Уже не до чужих разговоров, собственного неуемного любопытства, вероятного нагоняя – не до чего. Вопрос лишь в выборе – остаться или убежать?
Но непоправимого не случилось. Она так и не успела определиться, как быть, куда бежать, кого звать, когда энергия призыва внезапно иссякла. Схлопнулась в одночасье, будто и не собиралась вовсе.
И только кислый привкус страха остался на языке. А также вопрос – каким образом сын Перворожденного оказался способен призвать духа?
- Гарья, помоги…, - позвала Лураса, бросив взгляд на кормилицу, укладывающую вещи в седельную сумку.
Девушка долго думала, стоит ли брать с собой хоть что-то? Куда повезут ее каратели? Что ей понадобится? В итоге решила сложить самое необходимое.
- Что, милая?
- Я не могу дотянуться, - отозвалась Раса, поворачиваясь.
Платье, которое выбрала дочь вейнгара для сегодняшней ночи, имело множество мелких пуговиц сзади, и совершенно точно не предназначалось для самостоятельного одевания.
- Сейчас я сделаю.
Шустрые пальцы Гарьи без труда справились с задачей, и девушка смогла оценить новый наряд в полной мере. Глубокий вырез красиво открывал плечи, корсаж плотно облегал тонкий стан, а пышная юбка, ровными складками спадала до пола. Это было платье невесты. Раса решила – более подходящего дня не будет.
- Красавица, - похвалила ее кормилица и тут же отвернулась, чтобы скрыть от молочной дочери выступившие слезы.
Лураса поморщилась. Нестерпимо хотелось приласкать женщину, успокоить, но она не решалась, боясь - наобещает того, чего выполнить не сможет. Например, отказаться.
Слушая, как Гарья шебуршится за спиной, перемежая вздохи с приглушенными всхлипами, Раса заплела косу и уложила ее венцом вокруг головы, закрепив двумя изящными заколками – бабочками. Подаренное отцом кольцо заняло свое место на безымянном пальце, а амулет Ниты был надежно спрятан под корсаж платья. Напоследок осмотрев себя в зеркале, девушка решила - готова, и подошла к окну, чтобы еще раз посмотреть на город.
Уже сгущались вечерние сумерки, и Антэла постепенно оплеталась огнями фонарей, прокладывающих четкие линии на теле притихшего города. Каждое мгновенье, то тут, то там, зажигался новый светоч, призванный разгонять ночную мглу и осветить путь домой для припозднившегося путника. Сегодня, по традиции, каждая семья соберется у очага, чтобы поддержать друг друга, укрепить духом и набраться сил, если вдруг поздно ночью в их дом проникнет чужак, чтобы украсть кого-то из родственников, увести в неведомые края, откуда нет пути назад.
И никто из тэланцев не догадывается, что жертва уже выбрана, умаслена и приготовлена, что нынешняя жертва добровольная, и сейчас, несущая этот груз смотрит на них из окон дворца вейнгара, посылая прощальное благословение своему народу. В глубине души Раса боялась, что никогда больше не вернется сюда.
Тихий стук в дверь и встревоженное «дочь» отвратили ее от грустных мыслей. Впустив отца, Лураса поцеловала того в щеку и на мгновенье прижалась к крепкой груди, впитывая тепло и уют, которые всегда ощущала в его объятьях.
- Уже? – спросила девушка, отстранившись.
Ответ прочитала по глазам – время пришло.
- Матерн? Луани?
- У себя, - ответил Кэмарн, без лишних слов поняв, что именно интересует его младшую дочь.
Еще три дня назад они договорились, что брат с сестрой узнают о ее решении лишь после того, как станет поздно. Он слово сдержал.
- Тогда идем. – Поцеловала кормилицу в щеку, Раса забрала сумку. – Не ходи с нами, - стало ее последним напутствием.
Девушка точно знала, что вид карателей причинит женщине лишнюю боль, столь же сильную, как и нынешнее прощание.
До стен дворца отца и дочь провожал только Сарин. Еще один верный человек, который был в курсе ухода Лурасы с шисгарцами. Больше в замке об этом не знал никто. Они прошли через пустующий в это время сад, миновали ворота, запахнув плащи и притворившись возвращающейся домой дневной прислугой, а затем, притаившись в тени дворцовых стен, приготовились ждать.
Их ожидание было недолгим. Верные своему слову шисгарцы появились в обещанное время, осветив ночь пугающим голубоватым сиянием. Они придержали вороных недалеко от стены и замерли, похожие на тени. Только один непосредственно приблизился.
- Ты сделал правильный выбор, - сказал каратель вейнгару, а Кэмарн, сжав руку дочери, подумал: «Не я - Лураса». Будь его воля – не справился. Не смог бы…
- Идем, - чуть склонившись, шисгарец протянул руку.
Он не торопил. Ждал, будто проверял на прочность. И Раса решалась некоторое время, цепляясь за руку отца и прогоняя страх.
Прогнала…
Через несколько дней жители Антэлы под громкий рев парадных труб, слаженный марш дворцового караула и пронзительный призыв рожков глашатаев, провожали закрытую карету, увозившую дочерей вейнгара в Эргастению к ожидающим невест женихам.
Каждый человек из толпы, собравшейся на площади, мечтал заглянуть за плотно задернутые занавески на маленьких окошках, чтобы хоть краем глаза увидеть белоснежные обрядовые одеяния, усыпанные драгоценностями, заглянуть в глаза счастливых девиц, чтобы было о чем рассказать детям, но строгие гвардейцы, призванные блюсти обычаи, не подпускали разгоряченный люд к медленно ползущей карете. Лишь только служанки, следующие за хозяйками в открытой повозке и удостоенные всеобщего обозрения, со слезами на глазах выискивали родных и близких в мельтешащем сборище, чтобы махнуть на прощанье рукой матери или послать воздушный поцелуй отцу.
И только старый, обнищавший рыбак, забытый детьми и внуками, проклятый женой, за кружку прокисшей браги был готов рассказать всем желающим послушать, как несколько дней назад сквозь хмельной туман видел, пронесшихся по ночным улицам города всадников - черных, как ночь, и бесплотных, точно духи - и что один из них прижимал к себе дочь Траисары и Гардэрна - прекрасную, словно день, и сияющую, подобно лунному свету. Красавица и чудовище…
- Клянусь кривым рогом Аргерда, как только мы найдем их - обоих выпотрошу! Своими руками! - прорычал Урнаг, когда пятеро всадников покинули неизвестно какую по счету деревню.
Уже который день они, повинуясь приказу вейнгара, одно за другим прочесывали приграничные поселения в поисках слепца и его сопровождающего, но пока безрезультатно.
Покинув Синастелу, те словно сквозь землю провалились, что выводило из себя Урнага и существенно нервировало его спутников. Все понимали - господина подобные новости не обрадуют. А разгневанный вейнгар славился безжалостностью.
- Куда теперь?
- Через лес, там еще одна деревня. Потом на Трисшунку, - рыкнул Урнаг, придержав коня. – А ты, - мужчина ткнул пальцем в спросившего, - в Антэлу. Передашь вейнгару, что они, похоже, идут к Арнаутскому перевалу. И молитесь, чтобы нам повезло! - под конец посоветовал он своим спутникам.
«Очень повезло, если жить хочется», - мысленно.
Слова вейнгара, брошенные при расставании, однозначно не предполагали провала. И что за ними стоит Урнаг понимал лучше многих других. Он хорошо – очень хорошо знал своего господина.
Когда через несколько часов уже четверо всадников въехало в крохотное поселение, расположившееся на с трудом отвоеванном у леса участке земли, их встретила удивительная пустота и зоркий взгляд подпирающей калитку старушки.
- Здравствуй, старая. Здоровьица тебе, - соскользнув с седла, обратился к женщине Урнаг.
- И тебе не хворать, коль не шутишь, - прошепелявила в ответ старуха, сверкнув щербатой улыбкой. – Чего пожаловали?
В комнате было темно и тихо, и только треск прогорающих поленьев изредка нарушал тишину. Подпитываемый очередной выгоревшей головешкой, огонь изредка заходился яркими всполохами, вынуждая ненадолго отступать длинные тени, а после сдавал позиции и оседал снопом ярких искр, проигрывая извечную борьбу со мраком.
В непосредственной близости от камина, в глубоком кресле с полированными подлокотниками дремала женщина. Ее убеленные сединой, заплетенные в косу волосы выполняли роль подушки, на коленях лежало незаконченное кружево, а под правой ступней покоился клубок с нитками.
Когда лежащий в постели мужчина, резко прогнувшись, едва слышно застонал, прикорнувшая у камина женщина, несмотря на кажущуюся немощность, мгновенно поднялась с места и, бормоча себе под нос: «Сейчас, сейчас», - поспешила к нуждающемуся в помощи. Намочив лоскут белой ткани в стоящей на тумбе чаше, она аккуратно обтерла его лицо, шею, грудь и руки. Предложила напиться, подумав: «Немного осталось», - а после вернулась на свое место у угасающего камина, но уже не кемарить.
Немного – значило до утра. Еще несколько мучительных, бесконечных часов агонии. Каждый раз, проводя кого-либо по тропе Рианы, Антаргин оказывался выведен из строя. Бывало быстро оправлялся, бывало терзался часами. Сегодня же, протянув с той стороны сразу восьмерых, чувствовал себя особенно плохо.
Ираинта давно привыкла к этому и с материнским усердием из раза в раз выхаживала своего названного сына – названного ею же самой, взамен так и не обретенных детей.
Уже шестьдесят с лишним лет женщина провела на этой стороне, и волей неволей сжилась с мыслью, что Саришэ стало ее вторым домом. Как и многим другим, ей не суждено было пробудить духа, но повезло выжить. Таковых, к слову, было немного, и все они после оставались служиться в Саришэ.
И годы мчались. Сперва медленно, затем быстрее и быстрее. По каким меркам – тем или этим - Ираинта не знала, но одно очевидно – они унесли с собой юность, красоту, здоровье и время. Ее время. Но печалило все же не это. Смерти она не боялась – свыклась с неизбежным. Вот только как мальчик без нее? Не справится же!
- Ираи, - хриплый шепот Перворожденного оторвал женщину от воспоминаний, что с каждым прожитым годом возвращались все чаще.
- Да, Антаргин, тут я.
Ираинта присела на стул возле кровати и вновь занялась обтиранием. Он принимал ее заботу безропотно и с благодарностью, позволяя влажной тряпице гулять по коже.
- Где он? – спросил мужчина, когда Ираи закончила.
- Не знаю, - отозвалась женщина. – В восточном крыле, наверно. Как ты велел. Где еще?
- Проверь, - он рвано выдохнул. - Там что-то не так… И Сальмира ко мне. Иди.
- Но…
- Ничего не случится, иди. Только не посылай никого. Я справлюсь, - так и не сумев убедить.
И все же Ираинта послушалась. Ей ли не знать, что для мальчика вести о сыне лучшее лекарство. Столько ждал! Столько верил! Может, и правда, справится.
Когда женщина покинула комнату, мысли Антаргина отправились вслед за ней в восточное крыло замка. Он хотел увидеть его – сына. Увидеть каким тот стал, похож ли на нее – свою мать, что предпочла не возвращаться к нему, и которую он ждал все эти годы.
Игнорируя темноту, взгляд мужчины устремился к алькову, где висело изображение той, что жила в его сердце. Много лет назад почувствовав, что связь между сыном и матерью нарушена, Антаргин послал за ней собирателей, намереваясь забрать в Саришэ, но Лураса отказалась. Передала лишь, что без их мальчика ей здесь делать нечего. Что не собирается становиться тенью на его глазах, вовсе лишив тем самым возможности видеть себя рядом, пусть даже недолго.
Имей он желание, мог бы настоять или забрать, не спрашивая, но не стал. Не смог. Лураса не простила бы, хотя за минувшие годы не раз пожалел о принятом решении.
- Живы все, - отчиталась ему вернувшаяся Ираинта, едва переступив порог.
Мужчина невольно улыбнулся – Ираи недовольна и его ждут нравоучения. Эта женщина искренне считала его своим, и ничто не могло доказать ей обратное. Он и сам не понял, в какой момент стало обыденным, что она сидит в кресле у камина, что-то вяжет или зачем-то штопает его рэнасу.
- Сальмир?
- Здесь, - услышал Антаргин знакомый голос.
- Оставь нас, Ираи.
- Ты еще слаб и…
- Я сказал!
Антаргин знал, что Ираинта обидится. Что после станет пенять на резкий тон и нежелание беречь себя, что также стало своеобразной традицией в их непростых и недолгих отношениях не-матери и не-сына, но сейчас его заботило другое.
- Помоги встать, - велел Перворожденный, когда за ротулой закрылась дверь.
- Уверен?
- Ты споришь со мной, Сальмир? – и пусть в голосе его присутствовала своеобразная теплота, этот вопрос не располагал к противоречиям.
- Нет, - тут же исправился мужчина и, подойдя к кровати, поддержал, пока Антаргин, пошатываясь от слабости, пытался поймать равновесие.
- Как ты это сделал? - Помогая Перворожденному облачиться в одежды, калерат собирателей не смог удержаться от вопроса, который уже некоторое время не давал ему покоя.
Сальмир почувствовал это еще в Синастеле, впервые воочию увидев Таргена, и окончательно убедился уже сегодня, когда заглянул в глаза молодого человека.
- Что сделал?
Перворожденный не прервался, продолжая стягивать рэнасу, которая с каждым его движением все крепче обхватывала торс, заключая тело в крепкие объятья ткани.
- Ты понял, о чем я.
- Возможно, - отозвался Антаргин.
- Так как?
- Ты серьезно хочешь знать, Сальмир?
- Думаю, да, так как вижу единственный вариант, и лучше бы он оказался неверным. Ты связал себя с ним?
- Разве есть другой способ?
- Ты ослабил себя. И теперь все узнают об этом.
В голосе друга Антаргин слышал осуждение и понимал - Сальмир прав. Когда настаивающие на частичном возвращении узнают об этом, а они обязательно узнают рано или поздно, то попытаются воспользоваться Таргеном, как методом давления на него самого, или и того хуже, как способом устранения. Ни то, ни другое допустить нельзя.
- Кто знает?
- Тримс и Ураинт возможно догадываются. Они видели призыв, но насколько глубоки их познания в этой области? Ведь принято считать, что подобное невоплотимо. Лита - также, возможно, если была достаточно близко, чтобы почувствовать. Остальные пока его не видели.
- Подай перевязь, - попросил Антаргин, раздосадовано покачав головой. – Литаурэль откуда?
- Сам ее знаешь… Первым делам отправилась на проверку.
Антаргин нахмурился.
- Тоже мне, стражи! Сестру удержать не можете, - высказал Сальмиру мужчина, поправляя ножны на боку, чтобы не мешали при ходьбе. – Пошли.
- Не слишком рано встал?
- Все проще, когда он рядом, - отозвался Антаргин, догадываясь, что подобное признание Сальмиру совсем не понравится.
Немного нетвердой походкой, проигнорировав хмурый взгляд собирателя тел, Антаргин направился к двери. Встревоженный калерат двинулся следом, готовый в любой момент подхватить своего господина, хотя на самом деле, на правах друга, мечтал хорошенько отчитать того за безрассудство.
Надо же было додуматься, связать себя со смертным, разделив силы духа. Если не станет одного из них, другой будет опустошен разъяренным рьястором, и Сальмир даже думать не хотел о том, что это будет означать для всех Истинных тресаиров, не говоря уже о спящих духах.
Таирия присела на маленький стульчик рядом с тетушкой, кивнув няньке, что дождется ее возвращения.
Сегодня был один из тех редких дней, когда Гарье удалось вывести женщину на свежий воздух и усадить на скамейку в теплице. Пусть это не прибавило осмысленности в пустом взгляде Лурасы, но все же создавало хоть какое-то подобие жизни – иллюзию для других, например для Ири, которая пришла провести несколько коротких минут рядом с женщиной, заменившей ей мать.
Но непоправимого не случилось. Она так и не успела определиться, как быть, куда бежать, кого звать, когда энергия призыва внезапно иссякла. Схлопнулась в одночасье, будто и не собиралась вовсе.
И только кислый привкус страха остался на языке. А также вопрос – каким образом сын Перворожденного оказался способен призвать духа?
***
- Гарья, помоги…, - позвала Лураса, бросив взгляд на кормилицу, укладывающую вещи в седельную сумку.
Девушка долго думала, стоит ли брать с собой хоть что-то? Куда повезут ее каратели? Что ей понадобится? В итоге решила сложить самое необходимое.
- Что, милая?
- Я не могу дотянуться, - отозвалась Раса, поворачиваясь.
Платье, которое выбрала дочь вейнгара для сегодняшней ночи, имело множество мелких пуговиц сзади, и совершенно точно не предназначалось для самостоятельного одевания.
- Сейчас я сделаю.
Шустрые пальцы Гарьи без труда справились с задачей, и девушка смогла оценить новый наряд в полной мере. Глубокий вырез красиво открывал плечи, корсаж плотно облегал тонкий стан, а пышная юбка, ровными складками спадала до пола. Это было платье невесты. Раса решила – более подходящего дня не будет.
- Красавица, - похвалила ее кормилица и тут же отвернулась, чтобы скрыть от молочной дочери выступившие слезы.
Лураса поморщилась. Нестерпимо хотелось приласкать женщину, успокоить, но она не решалась, боясь - наобещает того, чего выполнить не сможет. Например, отказаться.
Слушая, как Гарья шебуршится за спиной, перемежая вздохи с приглушенными всхлипами, Раса заплела косу и уложила ее венцом вокруг головы, закрепив двумя изящными заколками – бабочками. Подаренное отцом кольцо заняло свое место на безымянном пальце, а амулет Ниты был надежно спрятан под корсаж платья. Напоследок осмотрев себя в зеркале, девушка решила - готова, и подошла к окну, чтобы еще раз посмотреть на город.
Уже сгущались вечерние сумерки, и Антэла постепенно оплеталась огнями фонарей, прокладывающих четкие линии на теле притихшего города. Каждое мгновенье, то тут, то там, зажигался новый светоч, призванный разгонять ночную мглу и осветить путь домой для припозднившегося путника. Сегодня, по традиции, каждая семья соберется у очага, чтобы поддержать друг друга, укрепить духом и набраться сил, если вдруг поздно ночью в их дом проникнет чужак, чтобы украсть кого-то из родственников, увести в неведомые края, откуда нет пути назад.
И никто из тэланцев не догадывается, что жертва уже выбрана, умаслена и приготовлена, что нынешняя жертва добровольная, и сейчас, несущая этот груз смотрит на них из окон дворца вейнгара, посылая прощальное благословение своему народу. В глубине души Раса боялась, что никогда больше не вернется сюда.
Тихий стук в дверь и встревоженное «дочь» отвратили ее от грустных мыслей. Впустив отца, Лураса поцеловала того в щеку и на мгновенье прижалась к крепкой груди, впитывая тепло и уют, которые всегда ощущала в его объятьях.
- Уже? – спросила девушка, отстранившись.
Ответ прочитала по глазам – время пришло.
- Матерн? Луани?
- У себя, - ответил Кэмарн, без лишних слов поняв, что именно интересует его младшую дочь.
Еще три дня назад они договорились, что брат с сестрой узнают о ее решении лишь после того, как станет поздно. Он слово сдержал.
- Тогда идем. – Поцеловала кормилицу в щеку, Раса забрала сумку. – Не ходи с нами, - стало ее последним напутствием.
Девушка точно знала, что вид карателей причинит женщине лишнюю боль, столь же сильную, как и нынешнее прощание.
До стен дворца отца и дочь провожал только Сарин. Еще один верный человек, который был в курсе ухода Лурасы с шисгарцами. Больше в замке об этом не знал никто. Они прошли через пустующий в это время сад, миновали ворота, запахнув плащи и притворившись возвращающейся домой дневной прислугой, а затем, притаившись в тени дворцовых стен, приготовились ждать.
Их ожидание было недолгим. Верные своему слову шисгарцы появились в обещанное время, осветив ночь пугающим голубоватым сиянием. Они придержали вороных недалеко от стены и замерли, похожие на тени. Только один непосредственно приблизился.
- Ты сделал правильный выбор, - сказал каратель вейнгару, а Кэмарн, сжав руку дочери, подумал: «Не я - Лураса». Будь его воля – не справился. Не смог бы…
- Идем, - чуть склонившись, шисгарец протянул руку.
Он не торопил. Ждал, будто проверял на прочность. И Раса решалась некоторое время, цепляясь за руку отца и прогоняя страх.
Прогнала…
Через несколько дней жители Антэлы под громкий рев парадных труб, слаженный марш дворцового караула и пронзительный призыв рожков глашатаев, провожали закрытую карету, увозившую дочерей вейнгара в Эргастению к ожидающим невест женихам.
Каждый человек из толпы, собравшейся на площади, мечтал заглянуть за плотно задернутые занавески на маленьких окошках, чтобы хоть краем глаза увидеть белоснежные обрядовые одеяния, усыпанные драгоценностями, заглянуть в глаза счастливых девиц, чтобы было о чем рассказать детям, но строгие гвардейцы, призванные блюсти обычаи, не подпускали разгоряченный люд к медленно ползущей карете. Лишь только служанки, следующие за хозяйками в открытой повозке и удостоенные всеобщего обозрения, со слезами на глазах выискивали родных и близких в мельтешащем сборище, чтобы махнуть на прощанье рукой матери или послать воздушный поцелуй отцу.
И только старый, обнищавший рыбак, забытый детьми и внуками, проклятый женой, за кружку прокисшей браги был готов рассказать всем желающим послушать, как несколько дней назад сквозь хмельной туман видел, пронесшихся по ночным улицам города всадников - черных, как ночь, и бесплотных, точно духи - и что один из них прижимал к себе дочь Траисары и Гардэрна - прекрасную, словно день, и сияющую, подобно лунному свету. Красавица и чудовище…
ГЛАВА 13
- Клянусь кривым рогом Аргерда, как только мы найдем их - обоих выпотрошу! Своими руками! - прорычал Урнаг, когда пятеро всадников покинули неизвестно какую по счету деревню.
Уже который день они, повинуясь приказу вейнгара, одно за другим прочесывали приграничные поселения в поисках слепца и его сопровождающего, но пока безрезультатно.
Покинув Синастелу, те словно сквозь землю провалились, что выводило из себя Урнага и существенно нервировало его спутников. Все понимали - господина подобные новости не обрадуют. А разгневанный вейнгар славился безжалостностью.
- Куда теперь?
- Через лес, там еще одна деревня. Потом на Трисшунку, - рыкнул Урнаг, придержав коня. – А ты, - мужчина ткнул пальцем в спросившего, - в Антэлу. Передашь вейнгару, что они, похоже, идут к Арнаутскому перевалу. И молитесь, чтобы нам повезло! - под конец посоветовал он своим спутникам.
«Очень повезло, если жить хочется», - мысленно.
Слова вейнгара, брошенные при расставании, однозначно не предполагали провала. И что за ними стоит Урнаг понимал лучше многих других. Он хорошо – очень хорошо знал своего господина.
Когда через несколько часов уже четверо всадников въехало в крохотное поселение, расположившееся на с трудом отвоеванном у леса участке земли, их встретила удивительная пустота и зоркий взгляд подпирающей калитку старушки.
- Здравствуй, старая. Здоровьица тебе, - соскользнув с седла, обратился к женщине Урнаг.
- И тебе не хворать, коль не шутишь, - прошепелявила в ответ старуха, сверкнув щербатой улыбкой. – Чего пожаловали?
***
В комнате было темно и тихо, и только треск прогорающих поленьев изредка нарушал тишину. Подпитываемый очередной выгоревшей головешкой, огонь изредка заходился яркими всполохами, вынуждая ненадолго отступать длинные тени, а после сдавал позиции и оседал снопом ярких искр, проигрывая извечную борьбу со мраком.
В непосредственной близости от камина, в глубоком кресле с полированными подлокотниками дремала женщина. Ее убеленные сединой, заплетенные в косу волосы выполняли роль подушки, на коленях лежало незаконченное кружево, а под правой ступней покоился клубок с нитками.
Когда лежащий в постели мужчина, резко прогнувшись, едва слышно застонал, прикорнувшая у камина женщина, несмотря на кажущуюся немощность, мгновенно поднялась с места и, бормоча себе под нос: «Сейчас, сейчас», - поспешила к нуждающемуся в помощи. Намочив лоскут белой ткани в стоящей на тумбе чаше, она аккуратно обтерла его лицо, шею, грудь и руки. Предложила напиться, подумав: «Немного осталось», - а после вернулась на свое место у угасающего камина, но уже не кемарить.
Немного – значило до утра. Еще несколько мучительных, бесконечных часов агонии. Каждый раз, проводя кого-либо по тропе Рианы, Антаргин оказывался выведен из строя. Бывало быстро оправлялся, бывало терзался часами. Сегодня же, протянув с той стороны сразу восьмерых, чувствовал себя особенно плохо.
Ираинта давно привыкла к этому и с материнским усердием из раза в раз выхаживала своего названного сына – названного ею же самой, взамен так и не обретенных детей.
Уже шестьдесят с лишним лет женщина провела на этой стороне, и волей неволей сжилась с мыслью, что Саришэ стало ее вторым домом. Как и многим другим, ей не суждено было пробудить духа, но повезло выжить. Таковых, к слову, было немного, и все они после оставались служиться в Саришэ.
И годы мчались. Сперва медленно, затем быстрее и быстрее. По каким меркам – тем или этим - Ираинта не знала, но одно очевидно – они унесли с собой юность, красоту, здоровье и время. Ее время. Но печалило все же не это. Смерти она не боялась – свыклась с неизбежным. Вот только как мальчик без нее? Не справится же!
- Ираи, - хриплый шепот Перворожденного оторвал женщину от воспоминаний, что с каждым прожитым годом возвращались все чаще.
- Да, Антаргин, тут я.
Ираинта присела на стул возле кровати и вновь занялась обтиранием. Он принимал ее заботу безропотно и с благодарностью, позволяя влажной тряпице гулять по коже.
- Где он? – спросил мужчина, когда Ираи закончила.
- Не знаю, - отозвалась женщина. – В восточном крыле, наверно. Как ты велел. Где еще?
- Проверь, - он рвано выдохнул. - Там что-то не так… И Сальмира ко мне. Иди.
- Но…
- Ничего не случится, иди. Только не посылай никого. Я справлюсь, - так и не сумев убедить.
И все же Ираинта послушалась. Ей ли не знать, что для мальчика вести о сыне лучшее лекарство. Столько ждал! Столько верил! Может, и правда, справится.
Когда женщина покинула комнату, мысли Антаргина отправились вслед за ней в восточное крыло замка. Он хотел увидеть его – сына. Увидеть каким тот стал, похож ли на нее – свою мать, что предпочла не возвращаться к нему, и которую он ждал все эти годы.
Игнорируя темноту, взгляд мужчины устремился к алькову, где висело изображение той, что жила в его сердце. Много лет назад почувствовав, что связь между сыном и матерью нарушена, Антаргин послал за ней собирателей, намереваясь забрать в Саришэ, но Лураса отказалась. Передала лишь, что без их мальчика ей здесь делать нечего. Что не собирается становиться тенью на его глазах, вовсе лишив тем самым возможности видеть себя рядом, пусть даже недолго.
Имей он желание, мог бы настоять или забрать, не спрашивая, но не стал. Не смог. Лураса не простила бы, хотя за минувшие годы не раз пожалел о принятом решении.
- Живы все, - отчиталась ему вернувшаяся Ираинта, едва переступив порог.
Мужчина невольно улыбнулся – Ираи недовольна и его ждут нравоучения. Эта женщина искренне считала его своим, и ничто не могло доказать ей обратное. Он и сам не понял, в какой момент стало обыденным, что она сидит в кресле у камина, что-то вяжет или зачем-то штопает его рэнасу.
- Сальмир?
- Здесь, - услышал Антаргин знакомый голос.
- Оставь нас, Ираи.
- Ты еще слаб и…
- Я сказал!
Антаргин знал, что Ираинта обидится. Что после станет пенять на резкий тон и нежелание беречь себя, что также стало своеобразной традицией в их непростых и недолгих отношениях не-матери и не-сына, но сейчас его заботило другое.
- Помоги встать, - велел Перворожденный, когда за ротулой закрылась дверь.
- Уверен?
- Ты споришь со мной, Сальмир? – и пусть в голосе его присутствовала своеобразная теплота, этот вопрос не располагал к противоречиям.
- Нет, - тут же исправился мужчина и, подойдя к кровати, поддержал, пока Антаргин, пошатываясь от слабости, пытался поймать равновесие.
- Как ты это сделал? - Помогая Перворожденному облачиться в одежды, калерат собирателей не смог удержаться от вопроса, который уже некоторое время не давал ему покоя.
Сальмир почувствовал это еще в Синастеле, впервые воочию увидев Таргена, и окончательно убедился уже сегодня, когда заглянул в глаза молодого человека.
- Что сделал?
Перворожденный не прервался, продолжая стягивать рэнасу, которая с каждым его движением все крепче обхватывала торс, заключая тело в крепкие объятья ткани.
- Ты понял, о чем я.
- Возможно, - отозвался Антаргин.
- Так как?
- Ты серьезно хочешь знать, Сальмир?
- Думаю, да, так как вижу единственный вариант, и лучше бы он оказался неверным. Ты связал себя с ним?
- Разве есть другой способ?
- Ты ослабил себя. И теперь все узнают об этом.
В голосе друга Антаргин слышал осуждение и понимал - Сальмир прав. Когда настаивающие на частичном возвращении узнают об этом, а они обязательно узнают рано или поздно, то попытаются воспользоваться Таргеном, как методом давления на него самого, или и того хуже, как способом устранения. Ни то, ни другое допустить нельзя.
- Кто знает?
- Тримс и Ураинт возможно догадываются. Они видели призыв, но насколько глубоки их познания в этой области? Ведь принято считать, что подобное невоплотимо. Лита - также, возможно, если была достаточно близко, чтобы почувствовать. Остальные пока его не видели.
- Подай перевязь, - попросил Антаргин, раздосадовано покачав головой. – Литаурэль откуда?
- Сам ее знаешь… Первым делам отправилась на проверку.
Антаргин нахмурился.
- Тоже мне, стражи! Сестру удержать не можете, - высказал Сальмиру мужчина, поправляя ножны на боку, чтобы не мешали при ходьбе. – Пошли.
- Не слишком рано встал?
- Все проще, когда он рядом, - отозвался Антаргин, догадываясь, что подобное признание Сальмиру совсем не понравится.
Немного нетвердой походкой, проигнорировав хмурый взгляд собирателя тел, Антаргин направился к двери. Встревоженный калерат двинулся следом, готовый в любой момент подхватить своего господина, хотя на самом деле, на правах друга, мечтал хорошенько отчитать того за безрассудство.
Надо же было додуматься, связать себя со смертным, разделив силы духа. Если не станет одного из них, другой будет опустошен разъяренным рьястором, и Сальмир даже думать не хотел о том, что это будет означать для всех Истинных тресаиров, не говоря уже о спящих духах.
***
Таирия присела на маленький стульчик рядом с тетушкой, кивнув няньке, что дождется ее возвращения.
Сегодня был один из тех редких дней, когда Гарье удалось вывести женщину на свежий воздух и усадить на скамейку в теплице. Пусть это не прибавило осмысленности в пустом взгляде Лурасы, но все же создавало хоть какое-то подобие жизни – иллюзию для других, например для Ири, которая пришла провести несколько коротких минут рядом с женщиной, заменившей ей мать.
