В этот момент на парковку причалил полицейский магнекар, из него вылетели Серафим и двое полицейских. Увидев любимого брата на прицеле, Серафим заорал, как безумный:
— Бросьте оружие!!! Наставник Антоний, о, Боже, ну что же вы творите?!!
Полицейские выхватили пистолеты.
— Серафим!!! — закричал Максим, и голос его сорвался: — Посмотри, что с братом Киром!!!
Серафим испуганно глянул на магнекар и бросился к нему. Он открыл дверцу, увидел то, чего боялся – бездыханного Кира, и стиснул зубы так, что чуть не сломал клыки; быстро приподнял ему голову и увидел на шее следы.
— Что с ним?!! — дрожащим голосом прокричал Максим.
С колотящейся в горле ненавистью Серафим молча сверкнул глазами на Антония и тут же, не теряя времени, выволок Кира из магнекара на снег.
— Что с ним?!! — Из глаз Максима брызнули слезы. Он продолжал пятиться, приближаясь к магнекару.
— Ни с места!.. — Антоний облизнул потрескавшиеся губы. Пистолет сильно дрожал в его руке, не было сил подняться с колен. — Послушник Максим, заклинаю тебя именем Господа нашего Иисуса Христа... веди меня к брату Александру!
— Бросьте оружие!!! Иначе мы откроем огонь на поражение!!! — закричали полицейские.
Антоний понял, что теряет сознание. Он глох, перед глазами фигура осторожно удаляющегося с разведёнными в стороны руками Максима расплывалась в кровавой мути.
Он уходит... уходит... Ему не дадут увидеть брата... Он вскинул руку над головой и в бешенстве начал палить в небо.
— Я призываю тебя к ответу, брат Александр!!! — в исступлении орал Антоний, смешивая крик с грохотом выстрелов. — Дай мне и Богу ответ, кто ты?!! Предатель или святой?!! Что ты принесёшь нашей обители и братьям твоим?!! Жизнь или смерть?!! Мир или смуту?!! Отвечай мне, брат Александр!!! Отвечай мне, отвечай!!!
Как только Максим понял, что больше не на прицеле, тут же рванул к магнекару и присел рядом с Серафимом, который пытался привести Кира в чувство и ритмично давил обеими руками ему на грудь.
Густав, найдя упор локтями на капоте полицейского магнекара, вжался щекой в приклад карабина, держа затылок капеллана в перекрестие прицела, Карл и Юнг с пистолетами в руках обходили его со спины, тоже готовые в любую минуту обезвредить выстрелом, если только тот дёрнет стволом в сторону Максима.
Но Антоний расстрелял всю обойму; он уже не понимал происходящего и продолжал нажимать на спуск, не обращая внимания, что магазин – пуст, а затвор остался во взведённом крайнем положении. Теперь словно по команде, полицейские бросились ему на спину и повалили в снег.
На Антония опрокинулось небо. Остановившимися глазами капеллан смотрел в сумеречные облака и судорожно дышал, с каждым выдохом повторяя только одно имя. Из серых с зеленью глаз выкатились слёзы и льдинками застыли на бледных висках.
Альберт подошёл и нажал коленом на сгиб локтя, чтобы зафиксировать руку и вырвать пистолет, но чтобы ни делал – не смог разжать стиснутые пальцы. Озлобляясь, вскочил и попытался выбить оружие ударами носка ботинка, разбил Антонию пальцы, но капеллан мёртвой хваткой держал пистолет.
— Придётся оставить, всё равно пустой. Хватка – как у бульдога челюсть судорогой свело. — Сержант осмотрел грудь капеллана и увидел дыру в верховике чуть выше сердца. Кровь намочила ткань, запеклась вокруг краев тёмно-бурым пятном.
— Он ранен и потерял слишком много крови, — констатировал сержант и хотел вызвать врача, как тот сам показался на дорожке.
Встревоженный выстрелами, Сергей Владимирович летел во весь дух, но его обгонял Александр. Он, так же как и Сергей, ещё будучи в больнице услышал выстрелы и нёсся сломя голову, а увидев трагедию на парковке, и вовсе припустил так, что через секунду был на месте.
— Статус Кира?! – закричал он, подлетая к Максиму и Серафиму.
— Живой! — ответил Серафим. Кир уже очнулся и глубоко дышал, а Максим растирал ему щёки. — Наставник Антоний – трёхсотый.
Александр быстрым взглядом окинул залитый кровью снег и Альберта, придавившего коленом откинутую руку капеллана, рану и пустой пистолет, затем стал оглядывать каждого, но не увидел других раненых. Он стёр со лба пот и крикнул:
— Братья, он в вас стрелял? Вы что, в ответ подстрелили его? Боже милосердный, что вообще тут произошло?!
— Мы не причастны к этому, отец Александр. — Альберт медленно встал с колена, отпуская руку капеллана, но Антоний не шевелился. — Капеллан получил ранение ещё в сателлите.
Александр кинулся к Антонию, бережно поднял за плечи и прижал к себе.
— О, брат мой Антоний... что произошло с тобой? Кто стрелял в тебя? С чем ты сюда пришёл?
Услышав его голос, Антоний дернулся всем телом, его открытые глаза вдруг ожили, вскинулись брови, задрожали ресницы. Не моргая и без какого-либо выражения, он несколько мгновений смотрел Александру в глаза, затем разлепил белые губы.
— Брат Александр... я пришёл за правдой... мне нужна только правда... правда, во имя Христа...
Он ещё что-то бормотал и бредил. Александр снегом аккуратно стёр размазанную по его лбу кровь и улыбнулся с горькими слезами на глазах.
— Я всё скажу тебе, брат любимый мой, что ты ни попросишь, только потерпи немного – ты серьёзно ранен, я отнесу тебя в больницу.
Запыхавшийся Сергей стоял, оперевшись ладонями на колени, и переводил дух.
— Из него натекло, как из зарезанной свиньи. Нужна кровь. Как мы узнаем, какая у него группа крови?
Александр молча раскрыл на Антонии пошире верховик, разорвал ворот намокшей от крови туники, добрался до татуировки на левой груди, прямо под раной. Наколка была залита кровью, чтобы её рассмотреть, пришлось стереть кровь рукой.
— Сергей, группа крови третья, резус отрицательный...
Сергей всплеснул руками:
— Третья, отрицательный? Где же я такую сейчас возьму?!
— У Савватия – первая, отрицательный! — крикнул Максим. — Он – универсальный отрицательный резус-донор!
— Конечно! – обрадовался Александр. — Он же как раз сейчас в кабинете физиотерапии! Скорее, Сергей, пусть брат Савва даст свою кровь!
— Что?! — возмутился Сергей. — Да Савватий только оклемался! Ты предлагаешь ради этого бугая выкачать из парня всю кровь?! Ты же наставник, вот и пожалей своего Савву! Ничего вот не буду с парнем делать, пока не скажет брат Арден!
Александр нахмурился и жёстко проговорил:
— Не утрируйте. Раз отказываетесь, тогда я всё сделаю сам. Передай Савве приказ: немедленно перейти в процедурную и приготовиться к прямой гемотрансфузии, готовьте кровезаменители.
Александр перехватил раненного капеллана под спину и под колени и стал бережно поднимать. Сергей только со вздохом развёл руками и, ругаясь про себя, побежал к больнице.
Серафим переживал, глядя, с каким трудом поднимает Александр Антония и идёт, проваливаясь под тяжёлой ношей в снег. Он помог Максиму усадить Кира, прислонив спиной к двери магнекара, и метнулся к наставнику.
— Отец Александр, дай я помогу!
Антоний вдруг зашевелился и вцепился пятерней в ворот верховика Александра и зашипел:
— Прикажи никому к нам не подходить... Нам нужно поговорить... Наедине...
— Хорошо, бедный брат мой, — кивнул Александр и крикнул Серафиму: — Останься с Альбертом и ребятами, я справлюсь. Позаботьтесь о Кире!
Александр взвалил Антония на плечи. Серафим с досадой остановился, растерянно кивнул, провожая их глазами.
Ни с того, ни с сего начало сильно мести, резко усилился ветер, нарастал низкий вибрирующий звук. Александр с удивлением и тревогой оглянулся по сторонам – метель поднялась такая, что не было видно даже рядом стоящих домов.
— Отец Александр... остановись... — вдруг проговорил Антоний. Снежинки падали на его губы и не таяли. — Нам надо поговорить...
— Потом, всё потом, — в отчаянии пробормотал Александр, чувствуя, как угасает голос брата, — сейчас нужно позаботиться о тебе...
— Остановись... — Антоний сжал пальцы в кулак и требовательно ударил Александра в спину, неожиданно сильно, выбив выдох. — Я пришёл, чтобы обличить тебя в содомском грехе...
Александр сбился с шага. Ему показалось, что он ослышался, и со смешком пробормотал:
— Что ты такое говоришь?
— Остановись... — Антоний, с хрипом дыша, стал отпихиваться рукой. — Не дотрагивайся до меня! Отпусти меня, несчастный, слышишь?..
Александр прикусил губу, остановился, опустил капеллана на снег и присел рядом, подперев ему спину коленом.
— Я слушаю тебя, брат мой... Говори...
Антоний резко повернул к нему лицо, поднял подёрнутые пеленой ярости глаза и с замиранием слабого сердца спросил:
— Знаешь ли ты, отец Александр... что в обители есть место, которое не охвачено камерами слежения?
— Да, я знаю, — кивнул Александр и нахмурился, — в вишнёвом саду. Это место мне показал отец Никон. Мы там часто встречались, чтобы...
— ...поговорить обо всём, не боясь ничьих ушей, и делать всё... не боясь ничьих глаз?! — Антоний чуть не задохнулся от горя и отвернул перекосившееся в душевном страдании лицо. — Замолчи, брат Александр, о, несчастный брат Александр!!! Замолчи! Замолчи!!!
Антоний вдруг затрясся всем телом и изогнулся, как будто терпел не душевную муку, а настоящую физическую боль. Он застонал через сомкнутые губы, из глаз покатились слезы. Ему больше не хотелось ничего слушать – горе раздавило сердце. Но вдруг спохватился и заговорил, выдавливая из себя слова, как будто они застревали в горле:
— Хотя нет... нет... говори! Говори!!! Прошу тебя, святой брат, говори!!! Покайся в соделанном тобой смертном грехе!!! Я готов принять твою исповедь, а после иссушить в постах за тебя своё тело, пролить за тебя в молитве кровь!!! Умолять милосердного Господа помиловать тебя и вернуть, как заблудшую овцу в Своё стадо через очищение!!! Да не отнимет Всевышний от тебя Своей любви, Он простит... простит...
Александр совершенно растерялся и неуверенно пробормотал:
— Я не понимаю... о каком грехе ты говоришь, возлюбленный брат мой?
Он провёл ладонью по его лицу, смахивая налипший на ресницы снег. Но чёрной вспышкой Антония резануло воспоминание о ладони Никона на своей щеке, и он дёрнулся под рукой Александра, отшатнулся и заплакал безутешно.
— О святой брат, зачем ты согрешил? Зачем отдал дьяволу свою бессмертную душу? Ведь отец Никон – сущий дьявол! Как же он содомской похотью тебя соблазнил?
— Что ты такое страшное говоришь? — совершенно омертвев, прошептал Александр. — Ты считаешь, что отец Никон и я...
— Вы любовники! — с хрипом выдавил Антоний, с вызовом и отчаянием посмотрел на него.
— Что ты такое говоришь... — Руки Александра нервно затряслись, он прерывисто задышал.
— Вы – любовники!!! — ещё громче с яростью повторил Антоний, и, глотая слёзы, стал говорить всё, что внутри себя пережил за это время, безжалостно выплёскивая на него весь ужас своего сердца: — Как ты мог спать с ним? Прямо в святой обители?!
Александр побелел, от стресса дрожал уже всем телом, а Антоний хлестал его и хлестал словами чудовищных обвинений:
— Боже мой... я же считал, что ты ближе всех из нас к Богу, я с благоговением смотрел на твою улыбку и восхищался чистотой слов любви в проповедях твоих!!! Я видел, как боготворят тебя послушники, и сам тебя боготворил и гордился: вот наш будущий епископ, истинный избранник Бога на архиерейский престол!!! Я верил!!! Да, я искренне верил в праведность всех поступков твоих!!! Даже после того, как ты казнил безоружных гражданских на Марсе, я искренне верил, что в этом была святая воля Отца нашего Небесного, которую ты послушно выполнил!!!
Антоний со всхлипом заглотнул воздух.
— Как ошибся... ты – просто грешник! О, Боже, ты – просто блудник, мужеложник и гордец!!! Убийца, прелюбодей, вероотступник!!! Ты пал сам и увлёк в бездну погибели трёх послушников своих, присовокупил к участию в своём мерзком грехе!!! Ты заставил их предать братьев, предать Господа, предать церковь, увёл из святой обители, бросил на растерзание миру, лежащему во зле, отдал дьяволу, в секту! Оля... бедная девочка... она погибла по твоей вине!!!
— Послушай, брат Антоний, — простонал Александр, — дай мне сказать хоть слово! Даже преступнику дают возможность оправдаться, дай же и мне оправдаться от обвинений страшных таких!
— Так ты оправдываться собрался, а не каяться в грехах своих?! — прохрипел Антоний и скрежетнул зубами. — Больше я не брат тебе!!!
— Но не совершал я всех этих преступлений!!! Что за ужасы ты мне говоришь?! Я даже повторить без омерзения не могу то, что ты мне сейчас говоришь!!!
Ложь Александра невыносимо опротивела Антонию. Он схватил его за капюшон верховика, резко притянул к себе и встряхнул, с ненавистью глядя в его глаза:
— Отвечай мне, как перед Богом. Ты спал с настоятелем Никоном?!
— Нет! Нет! Брат Антоний, как ты мог про меня такое подумать?!!
— Зачем же ты приходил к нему в то место, в вишнёвом саду?!
— Я исповедовался! Я регулярно исповедовался ему сам и обсуждал исповеди послушников, испрашивая его совета...
Ему стало неудобно – Антоний всё еще держал его за капюшон; длинный оледенелый ворс меха развевался на ветру, хлестал лицо. Чтобы не упасть, он склонился над Антонием и опёрся на снег кулаком.
Выслушав ответ, Антоний помолчал, потом с ещё большим недоверием покачал головой и грозно нахмурился:
— Ах, вот как?! Только ты один из нас исповедуешься настоятелю? Почему все мы исповедуемся владыке?!
— Сам Никон предложил мне это духовное попечение, и владыка благословил!
— С чего вдруг?
— Владыка рассказал, как Никон на исповеди однажды признался ему, что не доверяет мне. Благословенный отец видел его вражду ко мне и хотел, чтобы настоятель узнал моё чистое сердце и помыслы мои, чтобы между нами восстановился мир!
Антоний ненадолго замолчал, осмысляя услышанное, но тут же спросил:
— Почему не в храме?
— В храме нельзя... В исповедальне – прослушка...
— И ты тоже знал про это?
— Да. Мне рассказал Никон.
И снова, как видение, перед глазами Антония встало лицо Оли, как тогда, в исповедальне. Он провалился внутрь себя, потеряв связь с настоящим. Его пальцы ослабли, выпустили капюшон, рука упала и безвольно повисла. Александр мучительно помолчал и осторожно прошептал:
— Брат Антоний... я говорю правду... Не совершал я того страшного греха... кто-то оклеветал меня и настоятеля обители – святого капеллана Никона... Умоляю тебя, скажи, кто?
Сознание резко вернулось к Антонию, он со страданием усмехнулся и даже рассмеялся безумным смехом в лицо Александру. После отчётливо проговорил:
— В любовной связи между вами мне признался... сам настоятель Никон.
Александр от изумления открыл рот и уставился на Антония в ошеломлении.
— Что же ответить теперь мне? Святой брат, повтори, скажи снова, что всё это – неправда?!
Антоний проваливался в ледяную липкую тьму. Внутри него настойчиво заговорил какой-то властный голос. Он не разрешал Антонию быть собой, он приказывал, он требовал. И Антоний к голосу стал прислушиваться. Его глаза стекленели, но губы всё ещё говорили:
— Как страшно, прекрасный брат мой... что тебе нечего ответить на это... — с этими словами Антоний рукояткой вперёд подал Александру пистолет и чётко произнёс:
— Антэхэя...
Александр принял пистолет, как в ударе уставившись на оружие. Антоний поднял на него чужие, невидящие глаза и проговорил каким-то не своим механическим голосом:
— Бросьте оружие!!! Наставник Антоний, о, Боже, ну что же вы творите?!!
Полицейские выхватили пистолеты.
— Серафим!!! — закричал Максим, и голос его сорвался: — Посмотри, что с братом Киром!!!
Серафим испуганно глянул на магнекар и бросился к нему. Он открыл дверцу, увидел то, чего боялся – бездыханного Кира, и стиснул зубы так, что чуть не сломал клыки; быстро приподнял ему голову и увидел на шее следы.
— Что с ним?!! — дрожащим голосом прокричал Максим.
С колотящейся в горле ненавистью Серафим молча сверкнул глазами на Антония и тут же, не теряя времени, выволок Кира из магнекара на снег.
— Что с ним?!! — Из глаз Максима брызнули слезы. Он продолжал пятиться, приближаясь к магнекару.
— Ни с места!.. — Антоний облизнул потрескавшиеся губы. Пистолет сильно дрожал в его руке, не было сил подняться с колен. — Послушник Максим, заклинаю тебя именем Господа нашего Иисуса Христа... веди меня к брату Александру!
— Бросьте оружие!!! Иначе мы откроем огонь на поражение!!! — закричали полицейские.
Антоний понял, что теряет сознание. Он глох, перед глазами фигура осторожно удаляющегося с разведёнными в стороны руками Максима расплывалась в кровавой мути.
Он уходит... уходит... Ему не дадут увидеть брата... Он вскинул руку над головой и в бешенстве начал палить в небо.
— Я призываю тебя к ответу, брат Александр!!! — в исступлении орал Антоний, смешивая крик с грохотом выстрелов. — Дай мне и Богу ответ, кто ты?!! Предатель или святой?!! Что ты принесёшь нашей обители и братьям твоим?!! Жизнь или смерть?!! Мир или смуту?!! Отвечай мне, брат Александр!!! Отвечай мне, отвечай!!!
Как только Максим понял, что больше не на прицеле, тут же рванул к магнекару и присел рядом с Серафимом, который пытался привести Кира в чувство и ритмично давил обеими руками ему на грудь.
Густав, найдя упор локтями на капоте полицейского магнекара, вжался щекой в приклад карабина, держа затылок капеллана в перекрестие прицела, Карл и Юнг с пистолетами в руках обходили его со спины, тоже готовые в любую минуту обезвредить выстрелом, если только тот дёрнет стволом в сторону Максима.
Но Антоний расстрелял всю обойму; он уже не понимал происходящего и продолжал нажимать на спуск, не обращая внимания, что магазин – пуст, а затвор остался во взведённом крайнем положении. Теперь словно по команде, полицейские бросились ему на спину и повалили в снег.
На Антония опрокинулось небо. Остановившимися глазами капеллан смотрел в сумеречные облака и судорожно дышал, с каждым выдохом повторяя только одно имя. Из серых с зеленью глаз выкатились слёзы и льдинками застыли на бледных висках.
Альберт подошёл и нажал коленом на сгиб локтя, чтобы зафиксировать руку и вырвать пистолет, но чтобы ни делал – не смог разжать стиснутые пальцы. Озлобляясь, вскочил и попытался выбить оружие ударами носка ботинка, разбил Антонию пальцы, но капеллан мёртвой хваткой держал пистолет.
— Придётся оставить, всё равно пустой. Хватка – как у бульдога челюсть судорогой свело. — Сержант осмотрел грудь капеллана и увидел дыру в верховике чуть выше сердца. Кровь намочила ткань, запеклась вокруг краев тёмно-бурым пятном.
— Он ранен и потерял слишком много крови, — констатировал сержант и хотел вызвать врача, как тот сам показался на дорожке.
Встревоженный выстрелами, Сергей Владимирович летел во весь дух, но его обгонял Александр. Он, так же как и Сергей, ещё будучи в больнице услышал выстрелы и нёсся сломя голову, а увидев трагедию на парковке, и вовсе припустил так, что через секунду был на месте.
— Статус Кира?! – закричал он, подлетая к Максиму и Серафиму.
— Живой! — ответил Серафим. Кир уже очнулся и глубоко дышал, а Максим растирал ему щёки. — Наставник Антоний – трёхсотый.
Александр быстрым взглядом окинул залитый кровью снег и Альберта, придавившего коленом откинутую руку капеллана, рану и пустой пистолет, затем стал оглядывать каждого, но не увидел других раненых. Он стёр со лба пот и крикнул:
— Братья, он в вас стрелял? Вы что, в ответ подстрелили его? Боже милосердный, что вообще тут произошло?!
— Мы не причастны к этому, отец Александр. — Альберт медленно встал с колена, отпуская руку капеллана, но Антоний не шевелился. — Капеллан получил ранение ещё в сателлите.
Александр кинулся к Антонию, бережно поднял за плечи и прижал к себе.
— О, брат мой Антоний... что произошло с тобой? Кто стрелял в тебя? С чем ты сюда пришёл?
Услышав его голос, Антоний дернулся всем телом, его открытые глаза вдруг ожили, вскинулись брови, задрожали ресницы. Не моргая и без какого-либо выражения, он несколько мгновений смотрел Александру в глаза, затем разлепил белые губы.
— Брат Александр... я пришёл за правдой... мне нужна только правда... правда, во имя Христа...
Он ещё что-то бормотал и бредил. Александр снегом аккуратно стёр размазанную по его лбу кровь и улыбнулся с горькими слезами на глазах.
— Я всё скажу тебе, брат любимый мой, что ты ни попросишь, только потерпи немного – ты серьёзно ранен, я отнесу тебя в больницу.
Запыхавшийся Сергей стоял, оперевшись ладонями на колени, и переводил дух.
— Из него натекло, как из зарезанной свиньи. Нужна кровь. Как мы узнаем, какая у него группа крови?
Александр молча раскрыл на Антонии пошире верховик, разорвал ворот намокшей от крови туники, добрался до татуировки на левой груди, прямо под раной. Наколка была залита кровью, чтобы её рассмотреть, пришлось стереть кровь рукой.
— Сергей, группа крови третья, резус отрицательный...
Сергей всплеснул руками:
— Третья, отрицательный? Где же я такую сейчас возьму?!
— У Савватия – первая, отрицательный! — крикнул Максим. — Он – универсальный отрицательный резус-донор!
— Конечно! – обрадовался Александр. — Он же как раз сейчас в кабинете физиотерапии! Скорее, Сергей, пусть брат Савва даст свою кровь!
— Что?! — возмутился Сергей. — Да Савватий только оклемался! Ты предлагаешь ради этого бугая выкачать из парня всю кровь?! Ты же наставник, вот и пожалей своего Савву! Ничего вот не буду с парнем делать, пока не скажет брат Арден!
Александр нахмурился и жёстко проговорил:
— Не утрируйте. Раз отказываетесь, тогда я всё сделаю сам. Передай Савве приказ: немедленно перейти в процедурную и приготовиться к прямой гемотрансфузии, готовьте кровезаменители.
Александр перехватил раненного капеллана под спину и под колени и стал бережно поднимать. Сергей только со вздохом развёл руками и, ругаясь про себя, побежал к больнице.
Серафим переживал, глядя, с каким трудом поднимает Александр Антония и идёт, проваливаясь под тяжёлой ношей в снег. Он помог Максиму усадить Кира, прислонив спиной к двери магнекара, и метнулся к наставнику.
— Отец Александр, дай я помогу!
Антоний вдруг зашевелился и вцепился пятерней в ворот верховика Александра и зашипел:
— Прикажи никому к нам не подходить... Нам нужно поговорить... Наедине...
— Хорошо, бедный брат мой, — кивнул Александр и крикнул Серафиму: — Останься с Альбертом и ребятами, я справлюсь. Позаботьтесь о Кире!
Александр взвалил Антония на плечи. Серафим с досадой остановился, растерянно кивнул, провожая их глазами.
Глава 10. Без шанса на жизнь
Ни с того, ни с сего начало сильно мести, резко усилился ветер, нарастал низкий вибрирующий звук. Александр с удивлением и тревогой оглянулся по сторонам – метель поднялась такая, что не было видно даже рядом стоящих домов.
— Отец Александр... остановись... — вдруг проговорил Антоний. Снежинки падали на его губы и не таяли. — Нам надо поговорить...
— Потом, всё потом, — в отчаянии пробормотал Александр, чувствуя, как угасает голос брата, — сейчас нужно позаботиться о тебе...
— Остановись... — Антоний сжал пальцы в кулак и требовательно ударил Александра в спину, неожиданно сильно, выбив выдох. — Я пришёл, чтобы обличить тебя в содомском грехе...
Александр сбился с шага. Ему показалось, что он ослышался, и со смешком пробормотал:
— Что ты такое говоришь?
— Остановись... — Антоний, с хрипом дыша, стал отпихиваться рукой. — Не дотрагивайся до меня! Отпусти меня, несчастный, слышишь?..
Александр прикусил губу, остановился, опустил капеллана на снег и присел рядом, подперев ему спину коленом.
— Я слушаю тебя, брат мой... Говори...
Антоний резко повернул к нему лицо, поднял подёрнутые пеленой ярости глаза и с замиранием слабого сердца спросил:
— Знаешь ли ты, отец Александр... что в обители есть место, которое не охвачено камерами слежения?
— Да, я знаю, — кивнул Александр и нахмурился, — в вишнёвом саду. Это место мне показал отец Никон. Мы там часто встречались, чтобы...
— ...поговорить обо всём, не боясь ничьих ушей, и делать всё... не боясь ничьих глаз?! — Антоний чуть не задохнулся от горя и отвернул перекосившееся в душевном страдании лицо. — Замолчи, брат Александр, о, несчастный брат Александр!!! Замолчи! Замолчи!!!
Антоний вдруг затрясся всем телом и изогнулся, как будто терпел не душевную муку, а настоящую физическую боль. Он застонал через сомкнутые губы, из глаз покатились слезы. Ему больше не хотелось ничего слушать – горе раздавило сердце. Но вдруг спохватился и заговорил, выдавливая из себя слова, как будто они застревали в горле:
— Хотя нет... нет... говори! Говори!!! Прошу тебя, святой брат, говори!!! Покайся в соделанном тобой смертном грехе!!! Я готов принять твою исповедь, а после иссушить в постах за тебя своё тело, пролить за тебя в молитве кровь!!! Умолять милосердного Господа помиловать тебя и вернуть, как заблудшую овцу в Своё стадо через очищение!!! Да не отнимет Всевышний от тебя Своей любви, Он простит... простит...
Александр совершенно растерялся и неуверенно пробормотал:
— Я не понимаю... о каком грехе ты говоришь, возлюбленный брат мой?
Он провёл ладонью по его лицу, смахивая налипший на ресницы снег. Но чёрной вспышкой Антония резануло воспоминание о ладони Никона на своей щеке, и он дёрнулся под рукой Александра, отшатнулся и заплакал безутешно.
— О святой брат, зачем ты согрешил? Зачем отдал дьяволу свою бессмертную душу? Ведь отец Никон – сущий дьявол! Как же он содомской похотью тебя соблазнил?
— Что ты такое страшное говоришь? — совершенно омертвев, прошептал Александр. — Ты считаешь, что отец Никон и я...
— Вы любовники! — с хрипом выдавил Антоний, с вызовом и отчаянием посмотрел на него.
— Что ты такое говоришь... — Руки Александра нервно затряслись, он прерывисто задышал.
— Вы – любовники!!! — ещё громче с яростью повторил Антоний, и, глотая слёзы, стал говорить всё, что внутри себя пережил за это время, безжалостно выплёскивая на него весь ужас своего сердца: — Как ты мог спать с ним? Прямо в святой обители?!
Александр побелел, от стресса дрожал уже всем телом, а Антоний хлестал его и хлестал словами чудовищных обвинений:
— Боже мой... я же считал, что ты ближе всех из нас к Богу, я с благоговением смотрел на твою улыбку и восхищался чистотой слов любви в проповедях твоих!!! Я видел, как боготворят тебя послушники, и сам тебя боготворил и гордился: вот наш будущий епископ, истинный избранник Бога на архиерейский престол!!! Я верил!!! Да, я искренне верил в праведность всех поступков твоих!!! Даже после того, как ты казнил безоружных гражданских на Марсе, я искренне верил, что в этом была святая воля Отца нашего Небесного, которую ты послушно выполнил!!!
Антоний со всхлипом заглотнул воздух.
— Как ошибся... ты – просто грешник! О, Боже, ты – просто блудник, мужеложник и гордец!!! Убийца, прелюбодей, вероотступник!!! Ты пал сам и увлёк в бездну погибели трёх послушников своих, присовокупил к участию в своём мерзком грехе!!! Ты заставил их предать братьев, предать Господа, предать церковь, увёл из святой обители, бросил на растерзание миру, лежащему во зле, отдал дьяволу, в секту! Оля... бедная девочка... она погибла по твоей вине!!!
— Послушай, брат Антоний, — простонал Александр, — дай мне сказать хоть слово! Даже преступнику дают возможность оправдаться, дай же и мне оправдаться от обвинений страшных таких!
— Так ты оправдываться собрался, а не каяться в грехах своих?! — прохрипел Антоний и скрежетнул зубами. — Больше я не брат тебе!!!
— Но не совершал я всех этих преступлений!!! Что за ужасы ты мне говоришь?! Я даже повторить без омерзения не могу то, что ты мне сейчас говоришь!!!
Ложь Александра невыносимо опротивела Антонию. Он схватил его за капюшон верховика, резко притянул к себе и встряхнул, с ненавистью глядя в его глаза:
— Отвечай мне, как перед Богом. Ты спал с настоятелем Никоном?!
— Нет! Нет! Брат Антоний, как ты мог про меня такое подумать?!!
— Зачем же ты приходил к нему в то место, в вишнёвом саду?!
— Я исповедовался! Я регулярно исповедовался ему сам и обсуждал исповеди послушников, испрашивая его совета...
Ему стало неудобно – Антоний всё еще держал его за капюшон; длинный оледенелый ворс меха развевался на ветру, хлестал лицо. Чтобы не упасть, он склонился над Антонием и опёрся на снег кулаком.
Выслушав ответ, Антоний помолчал, потом с ещё большим недоверием покачал головой и грозно нахмурился:
— Ах, вот как?! Только ты один из нас исповедуешься настоятелю? Почему все мы исповедуемся владыке?!
— Сам Никон предложил мне это духовное попечение, и владыка благословил!
— С чего вдруг?
— Владыка рассказал, как Никон на исповеди однажды признался ему, что не доверяет мне. Благословенный отец видел его вражду ко мне и хотел, чтобы настоятель узнал моё чистое сердце и помыслы мои, чтобы между нами восстановился мир!
Антоний ненадолго замолчал, осмысляя услышанное, но тут же спросил:
— Почему не в храме?
— В храме нельзя... В исповедальне – прослушка...
— И ты тоже знал про это?
— Да. Мне рассказал Никон.
И снова, как видение, перед глазами Антония встало лицо Оли, как тогда, в исповедальне. Он провалился внутрь себя, потеряв связь с настоящим. Его пальцы ослабли, выпустили капюшон, рука упала и безвольно повисла. Александр мучительно помолчал и осторожно прошептал:
— Брат Антоний... я говорю правду... Не совершал я того страшного греха... кто-то оклеветал меня и настоятеля обители – святого капеллана Никона... Умоляю тебя, скажи, кто?
Сознание резко вернулось к Антонию, он со страданием усмехнулся и даже рассмеялся безумным смехом в лицо Александру. После отчётливо проговорил:
— В любовной связи между вами мне признался... сам настоятель Никон.
Александр от изумления открыл рот и уставился на Антония в ошеломлении.
— Что же ответить теперь мне? Святой брат, повтори, скажи снова, что всё это – неправда?!
Антоний проваливался в ледяную липкую тьму. Внутри него настойчиво заговорил какой-то властный голос. Он не разрешал Антонию быть собой, он приказывал, он требовал. И Антоний к голосу стал прислушиваться. Его глаза стекленели, но губы всё ещё говорили:
— Как страшно, прекрасный брат мой... что тебе нечего ответить на это... — с этими словами Антоний рукояткой вперёд подал Александру пистолет и чётко произнёс:
— Антэхэя...
Александр принял пистолет, как в ударе уставившись на оружие. Антоний поднял на него чужие, невидящие глаза и проговорил каким-то не своим механическим голосом:
