— Рекомендую немедленно приступить к предложенному Никоном плану по устранение духовной конкуренции со стороны мятежного епископа и его общин, начиная с Вознесенки. И параллельно этому, вопреки плану Никона, рекомендую вам эксгумировать труп Антония для проведения криминалистической экспертизы. Выстрел в упор и выстрел с расстояния даже ребёнок различит. Пока же оставьте капеллана Никона в неведении о своём ему недоверии и устройте Зену показательную экзекуцию.
Приятное спокойствие разлилось по телу Владыки. Он взял бокал с остатком воды и допил. Собеседник сделал паузу и снова заговорил:
— Несмотря на предательство Никона, предложенная им вводная хороша: это купирует в обществе обвинения в адрес Истинной церкви и позволит представить инцидент как борьбу с терроризмом. Это нанесёт правовой сокрушительный удар по общине противоречащего.
Арсений усмехнулся:
— Сразу как-то вспоминаю завет генералиссимуса: «Глазомер, быстрота, натиск». Сим победим.
Собеседник усмехнулся ему в ответ:
— Во всяком случае, многое уже позади. Вы добились своего отца Александра. Вы же ещё не проводили его в последний путь?
Владыка сразу помрачнел.
— Мне трудно лишить его жизни, ведь он... такой живой... Мне всегда приятно видеть его, с ним говорить... Сияющий ангел в видении отца Александра предложил ему два пути: путь жизни и путь смерти. И умолял его выбрать жизнь...
— Но и вы имеете право выбрать жизнь, — сурово парировал собеседник. — Он же ещё не в альфе? Вы держите его в своих покоях, верно? Надеюсь, привязали к койке крепко?
— Уже не сбежит... — отрешённым голосом, глядя на пустоту внутри, проговорил Арсений.
Собеседник оценил шутку и с эмпатией произнёс:
— Что ж. Понимаю Вашу сентиментальность. Но полноте: займитесь же теперь собой. Вы это право давно заслужили.
И, немного помолчав, добавил:
— И да – спасибо за Максима.
--------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ:
17 — Теологумен (др.-греч.) — частное богословское мнение, не являющееся общеобязательным для всех христиан, но более или менее принятое у отцов церкви.
18 — Сторге (др.-греч.); Филиа (др.-греч. ); Агапе (др.-греч.); Эрос (др.-греч.) — четыре слова, переводимых на русский как «любовь».
19 — Капеллан Вианор цитирует Мишна Макот (ивр. «Удары», главу 3 (уголовно-процессуальный кодекс) и Второзаконие главу 25, стихи 1-3 (Втор 25: 1-3).
20 — Пентотал натрия — «сыворотка правды», используется спецслужбами на допросах.
Как ни отгонял его остиарий, с ночи Вианор стоял на коленях у архиерейского порога с уничижительной мольбой принять его, но Владыка дверей ему не открыл, лишь послал через остиария узнать, что за дело, с которым он пришёл. И, когда узнал, что Вианор просит для Зена ампулу реаниматора на случай смертельных ран, сам вышел к нему, и интонация его голоса содержала всю полноту его гнева:
— «Живая вода» – редчайшее, уникальнейшее средство. Каждая ампула не имеет цены и не может быть потрачена на малоценные и незначительные жизни. Тебе выдали драгоценную ампулу на тот экстренный случай, если будет хоть малейшая угроза жизни послушнику Максиму – вашей приоритетной цели, чтобы спасти его. Сия драгоценность была вам вверена самим Правителем, и её применение, как и сама спецоперация, находились на его личном контроле. Но ты совершил ошибки. Сначала ты не сдержал своего бешеного пса – Евангела, затем совершенно забыл о приоритетах и истратил редчайшее средство, чтобы спасти жизнь Серафиму, которого заставить послушаться-то невозможно, проще пристрелить.
— Но в глазах Бога все жизни имеют значение, — сказал Вианор и побледнел, со страхом осознавая, кому он противоречит. — И жизнь Зена тоже, и жизнь всех малых сих. Послушание Зена близится к совершенству. Он самый способный к наукам и языкам, яркий в бою и подаёт большие надежды...
Владыка устал его слушать и оборвал:
— Всё понимаю и сочувствую тебе, о, сын мой! Но ампул для тебя больше нет.
Глаза Вианора сузились, превратились в две щели, обрамлённые жёсткими густыми ресницами, тонкие брови изогнулись, взгляд ожесточился. Хоть он продолжал стоять на коленях, но его спина выпрямилась, руки опустились, сжались кулаки.
Увидев эти перемены, Арсений быстро добавил:
— Но я знаю: ты просишь реаниматор, потому что ты боишься своей силы. Что ж, разрешаю тебе бить левой рукой.
Вианор криво усмехнулся:
— Но, Владыка, я же – левша. Обе мои руки развиты одинаково, левая даже больше.
Владыке усмешка капеллана не понравилась, и он задумчиво произнёс:
— Что ж, тогда бей какой хочешь рукой, но вторую разрешаю заложить за спину. Это уменьшит замах и угасит силу удара.
После этого больше не разрешил ему говорить, подал своё архиерейское благословение и от себя отпустил.
Порку назначили на следующий день в храме сразу после архиерейской божественной литургии и водосвятного молебна 21. Перед службой наказуемому подали вретище, в которое он, раздевшись донага, облачился; и на серебряном подносе – пепел, пригоршню которого он взял и посыпал себе голову. Пепел ровным слоем покрыл коротко остриженные тёмно-русые волосы и лицо, сделав его страшным, бледным, но тут же намок от холодного пота и потёк, оставляя на коже полосы, похожие на шрамы.
Наказуемый не участвовал в причащении святому Телу и Крови, а как кающийся грешник в полном одиночестве простоял всю службу в притворе на коленях. Его лицо сохраняло выражение мужественного спокойствия, только изредка он вскидывал глаза на запертые перед ним двери, за которыми полным ходом шла литургия, и раздавалось братское пение.
После окончания всех молитв владыка Арсений разоблачился, снял богослужебные одежды и, сопровождаемый настоятелем и священнослужителями, сошёл в притвор, чтобы принять исповедь Зена и даровать ему помилование. Но Зен вину свою снова не признал и упорствовал в прежних показаниях, чем участь свою и определил. И тогда Преосвященнейший епископ, как духовный попечитель обители, со скорбью и вздохом благословил его на вразумление плетью.
Послушника отвели в недавно построенную Церковь бичевания, которая являлась одним из приделов храма и была освящена в честь спасительных страданий Господа Иисуса Христа.
В центре церкви перед алтарем был установлен позорный столб для прилюдного попрания чести. Он представлял собой вытянутый в высоту параллелепипед матового серого цвета и в ширину метр. Столб был изготовлен из крепкого сплава, с учётом физической силы тех, кого когда-либо будут приковывать к нему.
Увидев позорный столб, Зен ошеломленно остановился в дверях. И тогда следовавший позади него Вианор положил ему руку на плечо. Зен с тихим ужасом оглянулся, встретился мечущимся взглядом со странным взглядом наставника, сглотнул в горле ком и потупился.
Вианор подвёл его к столбу и встал рядом. Небольшой храм стал заполняться послушниками и их наставниками, двери затворились.
Настоятель Никон зачитал приговор во всеуслышание, обвиняя Зена в смертном грехе лжесвидетельства, который порочил имя святых праведных, что могло привести к их смерти.
— Я не виновен, — вдруг чётко и уверенно проговорил Зен, чем нарушил регламент наказания. — Меня оклеветали!
Никон с недоумением повернулся к нему:
— Тебе слова не давали, наказуемый Зен. Оправдываясь в одном грехе, ты совершил другой – нарушил послушание молчания!
— Но всё же мы выслушали тебя благосклонно, — перебил его Арсений. — Если ты не виновен... Что ж! Да свершится ордалия 22! Твой наставник, послушник Зен, – сильнейший капеллан, ему нет равных в обители, и мы преклоняемся перед его физической мощью! Удар его десницы крушит камень! Но если ты не виновен, значит, с тобою Бог, и твоя плоть выдержит наказание. Но если же грех на тебе, то... на все воля Бога! Итак, пусть сам Создатель сегодня вершит свой суд!
Он внимательно оглядел ряды послушников и капелланов, которые в монашеских рясах полукругом стояли, заложив руки за спины, склонив непокрытые головы в благоговейном почтении, и добавил:
— Пусть же происходящее сегодня да послужит каждому в осмысление его пути перед Господом и укрепит в вере в Бога и в верности Истинной церкви!
После чего епископ вгляделся в белое, застывшее лицо Вианора и, благословив его перстами, приказал:
— Отец Вианор, начинай. И приступайте к чтению Покаянного канона.
Чтец положил на аналой «Триодь постную» и стал монотонно читать нараспев:
«Помилуй меня, Боже, помилуй меня. Ныне я, грешный и обремененный, приступаю к Тебе, Владыке и Богу моему, и не смею же взирать на небо, только прошу, говоря: «Дай мне разум, Господи, дабы горько оплакать дела мои...»
Вианор активировал столб – он засветился по периметру неоново-голубым светом – и нажал на красную кнопку на боковой грани столба. Наверху открылась ниша, из неё опустились два металлических троса с кожаными наручниками на концах. Пока он производил манипуляции с пультом, Зен не отрывал взгляда от его лица и тяжело дышал, раздувая ноздри. Капеллан собрал тросы рукой и с каменным лицом повернулся к Зену. Не глядя своему послушнику в глаза, тихо приказал:
— Дай руки.
Держа невозмутимым выражение лица, Зен послушно протянул расслабленные руки, измазанные пеплом.
С загрубевшей душой Вианора что-то происходило: какое-то чувство, похожее на забытую любовь, обожгло, сделало больно сердцу. Он бережно сжал пальцами запястья своего послушника и развернул ладонями вверх, с тоской разглядывая натруженные мозоли от турников и работы с оружием, вздувшиеся от напряжения вены на обнажённых предплечьях, белые пятна шрамов от сведённых лазером армейских татуировок.
Голос чтеца громко разносился по всему храму:
«Помилуй меня, Боже, помилуй меня! О, горе мне, грешному! Согрешил я более всех, ибо нет во мне покаяния; дай мне, Господи, слёзы, чтобы горько оплакать дела свои...»
Вианор, как очнулся, и стал медленно надевать послушнику наручники.
— Наставник, я сказал правду, — с тихим упрямством повторил Зен. — В капеллана Антония стреляли, его пытались убить...
— Я тебе верю, — негромко, чтобы мог слышать только Зен, ответил Вианор. — Верю только в тебя и тебе. Знаю: ты не виновен.
Суровое выражение лица Зена разгладилось, в глазах отразились тёплота и радостная мука.
— Я знал, что ты мне поверишь, — прошептал он. — Я знал! Горше не было мне наказания, чем думать, что ты мне не веришь.
Зен дождался, когда Вианор крепко-накрепко затянул на нём кожаные браслеты, и поймал его руку, прижал к своим губам.
— Спасибо, Наставник. Теперь я ко всему готов.
«Помилуй меня, Боже, помилуй меня! О, безумный человек, подумай о жизни твоей и обратись ко Господу Богу, громко плача и вздыхая о делах своих...»
Вианор медленно высвободил свою руку из его пальцев и, приблизившись, как для братского поцелуя, очень тихо спросил:
— Ты запоминаешь слова иностранного языка с первого раза. Ты запомнил то слово, которое сказал Антоний Александру?
— Виноват, Наставник, но нет... — так же тихо ответил Зен, опустив глаза под пристальным взглядом капеллана. — Не могу вспомнить, оно ускользает.
— И это для тебя странно? Верно? — со страшной догадкой прошептал Вианор.
— Да, это странно, — подтвердил Зен.
Тогда Вианор сделал то, чего ещё никогда не делал: взял его одной рукой за шею, притянул к себе и прижал к плечу.
«Пречистая Матерь Божия, взгляни на меня, грешного, и от сети дьявольской меня избавь, и на путь покаяния меня наставь, дабы я горько оплакал дела мои...»
— Умоляю, брат, терпи, — через силу выдавил он. — Ты мне нужен только живым. Клянусь тебе: тот, кто оклеветал тебя, понесёт самое суровое наказание и ответит за каждый удар, за всю твою боль. Я добуду против него доказательства, и ты ещё присовокупишь к ним своё слово на суде.
— Я постараюсь, Наставник, я вытерплю, — уткнувшись носом в грубую ткань рясы на плече Вианора, прошептал Зен. — Ты не услышишь ни одного моего крика.
— Лучше кричи.
— Нет.
«Когда будут поставлены престолы на страшном Суде, тогда обнажатся дела всех людей; горе там будет грешникам, в муку отсылаемым; и, зная это, душа моя, покайся в злых делах твоих!»
Вианор прикрыл глаза, запечатлевая сердцем эти последние секунды перед адом его души. Он уже не гнушался ничьими взглядами. Что-то невообразимое происходило с сердцем: в нем нарастала боль, к ней примешалась острая жалость. Но когда последние мгновения тишины истекли, он решительно отодвинул от себя Зена, подошёл к ребру столба и нажал на зелёную кнопку, расположенную выше красной. Тросы стали втягиваться в нишу, за наручники потянули руки Зена вверх и вытянули так сильно, что прижали спиной к столбу.
«Жизнь земную прожил я блудно и душу предал во тьму, ныне же молю Тебя, Милостивый Владыка, освободи меня от порабощения врагу и дай мне разум, дабы исполнять волю Твою...»
Вианор подошёл к Зену, вцепился рукой ему в подбородок и, встретив сопротивление, строго прикрикнул, после чего уже спокойно разжал ему челюсть и вложил в зубы резиновую капу. Потом отступил на полшага, схватил обеими руками за ворот вретища и энергичным движением разодрал ветхую одежду, обнажив татуировку с группой крови на мускулистой груди и мышцы пресса. Бросив быстрый взгляд на молодое и мощное, точно изваяние из прочного камня, тело, Вианор молча повернулся к Зену спиной и подошёл к деревянному столу, покрытому красным шёлковым покрывалом, на котором были разложены вещи, необходимые для экзекуции.
«Кто совершает такое, как я? Ибо как свинья лежит в калу, так и я отдаюсь греху. Но ты, Господи, вырви меня из этой гнусности и дай мне движение сердца, чтобы исполнять заповеди Твои...»
С невозмутимым видом Вианор снял с себя праздничную рясу и остался в чёрном повседневном комбинезоне, с широким ремнём на бёдрах и ножнами на ремне. Потом взял со стола и тщательно натянул на ладони приготовленные чёрные перчатки из тончайшей ягнячьей кожи, расставил пальцы и снова сжал в кулак, разглядывая, как кожа перчаток натянулась, отливая на костяшках матовым блеском.
«Воспрянь же, несчастный человек, к Богу, вспомнив свои согрешения, припади ко Творцу со слезами и стоном; Он же по милосердию даст тебе разум, дабы ты знал волю Его...»
Теперь Вианор занялся приготовлением плети. Он взял со стола длинный ремень и сложил его вдвое, затем ещё раз вдвое и добавил к нему ещё два других ремня. Далее он сделал рукоять, завязав узел на одном конце, и проверил прочность плети: взял её за оба конца и дёрнул в разные стороны. Ремни со свистом звонко хлопнули друг о друга. Вианор встал на одно колено и, склонив голову, обеими руками протянул плеть Владыке, чтобы он окропил её святой водой, после чего поднялся и повернулся к Зену, держа дугой провисшую плеть в опущенных руках.
— Смотри, не увлекись, — обронил Никон, проходя мимо. Он обошёл капеллана со спины, оглядывая с головы до ног жгучим взглядом, и встал по левую руку от него, переведя взгляд на прикованного к столбу Зена.
«Душа моя, зачем богатеешь грехами, зачем исполняешь волю дьявола, на что возлагаешь надежду? Оставь же это все и обратись к Богу с плачем, взывая: «Милосердый Господи, помилуй меня, грешного!»
Вианор заложил левую руку за спину, а в правой крепко сжал плеть. Свет в храме погас, сиял призрачным огнём лишь только столб, освещая вокруг пространство не более двух метров.
Приятное спокойствие разлилось по телу Владыки. Он взял бокал с остатком воды и допил. Собеседник сделал паузу и снова заговорил:
— Несмотря на предательство Никона, предложенная им вводная хороша: это купирует в обществе обвинения в адрес Истинной церкви и позволит представить инцидент как борьбу с терроризмом. Это нанесёт правовой сокрушительный удар по общине противоречащего.
Арсений усмехнулся:
— Сразу как-то вспоминаю завет генералиссимуса: «Глазомер, быстрота, натиск». Сим победим.
Собеседник усмехнулся ему в ответ:
— Во всяком случае, многое уже позади. Вы добились своего отца Александра. Вы же ещё не проводили его в последний путь?
Владыка сразу помрачнел.
— Мне трудно лишить его жизни, ведь он... такой живой... Мне всегда приятно видеть его, с ним говорить... Сияющий ангел в видении отца Александра предложил ему два пути: путь жизни и путь смерти. И умолял его выбрать жизнь...
— Но и вы имеете право выбрать жизнь, — сурово парировал собеседник. — Он же ещё не в альфе? Вы держите его в своих покоях, верно? Надеюсь, привязали к койке крепко?
— Уже не сбежит... — отрешённым голосом, глядя на пустоту внутри, проговорил Арсений.
Собеседник оценил шутку и с эмпатией произнёс:
— Что ж. Понимаю Вашу сентиментальность. Но полноте: займитесь же теперь собой. Вы это право давно заслужили.
И, немного помолчав, добавил:
— И да – спасибо за Максима.
--------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ:
17 — Теологумен (др.-греч.) — частное богословское мнение, не являющееся общеобязательным для всех христиан, но более или менее принятое у отцов церкви.
18 — Сторге (др.-греч.); Филиа (др.-греч. ); Агапе (др.-греч.); Эрос (др.-греч.) — четыре слова, переводимых на русский как «любовь».
19 — Капеллан Вианор цитирует Мишна Макот (ивр. «Удары», главу 3 (уголовно-процессуальный кодекс) и Второзаконие главу 25, стихи 1-3 (Втор 25: 1-3).
20 — Пентотал натрия — «сыворотка правды», используется спецслужбами на допросах.
Глава 19. Сорок без одного
Как ни отгонял его остиарий, с ночи Вианор стоял на коленях у архиерейского порога с уничижительной мольбой принять его, но Владыка дверей ему не открыл, лишь послал через остиария узнать, что за дело, с которым он пришёл. И, когда узнал, что Вианор просит для Зена ампулу реаниматора на случай смертельных ран, сам вышел к нему, и интонация его голоса содержала всю полноту его гнева:
— «Живая вода» – редчайшее, уникальнейшее средство. Каждая ампула не имеет цены и не может быть потрачена на малоценные и незначительные жизни. Тебе выдали драгоценную ампулу на тот экстренный случай, если будет хоть малейшая угроза жизни послушнику Максиму – вашей приоритетной цели, чтобы спасти его. Сия драгоценность была вам вверена самим Правителем, и её применение, как и сама спецоперация, находились на его личном контроле. Но ты совершил ошибки. Сначала ты не сдержал своего бешеного пса – Евангела, затем совершенно забыл о приоритетах и истратил редчайшее средство, чтобы спасти жизнь Серафиму, которого заставить послушаться-то невозможно, проще пристрелить.
— Но в глазах Бога все жизни имеют значение, — сказал Вианор и побледнел, со страхом осознавая, кому он противоречит. — И жизнь Зена тоже, и жизнь всех малых сих. Послушание Зена близится к совершенству. Он самый способный к наукам и языкам, яркий в бою и подаёт большие надежды...
Владыка устал его слушать и оборвал:
— Всё понимаю и сочувствую тебе, о, сын мой! Но ампул для тебя больше нет.
Глаза Вианора сузились, превратились в две щели, обрамлённые жёсткими густыми ресницами, тонкие брови изогнулись, взгляд ожесточился. Хоть он продолжал стоять на коленях, но его спина выпрямилась, руки опустились, сжались кулаки.
Увидев эти перемены, Арсений быстро добавил:
— Но я знаю: ты просишь реаниматор, потому что ты боишься своей силы. Что ж, разрешаю тебе бить левой рукой.
Вианор криво усмехнулся:
— Но, Владыка, я же – левша. Обе мои руки развиты одинаково, левая даже больше.
Владыке усмешка капеллана не понравилась, и он задумчиво произнёс:
— Что ж, тогда бей какой хочешь рукой, но вторую разрешаю заложить за спину. Это уменьшит замах и угасит силу удара.
После этого больше не разрешил ему говорить, подал своё архиерейское благословение и от себя отпустил.
Порку назначили на следующий день в храме сразу после архиерейской божественной литургии и водосвятного молебна 21. Перед службой наказуемому подали вретище, в которое он, раздевшись донага, облачился; и на серебряном подносе – пепел, пригоршню которого он взял и посыпал себе голову. Пепел ровным слоем покрыл коротко остриженные тёмно-русые волосы и лицо, сделав его страшным, бледным, но тут же намок от холодного пота и потёк, оставляя на коже полосы, похожие на шрамы.
Наказуемый не участвовал в причащении святому Телу и Крови, а как кающийся грешник в полном одиночестве простоял всю службу в притворе на коленях. Его лицо сохраняло выражение мужественного спокойствия, только изредка он вскидывал глаза на запертые перед ним двери, за которыми полным ходом шла литургия, и раздавалось братское пение.
После окончания всех молитв владыка Арсений разоблачился, снял богослужебные одежды и, сопровождаемый настоятелем и священнослужителями, сошёл в притвор, чтобы принять исповедь Зена и даровать ему помилование. Но Зен вину свою снова не признал и упорствовал в прежних показаниях, чем участь свою и определил. И тогда Преосвященнейший епископ, как духовный попечитель обители, со скорбью и вздохом благословил его на вразумление плетью.
Послушника отвели в недавно построенную Церковь бичевания, которая являлась одним из приделов храма и была освящена в честь спасительных страданий Господа Иисуса Христа.
В центре церкви перед алтарем был установлен позорный столб для прилюдного попрания чести. Он представлял собой вытянутый в высоту параллелепипед матового серого цвета и в ширину метр. Столб был изготовлен из крепкого сплава, с учётом физической силы тех, кого когда-либо будут приковывать к нему.
Увидев позорный столб, Зен ошеломленно остановился в дверях. И тогда следовавший позади него Вианор положил ему руку на плечо. Зен с тихим ужасом оглянулся, встретился мечущимся взглядом со странным взглядом наставника, сглотнул в горле ком и потупился.
Вианор подвёл его к столбу и встал рядом. Небольшой храм стал заполняться послушниками и их наставниками, двери затворились.
Настоятель Никон зачитал приговор во всеуслышание, обвиняя Зена в смертном грехе лжесвидетельства, который порочил имя святых праведных, что могло привести к их смерти.
— Я не виновен, — вдруг чётко и уверенно проговорил Зен, чем нарушил регламент наказания. — Меня оклеветали!
Никон с недоумением повернулся к нему:
— Тебе слова не давали, наказуемый Зен. Оправдываясь в одном грехе, ты совершил другой – нарушил послушание молчания!
— Но всё же мы выслушали тебя благосклонно, — перебил его Арсений. — Если ты не виновен... Что ж! Да свершится ордалия 22! Твой наставник, послушник Зен, – сильнейший капеллан, ему нет равных в обители, и мы преклоняемся перед его физической мощью! Удар его десницы крушит камень! Но если ты не виновен, значит, с тобою Бог, и твоя плоть выдержит наказание. Но если же грех на тебе, то... на все воля Бога! Итак, пусть сам Создатель сегодня вершит свой суд!
Он внимательно оглядел ряды послушников и капелланов, которые в монашеских рясах полукругом стояли, заложив руки за спины, склонив непокрытые головы в благоговейном почтении, и добавил:
— Пусть же происходящее сегодня да послужит каждому в осмысление его пути перед Господом и укрепит в вере в Бога и в верности Истинной церкви!
После чего епископ вгляделся в белое, застывшее лицо Вианора и, благословив его перстами, приказал:
— Отец Вианор, начинай. И приступайте к чтению Покаянного канона.
Чтец положил на аналой «Триодь постную» и стал монотонно читать нараспев:
«Помилуй меня, Боже, помилуй меня. Ныне я, грешный и обремененный, приступаю к Тебе, Владыке и Богу моему, и не смею же взирать на небо, только прошу, говоря: «Дай мне разум, Господи, дабы горько оплакать дела мои...»
Вианор активировал столб – он засветился по периметру неоново-голубым светом – и нажал на красную кнопку на боковой грани столба. Наверху открылась ниша, из неё опустились два металлических троса с кожаными наручниками на концах. Пока он производил манипуляции с пультом, Зен не отрывал взгляда от его лица и тяжело дышал, раздувая ноздри. Капеллан собрал тросы рукой и с каменным лицом повернулся к Зену. Не глядя своему послушнику в глаза, тихо приказал:
— Дай руки.
Держа невозмутимым выражение лица, Зен послушно протянул расслабленные руки, измазанные пеплом.
С загрубевшей душой Вианора что-то происходило: какое-то чувство, похожее на забытую любовь, обожгло, сделало больно сердцу. Он бережно сжал пальцами запястья своего послушника и развернул ладонями вверх, с тоской разглядывая натруженные мозоли от турников и работы с оружием, вздувшиеся от напряжения вены на обнажённых предплечьях, белые пятна шрамов от сведённых лазером армейских татуировок.
Голос чтеца громко разносился по всему храму:
«Помилуй меня, Боже, помилуй меня! О, горе мне, грешному! Согрешил я более всех, ибо нет во мне покаяния; дай мне, Господи, слёзы, чтобы горько оплакать дела свои...»
Вианор, как очнулся, и стал медленно надевать послушнику наручники.
— Наставник, я сказал правду, — с тихим упрямством повторил Зен. — В капеллана Антония стреляли, его пытались убить...
— Я тебе верю, — негромко, чтобы мог слышать только Зен, ответил Вианор. — Верю только в тебя и тебе. Знаю: ты не виновен.
Суровое выражение лица Зена разгладилось, в глазах отразились тёплота и радостная мука.
— Я знал, что ты мне поверишь, — прошептал он. — Я знал! Горше не было мне наказания, чем думать, что ты мне не веришь.
Зен дождался, когда Вианор крепко-накрепко затянул на нём кожаные браслеты, и поймал его руку, прижал к своим губам.
— Спасибо, Наставник. Теперь я ко всему готов.
«Помилуй меня, Боже, помилуй меня! О, безумный человек, подумай о жизни твоей и обратись ко Господу Богу, громко плача и вздыхая о делах своих...»
Вианор медленно высвободил свою руку из его пальцев и, приблизившись, как для братского поцелуя, очень тихо спросил:
— Ты запоминаешь слова иностранного языка с первого раза. Ты запомнил то слово, которое сказал Антоний Александру?
— Виноват, Наставник, но нет... — так же тихо ответил Зен, опустив глаза под пристальным взглядом капеллана. — Не могу вспомнить, оно ускользает.
— И это для тебя странно? Верно? — со страшной догадкой прошептал Вианор.
— Да, это странно, — подтвердил Зен.
Тогда Вианор сделал то, чего ещё никогда не делал: взял его одной рукой за шею, притянул к себе и прижал к плечу.
«Пречистая Матерь Божия, взгляни на меня, грешного, и от сети дьявольской меня избавь, и на путь покаяния меня наставь, дабы я горько оплакал дела мои...»
— Умоляю, брат, терпи, — через силу выдавил он. — Ты мне нужен только живым. Клянусь тебе: тот, кто оклеветал тебя, понесёт самое суровое наказание и ответит за каждый удар, за всю твою боль. Я добуду против него доказательства, и ты ещё присовокупишь к ним своё слово на суде.
— Я постараюсь, Наставник, я вытерплю, — уткнувшись носом в грубую ткань рясы на плече Вианора, прошептал Зен. — Ты не услышишь ни одного моего крика.
— Лучше кричи.
— Нет.
«Когда будут поставлены престолы на страшном Суде, тогда обнажатся дела всех людей; горе там будет грешникам, в муку отсылаемым; и, зная это, душа моя, покайся в злых делах твоих!»
Вианор прикрыл глаза, запечатлевая сердцем эти последние секунды перед адом его души. Он уже не гнушался ничьими взглядами. Что-то невообразимое происходило с сердцем: в нем нарастала боль, к ней примешалась острая жалость. Но когда последние мгновения тишины истекли, он решительно отодвинул от себя Зена, подошёл к ребру столба и нажал на зелёную кнопку, расположенную выше красной. Тросы стали втягиваться в нишу, за наручники потянули руки Зена вверх и вытянули так сильно, что прижали спиной к столбу.
«Жизнь земную прожил я блудно и душу предал во тьму, ныне же молю Тебя, Милостивый Владыка, освободи меня от порабощения врагу и дай мне разум, дабы исполнять волю Твою...»
Вианор подошёл к Зену, вцепился рукой ему в подбородок и, встретив сопротивление, строго прикрикнул, после чего уже спокойно разжал ему челюсть и вложил в зубы резиновую капу. Потом отступил на полшага, схватил обеими руками за ворот вретища и энергичным движением разодрал ветхую одежду, обнажив татуировку с группой крови на мускулистой груди и мышцы пресса. Бросив быстрый взгляд на молодое и мощное, точно изваяние из прочного камня, тело, Вианор молча повернулся к Зену спиной и подошёл к деревянному столу, покрытому красным шёлковым покрывалом, на котором были разложены вещи, необходимые для экзекуции.
«Кто совершает такое, как я? Ибо как свинья лежит в калу, так и я отдаюсь греху. Но ты, Господи, вырви меня из этой гнусности и дай мне движение сердца, чтобы исполнять заповеди Твои...»
С невозмутимым видом Вианор снял с себя праздничную рясу и остался в чёрном повседневном комбинезоне, с широким ремнём на бёдрах и ножнами на ремне. Потом взял со стола и тщательно натянул на ладони приготовленные чёрные перчатки из тончайшей ягнячьей кожи, расставил пальцы и снова сжал в кулак, разглядывая, как кожа перчаток натянулась, отливая на костяшках матовым блеском.
«Воспрянь же, несчастный человек, к Богу, вспомнив свои согрешения, припади ко Творцу со слезами и стоном; Он же по милосердию даст тебе разум, дабы ты знал волю Его...»
Теперь Вианор занялся приготовлением плети. Он взял со стола длинный ремень и сложил его вдвое, затем ещё раз вдвое и добавил к нему ещё два других ремня. Далее он сделал рукоять, завязав узел на одном конце, и проверил прочность плети: взял её за оба конца и дёрнул в разные стороны. Ремни со свистом звонко хлопнули друг о друга. Вианор встал на одно колено и, склонив голову, обеими руками протянул плеть Владыке, чтобы он окропил её святой водой, после чего поднялся и повернулся к Зену, держа дугой провисшую плеть в опущенных руках.
— Смотри, не увлекись, — обронил Никон, проходя мимо. Он обошёл капеллана со спины, оглядывая с головы до ног жгучим взглядом, и встал по левую руку от него, переведя взгляд на прикованного к столбу Зена.
«Душа моя, зачем богатеешь грехами, зачем исполняешь волю дьявола, на что возлагаешь надежду? Оставь же это все и обратись к Богу с плачем, взывая: «Милосердый Господи, помилуй меня, грешного!»
Вианор заложил левую руку за спину, а в правой крепко сжал плеть. Свет в храме погас, сиял призрачным огнём лишь только столб, освещая вокруг пространство не более двух метров.
