— С ними была длинноволосая девушка в красном комбинезоне, — добавил другой полицейский, — правда, лица мы не разглядели, один из горилл закрывал её от нас рукой. Тащили как пьяную...
— Все в порядке, сканер на входе в Управление девушку опознал, — быстро вставил лейтенант Андронов. — Это Валерия Краснопольская. Та самая, которая обивала пороги Управления – ходила и просила за тебя, Серафим!
Серафим взволнованно дышал и переводил взгляд с одного говорившего на другого, на последних словах застонал, сжал запястьями пульсирующие болью виски и вскричал:
— Пресвятая Дева Мария! Это они! Это они убили всех наших парней и Кира! — И бросился ко входу в Управление.
Увидев его, секретарша залилась краской и тут же забыла, что наливала в чашку чай. Кокетливым движением заложив за ухо выбившуюся прядь шатеновых волос, она отставила вбок дивную ножку в туфельке телесного цвета на высоком каблуке.
— Серафим... как? Ты... ты нашёлся? — Она взволнованно теребила подол ультракороткой обтягивающей юбки. — Говорили, ты пропал без вести... — Тут она обиженно поджала блестящие губки и с возмущением выпалила: — А ты, оказывается, преспокойно где-то шлялся и даже не пришел на чай! Ты просто обманываешь меня, сказки рассказываешь, ну прямо небылицы, что ты монах. На самом деле ты меня просто игнорируешь!
Серафим, задыхаясь, с немым удивлением выслушал её и заорал:
— Где они?!!
Секретарша подпрыгнула от неожиданности, ссутулилась, подобрала ножку и махнула рукой на закрытую дверь.
— Разговаривают, — робко произнесла она и тут же закрыла лицо руками, потому что Серафим двумя широкими шагами прошёл мимо неё и ударом ноги с грохотом открыл дверь в кабинет полковника.
Он замер, сраженный увиденным: в кабинете с широким панорамным окном прямо напротив двери восседал полковник в крутящемся удобном кресле, напротив него в коричневом кожаном кресле развалился капеллан Вианор. Их разделял стол, заставленный пластиковыми коробками с каким-то барахлом и картонными коробками с пиццей.
И они над чем-то смеялись.
Послушник Дорофей, распахнув от тепла кабинета верховик, внимательно слушал их разговор, сложив руки на груди и опираясь плечом на стену. Послушник Евангел с трогательным старанием резал пиццу мезалуной. В кабинете над запахами пиццы царил аромат свежесваренного кофе.
От удара в дверь все повернулись и уставились на Серафима, окаменевшего на пороге от этой сюрреалистичной картины.
— Серафимушка! — обрадовался его появлению полковник. — Вот так сюрприз! Живой! А мне твои друзья только что рассказали, как ты от них драпал! Тебя федералы очередями не достали? — Полковник тихо засмеялся, глядя на Вианора – тот в ответ лишь усмехнулся – затем обратился к Евангелу, который замер, до побеления костяшек стиснув в кулаке кулинарный нож. — Ну, что я тебе говорил? Ещё Альберт догадался, что Серафим обладает божественной сущностью! А ты, наивный, пытался его убить! Нет! Серафим всегда выйдет сухим из воды!
Кровь отхлынула от лица Серафима. Как в ударе, он вызверился на полковника. Мысли лихорадочно метались в голове.
Что он такое говорит? Почему он непринуждённо общается с палачами, почему наливает кофе убийцам своих бойцов? Разве он может не знать, что Карл, Густав и Юнг мертвы, а Альберт пропал, от него осталась лишь кровавая полоса на полу горящей больницы? Неужели полковник в сговоре с архиепископией?!
Серафим за секунду вдруг вспомнил, каким уважительным рукопожатием полковник приветствовал их, когда отдавал лучший квадрокоптер для перехвата противоречащего по приказу владыки, веря одному-единственному слову Серафима; как расхваливал его, прекрасно зная, что Серафим выполняет приказы епископа; как заставил надеть псибраслет для связи с владыкой, после чего тот активировал «червя» и получил контроль над отбившемся от рук Серафимом; как Альберт во время насильственного кормления по приказу полковника жестоко его избил...
Ледяным ужасом Серафима сковала мысль, что полковник его предал. Но было ли это предательством? Может быть, он никогда и не был ему другом, а всегда вел двойную игру?
— Боже... Какой лицемер... — прошептал Серафим, и от слёз защипало глаза.
Человек, который своей отеческой заботой расположил к себе сердце Серафима, никогда не знавшего заботы влюблённого в деньги отца-миллиардера, отдавшего сына на воспитание электронным няням... Полковник Проханов... всего лишь марионетка архиепископа?! Выходит, когда он, Серафим, шутил, предлагая полковнику пойти к владыке на послушание, он был близок к истине? Совершая идеальное послушание, полковник всегда выполнял и выполняет приказы владыки! Не потому ли таким внезапным и успешным было нападение и похищение братьев?!
Как жутко...
Тот, кому он доверял и кого любил, пожертвовал им и своими бойцами – элитой Управления! – и всеми жителями Вознесенки в угоду архиепископу! А теперь он просто насмехается за чашкой кофе над тем, что Серафим выкарабкался, выжил, и над Евагелом, потому что тому не удалось его прикончить?! Вот так же он будет смеяться и над предстоящими пытками сестры Валерии?!
По спине и по вискам потёк холодный пот. Серафим огляделся, но девушку в кабинете не заметил. Его глаза налились кровью, ноздри вздулись, разум вскипел от бешенства.
— Аве, брат Серафим! — с ухмылкой поприветствовал его Вианор, вальяжно опуская ногу с ноги и бесстрашно оставаясь в кресле в удобной позе, лишь вполоборота головы повернувшись к нему. — Ты предсказуем. Мы с братьями ждали тебя. Заходи, поговорим.
Серафим, как дикий вепрь, молниеносным броском между капелланом и Дорофеем кинулся на Евангела. Не осозная, что Евангел не оказывает ему сопротивления и даже специально выронил кулинарный нож; вцепился обеими руками ему в горло, опрокинув лопатками на стол. Раздавленная пицца брызгами разлетелась в стороны, пластиковые коробки с грохотом рухнули на пол, звякнул разбитый фарфор.
— Где Ва-ле-ри-я?!! — орал Серафим в лицо Евангелу и бил его затылком о стол.
Дорофей хотел было броситься брату на помощь, но Вианор тихой командой остановил его и с видимым спокойствием продолжил наблюдать за избиением своего послушника, сцепив пальцы рук на животе. Полковник лишь откатился подальше в кресле и стряхивал с себя ошмётки пиццы, не пряча улыбки.
— Инфернальный ублюдок!!! Где Ва-ле-ри-я?!!
Евангел пытался разжать пальцы Серафима на своей шее и не мог. Уже закатывая глаза, он из последних сил мощным ударом обеих рук треснул врага своего по ушам. Оглушённый Серафим откинулся назад. Евангел, воспользовавшись этим, оттолкнул его от себя ударом ладоней в плечи и ногой отшвырнул к стене. Серафим врезался спиной в стеклянную витрину. На него посыпались золотые кубки и статуэтка Фемиды, вперемешку с осколками стекла и деревянными щепками. Вианор не меняя положения тела в кресле, сопроводил его глазами, а Дорофей отодвинулся на шаг. Полковник перестал улыбаться и вскочил с ужасом на лице, обхватив голову руками:
— Мои награды!!! О, мои награды!!!
Серафим со страшной скорбью глянул на него и покачал головой. Стиснув зубы и сопя, снова кинулся на Евангела, пока тот пытался повернуться на бок и подняться со стола, и снова вцепился ему в горло.
— Серафим!!! — раздался за спиной испуганный женский крик. — Я здесь, Серафим!!!
Серафим от неожиданности разжал пальцы и уронил голову Евангела. Тот со стуком ещё раз треснулся затылком о стол и, раскинув руки, так остался лежать, хрипя. Серафим стремительно обернулся.
В дверях стояла Валерия, кутаясь в полосатый плед. И она бросилась к нему. Ничего не понимая, он поймал её в свои объятия, весь дрожа от вдруг наступившей слабости, прижал обеими руками к своему животу. Только сейчас он, как затравленный хищник, бегло оглядел Вианора и Дорофея. Увидев их безмолвными и бездействующими, резко схватил в охапку Валерию и бросился к выходу, но Дорофей перегородил ему путь.
— Пусти... — сквозь зубы произнёс Серафим, тяжело дыша. — Немедленно пропусти нас, брат Дорофей. Иначе я тебя убью.
— Конечно, брат Дорофей, пропусти брата Серафима, — тихо сказал Вианор, щелчком пальцев смахивая с плеча крошки стекла.
Дорофей повернулся боком, пропуская Серафима. Тот, прижимая к себе девушку, тут же ринулся к выходу, но Вианор возвысил голос, вдогонку говоря ему:
— Пусть идёт! Жаль, конечно: он так и не узнает, что мог бы вырвать из лап извращенца брата Максима, но предпочёл ему свою шлюху и оставил погибать в плену...
Серафим остановился, как вкопанный. Он сделал несколько судорожных вдохов, в аффекте уставившись в одну точку, ничего не видя перед собой.
— Вот как?! Я так и знала!!
Серафим сфокусировал взгляд на секретарше. Теперь она, заламывая пальцы, стояла прямо перед ним, преграждая путь, и напоминала наэлектризованную фурию.
— Это твоя баба?! Значит, когда ты меня целовал, ты мне в глаза лгал: «Это всё, что я могу дать тебе, я – монах»! Ты наглый... циничный... бесстыдный... самовлюблённый нахал!
Она прижала ладонь тыльной стороной к губам, вспоминая его поцелуй, и заплакала.
— Успокойся, краса наша, — громко сказал полковник и наклонился вбок, чтобы увидеть свою секретаршу через распахнутую дверь. — К Серафиму шастать надо было, пока он в гостинице у нас жил. Упустила? Нечего теперь реветь! Где мы теперь найдём тебе ещё одного такого боевика архиепископии?
Серафим, как парализованный, стоял между двух огней пока не услышал за своей спиной голос Вианора:
— Братья, мы недооценивали Серафима. У него тут целый гарем.
Серафим, наконец, пришёл в себя. Дрожа от гнева мелкой дрожью, он медленно поставил на ноги Валерию и, прижимая её к себе левой рукой, обернулся на Вианора.
— Ты сейчас сказал про того самого извращенца, который оставил на спине Максима следы плети?! — словно выплёвывая каждое слово, произнёс он.
Вианор неопределённо изломил бровь и развёл ладонями. Серафим побелел.
— Про того самого извращенца, чей заказ ты выполнил, доставив ему брата Максима?
Теперь Вианор поджал губы и словно виновато улыбнулся. С блеском в глазах Серафим наклонил голову на бок. Испытующе глядя в глаза своему врагу, он спросил:
— Что случилось за три последних дня, что ты передумал? Как мне поверить тебе, если ещё недавно вы же сами и похитили моих братьев, надругались над сестрой Валерией, уничтожили Вознесенку, а меня пытались убить?
На этот раз Вианор ответил совершенно серьёзным тоном:
— Тебя, наверное, удивляет, что твой бронежилет пробит, но ты не ранен и чувствуешь в себе много сил? И почему-то до странного быстро прошла боль после очереди, которую тебе в спину всадили федералы. Ты замечаешь, что стал в разы сильнее Евангела, хотя нередко победа над ним в спарринге давалась тебе с трудом. При этом ты так голоден, что готов эту пиццу лизать с пола, как собака, стоя на четвереньках. Ты, наверное, мечтал прямо с перьями съесть ту индейку?
— Цесарку, — хмуро поправил его Серафим.
— Прости, что не дали тебе этого, — усмехнулся Вианор. — Виноваты. Поэтому и заказали для тебя пиццу. Полковник сказал, что ты её любишь. Хотели тебя накормить.
Вианор повернулся к Евангелу, который уже поднялся со стола, и двумя пальцами подозвал его к себе.
— А ведь верно говорит любимый наш брат Серафим. Не по-братски поступили мы с ним. Проси же у брата прощения, брат Евангел. На коленях.
Такого дикого ужаса в глазах Евангела ещё никто и никогда не видел. Он судорожно задышал и с мольбой прошептал:
— Наставник... он – отступник и еретик...
— Евангел, брат мой, — ласково проговорил Вианор, — я предлагал тебя уйти, но ты остался с условием, что подчинишься и выполнишь любые мои приказы. Но это даже не приказ... это отеческая просьба... Я прошу тебя: проси прощения у брата твоего Серафима. На коленях.
Вианор посмотрел на послушника так, что тому стало ясно, что последние слова это никакая не отеческая просьба, а самый настоящий приказ, невыполнение которого закончится позорным столбом в Церкви бичевания и смертью под тяжёлой рукой наставника.
Евангел перевёл взгляд на Серафима, и дикий ужас в его глазах сменился ненавистью, такой, что даже слеза выкатилась из его глаз. Но он подошёл, истерзанный насилием над собой, встал прямо перед ним и Валерией, перекрестился, тяжело и неуклюже опустился на одно колено, потом на оба. Сжался, свесив обритую голову, стискивая взмокшие, липкие ладони, и сказал голосом надтреснутым, пустым:
— Прости... брат Серафим... если сможешь… Если не сможешь... хотя бы ради Христа прости...
Измученный Серафим в изумлении помолчал, потом сглотнул пересохшим горлом и с надрывом произнёс:
— Интегральное мировое зло вас побери!! Что тут у вас происходит?!
Вианор приветливо улыбнулся.
— Поговорим?
Серафим, полыхнув глазами, кивнул. Вианора отпустило внутри. С некоторым облегчением он приподнялся из кресла, но вдруг Серафим, оставив девушку, быстро шагнул к нему и ударом кулака в челюсть обрушил обратно в кресло.
— Это тебе за «шлюху». А теперь – поговорим.
Равномерно сдавленное со всех сторон тело, словно обвитое погребальными пеленами, узнавало перегрузки воздушного полёта. Он попытался крикнуть; его запёкшиеся губы и иссохший язык дрогнули в судорожном усилии, но исторгли лишь сдавленный стон из бессильных легких, которые изнемогали, словно на них навалилась огромная гора, и трепетали, вторя содроганиям сердца, при каждом тяжком и мучительном вздохе.
Сознание теплилось ещё более часа в Максиме, затем он пал в беспамятство; провалился в сон, похожий на обморок, за что, когда очнулся, вознёс благодарение Господу, как единственному, явившему к нему Свою милость. Теперь сквозь стену бесчувственности он ощущал, как пелены ослабляют свою хватку. Из горизонтального положения его перевели в мучительно-вертикальное; впрочем, самостоятельно стоять не приходилось: чьи-то руки поддерживали его с двух сторон и волокли куда-то вперёд.
Они остановились. Он пытался открыть глаза, но что-то удерживало их. Вдруг он услышал голоса, один из них был голосом наставника Вианора, другие – незнакомые, чужие.
— Можно было бы ограничиться посадкой на аэродроме военной базы, — нервно говорил капеллан Вианор. — Сюда бы мы доставили его наземным транспортом, тихо. Какая необходимость была сажать тилтротор на частном аэродроме? Разве он не боится...
— Это приказ господина, — перебил чужой голос. — Его терпение давно уже на исходе. От лица Великого благодарим вас за службу и просим немедленно удалиться.
— Принято, — голос Вианор прозвучал напряжённо. — Но необходимо снять наручники и...
— Вы, кажется, плохо расслышали. Великий больше не может ждать ни минуты. Проводите святого отца с его праведными послушниками на выход.
Максим почувствовал, что его отпустили одни руки и крепко взяли другие, и от хватки этих рук вдруг его пронзила странная энергия, которая вызвала во всём теле дрожь. Его снова куда-то поволокли, и вдруг он понял, прямо ощутил спиной, что позади остаются его братья. Предавшие, оступившиеся, совершившие в отношении него страшное, безбожное зло, но братья, а не то, что держало сейчас его с двух сторон и влекло к чему-то ужасному, что ждало впереди. Это был враг, настоящее зло, которое точно вознамерилось его убить.
— Братья! — в отчаянии закричал он и забился в руках тащивших его, но что-то инородное во рту превратило его слово в нечленораздельный вопль.
— Все в порядке, сканер на входе в Управление девушку опознал, — быстро вставил лейтенант Андронов. — Это Валерия Краснопольская. Та самая, которая обивала пороги Управления – ходила и просила за тебя, Серафим!
Серафим взволнованно дышал и переводил взгляд с одного говорившего на другого, на последних словах застонал, сжал запястьями пульсирующие болью виски и вскричал:
— Пресвятая Дева Мария! Это они! Это они убили всех наших парней и Кира! — И бросился ко входу в Управление.
***
Увидев его, секретарша залилась краской и тут же забыла, что наливала в чашку чай. Кокетливым движением заложив за ухо выбившуюся прядь шатеновых волос, она отставила вбок дивную ножку в туфельке телесного цвета на высоком каблуке.
— Серафим... как? Ты... ты нашёлся? — Она взволнованно теребила подол ультракороткой обтягивающей юбки. — Говорили, ты пропал без вести... — Тут она обиженно поджала блестящие губки и с возмущением выпалила: — А ты, оказывается, преспокойно где-то шлялся и даже не пришел на чай! Ты просто обманываешь меня, сказки рассказываешь, ну прямо небылицы, что ты монах. На самом деле ты меня просто игнорируешь!
Серафим, задыхаясь, с немым удивлением выслушал её и заорал:
— Где они?!!
Секретарша подпрыгнула от неожиданности, ссутулилась, подобрала ножку и махнула рукой на закрытую дверь.
— Разговаривают, — робко произнесла она и тут же закрыла лицо руками, потому что Серафим двумя широкими шагами прошёл мимо неё и ударом ноги с грохотом открыл дверь в кабинет полковника.
Он замер, сраженный увиденным: в кабинете с широким панорамным окном прямо напротив двери восседал полковник в крутящемся удобном кресле, напротив него в коричневом кожаном кресле развалился капеллан Вианор. Их разделял стол, заставленный пластиковыми коробками с каким-то барахлом и картонными коробками с пиццей.
И они над чем-то смеялись.
Послушник Дорофей, распахнув от тепла кабинета верховик, внимательно слушал их разговор, сложив руки на груди и опираясь плечом на стену. Послушник Евангел с трогательным старанием резал пиццу мезалуной. В кабинете над запахами пиццы царил аромат свежесваренного кофе.
От удара в дверь все повернулись и уставились на Серафима, окаменевшего на пороге от этой сюрреалистичной картины.
— Серафимушка! — обрадовался его появлению полковник. — Вот так сюрприз! Живой! А мне твои друзья только что рассказали, как ты от них драпал! Тебя федералы очередями не достали? — Полковник тихо засмеялся, глядя на Вианора – тот в ответ лишь усмехнулся – затем обратился к Евангелу, который замер, до побеления костяшек стиснув в кулаке кулинарный нож. — Ну, что я тебе говорил? Ещё Альберт догадался, что Серафим обладает божественной сущностью! А ты, наивный, пытался его убить! Нет! Серафим всегда выйдет сухим из воды!
Кровь отхлынула от лица Серафима. Как в ударе, он вызверился на полковника. Мысли лихорадочно метались в голове.
Что он такое говорит? Почему он непринуждённо общается с палачами, почему наливает кофе убийцам своих бойцов? Разве он может не знать, что Карл, Густав и Юнг мертвы, а Альберт пропал, от него осталась лишь кровавая полоса на полу горящей больницы? Неужели полковник в сговоре с архиепископией?!
Серафим за секунду вдруг вспомнил, каким уважительным рукопожатием полковник приветствовал их, когда отдавал лучший квадрокоптер для перехвата противоречащего по приказу владыки, веря одному-единственному слову Серафима; как расхваливал его, прекрасно зная, что Серафим выполняет приказы епископа; как заставил надеть псибраслет для связи с владыкой, после чего тот активировал «червя» и получил контроль над отбившемся от рук Серафимом; как Альберт во время насильственного кормления по приказу полковника жестоко его избил...
Ледяным ужасом Серафима сковала мысль, что полковник его предал. Но было ли это предательством? Может быть, он никогда и не был ему другом, а всегда вел двойную игру?
— Боже... Какой лицемер... — прошептал Серафим, и от слёз защипало глаза.
Человек, который своей отеческой заботой расположил к себе сердце Серафима, никогда не знавшего заботы влюблённого в деньги отца-миллиардера, отдавшего сына на воспитание электронным няням... Полковник Проханов... всего лишь марионетка архиепископа?! Выходит, когда он, Серафим, шутил, предлагая полковнику пойти к владыке на послушание, он был близок к истине? Совершая идеальное послушание, полковник всегда выполнял и выполняет приказы владыки! Не потому ли таким внезапным и успешным было нападение и похищение братьев?!
Как жутко...
Тот, кому он доверял и кого любил, пожертвовал им и своими бойцами – элитой Управления! – и всеми жителями Вознесенки в угоду архиепископу! А теперь он просто насмехается за чашкой кофе над тем, что Серафим выкарабкался, выжил, и над Евагелом, потому что тому не удалось его прикончить?! Вот так же он будет смеяться и над предстоящими пытками сестры Валерии?!
По спине и по вискам потёк холодный пот. Серафим огляделся, но девушку в кабинете не заметил. Его глаза налились кровью, ноздри вздулись, разум вскипел от бешенства.
— Аве, брат Серафим! — с ухмылкой поприветствовал его Вианор, вальяжно опуская ногу с ноги и бесстрашно оставаясь в кресле в удобной позе, лишь вполоборота головы повернувшись к нему. — Ты предсказуем. Мы с братьями ждали тебя. Заходи, поговорим.
Серафим, как дикий вепрь, молниеносным броском между капелланом и Дорофеем кинулся на Евангела. Не осозная, что Евангел не оказывает ему сопротивления и даже специально выронил кулинарный нож; вцепился обеими руками ему в горло, опрокинув лопатками на стол. Раздавленная пицца брызгами разлетелась в стороны, пластиковые коробки с грохотом рухнули на пол, звякнул разбитый фарфор.
— Где Ва-ле-ри-я?!! — орал Серафим в лицо Евангелу и бил его затылком о стол.
Дорофей хотел было броситься брату на помощь, но Вианор тихой командой остановил его и с видимым спокойствием продолжил наблюдать за избиением своего послушника, сцепив пальцы рук на животе. Полковник лишь откатился подальше в кресле и стряхивал с себя ошмётки пиццы, не пряча улыбки.
— Инфернальный ублюдок!!! Где Ва-ле-ри-я?!!
Евангел пытался разжать пальцы Серафима на своей шее и не мог. Уже закатывая глаза, он из последних сил мощным ударом обеих рук треснул врага своего по ушам. Оглушённый Серафим откинулся назад. Евангел, воспользовавшись этим, оттолкнул его от себя ударом ладоней в плечи и ногой отшвырнул к стене. Серафим врезался спиной в стеклянную витрину. На него посыпались золотые кубки и статуэтка Фемиды, вперемешку с осколками стекла и деревянными щепками. Вианор не меняя положения тела в кресле, сопроводил его глазами, а Дорофей отодвинулся на шаг. Полковник перестал улыбаться и вскочил с ужасом на лице, обхватив голову руками:
— Мои награды!!! О, мои награды!!!
Серафим со страшной скорбью глянул на него и покачал головой. Стиснув зубы и сопя, снова кинулся на Евангела, пока тот пытался повернуться на бок и подняться со стола, и снова вцепился ему в горло.
— Серафим!!! — раздался за спиной испуганный женский крик. — Я здесь, Серафим!!!
Серафим от неожиданности разжал пальцы и уронил голову Евангела. Тот со стуком ещё раз треснулся затылком о стол и, раскинув руки, так остался лежать, хрипя. Серафим стремительно обернулся.
В дверях стояла Валерия, кутаясь в полосатый плед. И она бросилась к нему. Ничего не понимая, он поймал её в свои объятия, весь дрожа от вдруг наступившей слабости, прижал обеими руками к своему животу. Только сейчас он, как затравленный хищник, бегло оглядел Вианора и Дорофея. Увидев их безмолвными и бездействующими, резко схватил в охапку Валерию и бросился к выходу, но Дорофей перегородил ему путь.
— Пусти... — сквозь зубы произнёс Серафим, тяжело дыша. — Немедленно пропусти нас, брат Дорофей. Иначе я тебя убью.
— Конечно, брат Дорофей, пропусти брата Серафима, — тихо сказал Вианор, щелчком пальцев смахивая с плеча крошки стекла.
Дорофей повернулся боком, пропуская Серафима. Тот, прижимая к себе девушку, тут же ринулся к выходу, но Вианор возвысил голос, вдогонку говоря ему:
— Пусть идёт! Жаль, конечно: он так и не узнает, что мог бы вырвать из лап извращенца брата Максима, но предпочёл ему свою шлюху и оставил погибать в плену...
Серафим остановился, как вкопанный. Он сделал несколько судорожных вдохов, в аффекте уставившись в одну точку, ничего не видя перед собой.
— Вот как?! Я так и знала!!
Серафим сфокусировал взгляд на секретарше. Теперь она, заламывая пальцы, стояла прямо перед ним, преграждая путь, и напоминала наэлектризованную фурию.
— Это твоя баба?! Значит, когда ты меня целовал, ты мне в глаза лгал: «Это всё, что я могу дать тебе, я – монах»! Ты наглый... циничный... бесстыдный... самовлюблённый нахал!
Она прижала ладонь тыльной стороной к губам, вспоминая его поцелуй, и заплакала.
— Успокойся, краса наша, — громко сказал полковник и наклонился вбок, чтобы увидеть свою секретаршу через распахнутую дверь. — К Серафиму шастать надо было, пока он в гостинице у нас жил. Упустила? Нечего теперь реветь! Где мы теперь найдём тебе ещё одного такого боевика архиепископии?
Серафим, как парализованный, стоял между двух огней пока не услышал за своей спиной голос Вианора:
— Братья, мы недооценивали Серафима. У него тут целый гарем.
Серафим, наконец, пришёл в себя. Дрожа от гнева мелкой дрожью, он медленно поставил на ноги Валерию и, прижимая её к себе левой рукой, обернулся на Вианора.
— Ты сейчас сказал про того самого извращенца, который оставил на спине Максима следы плети?! — словно выплёвывая каждое слово, произнёс он.
Вианор неопределённо изломил бровь и развёл ладонями. Серафим побелел.
— Про того самого извращенца, чей заказ ты выполнил, доставив ему брата Максима?
Теперь Вианор поджал губы и словно виновато улыбнулся. С блеском в глазах Серафим наклонил голову на бок. Испытующе глядя в глаза своему врагу, он спросил:
— Что случилось за три последних дня, что ты передумал? Как мне поверить тебе, если ещё недавно вы же сами и похитили моих братьев, надругались над сестрой Валерией, уничтожили Вознесенку, а меня пытались убить?
На этот раз Вианор ответил совершенно серьёзным тоном:
— Тебя, наверное, удивляет, что твой бронежилет пробит, но ты не ранен и чувствуешь в себе много сил? И почему-то до странного быстро прошла боль после очереди, которую тебе в спину всадили федералы. Ты замечаешь, что стал в разы сильнее Евангела, хотя нередко победа над ним в спарринге давалась тебе с трудом. При этом ты так голоден, что готов эту пиццу лизать с пола, как собака, стоя на четвереньках. Ты, наверное, мечтал прямо с перьями съесть ту индейку?
— Цесарку, — хмуро поправил его Серафим.
— Прости, что не дали тебе этого, — усмехнулся Вианор. — Виноваты. Поэтому и заказали для тебя пиццу. Полковник сказал, что ты её любишь. Хотели тебя накормить.
Вианор повернулся к Евангелу, который уже поднялся со стола, и двумя пальцами подозвал его к себе.
— А ведь верно говорит любимый наш брат Серафим. Не по-братски поступили мы с ним. Проси же у брата прощения, брат Евангел. На коленях.
Такого дикого ужаса в глазах Евангела ещё никто и никогда не видел. Он судорожно задышал и с мольбой прошептал:
— Наставник... он – отступник и еретик...
— Евангел, брат мой, — ласково проговорил Вианор, — я предлагал тебя уйти, но ты остался с условием, что подчинишься и выполнишь любые мои приказы. Но это даже не приказ... это отеческая просьба... Я прошу тебя: проси прощения у брата твоего Серафима. На коленях.
Вианор посмотрел на послушника так, что тому стало ясно, что последние слова это никакая не отеческая просьба, а самый настоящий приказ, невыполнение которого закончится позорным столбом в Церкви бичевания и смертью под тяжёлой рукой наставника.
Евангел перевёл взгляд на Серафима, и дикий ужас в его глазах сменился ненавистью, такой, что даже слеза выкатилась из его глаз. Но он подошёл, истерзанный насилием над собой, встал прямо перед ним и Валерией, перекрестился, тяжело и неуклюже опустился на одно колено, потом на оба. Сжался, свесив обритую голову, стискивая взмокшие, липкие ладони, и сказал голосом надтреснутым, пустым:
— Прости... брат Серафим... если сможешь… Если не сможешь... хотя бы ради Христа прости...
Измученный Серафим в изумлении помолчал, потом сглотнул пересохшим горлом и с надрывом произнёс:
— Интегральное мировое зло вас побери!! Что тут у вас происходит?!
Вианор приветливо улыбнулся.
— Поговорим?
Серафим, полыхнув глазами, кивнул. Вианора отпустило внутри. С некоторым облегчением он приподнялся из кресла, но вдруг Серафим, оставив девушку, быстро шагнул к нему и ударом кулака в челюсть обрушил обратно в кресло.
— Это тебе за «шлюху». А теперь – поговорим.
Глава 8. Мельница на скале
Равномерно сдавленное со всех сторон тело, словно обвитое погребальными пеленами, узнавало перегрузки воздушного полёта. Он попытался крикнуть; его запёкшиеся губы и иссохший язык дрогнули в судорожном усилии, но исторгли лишь сдавленный стон из бессильных легких, которые изнемогали, словно на них навалилась огромная гора, и трепетали, вторя содроганиям сердца, при каждом тяжком и мучительном вздохе.
Сознание теплилось ещё более часа в Максиме, затем он пал в беспамятство; провалился в сон, похожий на обморок, за что, когда очнулся, вознёс благодарение Господу, как единственному, явившему к нему Свою милость. Теперь сквозь стену бесчувственности он ощущал, как пелены ослабляют свою хватку. Из горизонтального положения его перевели в мучительно-вертикальное; впрочем, самостоятельно стоять не приходилось: чьи-то руки поддерживали его с двух сторон и волокли куда-то вперёд.
Они остановились. Он пытался открыть глаза, но что-то удерживало их. Вдруг он услышал голоса, один из них был голосом наставника Вианора, другие – незнакомые, чужие.
— Можно было бы ограничиться посадкой на аэродроме военной базы, — нервно говорил капеллан Вианор. — Сюда бы мы доставили его наземным транспортом, тихо. Какая необходимость была сажать тилтротор на частном аэродроме? Разве он не боится...
— Это приказ господина, — перебил чужой голос. — Его терпение давно уже на исходе. От лица Великого благодарим вас за службу и просим немедленно удалиться.
— Принято, — голос Вианор прозвучал напряжённо. — Но необходимо снять наручники и...
— Вы, кажется, плохо расслышали. Великий больше не может ждать ни минуты. Проводите святого отца с его праведными послушниками на выход.
Максим почувствовал, что его отпустили одни руки и крепко взяли другие, и от хватки этих рук вдруг его пронзила странная энергия, которая вызвала во всём теле дрожь. Его снова куда-то поволокли, и вдруг он понял, прямо ощутил спиной, что позади остаются его братья. Предавшие, оступившиеся, совершившие в отношении него страшное, безбожное зло, но братья, а не то, что держало сейчас его с двух сторон и влекло к чему-то ужасному, что ждало впереди. Это был враг, настоящее зло, которое точно вознамерилось его убить.
— Братья! — в отчаянии закричал он и забился в руках тащивших его, но что-то инородное во рту превратило его слово в нечленораздельный вопль.
