Любовь к другу – филиа. А любовь сильная, страстная любовь к Богу – эрос 18. Увы, люди пали, их глаза затмились тьмой, и они перестали созерцать Бога. Сотворённая самим Богом эротическая любовь никуда в них не делась, она просто потеряла высшую цель и мечется, ища новый объект излияния. И находит, изливаясь на падшее создание – человека, и становится страстью к женщине... Но с этим, вроде, понятно, другое дело – любовь к другу. Филиа в самых высших своих проявлениях трудно отличить от эроса. Если сердце помрачено дьявольским искушением, их легко спутать. Похоже, что Антоний и Александр перепутали филиа с эросом, и ну... сами понимаете...
— Что ты несешь?! Да ты рехнулся, отец Никон!! — заорал Арсений и, покраснев лицом, схватился за сердце. — Я никогда... никогда не посмел бы этого сделать!!! — Вдруг он осёкся и быстро поправился: — Я хотел сказать, что знаю отца Александра, как самого себя, а я бы никогда такого не сделал! Александр был и есть чист от проявления всякой похоти и внимателен к любым помыслам, которые дьявол посылает монахам в сердце. Как ты мог вообще такое предположить?!
— Но капеллан Александр не отсёк помыслы дьявольские, которые заставляли его предать истинную веру и уйти в секту противоречащего! Он, вроде бы, опытный наставник многих, наш флагман истинной веры, как неофит… нет, как слепой щенок дал провести себя лукавому, принял и сосложил чужую волю – волю дьявольскую – с волей своей! Как же он предал истинную веру?! — хрипло и громко проговорил Никон. — Вы и после этого скажете, что он искусен в аскетике? Что же тогда ему не хватило духовного различения, чтобы не попасться на крючок антихриста?!
— Замолчи!!! — заорал в бешенстве Владыка. — Как ты посмел возвысить свой голос на Александра, ты сам – щенок!
Глаза Никона блеснули чёрным огнем. Он сказал, ухмыляясь:
— В чём я был не прав, Преосвященнейший Владыка? Укажите конкретно, хоть одно слово, где я вам солгал?
— Простите, Владыка, но, похоже, отец Никон прав, — с трудом вставил между ними слово Вианор. — Зен наблюдал между ними сцену ревности.
Арсений остолбенел с открытым ртом и заглотнул воздух. Затем сильно затрясся в кашле и с усилием выдавил:
— Вы вознамерились меня убить? У меня же слабое сердце...
— Простите, Владыка, — сокрушённо потупился Вианор, — лучше бы подо мной разверзлась земная твердь, лишь бы мне этого не говорить…
Владыка одну руку прижал к груди, другой схватился за край стола, свалив на пол стопку книг. Вианор бросился поднимать, но Арсений остановил его отбрасывающим жестом руки:
— Нет уж, выкладывай все!
— Отец Никон говорит правду, Владыка, — Вианор мужественно смотрел в глаза епископу и продолжал: — Зен совершенно отчётливо слышал, как капеллан Антоний со слезами обвинял Александра в том, что он его любил и боготворил, а тот предал его любовь тем, что спал с отцом-настоятелем в святой обители.
— Боже святый... — задохнулся Владыка, закрыл рукой лицо. Когда же он оторвал руку от лица, капелланы увидели его взгляд испуганным, почти робким. — Как ты можешь прокомментировать это, сын мой Никон?
— Владыка, пусть успокоится ваше сердце, — низким обволакивающим голосом проговорил Никон, но при этом его лицо хищно заострилось, взгляд стал тяжёлым. — Просто отступник Антоний, как и все ревнивцы, понакрутил в своей голове то, чего нет и могло быть. Он всего лишь с подозрением отнёсся к информации о том, что его возлюбленный Александр исповедовался лично мне с Вашего величайшего благоизволения.
— Это правда? — Арсений шарил рукой по груди, пытаясь справиться с отдышкой, и сказал с истеричной поспешностью: — Ах, Антоний, Антоний! Боже, как до такой низости этот отступник мог дойти!
— И снова отец Никон сказал правду, — негромко подал голос Вианор. — Доклад Зена полностью подтверждает слова отца-настоятеля. Капеллан Александр попытался рассказать Антонию правду о частных исповедях, но тот ему не поверил, а вместо этого вдруг сказал какое-то странное слово. Не без гордости скажу, что Зен, как самый способный из моих послушников, знает восемь современных языков и четыре древних, но даже он не узнал его и не понял смысла. Оно было сказано на неведомом языке. Услышав это слово, капеллан Александр стал совершенно послушным. И тогда Антоний приказал ему застрелиться.
Воцарилась тишина. Вианор немного помолчал и продолжил:
— Александр совершенно безропотно выполнял приказы Антония, его спасли лишь осечки, видать, Александра спас сам Бог. Когда Антоний вырвал у него из рук пистолет и выстрелил ему в голову, Александра даже Зен не успел бы защитить. Возможно, в муке ревности Антоний хотел совершить самоубийство, но Александр ему не дал. Он успокоил его, заверил во взаимной любви и забрал у него из рук оружие. И в этот момент кто-то попытался их обоих застрелить. Первая пуля попала Антонию в голову, вторая должна была достаться Александру, но Зен своей спиной его закрыл.
Владыка ошеломленно посмотрел на Вианора, после перевёл взгляд на настоятеля.
— Это какое такое странное слово знал Антоний, которое сделало Александра послушным, а-а-а, отец Никон?
— Я не понимаю, о чём идет речь, Владыка, — тут же отреагировал Никон. На его лице изобразилось искусственное замешательство. — Я не знаю таких технологий, да и этого эпизода на видеорегистраторе Зена попросту нет!
— Как нет?! — воскликнул Владыка и как-то сразу стих.
Никон пожал плечами и развёл руками:
— Ну, вот так вот: нет! Данные со всех видеорегистраторов из-за помех, которые создала буря, не были доступны в режиме реального времени, но у нас есть записи, которые были сразу же мной просмотрены при возвращении борта в обитель. Никакого такого слова там нет. Мало того, на видеорегистраторе явственно видно, что никто не стрелял по Антонию: он убивает себя сам.
— Не хочешь ли ты сказать, что мой послушник лжёт? — возмутился Вианор.
Никон повернулся к нему с улыбкой на всё понимающем лице:
— Лжёт? Что ты, нет! Просто от волнения что-то неправильно услышал или интерпретировал информацию.
— От вол-не-ни-я? — переспросил Вианор, сдвинув брови. — Какое может быть волнение после пси-подготовки перед выполнением задачи?!
— Ах, ложь это большое преступление!! — вскричал Арсений. — Если Зен лжёт, то тебе, как его наставнику и священнику, придётся наказать его по закону: дать ему плетью сорок ударов без одного! — Арсений взбудоражено замахал рукой: — Живо мне сюда данные видеорегистратора!!
— Пожалуйста, — невозмутимо сказал Никон. — Смотрите же сами. Проекцию на стену.
На одной из стен психоум вывел видео с видеорегистратора послушника Зена. Несмотря на рёв вьюги, электронное подавление шума позволило услышать все детали разговора и увидеть картинки в инфракрасном и радиочастотном спектрах. Все чётко услышали диалог капелланов, после чего вдруг Антоний приказал Александру застрелиться.
В этот момент Зен бросается к ним, изображение дрожит, но всё равно благодаря стабилизатору видно, как после осечки Антоний молниеносно выхватывает пистолет у Александра и стреляет ему в лицо, затем быстро приставляет ствол к своему виску. Александр бросается к нему, обнимает, шепчет молитву и слова любви, и тут раздается выстрел. Тело Антония обмякает на руках Александра.
Никон приказал психоум убрать изображение и заключил:
— Как видите, никто не контролил Антония. Он сам себя убил.
Хоть у Арсения от сердца и отлегло, но он ухватился, как утопающий за соломинку, за подброшенную ему идею и сказал с напускной злостью:
— Ложь лжи – рознь! Ложь Зена в боевой обстановке – это преступление! Такая ложь может привести к страшным, губительным последствиям для всей церкви! А посему благословляю послушника Зена по закону, данному нам в священном Писании, принять наказание: сорок ударов плетей без одного от руки священника. От руки своего наставника, от твоей руки, о, доблестный капеллан Вианор! Ты же помнишь закон?
— Да, Владыка… — севшим от ужаса голосом прошептал Вианор. Казалось, он всё ещё не верит в происходящее.
— Тогда в деталях его нам изложи!
Глаза Вианора остекленели, и он вполголоса, но чётко, стал говорить:
— Две руки преступника привязывают к столбу, по обеим сторонам его, и священник хватается за его одежду: если она рвётся, то пусть рвётся, если он разрывает её, то он разрывает её настолько, чтобы обнажить его грудь. Позади преступника устанавливается камень, на который становится священник с ремнём из телячьей кожи в руке, который сложен вдвое и ещё раз вдвое, да ещё и с двумя другими ремнями. Наказуемый получает одну треть ударов спереди, а две трети сзади. Наказывающий бьёт одной рукой, и бьёт изо всей силы. Если наказуемый умирает под ударами, наказывающий не виноват, но, если он нанесёт ему хоть один лишний удар, и наказуемый умрёт, он должен из-за него уйти в изгнание, в монастырь, ибо нельзя назначать более сорока ударов, чтобы от многих ударов брат твой не был обезображен пред глазами твоими 19.
Закончив, Вианор подавленно замолчал. Потом вдруг внутри его произошло озарение: он всё понял, рассыпанные частности сложились в пазл, и он проговорил побелевшими от гнева губами:
— Это видео – подделка! Мой послушник Зен солгать не может! Он никогда не лжёт, он безупречен! Я готов отдать Зена на допрос в пси-режиме, или даже с применением пентотала натрия 20, лишь только снять с него ложное обвинение и не подвергать незаслуженному наказанию! Антония контролили, и доказательство тому – следы попаданий от пуль на его броне!
— Но видео говорит об обратном, — быстро сказал Никон. — А значит, по Зену стреляли в какой-то другой момент. Скорее всего, ему досталось во время перестрелки с полицейскими...
— ...но полицейские стреляли только по борту, наземную группу захвата они даже не видели!
— А повреждения на бронепластинах говорят об обратном, как и схватка Евангела с Серафимом. Полицейские вас видели.
— А как же следы?! Мы шли по следам ликвидатора до ручья!
— Неужели ты считаешь, что в парке рядом с жильём не может быть ничьих других следов?..
— То есть ты считаешь, что кто-то из жителей посёлка во время метели вдруг ринулся форсировать ручей вброд?! А метель?! Она началась ровно в тот момент, когда мы приняли решение начать спецоперацию именно сейчас и вызвали конвертоплан с группой поддержки!
— Брат Вианор, — Никон усмехнулся, — только в обители у нас всегда райская весна. А в мире сейчас начало февраля. Может быть, ты не знал, но климат-контроль в феврале перераспределяет между полушариями воздушные массы, отчего часто бывают у нас снег и ветер. Христианину не следует быть настолько суеверным, чтобы заподозрить непогоду в желании противодействовать твоему плану, если только ты не собираешься свалить на неё срыв спецоперации.
— Срыв операции? — Вианору показалось, что сказал он это излишне агрессивно, но ему уже нечего было терять. — Чёрное ты называешь белым, а белое – чёрным! Мы успешно осуществили захват приоритетных целей!
Никон решил прекратить защиту и пошёл в атаку:
— При этом вы порешили полицейских и упустили Серафима. И как нам теперь разбираться с полицией?
Вианор вынужденно ушёл в оборону:
— У нас был приказ использовать все средства, но всё равно мы смогли обойтись малой кровью. Мы приняли решение сохранить жизнь полицейским, которые охраняли периметр, поэтому их не резали, а, используя эффект внезапности, обезвредили парализатором.
— Малой кровью? Ты тогда присовокупи к этой крови кровь жителей поселения, которые невинно бросали в тебя снежки, а ты им устроил кровавую баню!
— Я действовал строго по инструкции, которая предписывает силовикам для устрашения со всей жестокостью подавлять любое агрессивное протестное поведение, особенно если у них в руках оружие или если так показалось.
— И что, у них в руках было оружие? — хмыкнул Никон.
— Нет, но так показалось. В этом случае по инструкции я также имел право открыть огонь. К тому же... разве кто-нибудь из них умер? Я ставил себе задачу обезвредить ранением, а не убить, я видел, куда стрелял!
— Но твой послушник Евангел зарезал полицейского!
— Этот полицейский убил нашего брата. Евангел слишком ревностен по выполнению Закона Божьего. Если сочтёте, что он погрешил против Закона, я лично дам ему сорок ударов плетей без одного.
— Успокойся, доблестный капеллан Вианор, не сочтём, — грозно проговорил Арсений и прокричал: — Но я присоединяюсь к вопросу, что нам делать с полицией?!
Никон учтиво повернулся к нему:
— О, Преосвященнейший Владыка, с полицией разобраться будет сложно, но можно. У меня есть план.
Арсений вздёрнул брови и посмотрел на него благосклонно:
— Ну что ж, изложи!
— Владыка, смотрите, как всё выстраивается один к одному: некий наш общий знакомый полковник Проханов и несколько сотрудников из полицейского Управления поднимают мятеж. Сектанты убивают представителя Истинной церкви – капеллана Антония, а мятежные полицейские встают на их сторону. Простите, но вообще, это – статья. Это – настоящий терроризм! Владыка, я просил вас не забирать труп отступника Антония, чтобы у общественности были доказательства нашей версии произошедшего. Обвинив полицейских в пособничестве террористам, мы освободим сектантов от опеки полиции и перенесём ось мирового зла в Вознесенку. Именно так нанёсем по ним удар и окончательно разорим это гнездо духовного разврата.
Взгляд Арсения совсем потеплел:
— Хм... Ну что ж, отец Никон. Мне остаётся только восславить Господа за твой изворотливый ум. Ты поразил меня масштабом мысли. Сделаем, как ты говоришь. А теперь можете идти.
Капелланы с поклоном покинули кабинет архиепископа и неспешно пошли к выходу из резиденции. Через несколько шагов у Вианора на лице выступили желваки и он, стискивая зубы, обратился к настоятелю:
— Отец Никон... присоединяюсь к восхвалению твоего изворотливого ума. Но мы-то оба знаем, как всё было на самом деле! Ты опорочил честь Зена, сделав его донесение выдумкой. Я знаю: это ты отдал приказ на ликвидацию Антония.
Никон усмехнулся:
— Ты проштрафился и можешь теперь строить какие угодно теории, конспиролог. Владыка тебя не будет слушать. Его интерес на моей стороне.
Лицо Вианора сделалось жестоким. Он нахмурился и тоном, не обещающим ничего хорошего, жёстко сказал:
— Посмотрим.
* * *
— Какая-то совершенно жуткая история... Любовь? Ревность? Убийство из ревности? Как во всём этом оказался замешан Александр?
С этими словами архиепископ бессильно повалился в кресло и подпёр голову рукой, облокотившись на мягкий подлокотник.
— Никон лжёт, — сказал собеседник. — Совершенно ясно, что Никон лжёт, но Вы правильно сделали вид, что Вы ему верите. С современным уровнем технологий любое видео можно в короткое время скорректировать, натянуть тень на плетень, всё извратить. На этом стоит вся политика.
Владыка сцепил перед собой напряженные пальцы, раздумывая над этими словами. Собеседник продолжал:
— Его открытая дерзость говорит о том, что у настоятеля Никона есть влиятельный покровитель, и мы оба догадываемся, кто это может быть. Вам надо спешить, иначе вами задуманное может не осуществиться: у нас тут намечается борьба за власть.
— Никон предал меня... — сокрушённо прошептал Арсений. — Но как нам эту лисицу подловить?
— Что ты несешь?! Да ты рехнулся, отец Никон!! — заорал Арсений и, покраснев лицом, схватился за сердце. — Я никогда... никогда не посмел бы этого сделать!!! — Вдруг он осёкся и быстро поправился: — Я хотел сказать, что знаю отца Александра, как самого себя, а я бы никогда такого не сделал! Александр был и есть чист от проявления всякой похоти и внимателен к любым помыслам, которые дьявол посылает монахам в сердце. Как ты мог вообще такое предположить?!
— Но капеллан Александр не отсёк помыслы дьявольские, которые заставляли его предать истинную веру и уйти в секту противоречащего! Он, вроде бы, опытный наставник многих, наш флагман истинной веры, как неофит… нет, как слепой щенок дал провести себя лукавому, принял и сосложил чужую волю – волю дьявольскую – с волей своей! Как же он предал истинную веру?! — хрипло и громко проговорил Никон. — Вы и после этого скажете, что он искусен в аскетике? Что же тогда ему не хватило духовного различения, чтобы не попасться на крючок антихриста?!
— Замолчи!!! — заорал в бешенстве Владыка. — Как ты посмел возвысить свой голос на Александра, ты сам – щенок!
Глаза Никона блеснули чёрным огнем. Он сказал, ухмыляясь:
— В чём я был не прав, Преосвященнейший Владыка? Укажите конкретно, хоть одно слово, где я вам солгал?
— Простите, Владыка, но, похоже, отец Никон прав, — с трудом вставил между ними слово Вианор. — Зен наблюдал между ними сцену ревности.
Арсений остолбенел с открытым ртом и заглотнул воздух. Затем сильно затрясся в кашле и с усилием выдавил:
— Вы вознамерились меня убить? У меня же слабое сердце...
— Простите, Владыка, — сокрушённо потупился Вианор, — лучше бы подо мной разверзлась земная твердь, лишь бы мне этого не говорить…
Владыка одну руку прижал к груди, другой схватился за край стола, свалив на пол стопку книг. Вианор бросился поднимать, но Арсений остановил его отбрасывающим жестом руки:
— Нет уж, выкладывай все!
— Отец Никон говорит правду, Владыка, — Вианор мужественно смотрел в глаза епископу и продолжал: — Зен совершенно отчётливо слышал, как капеллан Антоний со слезами обвинял Александра в том, что он его любил и боготворил, а тот предал его любовь тем, что спал с отцом-настоятелем в святой обители.
— Боже святый... — задохнулся Владыка, закрыл рукой лицо. Когда же он оторвал руку от лица, капелланы увидели его взгляд испуганным, почти робким. — Как ты можешь прокомментировать это, сын мой Никон?
— Владыка, пусть успокоится ваше сердце, — низким обволакивающим голосом проговорил Никон, но при этом его лицо хищно заострилось, взгляд стал тяжёлым. — Просто отступник Антоний, как и все ревнивцы, понакрутил в своей голове то, чего нет и могло быть. Он всего лишь с подозрением отнёсся к информации о том, что его возлюбленный Александр исповедовался лично мне с Вашего величайшего благоизволения.
— Это правда? — Арсений шарил рукой по груди, пытаясь справиться с отдышкой, и сказал с истеричной поспешностью: — Ах, Антоний, Антоний! Боже, как до такой низости этот отступник мог дойти!
— И снова отец Никон сказал правду, — негромко подал голос Вианор. — Доклад Зена полностью подтверждает слова отца-настоятеля. Капеллан Александр попытался рассказать Антонию правду о частных исповедях, но тот ему не поверил, а вместо этого вдруг сказал какое-то странное слово. Не без гордости скажу, что Зен, как самый способный из моих послушников, знает восемь современных языков и четыре древних, но даже он не узнал его и не понял смысла. Оно было сказано на неведомом языке. Услышав это слово, капеллан Александр стал совершенно послушным. И тогда Антоний приказал ему застрелиться.
Воцарилась тишина. Вианор немного помолчал и продолжил:
— Александр совершенно безропотно выполнял приказы Антония, его спасли лишь осечки, видать, Александра спас сам Бог. Когда Антоний вырвал у него из рук пистолет и выстрелил ему в голову, Александра даже Зен не успел бы защитить. Возможно, в муке ревности Антоний хотел совершить самоубийство, но Александр ему не дал. Он успокоил его, заверил во взаимной любви и забрал у него из рук оружие. И в этот момент кто-то попытался их обоих застрелить. Первая пуля попала Антонию в голову, вторая должна была достаться Александру, но Зен своей спиной его закрыл.
Владыка ошеломленно посмотрел на Вианора, после перевёл взгляд на настоятеля.
— Это какое такое странное слово знал Антоний, которое сделало Александра послушным, а-а-а, отец Никон?
— Я не понимаю, о чём идет речь, Владыка, — тут же отреагировал Никон. На его лице изобразилось искусственное замешательство. — Я не знаю таких технологий, да и этого эпизода на видеорегистраторе Зена попросту нет!
— Как нет?! — воскликнул Владыка и как-то сразу стих.
Никон пожал плечами и развёл руками:
— Ну, вот так вот: нет! Данные со всех видеорегистраторов из-за помех, которые создала буря, не были доступны в режиме реального времени, но у нас есть записи, которые были сразу же мной просмотрены при возвращении борта в обитель. Никакого такого слова там нет. Мало того, на видеорегистраторе явственно видно, что никто не стрелял по Антонию: он убивает себя сам.
— Не хочешь ли ты сказать, что мой послушник лжёт? — возмутился Вианор.
Никон повернулся к нему с улыбкой на всё понимающем лице:
— Лжёт? Что ты, нет! Просто от волнения что-то неправильно услышал или интерпретировал информацию.
— От вол-не-ни-я? — переспросил Вианор, сдвинув брови. — Какое может быть волнение после пси-подготовки перед выполнением задачи?!
— Ах, ложь это большое преступление!! — вскричал Арсений. — Если Зен лжёт, то тебе, как его наставнику и священнику, придётся наказать его по закону: дать ему плетью сорок ударов без одного! — Арсений взбудоражено замахал рукой: — Живо мне сюда данные видеорегистратора!!
— Пожалуйста, — невозмутимо сказал Никон. — Смотрите же сами. Проекцию на стену.
На одной из стен психоум вывел видео с видеорегистратора послушника Зена. Несмотря на рёв вьюги, электронное подавление шума позволило услышать все детали разговора и увидеть картинки в инфракрасном и радиочастотном спектрах. Все чётко услышали диалог капелланов, после чего вдруг Антоний приказал Александру застрелиться.
В этот момент Зен бросается к ним, изображение дрожит, но всё равно благодаря стабилизатору видно, как после осечки Антоний молниеносно выхватывает пистолет у Александра и стреляет ему в лицо, затем быстро приставляет ствол к своему виску. Александр бросается к нему, обнимает, шепчет молитву и слова любви, и тут раздается выстрел. Тело Антония обмякает на руках Александра.
Никон приказал психоум убрать изображение и заключил:
— Как видите, никто не контролил Антония. Он сам себя убил.
Хоть у Арсения от сердца и отлегло, но он ухватился, как утопающий за соломинку, за подброшенную ему идею и сказал с напускной злостью:
— Ложь лжи – рознь! Ложь Зена в боевой обстановке – это преступление! Такая ложь может привести к страшным, губительным последствиям для всей церкви! А посему благословляю послушника Зена по закону, данному нам в священном Писании, принять наказание: сорок ударов плетей без одного от руки священника. От руки своего наставника, от твоей руки, о, доблестный капеллан Вианор! Ты же помнишь закон?
— Да, Владыка… — севшим от ужаса голосом прошептал Вианор. Казалось, он всё ещё не верит в происходящее.
— Тогда в деталях его нам изложи!
Глаза Вианора остекленели, и он вполголоса, но чётко, стал говорить:
— Две руки преступника привязывают к столбу, по обеим сторонам его, и священник хватается за его одежду: если она рвётся, то пусть рвётся, если он разрывает её, то он разрывает её настолько, чтобы обнажить его грудь. Позади преступника устанавливается камень, на который становится священник с ремнём из телячьей кожи в руке, который сложен вдвое и ещё раз вдвое, да ещё и с двумя другими ремнями. Наказуемый получает одну треть ударов спереди, а две трети сзади. Наказывающий бьёт одной рукой, и бьёт изо всей силы. Если наказуемый умирает под ударами, наказывающий не виноват, но, если он нанесёт ему хоть один лишний удар, и наказуемый умрёт, он должен из-за него уйти в изгнание, в монастырь, ибо нельзя назначать более сорока ударов, чтобы от многих ударов брат твой не был обезображен пред глазами твоими 19.
Закончив, Вианор подавленно замолчал. Потом вдруг внутри его произошло озарение: он всё понял, рассыпанные частности сложились в пазл, и он проговорил побелевшими от гнева губами:
— Это видео – подделка! Мой послушник Зен солгать не может! Он никогда не лжёт, он безупречен! Я готов отдать Зена на допрос в пси-режиме, или даже с применением пентотала натрия 20, лишь только снять с него ложное обвинение и не подвергать незаслуженному наказанию! Антония контролили, и доказательство тому – следы попаданий от пуль на его броне!
— Но видео говорит об обратном, — быстро сказал Никон. — А значит, по Зену стреляли в какой-то другой момент. Скорее всего, ему досталось во время перестрелки с полицейскими...
— ...но полицейские стреляли только по борту, наземную группу захвата они даже не видели!
— А повреждения на бронепластинах говорят об обратном, как и схватка Евангела с Серафимом. Полицейские вас видели.
— А как же следы?! Мы шли по следам ликвидатора до ручья!
— Неужели ты считаешь, что в парке рядом с жильём не может быть ничьих других следов?..
— То есть ты считаешь, что кто-то из жителей посёлка во время метели вдруг ринулся форсировать ручей вброд?! А метель?! Она началась ровно в тот момент, когда мы приняли решение начать спецоперацию именно сейчас и вызвали конвертоплан с группой поддержки!
— Брат Вианор, — Никон усмехнулся, — только в обители у нас всегда райская весна. А в мире сейчас начало февраля. Может быть, ты не знал, но климат-контроль в феврале перераспределяет между полушариями воздушные массы, отчего часто бывают у нас снег и ветер. Христианину не следует быть настолько суеверным, чтобы заподозрить непогоду в желании противодействовать твоему плану, если только ты не собираешься свалить на неё срыв спецоперации.
— Срыв операции? — Вианору показалось, что сказал он это излишне агрессивно, но ему уже нечего было терять. — Чёрное ты называешь белым, а белое – чёрным! Мы успешно осуществили захват приоритетных целей!
Никон решил прекратить защиту и пошёл в атаку:
— При этом вы порешили полицейских и упустили Серафима. И как нам теперь разбираться с полицией?
Вианор вынужденно ушёл в оборону:
— У нас был приказ использовать все средства, но всё равно мы смогли обойтись малой кровью. Мы приняли решение сохранить жизнь полицейским, которые охраняли периметр, поэтому их не резали, а, используя эффект внезапности, обезвредили парализатором.
— Малой кровью? Ты тогда присовокупи к этой крови кровь жителей поселения, которые невинно бросали в тебя снежки, а ты им устроил кровавую баню!
— Я действовал строго по инструкции, которая предписывает силовикам для устрашения со всей жестокостью подавлять любое агрессивное протестное поведение, особенно если у них в руках оружие или если так показалось.
— И что, у них в руках было оружие? — хмыкнул Никон.
— Нет, но так показалось. В этом случае по инструкции я также имел право открыть огонь. К тому же... разве кто-нибудь из них умер? Я ставил себе задачу обезвредить ранением, а не убить, я видел, куда стрелял!
— Но твой послушник Евангел зарезал полицейского!
— Этот полицейский убил нашего брата. Евангел слишком ревностен по выполнению Закона Божьего. Если сочтёте, что он погрешил против Закона, я лично дам ему сорок ударов плетей без одного.
— Успокойся, доблестный капеллан Вианор, не сочтём, — грозно проговорил Арсений и прокричал: — Но я присоединяюсь к вопросу, что нам делать с полицией?!
Никон учтиво повернулся к нему:
— О, Преосвященнейший Владыка, с полицией разобраться будет сложно, но можно. У меня есть план.
Арсений вздёрнул брови и посмотрел на него благосклонно:
— Ну что ж, изложи!
— Владыка, смотрите, как всё выстраивается один к одному: некий наш общий знакомый полковник Проханов и несколько сотрудников из полицейского Управления поднимают мятеж. Сектанты убивают представителя Истинной церкви – капеллана Антония, а мятежные полицейские встают на их сторону. Простите, но вообще, это – статья. Это – настоящий терроризм! Владыка, я просил вас не забирать труп отступника Антония, чтобы у общественности были доказательства нашей версии произошедшего. Обвинив полицейских в пособничестве террористам, мы освободим сектантов от опеки полиции и перенесём ось мирового зла в Вознесенку. Именно так нанёсем по ним удар и окончательно разорим это гнездо духовного разврата.
Взгляд Арсения совсем потеплел:
— Хм... Ну что ж, отец Никон. Мне остаётся только восславить Господа за твой изворотливый ум. Ты поразил меня масштабом мысли. Сделаем, как ты говоришь. А теперь можете идти.
Капелланы с поклоном покинули кабинет архиепископа и неспешно пошли к выходу из резиденции. Через несколько шагов у Вианора на лице выступили желваки и он, стискивая зубы, обратился к настоятелю:
— Отец Никон... присоединяюсь к восхвалению твоего изворотливого ума. Но мы-то оба знаем, как всё было на самом деле! Ты опорочил честь Зена, сделав его донесение выдумкой. Я знаю: это ты отдал приказ на ликвидацию Антония.
Никон усмехнулся:
— Ты проштрафился и можешь теперь строить какие угодно теории, конспиролог. Владыка тебя не будет слушать. Его интерес на моей стороне.
Лицо Вианора сделалось жестоким. Он нахмурился и тоном, не обещающим ничего хорошего, жёстко сказал:
— Посмотрим.
* * *
— Какая-то совершенно жуткая история... Любовь? Ревность? Убийство из ревности? Как во всём этом оказался замешан Александр?
С этими словами архиепископ бессильно повалился в кресло и подпёр голову рукой, облокотившись на мягкий подлокотник.
— Никон лжёт, — сказал собеседник. — Совершенно ясно, что Никон лжёт, но Вы правильно сделали вид, что Вы ему верите. С современным уровнем технологий любое видео можно в короткое время скорректировать, натянуть тень на плетень, всё извратить. На этом стоит вся политика.
Владыка сцепил перед собой напряженные пальцы, раздумывая над этими словами. Собеседник продолжал:
— Его открытая дерзость говорит о том, что у настоятеля Никона есть влиятельный покровитель, и мы оба догадываемся, кто это может быть. Вам надо спешить, иначе вами задуманное может не осуществиться: у нас тут намечается борьба за власть.
— Никон предал меня... — сокрушённо прошептал Арсений. — Но как нам эту лисицу подловить?
