Пусть обращение адресовалось Сальмиру, Лутарг подобрался и ответил сказавшему долгим взглядом. Тот сдался первым. Привычно? Да. Если бы не искра недоумения, и даже неверия, не заметить которую невозможно.
- Чем-то не угодил? – вопрос сух и резок. Сам не ожидал, что прозвучит именно так.
Шисгарцы словно по команде отступили.
- Все так… - чьего имени не знал. – Рады приветствовать Освободителя.
Лутарг нахмурился сильнее.
- Освободителя? – обдав Сальмира многозначительным взглядом.
Тот пояснять не стал. Лишь только вскинул руку, призывая к чему-то, что подкрепил словами:
- Идем. Перворожденный ждет нас.
- Сядь! - Голос отца остр, как кривой охотничий нож деда, хранящийся в тайнике, вместе с другими, когда-то подаренными тетушкой вещицами.
Таирия медленно опустилась в указанное кресло, вцепившись дрожащими руками в подлокотники. Внутри протест. Она устала быть покорной! Но объявить об этом смелости пока не хватает, только в груди тлеет и сыпет искрами все более разгорающийся огонек протеста.
- Через три дня уезжаешь к тетке. Начинай собираться. Погостишь у нее, пока я не велю вернуться. Заодно присмотришься к ее племянникам. Давно пора задуматься о муже, - глядя в окно, отец сыпал приказами – зло, коротко, и те, точно брошенные меткой рукой камни, крушили остатки былой привязанности.
Ири судорожно сглотнула. Ее отсылают? Зачем? Почему? За что? Он никогда не позволял ей покидать Антэлу, даже когда просилась, а сейчас… Что изменилось сейчас?
- Но, почему? – едва смогла выговорить она, не в состоянии справиться с потрясением.
- Потому, что я так сказал!
Отец резко развернулся, и Таирия спешно потупилась, не желая встречаться взглядами. Заметит несогласие - станет только хуже.
- Ты поняла?! Три дня! И если еще раз увижу рядом с Лурасой – пеняй на себя! Я устал повторять!
Она кивнул, в отчаянии закусив щеку. Внутри что-то дрожит, стонет. Отчаянно колотится сердце, грозя не то вырваться, не то остановиться.
- Могу идти? – вопрос дался с трудом.
В горле ком и невыносимо хочется расплакаться. Слез жгут глаза, мешают сделать вдох. Но она справится! Она сможет!
- Иди.
Он, отпуская, взмахнул рукой, на этот раз не удостоив взгляда. Собрав волю в кулак, Таирия поднялась. Поклонилась, как должно, пусть даже не видит, и медленно направилась к выходу, оставляя позади все, что когда-то чувствовала, чему радовалась, что любила в этом человеке. Или не в этом? Выдуманном? Отце, которого хотела видеть и иметь?
Когда за дочерью закрылась дверь и необходимость сдерживаться отпала, Матерн в сердцах смахнул со стола обсидиановую чернильницу, тремя годами ранее подаренную Луани и успевшую набить оскомину. Та с грохотом приземлилась на ковер, по которому тут же расползлась безобразная черная клякса, так напоминающая пятно, давным-давно осквернившее его душу.
Но он не виноват. Это все они – проклятые шисгарцы! Это они затуманили разум отца, подчинили его, вынудили наобещать невыполнимого! Это они забрали Лурасу, засунули в нее Это и заставили привязаться к твари! Они не оставили ему выбора! Они вынудили его сделать то, что сделал! Ради Тэлы, ради народа, ради себя…
Матерн с силой впечатал кулак в стол, так что лопнула кожа и потекла кровь. Но легче не стало. Взгляд выродка Лусары по-прежнему стоял перед внутреннем взором, грозя необратимым возмездием. Мужчина чувствовал себя загнанным зверем, которому охотники дышат в загривок – последний рывок и он в их руках, ожидающий очереди на вертел. Вертел, огонь под которым развел собственными руками.
Они еще только подходили, но Лутарг уже точно знал, что именно увидит за дверью, рядом с которой их поджидали несколько карателей. Понял, почувствовал в неровном биении собственного сердца, выверил, опираясь на мысленный план замка, и не ошибся. Едва Сальмир толкнул дверь, взгляд Лутарга уцепился на нечто нежно-розовое, впоследствии оказавшееся клочком покрывала.
«Один в один» - был его вывод, когда взгляд обежал каждый из предметов обстановки. Вернее практически один в один: роль отсутствующего гобелена здесь выполняла полотняная ширма с изображенными на ней разноцветными бабочками.
- Здесь его нет, но он в замке. Если захочешь, сможешь увидеть позже, - вторгся в размышления молодого человека незнакомый голос.
Лутарг медленно, будто нехотя обернулся. Он полночи готовил себя к этому моменту. Настраивался. Думал, что скажет или сделает, и, тем не менее, оказался не готов. Стоило их взглядам встретиться, внутри что-то надломилось, пошло трещинами и осыпалось трухой. Стена, за которой он прятал все самые сильные эмоции? Все то, что причиняло боль, доводило до исступления?
Молодой человек натужно сглотнул.
- Ты… - Сомнений не было. Перед ним тот самый мужчина, что обнимает мать на гобелене. Отец – если доверять выводам Сарина!
- Я… - Он сделал несколько шагов навстречу – тягучих, плавных, точно боялся спугнуть. – Антаргин. Перворожденный.
Их взгляды скрестились – оценивая, изучая, исследуя. И чем дольше Лутарг смотрел, тем торопливее билось сердце. Тем сильнее хотелось сделать что-то, только понять, что именно не получалось.
- Лутарг?
Он кивнул, стрельнув глазами на Сальмира. Доложил?
Перворожденный грустно улыбнулся.
- Я предлагал назвать тебя так – сын Лурасы и Антаргина.
- Так почему не назвал?
- Раса выбрала «Тарген».
Настала очередь Лутарга кривить губы в подобии улыбки.
- Ошиблась.
- Не думаю…
За время их короткой беседы, каратели успели перестроиться. Разбились на две шеренги – по трое с каждой из сторон от своего господина. Присутствие седьмого Лутарг ощущал за спиной.
- Боишься?
Вопрос оправдан. Нужно быть слепцом, чтобы не понять причин совершенного маневра. И от этого даже как-то горько.
Шисгарцы еще более напряглись, точно ожидали сиюминутного подвоха, и только отец как-то по-мальчишески открыто усмехнулся.
- Оставьте нас. Я позову.
- Но, Антаргин…
Попытка Сальмира возразить, пресечена коротким, отрицающим жестом. Тот зримо недоволен, и все же послушался. Повинуясь его безмолвному приказу, каратели один за другим явно нехотя покинули комнату, и Лутарг невольно задался вопросом – чего они ждут от него? Расправы?
- Так лучше? Все еще думаешь – боюсь? – когда вышедший последним Сальмир притворил за собой дверь.
Лутарг пожал плечами.
- Ты, видимо, нет. Они – да.
Отец вновь улыбнулся.
- Они перестраховываются. Не знают тебя.
- А ты знаешь?
- Не так, как хотел бы, - показалось с грустью.
Шисгарец, пройдя мимо, остановился у окна.
- Отсюда красивый вид, - точно само собой разумеющееся.
- Знаю. На внутренний двор.
- И на горы.
- И на горы тоже, - подтвердил молодой человек. Помнил.
Он не сдвинулся с места, лишь немного развернулся, чтобы не выпускать из поля зрения шисгарца. Думать о нем, как об отце, пока не получалось. Он вообще сомневался, что сможет назвать так этого мужчину. Они больше походили на братьев, нежели на отца с сыном, и этот диссонанс коробил.
К тому же, при каждом взгляде на него в голове одно – намертво приклеившееся каратели. И сомнение – получится ли уйти от этого.
- Уж лучше шисгарец, нежели каратель. И если не отец, то Антаргин. Я понимаю – тебе трудно.
Лутарг с досады скрипнул зубами. На щеках обозначились и исчезли узлы желваков. Успел забыть об этой их особенности. Да и никто из карателей в последнее время не копался у него в голове, а если и копался, то вида не подавал.
Продолжение рассердило еще больше.
- Ты очень громко думаешь, Лутарг. Прости, но я просто не могу не слышать. Не получается закрыться. И это не Сальмир читал тебя тогда. Точнее он, но благодаря мне. Сам не может. Ты можешь. И я попытаюсь научить, но в другой раз. Сейчас тебя интересует другое.
Их взгляды вновь сошлись: один понимающий, успокаивающий, другой взыскательный, напряженный.
- Спрашивай, я отвечу?
- Почему?
Антаргин моргнул, отвернулся.
- Это был не мой выбор.
- А чей?
- Ты не понимаешь…
- Так объясни!
Отец молчал некоторое время. Смотрел в окно и молчал. Искал слова?
- Если бы это касалось только меня, я бы ни за что не отпустил ее. Вас… - обреченно. – Но на кону нечто гораздо большее…
- Большее?
Руки Лутарга сжались в кулаки. Что-то горячее, нетерпеливое, жадное поднимало голову внутри него. Требовало выхода, свободы, власти.
- Большее чем родной сын?
Он не узнавал себя. Собственного голоса. Все рушилось: годами вырабатываемая привычка сдерживаться, умение контролировать каждый вдох и выдох, способность блокировать безудержную злость, что никогда до добра не доводила. Негативные эмоции захлестывали, сметая все на своем пути, и, казалось, скоро взорвется. Разлетится на части, чтобы разнести все вокруг.
- Что может быть важнее?!
Лутарг отчетливо понимал, что сейчас не принадлежит себе. Что им руководит не разум – чувства, и все же не мог заставить себя отрешиться от них. Не мог заставить себя принять – он добровольно отказался от него! Он выбрал что-то другое!
Не было нужды поворачиваться, чтобы понять - сын призывает духа. Не осознавая, что делает, бесконтрольно, неумело, но от этого не менее яростно и требовательно, а тот повинуется и стремится вырваться из ставшей тесной телесной клетки. Антаргин чувствовал, как бьется рьястор внутри него, как желает показаться, отзываясь на призыв Лутарга. Приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы удержать того на привязи.
- Знаешь, тебе лучше прислушаться к себе и немного поостыть, - ровно и максимально спокойно, старательно удерживая сонм собственных противоречивых эмоций на коротком поводке. Если еще и он поддастся чувствам – проблем не избежать. – Твоя сила достаточно велика, особенно когда мы рядом, и это может плохо сказаться на других.
Договорив, мужчина повернулся спиной к окну и посмотрел на сына, намереваясь наглядно продемонстрировать тому, что происходит.
Глаза Антаргина светились так же, как у Лутарга. От радужки разбежались синие полосы, зрачок вытянулся, приобретя вид кошачьего, а вокруг Перворожденного сгущался и преобразовывался во что-то, пока незримое, воздух. Нити энергии, связывающие отца и сына в единое целое, перетекали из одного в другого, вполне ощутимыми потоками, уплотняясь при этом и придавая все более четкий образ тому, что рвалось из них.
Прочитав недоумение на лице Лутарга, Антаргин на несколько мгновений спустил с цепи подвластную ему часть духа, мысленно умоляя калерата и собирателей не вмешиваться. Более доступного, доходчивого объяснения он просто не видел, но и не хотел, чтобы кто-то пострадал, так как рьястор, подпитываемый злостью молодого человека, пребывал не в лучшем расположении духа и вполне мог неоправданно напасть.
Лутарг не понял, что именно произошло. Только ощутил, как на долю секунды что-то вырвалось из него, оставив пустым сосудом стоять и смотреть, как из голубого свечения, моментально окружившего отца, на него надвигается огромная пятнистая голова с оскаленной пастью, в глазах у которой кружит смертоносный синий вихрь.
Невольно вздрогнув, молодой человек отступил, и в тот же миг видение иссякло. Истаяло, втянувшись обратно в Перворожденного, вернув самому Лутаргу ощущение наполненности и перетекающей под кожей силы.
- Поэтому держи себя в руках, - попросил Антаргин, пристально глядя на сына и ведя внутреннюю борьбу с рьястором. – Незачем напрасно тревожить духа.
Не успел он договорить, как случилось то, чего подспудно опасался. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалилась растревоженная семерка собирателей. Озлобленный вторжением Повелитель стихий сорвался с незатянутого еще поводка, и яркой вспышкой, сквозь Лутарга, кинулся на посмевших помешать.
Среагировать на нападение успел только Сальмир. Выпустив аторекту, он прикрыл остальных мужчин и принял удар на себя. Духи врезались друг в друга, один - рыча и нападая, другой – пытаясь отразить натиск.
Пока остальные, ошарашенные разворачивающимся на их глазах действом, наблюдали, как и без того огромная кошка все больше увеличивается в размерах и обвивается вокруг гнущегося под его напором ящера, Антаргин бросился к сыну и, схватив того за руку, мысленно приказал: «Сосредоточься! Представь, что запираешь его в себе».
- Кого? – переспросил Лутарг, зачарованный безумием происходящего.
Он не верил собственным глазам и в то же время не мог отрицать очевидного – какие-то мифические, полупрозрачные существа пытались разорвать друг друга на части.
- Кошку, - бросил в ответ Антаргин, так как времени на объяснения у него не осталось.
Рьястор хлыстал силой, закручивал ее в спирали, и в одиночку Перворожденный уже не мог остановить его. Нельзя подчинить часть, оставив другую свободной. Либо все вместе - либо никак.
- Думай о том, что она спит у тебя в груди. Представь, что гладишь ее.
Каждое слово, слетающее с языка стоящего рядом мужчины, вызывало в Лутарге недоумение. Какую кошку? Кого гладить? Причем тут он?
Молодой человек совсем ничего не понимал, но отец продолжал настаивать, сыпля указаниями, и он послушался, рисуя мысленный образ свернувшегося клубочком котенка. Конечно, сравнить тварь, вгрызшуюся в ящера, с котенком - мог разве что безумец, но представить это у себя на груди Лутарг не мог при всем желании.
С трудом, но получилось. Пришлось напрячься, потому как не отвлекаться невозможно. Твари свирепствуют, налетают друг на друга, круша мебель, врезаясь в стены, но каким-то чудесным образом не задевают людей.
Внезапно гигантская кошка оторвалась от своего врага и обдала Лутарга обжигающим взглядом. Затем посмотрела на Антаргина. Ее тело замерцало, тронулось рябью, яркость глаз пошла на убыль, а спустя мгновенье она исчезла в яркой синей вспышке, оставив перевернутого на спину ящера сучить ногами и выпускать струйки серого дыма.
- Верни его! Сейчас же! – тут же приказал Антаргин, продолжая держать сына за руку и мысленно уговаривать – не отпускай.
Сальмир послушался. Миг – и в комнате никого, кроме людей. Только следы устроенного духами погрома никуда не делись – искореженная ширма, разнесенная в клочья тумба, осколки разбившегося зеркала остались валяться на своих местах.
- Пошли вон…
В голосе Перворожденного закаленная сталь и вечная мерзлота. Не подчиниться невозможно. Лутаргу и самому захотелось покинуть комнату, но рука, по-прежнему удерживающая запястье, явственно давала понять, что приказ к нему не относится.
Собиратели попятились – все, кроме Сальмира. Хотя и тот сперва отступил, но после передумал.
- Антаргин… - сделав шаг вперед.
- Я сказал вон, Сальмир.
- Но…
- Я велел вам ждать снаружи.
Отец не кричал – говорил, но говорил так, что у невпечатлительного, в общем-то, Лутарга по рукам поползли мурашки.
- Немедленно, Сальмир. Не доводи до греха.
Остальные уже вышли, хоть и толпились у открытой двери. Лутарг видел их, как и их взгляды, напряженно перескакивающие с него на отца и обратно.
Каратель шумно выдохнул. Тряхнул головой.
- Хорошо, но я рядом.
- Остальных отправь. Пусть успокоят, если кто-то почувствовал, - сухо. – И, Сальмир… Еще раз сунешься – благодарности не жди. Я предупредил.
Едва они вновь остались наедине, Лутарг ощутил, что свободен – больше не держит. Посмотрел на отца. Тот бледен и выглядит изможденным.
- Чем-то не угодил? – вопрос сух и резок. Сам не ожидал, что прозвучит именно так.
Шисгарцы словно по команде отступили.
- Все так… - чьего имени не знал. – Рады приветствовать Освободителя.
Лутарг нахмурился сильнее.
- Освободителя? – обдав Сальмира многозначительным взглядом.
Тот пояснять не стал. Лишь только вскинул руку, призывая к чему-то, что подкрепил словами:
- Идем. Перворожденный ждет нас.
***
- Сядь! - Голос отца остр, как кривой охотничий нож деда, хранящийся в тайнике, вместе с другими, когда-то подаренными тетушкой вещицами.
Таирия медленно опустилась в указанное кресло, вцепившись дрожащими руками в подлокотники. Внутри протест. Она устала быть покорной! Но объявить об этом смелости пока не хватает, только в груди тлеет и сыпет искрами все более разгорающийся огонек протеста.
- Через три дня уезжаешь к тетке. Начинай собираться. Погостишь у нее, пока я не велю вернуться. Заодно присмотришься к ее племянникам. Давно пора задуматься о муже, - глядя в окно, отец сыпал приказами – зло, коротко, и те, точно брошенные меткой рукой камни, крушили остатки былой привязанности.
Ири судорожно сглотнула. Ее отсылают? Зачем? Почему? За что? Он никогда не позволял ей покидать Антэлу, даже когда просилась, а сейчас… Что изменилось сейчас?
- Но, почему? – едва смогла выговорить она, не в состоянии справиться с потрясением.
- Потому, что я так сказал!
Отец резко развернулся, и Таирия спешно потупилась, не желая встречаться взглядами. Заметит несогласие - станет только хуже.
- Ты поняла?! Три дня! И если еще раз увижу рядом с Лурасой – пеняй на себя! Я устал повторять!
Она кивнул, в отчаянии закусив щеку. Внутри что-то дрожит, стонет. Отчаянно колотится сердце, грозя не то вырваться, не то остановиться.
- Могу идти? – вопрос дался с трудом.
В горле ком и невыносимо хочется расплакаться. Слез жгут глаза, мешают сделать вдох. Но она справится! Она сможет!
- Иди.
Он, отпуская, взмахнул рукой, на этот раз не удостоив взгляда. Собрав волю в кулак, Таирия поднялась. Поклонилась, как должно, пусть даже не видит, и медленно направилась к выходу, оставляя позади все, что когда-то чувствовала, чему радовалась, что любила в этом человеке. Или не в этом? Выдуманном? Отце, которого хотела видеть и иметь?
Когда за дочерью закрылась дверь и необходимость сдерживаться отпала, Матерн в сердцах смахнул со стола обсидиановую чернильницу, тремя годами ранее подаренную Луани и успевшую набить оскомину. Та с грохотом приземлилась на ковер, по которому тут же расползлась безобразная черная клякса, так напоминающая пятно, давным-давно осквернившее его душу.
Но он не виноват. Это все они – проклятые шисгарцы! Это они затуманили разум отца, подчинили его, вынудили наобещать невыполнимого! Это они забрали Лурасу, засунули в нее Это и заставили привязаться к твари! Они не оставили ему выбора! Они вынудили его сделать то, что сделал! Ради Тэлы, ради народа, ради себя…
Матерн с силой впечатал кулак в стол, так что лопнула кожа и потекла кровь. Но легче не стало. Взгляд выродка Лусары по-прежнему стоял перед внутреннем взором, грозя необратимым возмездием. Мужчина чувствовал себя загнанным зверем, которому охотники дышат в загривок – последний рывок и он в их руках, ожидающий очереди на вертел. Вертел, огонь под которым развел собственными руками.
***
Они еще только подходили, но Лутарг уже точно знал, что именно увидит за дверью, рядом с которой их поджидали несколько карателей. Понял, почувствовал в неровном биении собственного сердца, выверил, опираясь на мысленный план замка, и не ошибся. Едва Сальмир толкнул дверь, взгляд Лутарга уцепился на нечто нежно-розовое, впоследствии оказавшееся клочком покрывала.
«Один в один» - был его вывод, когда взгляд обежал каждый из предметов обстановки. Вернее практически один в один: роль отсутствующего гобелена здесь выполняла полотняная ширма с изображенными на ней разноцветными бабочками.
- Здесь его нет, но он в замке. Если захочешь, сможешь увидеть позже, - вторгся в размышления молодого человека незнакомый голос.
Лутарг медленно, будто нехотя обернулся. Он полночи готовил себя к этому моменту. Настраивался. Думал, что скажет или сделает, и, тем не менее, оказался не готов. Стоило их взглядам встретиться, внутри что-то надломилось, пошло трещинами и осыпалось трухой. Стена, за которой он прятал все самые сильные эмоции? Все то, что причиняло боль, доводило до исступления?
Молодой человек натужно сглотнул.
- Ты… - Сомнений не было. Перед ним тот самый мужчина, что обнимает мать на гобелене. Отец – если доверять выводам Сарина!
- Я… - Он сделал несколько шагов навстречу – тягучих, плавных, точно боялся спугнуть. – Антаргин. Перворожденный.
Их взгляды скрестились – оценивая, изучая, исследуя. И чем дольше Лутарг смотрел, тем торопливее билось сердце. Тем сильнее хотелось сделать что-то, только понять, что именно не получалось.
- Лутарг?
Он кивнул, стрельнув глазами на Сальмира. Доложил?
Перворожденный грустно улыбнулся.
- Я предлагал назвать тебя так – сын Лурасы и Антаргина.
- Так почему не назвал?
- Раса выбрала «Тарген».
Настала очередь Лутарга кривить губы в подобии улыбки.
- Ошиблась.
- Не думаю…
За время их короткой беседы, каратели успели перестроиться. Разбились на две шеренги – по трое с каждой из сторон от своего господина. Присутствие седьмого Лутарг ощущал за спиной.
- Боишься?
Вопрос оправдан. Нужно быть слепцом, чтобы не понять причин совершенного маневра. И от этого даже как-то горько.
Шисгарцы еще более напряглись, точно ожидали сиюминутного подвоха, и только отец как-то по-мальчишески открыто усмехнулся.
- Оставьте нас. Я позову.
- Но, Антаргин…
Попытка Сальмира возразить, пресечена коротким, отрицающим жестом. Тот зримо недоволен, и все же послушался. Повинуясь его безмолвному приказу, каратели один за другим явно нехотя покинули комнату, и Лутарг невольно задался вопросом – чего они ждут от него? Расправы?
- Так лучше? Все еще думаешь – боюсь? – когда вышедший последним Сальмир притворил за собой дверь.
Лутарг пожал плечами.
- Ты, видимо, нет. Они – да.
Отец вновь улыбнулся.
- Они перестраховываются. Не знают тебя.
- А ты знаешь?
- Не так, как хотел бы, - показалось с грустью.
Шисгарец, пройдя мимо, остановился у окна.
- Отсюда красивый вид, - точно само собой разумеющееся.
- Знаю. На внутренний двор.
- И на горы.
- И на горы тоже, - подтвердил молодой человек. Помнил.
Он не сдвинулся с места, лишь немного развернулся, чтобы не выпускать из поля зрения шисгарца. Думать о нем, как об отце, пока не получалось. Он вообще сомневался, что сможет назвать так этого мужчину. Они больше походили на братьев, нежели на отца с сыном, и этот диссонанс коробил.
К тому же, при каждом взгляде на него в голове одно – намертво приклеившееся каратели. И сомнение – получится ли уйти от этого.
- Уж лучше шисгарец, нежели каратель. И если не отец, то Антаргин. Я понимаю – тебе трудно.
Лутарг с досады скрипнул зубами. На щеках обозначились и исчезли узлы желваков. Успел забыть об этой их особенности. Да и никто из карателей в последнее время не копался у него в голове, а если и копался, то вида не подавал.
Продолжение рассердило еще больше.
- Ты очень громко думаешь, Лутарг. Прости, но я просто не могу не слышать. Не получается закрыться. И это не Сальмир читал тебя тогда. Точнее он, но благодаря мне. Сам не может. Ты можешь. И я попытаюсь научить, но в другой раз. Сейчас тебя интересует другое.
Их взгляды вновь сошлись: один понимающий, успокаивающий, другой взыскательный, напряженный.
- Спрашивай, я отвечу?
- Почему?
Антаргин моргнул, отвернулся.
- Это был не мой выбор.
- А чей?
- Ты не понимаешь…
- Так объясни!
Отец молчал некоторое время. Смотрел в окно и молчал. Искал слова?
- Если бы это касалось только меня, я бы ни за что не отпустил ее. Вас… - обреченно. – Но на кону нечто гораздо большее…
- Большее?
Руки Лутарга сжались в кулаки. Что-то горячее, нетерпеливое, жадное поднимало голову внутри него. Требовало выхода, свободы, власти.
- Большее чем родной сын?
Он не узнавал себя. Собственного голоса. Все рушилось: годами вырабатываемая привычка сдерживаться, умение контролировать каждый вдох и выдох, способность блокировать безудержную злость, что никогда до добра не доводила. Негативные эмоции захлестывали, сметая все на своем пути, и, казалось, скоро взорвется. Разлетится на части, чтобы разнести все вокруг.
- Что может быть важнее?!
Лутарг отчетливо понимал, что сейчас не принадлежит себе. Что им руководит не разум – чувства, и все же не мог заставить себя отрешиться от них. Не мог заставить себя принять – он добровольно отказался от него! Он выбрал что-то другое!
ГЛАВА 15
Не было нужды поворачиваться, чтобы понять - сын призывает духа. Не осознавая, что делает, бесконтрольно, неумело, но от этого не менее яростно и требовательно, а тот повинуется и стремится вырваться из ставшей тесной телесной клетки. Антаргин чувствовал, как бьется рьястор внутри него, как желает показаться, отзываясь на призыв Лутарга. Приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы удержать того на привязи.
- Знаешь, тебе лучше прислушаться к себе и немного поостыть, - ровно и максимально спокойно, старательно удерживая сонм собственных противоречивых эмоций на коротком поводке. Если еще и он поддастся чувствам – проблем не избежать. – Твоя сила достаточно велика, особенно когда мы рядом, и это может плохо сказаться на других.
Договорив, мужчина повернулся спиной к окну и посмотрел на сына, намереваясь наглядно продемонстрировать тому, что происходит.
Глаза Антаргина светились так же, как у Лутарга. От радужки разбежались синие полосы, зрачок вытянулся, приобретя вид кошачьего, а вокруг Перворожденного сгущался и преобразовывался во что-то, пока незримое, воздух. Нити энергии, связывающие отца и сына в единое целое, перетекали из одного в другого, вполне ощутимыми потоками, уплотняясь при этом и придавая все более четкий образ тому, что рвалось из них.
Прочитав недоумение на лице Лутарга, Антаргин на несколько мгновений спустил с цепи подвластную ему часть духа, мысленно умоляя калерата и собирателей не вмешиваться. Более доступного, доходчивого объяснения он просто не видел, но и не хотел, чтобы кто-то пострадал, так как рьястор, подпитываемый злостью молодого человека, пребывал не в лучшем расположении духа и вполне мог неоправданно напасть.
Лутарг не понял, что именно произошло. Только ощутил, как на долю секунды что-то вырвалось из него, оставив пустым сосудом стоять и смотреть, как из голубого свечения, моментально окружившего отца, на него надвигается огромная пятнистая голова с оскаленной пастью, в глазах у которой кружит смертоносный синий вихрь.
Невольно вздрогнув, молодой человек отступил, и в тот же миг видение иссякло. Истаяло, втянувшись обратно в Перворожденного, вернув самому Лутаргу ощущение наполненности и перетекающей под кожей силы.
- Поэтому держи себя в руках, - попросил Антаргин, пристально глядя на сына и ведя внутреннюю борьбу с рьястором. – Незачем напрасно тревожить духа.
Не успел он договорить, как случилось то, чего подспудно опасался. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалилась растревоженная семерка собирателей. Озлобленный вторжением Повелитель стихий сорвался с незатянутого еще поводка, и яркой вспышкой, сквозь Лутарга, кинулся на посмевших помешать.
Среагировать на нападение успел только Сальмир. Выпустив аторекту, он прикрыл остальных мужчин и принял удар на себя. Духи врезались друг в друга, один - рыча и нападая, другой – пытаясь отразить натиск.
Пока остальные, ошарашенные разворачивающимся на их глазах действом, наблюдали, как и без того огромная кошка все больше увеличивается в размерах и обвивается вокруг гнущегося под его напором ящера, Антаргин бросился к сыну и, схватив того за руку, мысленно приказал: «Сосредоточься! Представь, что запираешь его в себе».
- Кого? – переспросил Лутарг, зачарованный безумием происходящего.
Он не верил собственным глазам и в то же время не мог отрицать очевидного – какие-то мифические, полупрозрачные существа пытались разорвать друг друга на части.
- Кошку, - бросил в ответ Антаргин, так как времени на объяснения у него не осталось.
Рьястор хлыстал силой, закручивал ее в спирали, и в одиночку Перворожденный уже не мог остановить его. Нельзя подчинить часть, оставив другую свободной. Либо все вместе - либо никак.
- Думай о том, что она спит у тебя в груди. Представь, что гладишь ее.
Каждое слово, слетающее с языка стоящего рядом мужчины, вызывало в Лутарге недоумение. Какую кошку? Кого гладить? Причем тут он?
Молодой человек совсем ничего не понимал, но отец продолжал настаивать, сыпля указаниями, и он послушался, рисуя мысленный образ свернувшегося клубочком котенка. Конечно, сравнить тварь, вгрызшуюся в ящера, с котенком - мог разве что безумец, но представить это у себя на груди Лутарг не мог при всем желании.
С трудом, но получилось. Пришлось напрячься, потому как не отвлекаться невозможно. Твари свирепствуют, налетают друг на друга, круша мебель, врезаясь в стены, но каким-то чудесным образом не задевают людей.
Внезапно гигантская кошка оторвалась от своего врага и обдала Лутарга обжигающим взглядом. Затем посмотрела на Антаргина. Ее тело замерцало, тронулось рябью, яркость глаз пошла на убыль, а спустя мгновенье она исчезла в яркой синей вспышке, оставив перевернутого на спину ящера сучить ногами и выпускать струйки серого дыма.
- Верни его! Сейчас же! – тут же приказал Антаргин, продолжая держать сына за руку и мысленно уговаривать – не отпускай.
Сальмир послушался. Миг – и в комнате никого, кроме людей. Только следы устроенного духами погрома никуда не делись – искореженная ширма, разнесенная в клочья тумба, осколки разбившегося зеркала остались валяться на своих местах.
- Пошли вон…
В голосе Перворожденного закаленная сталь и вечная мерзлота. Не подчиниться невозможно. Лутаргу и самому захотелось покинуть комнату, но рука, по-прежнему удерживающая запястье, явственно давала понять, что приказ к нему не относится.
Собиратели попятились – все, кроме Сальмира. Хотя и тот сперва отступил, но после передумал.
- Антаргин… - сделав шаг вперед.
- Я сказал вон, Сальмир.
- Но…
- Я велел вам ждать снаружи.
Отец не кричал – говорил, но говорил так, что у невпечатлительного, в общем-то, Лутарга по рукам поползли мурашки.
- Немедленно, Сальмир. Не доводи до греха.
Остальные уже вышли, хоть и толпились у открытой двери. Лутарг видел их, как и их взгляды, напряженно перескакивающие с него на отца и обратно.
Каратель шумно выдохнул. Тряхнул головой.
- Хорошо, но я рядом.
- Остальных отправь. Пусть успокоят, если кто-то почувствовал, - сухо. – И, Сальмир… Еще раз сунешься – благодарности не жди. Я предупредил.
Едва они вновь остались наедине, Лутарг ощутил, что свободен – больше не держит. Посмотрел на отца. Тот бледен и выглядит изможденным.
