтому кто вы?
В его голосе не было упрека, только холодная констатация фактов. Он смотрел на нее не как на старую интриганку, а как на ключевого свидетеля по делу, которое тянулось десятилетиями.
На лице немолодой женщины появилась кривая усмешка. Она пошарила рукой за матрацем и достала сигарку. Это была не утонченная сигарета, которые курили дамы высшего свет. Нет. Это была самокрутка.
- Быстро ты... хотя ты же ищейка Беркендорфа. - Она засмолила вонючую сигарету и с наслаждением затянулась. - Сорок лет...хранила эту самокрутку как напоминание.
Перед ним предстала на миг не придворная дама, а человек с городского дна. Слова были грубее, интонации проще. Выдержка, которую она возводила сорок лет, дала трещину.
Она сделала глубокий вдох и тут же выдохнула дым. Потом неторопливо затушила ее в блюдце.
- Я была марухой одного из мелких авторитетов столицы. Меня подсидела мелкая гадина.Она была жадной до власти и денег и очень глупой. Влезла в авантюру и втянула Белесого. Жаль его. Неплохой был авторитет. Жернова большой политики перемололи его.
- Ближе к теме, - сухо произнес Пантелей. Его порядком утомила предистория, в которой он пока не видел ничего важного.
Агриппина Ивановна хмыкнула.
- Прости, сокол, без пафоса уже не могу. Потерпи и получишь всю подноготную.
- Тогда с самого начала. Кто вы?
- Позволь представиться, по паспорту Анна Григорьевна Грушева, погонялово Анка-груша. Была любовницей мелкого авторитета. В один из не самых прекрасных дней я узнала, что Белесый решил дать мне отставку и подсидела меня гадина, которую я пригрела на груди, подобрала на улице, обогрела, отмыла, откормила, от посягательств защитила, чтобы однажды она сама залезла к Белесому в постель. Не буду утомлять описанием своих переживаний, метаний. Я шла к Белесому поговорить. Что-то странное начало твориться на районе. У меня есть талант ходить беззвучно. Подошла к двери и услышала скандал. Белесый орал на новую пассию. Он был в бешенстве. Даже мне стало страшно от его криков, а я видела его в разных ситуациях. Он всегда сдерживал свою злость. А тут его проняло. Зато я все узнала из первых рук: и как она его соблазняла, как подставляла меня. А еще я поняла, что гадина рассказала ему не все и самое главное скрыла. Она влезла в похищение человека. А у Белесого был принцип - никаких похищений! Особенно детей. Я быстро сообразила кого она собралась выставить виновной и поспешила к себе. В моем шкафу сидел подросток. На вид лет 14. Глаза большие, руки связанные, кулачки сжатые, напуганный, но не сдавшийся. Я развязала его и предложила идти за мной и он пошел. Без криков и требований объяснить или вернуть. Все это было очень странно, но времени разбираться не было. Чтобы спасти себя и уйти от подозрений, нужно было спасти ребенка. Я не знаю почему, но подросток доверился мне и спокойно спрятался в погребе, дождался меня ночью, выслушал свои перспективы, все обдумал и согласился на мой план с небольшим дополнением - я ухожу одна через пару дней, а он бежит сейчас. В принципе, меня все устраивало. Я не при чем. Ребенка вытащила из лап гадины, а как он доберется до нужного ему места или человека - не моя головная боль. Спустя несколько дней я "узнала" о своей отставке. Разыграла скандал. Хлопнула дверью и ушла. А дальше началось самое интересное: меня пытались переманить конкуренты Белесого, какие-то неприметные личности следовали за мной по пятам, несколько раз предлагали бесполезную работу за большие деньги. Но и я не промах была. Сразу смекнула, что всех их интересовали дела моего бывшего любовника. Спустя месяц, когда я думала что все успокоилось, ко мне заявились головорезы и приставили нож к горлу, требуя вернуть украденное. - Она машинально потерла левый висок. За седыми кудельками скрывался шрам: тонкий, выцветший, но характерный. Такие следы оставляет раскаленное железо. Ее пытали - понял жандарм. - В ту ночь Анка-груша умерла.
Она говорила ровно, без эмоций, как будто рассказывала о чужой жизни. И в каком-то смысле это так и было - той жизни больше не существовало.
Агриппина Ивановна подняла на Пантелея глаза.
- Меня нашла Ника с нашим найденышем. Ты знаешь почему пропала Ника? Она спасала последнего наследника правящей фамилии. Тот подросток оказался единственным выжившим. Императорская семья была отравлена. Их специально заразили той пакостью и вместо лечения давали новые дозы вируса. Заподозрили неладное слишком поздно. Тогда император с императрицей приняли решение спасти хотя бы одного ребенка. Никто не знал, что один из детей переболел накануне лихорадкой. Эту информацию скрывали. По чистой случайности он не получил заражение, но из-за слабости и плохого самочувствия отравители были уверены в обратном. Правящая чета могла доверять полностью только денщику императора и потомкам первого советника, которого отравили чуть ранее.
- Как ранее? - перебил Кузякин. - Советник умер позже.
Бывшая фрейлина хмыкнула.
- И этот факт скрыли. Ведь благодаря смерти советника император заподозрил заговор. Официально советник был отправлен в загородный дом. Но там жил его сын, который создавал видимость существования своего отца. Он даже племяннице ничего не сказал. Она узнала в письме, которое он отправил ей накануне своей загадочной смерти. Ника нарочно целый год писала в Тайную канцелярию с требованием расследовать причины смерти дедушки и дяди. Она превратила свою корреспонденцию в письма наивной и немного экзальтированной девицы. Каждый день канцелярия получала ее послания. Если в начале там была логика и рассуждения с примесью эмоций, то в дальнейшем эмоции и отсутствие логики. Она заметала следы, ведь наследник с денщиком находился в ее имение. Но скоро их следы были обнаружены и они снова бежали. Решились скрыться в столице. Только кто-то из окружения графини их сдал. Наследника похитили прямо на улице. Денщик получил удар по голове. Ника искала их долго и упорно. Я не спрашивала, как императорский наследник, выросший во дворце, окруженный любовью и заботой своей семьи смог выжить на улицах, найти Нику и привести ее ко мне.
Она замолчала, и в этой паузе висело недосказанное – ужас тех дней, страх, отчаяние. Две женщины из таких разных миров, объединенные одной тайной.
Она подняла на него глаза. В них сквозила усталость.
-Ты прав. Я доверяю Николлете. Она спасла мне жизнь.
Пантелей кивнул.
- Отлично, но к чему вся эта история многолетней давности?
Агриппина Ивановна хищно и немного обреченно улыбнулась.
- Меня нашли.
Кузякин медленно выдохнул через нос. Боже мой, что за бредовая ситуация! Найти бывшую фрейлину Ее императорского величества на закрытом курорте - и что? Кто-то из обиженных ею или... раздражение пропало без следа. Кто-то признал в острой на язык старушке маруху Белесого!
- Теперь понимаешь? Нас было четверо, знавших тайну наследника. Мы поклялись хранить ее. Денщик так и не оправился после того удара. Нам нужно было исчезнуть. Но Анку-грушу знали многие, как и Нику Шереметьеву. Поэтому мы поменялись. Я стала дворянкой Агриппиной Ивановной Столыпиной, а Ника превратилась в травницу Николлету Шаридаз.
Она произнесла это просто, как констатацию факта, но за этими словами стояли годы тренировок, постоянного страха разоблачения, жизни в чужой шкуре. Две женщины, навсегда запертые в ролях, которые им не принадлежали.
Молодой жандарм почесал переносицу.
- Кто был четвертым? Вы с Никой и денщик - это трое. Кто четвертый?
Бывшая фрейлина загадочно улыбнулась.
- Ты сможешь выжить на улицах городского дна? - приторным голосом спросила она. - Не просто один денек прогуляться, а скрываться достаточно долго и хорошо, слиться с толпой?
Пантелей мотнул головой.
- Без помощи нет.
Старушка снова противно улыбнулась.
- Кто вам помог?
Она взбила свои седые кудельки, расправила оборки на манжетах и похлопала ресницами.
- Один милый криминальный элемент.
Жандарм усмехнулся.
- Неужели преступник патриот? - решил подыграть он старой интриганке.
Зефирная слащавость моментально слетела с старушки.
- Не перегибай. Тебе не идет. Просто ему было выгодно нам помочь. Он быстро это понял.
Кузякин снова начал чесать переносицу.
- Так может он и сдал? Почувствовал выгоду.
Агриппина задумалась на секунду.
- Это вряд ли. В его интересах, чтобы все оставалось, как раньше. Жизненно важно, - подчеркнула она.
В ее голосе прозвучала такая неподдельная уверенность, что Кузякин на мгновение задумался. Что могло быть настолько "жизненно важно" для криминального авторитета, чтобы сорок лет хранить такую взрывоопасную тайну?
Через два столика от него возмущалась девица. Обычная. В ней не было ничего примечательного. Обычная внешность. Обычный нос, обычные глаза, обычные волосы. Если бы у нее зубы выпирали или нос свисал клювом, то это привлекло бы внимание, а так... обычная.
- А еще говорят, что у них сервис! Сервис у них никудышний! Согласны? - она впилась своими глазами в Кузякина.
Пантелей сдержался, чтобы не поморщиться. Обычная истеричка. Плохо, что нацелилась на него. Теперь будет искать либо его поддержки, либо спустит на него всех собак. Он равнодушно отвернулся.
- Хам! - донеслось до него.
Девица продолжала бубнить, но молодой жандарм уже не обращал на нее внимания.
Его мозг продолжал работать. Почему покушение именно сейчас? Что спровоцировало убийцу? Возможно, его собственное появление на курорте? Или что-то еще? Возможно, кто-то из старых врагов узнал Агриппину. Или... мысль заструилась ледяным ручейком... или сам «наследник», которого они спасли, теперь во власти и решил устранить последних свидетелей своего прошлого? Но тогда зачем убивать Агриппину? Она же его спасала. Если только она что-то знала. Что-то такое, что могло скомпрометировать его даже сейчас.
Он вытащил из нагрудного кармана письмо.
«Мой дорогой друг! Тебе не стоит беспокоиться обо мне и моем комфорте. Привычные ранее безделушки, которых я сейчас лишена ничто по сравнению с тем, как я страдаю от разлуки с тобой. Не стоит напоминать о том, как глупа и ветрена я была, привязывая свое бытие к этим бесполезным вещам. Увы мы понимаем всю ценность нашей жизни, только когда лишаемся чего-то. Я потеряла многое, но не все! Сейчас я тешу себя надеждой, что скоро все закончится и ты сможешь приехать и забрать меня. Мы уедем, как и мечтали, подальше от столицы. Будем жить простой жизнью. Ты будешь учить сельских мальчишек грамоте, а я буду помогать тебе. Да, ты никогда не говорил об этом прямо, но сердце видит! Твой мимолетный вздох, твой взгляд и будто случайные касания - все это сказало мне много больше! Увы, я не могу покинуть сейчас имение. Много дел, которые надо завершить. Много людей, которые зависят от меня. Не смейся! Ты считаешь меня глупенькой романтической барышней. Я знаю. И да, я иногда бываю такой, но если от меня зависят другие...».
Кузякин поморщился. Восторженная и влюбленная девушка в письме никак не вязалась с прямой и циничной Николлетой. Судя по всему, письмо писалось после кончины родственников, а значит их смерть не стала тем потрясением, которое изменило Нику Шереметьеву до неузнаваемости. Тогда что?
Он снова углубился в чтение. Застилающая глаза влюбленность, максимализм и наивный фатализм соседствовали с здравыми рассуждениями и местами адекватной оценкой ситуации. Молодой жандарм потер глаза. У молодой Ники-Николлеты имелся здравый смысл, рассудительность, сила воли, если это не касалось объекта воздыхания. По отношению к нему она становилась дура-дурой. У него неприятно засосало под ложечкой. Знакомые манипуляции. Кто-то очень хотел задурить юной барышне голову. Задурили топорно и... эффективно. Будто хотели ее от чего-то отвлечь. О чем или о ком писала графиня Шереметьева в Тайную канцелярию? Ему нужен архив Тайной канцелярии!
Он отложил письмо. Ответы были не здесь. Плохо, что ему нет хода в столицу. Значит, надо искать другие пути. Нужно заставить кого-то из них – Агриппину или Николлету – говорить. Но как пробить эту стену молчания, которую они возводили сорок лет?
Он посмотрел в окно. Солнце уже клонилось к зениту. Пора возвращаться в санаторий. Возвращаться к Агриппине Ивановне и разговорить старушку. Ему нужно получить ответы. Иначе следующее покушение может оказаться успешным.
Он расплатился и вышел из кафе, чувствуя тяжесть предстоящего разговора. Но вместе с тяжестью было и странное предвкушение охоты – она взял след.
Глава 5
- Сокол, а ты чего такой грустный?
Агриппина Ивановна радовала ясным сознанием, привычным сарказмом и хорошим настроением. Хотя последнее весьма сильно напрягало Кузякина.
- Не смотри на меня, как купец на графа, - бывшая первая фрейлина театрально выдержала паузу. - Не спросишь почему?
Пантелей пожал плечами.
- А все потому, что граф титул имеет, а не денежки. Поэтому купец смотрит на графа с матерным выражением, а послать того не может - титул!
Молодой жандарм продолжил вопросительно смотреть на женщину.
- Вы закончили? Тогда перейдем к сути.
Взгляд фрейлины забегал, затем она картинно закатила глаза и взмахнула руками.
- Дурно что-то мне. Зови лекаря. - Жандарм не двинулся с места. - Дурно! Ты чего сидишь? Ждешь когда околею? Вот она черная неблагодарность! Я его под покровительство взяла от поползновений всяких оградила, а он лекаря лениться позвать?
Пантелей спокойно ждал. Старушка с удивительным энтузиазмом разыгрывала сцену из бульварного романа еще минут пять.
- Еще раз спрошу: вы закончили?
Агриппина обижено засопела.
- Ирод чернявый. Давай, задавай свои вопросы.
Кузякин про себя усмехнулся, хотя внешне оставался беспристрастным. Старая интриганка всячески пыталась перехватить контроль над ситуацией: сначала топорно и в лоб, потом более хитро. Но все равно было нечто, что не давало Кузякину расслабиться.
- Вы испугались и испугались сильно. Поэтому назвали единственного человека, которому доверяете. - В глазах бывшей фрейлины промелькнуло ехидство. - Доверяете. Но вы с Николлетой такого тумана напустили. Я не спрашиваю зачем. Я спрошу кто вы?
На пухлом лице Агриппины застыло выражение снисхождения напополам с удивлением, но под которыми отчетливо проступал страх.
- Паника плохой советчик, - устало произнес молодой жандарм. - Вы дали мне все ключи к разгадке, поэтому давайте сэкономим всем время и усилия: просто расскажите кто вы и зачем нужна была эта подмена.
На лице женщины отчетливо проступали морщины, они словно заострились и стали резче, глубже.
- Не верите, - правильно расшифровал Кузякин молчание старушки. Он достал из кармана пиджака письмо. - Это мне передала госпожа Шаридаз сразу, как оказала вам всю необходимую помощь. Она хотела, чтобы я узнал кто она. Видимо ее связывает молчанием какая-то клятва или присяга о неразглашении. Прямо рассказать она не могла и поэтому выбрала такой запутанный способ. Госпожа Шаридаз обладает острым умом и хорошей выдержкой. Я не заметил в ней тщеславия или ностальгии по былым временам. Но она обеспокоена. Вы - причина. Госпожа Шаридаз - в прошлом графиня Ника Шереметьева, сказала, что была одна подмена. Очевидно, что раз наследная графиня стала обычной травницей, значит бывшая фрейлина... - он многозначительно замолчал, - поэтому кто вы?
В его голосе не было упрека, только холодная констатация фактов. Он смотрел на нее не как на старую интриганку, а как на ключевого свидетеля по делу, которое тянулось десятилетиями.
На лице немолодой женщины появилась кривая усмешка. Она пошарила рукой за матрацем и достала сигарку. Это была не утонченная сигарета, которые курили дамы высшего свет. Нет. Это была самокрутка.
- Быстро ты... хотя ты же ищейка Беркендорфа. - Она засмолила вонючую сигарету и с наслаждением затянулась. - Сорок лет...хранила эту самокрутку как напоминание.
Перед ним предстала на миг не придворная дама, а человек с городского дна. Слова были грубее, интонации проще. Выдержка, которую она возводила сорок лет, дала трещину.
Она сделала глубокий вдох и тут же выдохнула дым. Потом неторопливо затушила ее в блюдце.
- Я была марухой одного из мелких авторитетов столицы. Меня подсидела мелкая гадина.Она была жадной до власти и денег и очень глупой. Влезла в авантюру и втянула Белесого. Жаль его. Неплохой был авторитет. Жернова большой политики перемололи его.
- Ближе к теме, - сухо произнес Пантелей. Его порядком утомила предистория, в которой он пока не видел ничего важного.
Агриппина Ивановна хмыкнула.
- Прости, сокол, без пафоса уже не могу. Потерпи и получишь всю подноготную.
- Тогда с самого начала. Кто вы?
- Позволь представиться, по паспорту Анна Григорьевна Грушева, погонялово Анка-груша. Была любовницей мелкого авторитета. В один из не самых прекрасных дней я узнала, что Белесый решил дать мне отставку и подсидела меня гадина, которую я пригрела на груди, подобрала на улице, обогрела, отмыла, откормила, от посягательств защитила, чтобы однажды она сама залезла к Белесому в постель. Не буду утомлять описанием своих переживаний, метаний. Я шла к Белесому поговорить. Что-то странное начало твориться на районе. У меня есть талант ходить беззвучно. Подошла к двери и услышала скандал. Белесый орал на новую пассию. Он был в бешенстве. Даже мне стало страшно от его криков, а я видела его в разных ситуациях. Он всегда сдерживал свою злость. А тут его проняло. Зато я все узнала из первых рук: и как она его соблазняла, как подставляла меня. А еще я поняла, что гадина рассказала ему не все и самое главное скрыла. Она влезла в похищение человека. А у Белесого был принцип - никаких похищений! Особенно детей. Я быстро сообразила кого она собралась выставить виновной и поспешила к себе. В моем шкафу сидел подросток. На вид лет 14. Глаза большие, руки связанные, кулачки сжатые, напуганный, но не сдавшийся. Я развязала его и предложила идти за мной и он пошел. Без криков и требований объяснить или вернуть. Все это было очень странно, но времени разбираться не было. Чтобы спасти себя и уйти от подозрений, нужно было спасти ребенка. Я не знаю почему, но подросток доверился мне и спокойно спрятался в погребе, дождался меня ночью, выслушал свои перспективы, все обдумал и согласился на мой план с небольшим дополнением - я ухожу одна через пару дней, а он бежит сейчас. В принципе, меня все устраивало. Я не при чем. Ребенка вытащила из лап гадины, а как он доберется до нужного ему места или человека - не моя головная боль. Спустя несколько дней я "узнала" о своей отставке. Разыграла скандал. Хлопнула дверью и ушла. А дальше началось самое интересное: меня пытались переманить конкуренты Белесого, какие-то неприметные личности следовали за мной по пятам, несколько раз предлагали бесполезную работу за большие деньги. Но и я не промах была. Сразу смекнула, что всех их интересовали дела моего бывшего любовника. Спустя месяц, когда я думала что все успокоилось, ко мне заявились головорезы и приставили нож к горлу, требуя вернуть украденное. - Она машинально потерла левый висок. За седыми кудельками скрывался шрам: тонкий, выцветший, но характерный. Такие следы оставляет раскаленное железо. Ее пытали - понял жандарм. - В ту ночь Анка-груша умерла.
Она говорила ровно, без эмоций, как будто рассказывала о чужой жизни. И в каком-то смысле это так и было - той жизни больше не существовало.
Агриппина Ивановна подняла на Пантелея глаза.
- Меня нашла Ника с нашим найденышем. Ты знаешь почему пропала Ника? Она спасала последнего наследника правящей фамилии. Тот подросток оказался единственным выжившим. Императорская семья была отравлена. Их специально заразили той пакостью и вместо лечения давали новые дозы вируса. Заподозрили неладное слишком поздно. Тогда император с императрицей приняли решение спасти хотя бы одного ребенка. Никто не знал, что один из детей переболел накануне лихорадкой. Эту информацию скрывали. По чистой случайности он не получил заражение, но из-за слабости и плохого самочувствия отравители были уверены в обратном. Правящая чета могла доверять полностью только денщику императора и потомкам первого советника, которого отравили чуть ранее.
- Как ранее? - перебил Кузякин. - Советник умер позже.
Бывшая фрейлина хмыкнула.
- И этот факт скрыли. Ведь благодаря смерти советника император заподозрил заговор. Официально советник был отправлен в загородный дом. Но там жил его сын, который создавал видимость существования своего отца. Он даже племяннице ничего не сказал. Она узнала в письме, которое он отправил ей накануне своей загадочной смерти. Ника нарочно целый год писала в Тайную канцелярию с требованием расследовать причины смерти дедушки и дяди. Она превратила свою корреспонденцию в письма наивной и немного экзальтированной девицы. Каждый день канцелярия получала ее послания. Если в начале там была логика и рассуждения с примесью эмоций, то в дальнейшем эмоции и отсутствие логики. Она заметала следы, ведь наследник с денщиком находился в ее имение. Но скоро их следы были обнаружены и они снова бежали. Решились скрыться в столице. Только кто-то из окружения графини их сдал. Наследника похитили прямо на улице. Денщик получил удар по голове. Ника искала их долго и упорно. Я не спрашивала, как императорский наследник, выросший во дворце, окруженный любовью и заботой своей семьи смог выжить на улицах, найти Нику и привести ее ко мне.
Она замолчала, и в этой паузе висело недосказанное – ужас тех дней, страх, отчаяние. Две женщины из таких разных миров, объединенные одной тайной.
Она подняла на него глаза. В них сквозила усталость.
-Ты прав. Я доверяю Николлете. Она спасла мне жизнь.
Пантелей кивнул.
- Отлично, но к чему вся эта история многолетней давности?
Агриппина Ивановна хищно и немного обреченно улыбнулась.
- Меня нашли.
Кузякин медленно выдохнул через нос. Боже мой, что за бредовая ситуация! Найти бывшую фрейлину Ее императорского величества на закрытом курорте - и что? Кто-то из обиженных ею или... раздражение пропало без следа. Кто-то признал в острой на язык старушке маруху Белесого!
- Теперь понимаешь? Нас было четверо, знавших тайну наследника. Мы поклялись хранить ее. Денщик так и не оправился после того удара. Нам нужно было исчезнуть. Но Анку-грушу знали многие, как и Нику Шереметьеву. Поэтому мы поменялись. Я стала дворянкой Агриппиной Ивановной Столыпиной, а Ника превратилась в травницу Николлету Шаридаз.
Она произнесла это просто, как констатацию факта, но за этими словами стояли годы тренировок, постоянного страха разоблачения, жизни в чужой шкуре. Две женщины, навсегда запертые в ролях, которые им не принадлежали.
Молодой жандарм почесал переносицу.
- Кто был четвертым? Вы с Никой и денщик - это трое. Кто четвертый?
Бывшая фрейлина загадочно улыбнулась.
- Ты сможешь выжить на улицах городского дна? - приторным голосом спросила она. - Не просто один денек прогуляться, а скрываться достаточно долго и хорошо, слиться с толпой?
Пантелей мотнул головой.
- Без помощи нет.
Старушка снова противно улыбнулась.
- Кто вам помог?
Она взбила свои седые кудельки, расправила оборки на манжетах и похлопала ресницами.
- Один милый криминальный элемент.
Жандарм усмехнулся.
- Неужели преступник патриот? - решил подыграть он старой интриганке.
Зефирная слащавость моментально слетела с старушки.
- Не перегибай. Тебе не идет. Просто ему было выгодно нам помочь. Он быстро это понял.
Кузякин снова начал чесать переносицу.
- Так может он и сдал? Почувствовал выгоду.
Агриппина задумалась на секунду.
- Это вряд ли. В его интересах, чтобы все оставалось, как раньше. Жизненно важно, - подчеркнула она.
В ее голосе прозвучала такая неподдельная уверенность, что Кузякин на мгновение задумался. Что могло быть настолько "жизненно важно" для криминального авторитета, чтобы сорок лет хранить такую взрывоопасную тайну?
