Ты, наверное, думал, что я без сознания, но я слышал, слышал, что ты кричал мне в тот момент! Брат Ангеларий, ты это помнишь? Я помню, я навсегда запомнил твои слова: «Вечность не скроет тебя навсегда! Дай мне надежду на завтра! Ты не уйдёшь безвозвратно! Ты не уйдёшь в никуда!!!»
От волнения у Максима сбилось дыхание, воспоминание омыло сердце нежностью.
— Отпусти одежду, — как будто ничего не услышав, проговорил Ангеларий. — Иначе мы применим силу.
Душа Максима рухнула в пропасть. Все слова в эту минуту показались ненужными до смешного, бесполезными, а его положение – безвыходным, беспросветным. Оставалось только зеркало... осколок... убийство братьев... вернее, существ, только телом напоминающих братьев, а на самом деле чужих, инопланетных существ... А затем смерть.
Вот она. Уже здесь. Всего через несколько минут.
В опустошающей решимости Максим разжал пальцы, позволяя снять с себя нелепую, мешающую для задуманного одежду.
Как в тумане он посмотрел на девушку. Та взяла в руки сосуд и тонкой янтарной струёй пролила часть его содержимого Максиму на грудь. Не ожидающий ничего, кроме боли, Максим вздрогнул, словно его ошпарили кипятком. Но тягучая жидкость оказалась тёплой до приятного изнеможения. Тонкой змеящейся струйкой она потекла на живот, руки и ноги. Девушка снова поставила сосуд у изголовья, окунула в широкое горлышко и медленно вынула длинные пальцы. Мягкими массирующими движениями девушка принялась втирать эту непонятную жидкость в напряжённое тело Максима.
Маслянистая субстанция мгновенно впитывалась, придавая бледной коже оттенок слоновой кости. От прикосновений становилось невероятно хорошо. Эйфория усиливалась, наполняя тело расслабляющей истомой. Нестерпимое блаженство обездвиживало мысли, пленяло; когда девушка втирала масло в ступни, в ладони и растирала лицо, с губ Максима сорвался непроизвольный стон.
— Перевернись... дай мне твою спину... — негромко попросила девушка.
Максим посмотрел на зеркало, словно моля его о прощении за свою слабость. У него прошло желание сопротивляться искушающему наслаждению. Тело желало, жаждало, чтобы это продолжалось ещё и ещё. Ласковые руки, скользящие по телу, доставляли нестерпимое, немыслимое блаженство. Душа болела, сопротивлялась, но тело подавляло её муки, и душа пошла на компромисс.
«Нет... Пусть она не останавливается... Пусть эти блаженные ласки закончатся... — сказал Максим совести. — А уж после я...»
В эту минуту Максим вдруг осознал, что сейчас добровольно открывает дверь для смерти души. И никто не будет в этом виноват, кроме него самого, и нечего будет пенять на пси-контроль – сейчас его над ним нет. Он предаёт сам себя. Потому что – это его желание. Это его выбор... Совесть, замолчи...
Ему стало страшно. Он собрал в кулак всю оставшуюся червивую, больную волю и, каждой клеточкой тела не желая делать, что он сейчас собрался делать, пнул девушку ногой в живот, отталкивая от себя.
Красавица вскрикнула и чуть не упала, выронив сосуд. Он со стеклянным звоном стукнулся о пол, но не разбился, покатился, разбрызгивая по полу масло из горлышка.
Максим рывком вскочил на ноги. Ступни от соприкосновения с полом вдруг прожгло, словно калёным железом. Максим вскрикнул от неожиданной пронзительной боли. Он сделал шаг к зеркалу, ещё один, ещё... Приблизился, замахнулся, ударил изо всех сил обеими ладонями, сжатыми в кулаки, по зеркальной поверхности, и снова взвыл от боли, как будто он со всей силы ударил не в гладкую поверхность, а в гору битого стекла.
Поверхность ответила гулом. Оказалось, это не стекло, а металл, отполированный до зеркального блеска. Максим ударил ещё раз и захлебнулся криком, вдруг начиная понимать, в чём дело.
Кожа стала настолько чувствительной, что любое прикосновение напоминало укус сколопендры. Болело всё, чего коснулись руки девушки, на что она пролила это странное масло.
Для чего это? Не для того ли, чтобы усилить боль предстоящих пыток?
Как он мог расслабиться и поверить, что хоть одна дарованная минута свободы от пси-плена может стать передышкой, а не новой жуткой пыткой?! Ему обещали боль? Теперь даже прикосновение воздуха стало болезненным, что же говорить об ударе по коже.
На него набросились сзади, схватили за запястья и локти – словно металлические крючья вонзили в руки, оттащили от зеркала и повалили на ложе лицом вниз. Всю кожу, соприкоснувшуюся с деревянной поверхностью, пронзила боль, словно он лёг животом на острые гвозди. Обжигая болью ладони, Максим упёрся в ложе и попытался оттолкнуться, но его снова придавили к ложу, и от боли на несколько мгновений он потерял себя.
Значит, это – конец... Всё-таки конец. Что этот старик говорил о нервной системе, созданной для боли?
Всё ещё вырываясь и крича, Максим вывернул шею и взглянул в глаза вцепившемуся в него Ангеларию, всеми силами души желая его проклясть, но вспомнил, что именно этого и хочет сделать с ним палач – благодарное сердце превратить в сердце проклинающее. В этот миг что-то нашло на него, что-то нечеловеческое, неземное. И он закричал:
— Ангеларий!!! Любимый брат Ангеларий, оживи!!! Боже, воскреси из мёртвых брата Ангелария и всех братьев моих!!! По молитвам святого Питирима и всех святых!!! Во имя Иисуса Христа!!!
Девушка, согнувшись и прижимая руку к животу, подняла с пола сосуд и вернулась к неоконченному делу. Наслаждение от масла, втираемого в кожу спины, на краткое мгновение пересилило боль. Максим, немного придя в себя, глухо стонал, понимая, что ещё немного – и не останется места на теле, не ввергнутого в ад боли.
Грубая одежда, которую на него надевали, тёрла кожу, словно наждачная бумага с алмазным зерном. Измученный Максим с безразличием опознал свою монашескую рясу из домотканого сукна, которая раньше таким приятным покровом окутывала и согревала тело. Его опоясали верёвкой – словно огненным поясом перетянули поясницу. Как удушающий пакет, накинули на голову капюшон. Теперь он ничего не видел. С болью остался один на один внутри.
Зал приёмов был выполнен в футуристическом стиле отречения от традиционных и классических идей. Каждая деталь декора бросала вызов недавним общечеловеческим ценностям, создавая новый канон сладострастной роскоши.
Всё необходимое было готово для приобщения к всевозможным наслаждениям. Обильные яства и бокалы, наполненные рубиновым коктейлем с олимпоином, на столах из тел живых обездвиженных людей. Диваны поражали воображение обтекаемыми формами, на них в бежево-рыжих мехах лениво возлежали любовники, ожидая спроса – обесчеловеченные люди и очеловеченные андроиды. В игровой зоне работали столы для рулетки и покера и пси-генераторы виртуальной реальности.
Стены этого зала были отделаны бежевым камнем с прожилками золота, вдоль них располагались живые скульптуры, изображающие эротические сцены. Отполированные полы из золотистого мрамора отражали волнообразные прозрачные конструкции на потолках. Асимметрия искажала пространство до головокружения. Обилие источников света создавало слепящий блеск, сотни зеркал мультиплицировали эту роскошь, возводя в немыслимую степень.
Гости прибывали и прибывали, вечеринка набирала оборот. Гостеприимный хозяин с удовольствием приветствовал входящих, лично следил, чтобы не пустовали бокалы, каждому отвешивал комплимент, откровенную лесть или насмешку. Вокруг него скоро собрались представители высшего общества и сильные мира сего, с которыми он вёл непринуждённую беседу.
— Очень рады видеть вас, господин Фунфурье! — обратился старик к одному из министров – руководителю департамента здравоохранения, человеку с широким, лоснящимся от лазерной шлифовки лицом. — Прибыли получить новое удовольствие?
— Да, Великий, ваши вечеринки всегда сулят самые пикантные развлечения!
— А как насчёт той маленькой шалости, которую я посоветовал вам давеча? Попробовали ли мой рецепт?
— О, Великий! Вчера приказал шеф-повару сделать тот замечательный коктейль и желе по вашему рецепту, прокипятив пейотный ГМО кактус и добавив его в вино. Экстракт пейота выпал в осадок, чуть позднее после бокала этого напитка в осадок выпали я и амиго, затем от пейотного желе выпала в осадок наша соительница. Какие переживания, какие красочные галлюцинации! Их обязательно надо запечатлеть в пси! Очнулись мы только через сутки, и я сразу решил прибыть к вам и поблагодарить за хорошо проведённый вечер.
— В следующий раз дайте отвару настояться. Будет крепче настой – будет вечер ой-ёй-ёй!
Старик захохотал, обнажив верхние зубы, и хлопнул министра по плечу, впрочем, тут же потеряв к нему интерес. Он подхватил под руку проходящего мимо высокого мужчину в смокинге.
— А как насчёт того, чтобы выпить на брудершафт, господин сенатор?
— Помилуйте, Великий... Моего предшественника не стало сразу после того, как вы выпили с ним на брудершафт всего неделю назад. Какую я совершил ошибку? Простите... Что не так?! Я всё могу!! Я всё исправлю!!
Очень довольный его страхом старик посмеялся и отпустил его, затем повернулся к особе в платье из сплетённых роз, с ухмылкой заглянул в глубокое декольте, прикрытое ожерельем из крупных камней в тон платью.
— Госпожа Хризелинда! Как вам идут эти бриллианты! М-м-м! Какой цвет! Марсианский розовый?
— О, Премудрый! При вашей разборчивости смею кокетливо заявить: вы не угадали!
— Мы не угадали?!
— Да-да, Великий, вы не угадали! Это айасанты – живые минералы, они растут только в свежей крови!
— Чтобы вырастить такие крупные, наверное, потребовалось очень, очень много крови!
— Да, очень много крови! Знаете, они такие капризные! Требуют только свежей крови, искусственная для них словно простая вода!
— Наверное, после этого в вашем доме совсем не осталось живых рабов, только андроиды? — съязвил старик.
— Я заказала партию выбракованных детей с полигона «Юг», — Хризелинда игриво провела по ожерелью холёными пальцами. — Всё равно их бы списали на эвтаназию.
— Это надо бы разобраться, почему столько брака на полигоне «Юг»! — проворчал старик. — Мы тут, понимаешь, изо всех сил боремся с естественнорождением, как с угрозой перенаселения Земли, разворачиваем программу по принудительной генетической стерилизации половозрелой части населения, проводим разъяснительную работу о преимуществе искусственного оплодотворения перспективными эмбрионами, над созданием которых трудились лучшие умы планеты... а у нас выводятся бракованные дети?! Не потому ли время от времени случаются неконтролируемые демографические взрывы?! Граждане не верят в качество наших эмбрионов?!
— Это просто какой-то демографический терроризм! — воскликнул человек без выраженных половых признаков, одетый в белый дамский костюм. — Этим занимаются демографические террористы!
— Не понимаю... неужели до сих пор остаются такие, кто считает, что нельзя вмешиваться в природу человека, потому что его, якобы, сотворил Бог?! — возмущенно прокомментировал джентльмен в смокинге.
— А ещё они считают, что Бог создал всё совершенным, а мы – нет! — Старик засмеялся. — Дамы и господа! Прошу вас устраиваться поудобнее! Сегодня я покажу вам, как нелепо творение этого горе-Творца!
Гости с готовностью стали рассаживаться на диванах, попадая в объятия секс-прислуги, которая сразу приступила к ласковой работе. Правитель с восторгом оглядел начинающуюся мистерию, и вдруг ему в глаза попали блики света: в зале появилась Дживана в переливающемся голографическими фракталами платье, под руку её вёл министр обороны, он же командующий космическим оборонительным щитом – генерал-майор Горский в парадном военном мундире тёмно-синего цвета с золотыми погонами.
Стройная, на голову выше своего спутника, Дживана гордо вышагивала, не глядя на обращённые на неё лица, надменно и высоко держа головку на длинной шее. Неестественно большой разрез глаз и фарфоровая гладкость лица, укладка из бриллиантово-прозрачных волос демонстрировали последние достижения генной инженерии. Она остановилась перед Правителем, элегантно обнажив в разрезе платья стройную ножку в туфельке-невидимке, словно она была даже без подошвы и каблука.
— Здравствуй, наша божественная Дживана! Приветствую вас, господин командующий! — встретил их Правитель, словно давно ожидал.
Не слушая ответных приветствий, он перевёл взгляд на генерал-майора и с ехидцей спросил:
— Намедни слышал про хакерский налёт, что привёл к сбою климатического орбитального стабилизатора, который навёл пургу в зоне карательной операции. У меня к тебе один-единственный вопрос: как ты это допустил? Уж не хочешь ли, зятёк, нам устроить Рагнарёк?
— Великий, никак нет. Апокалипсиса не будет. Сбой был кратковременным, — побледнел командующий. — Террористы по нескольку раз в день пытаются завладеть орбитальным стабилизатором, чтобы использовать его как климатическое оружие. Но защита моментально отразила нападение. Виновные найдены и наказаны самым беспощадным образом.
— Что-то не так и устойчив твой мир, mon papа?, — с усмешкой вступилась за своего спутника Дживана. — Ты ожидаешь Апокалипсиса с неба, тогда как у тебя происходит Апокалипсис на земле.
— Что ты имеешь в виду?! — нахмурился старик.
— Забастовка полицейского Управления, — растянула в улыбке хорошенькие губки Дживана.
— А-а-а, ты про это, — выдохнул старик. — Какой же это Апокалипсис? Апокалипсис – это как молния от востока до запада, а тут микрособытие, с которым нужно побыстрей разобраться и на следующий день забыть.
— Вы отлично выглядите, mon papа?, — сменила тему Дживана, злобно превратив глаза в щели. — Намного лучше, чем вчера. Питательная, наверное, досталась вам амрита?
— А ты явилась, чтобы подобрать крошки с нашего стола? — Старик с удовольствием облизнул губу, когда Дживана сморщилась от издёвки. — Не завидуй моему здоровью. Ты питаешься от меня, как ветка от лозы. Ты и все твои домочадцы. — Властитель многозначительно мотнул головой в сторону командующего. — Так что, пожалуйста, будь милостива к моим старческим немощам и перееданию. — Выражение лица старика стало благосклонно-покровительственным. — Сегодня кое-что перепадёт и тебе. Пир сегодня будет нам всем!
Ещё не окончив говорить, Властитель уже смотрел сквозь них на сцену, которая пульсировала разноцветными лазерными проекциями, создавая атмосферу загадки и тайны. Он уже словно забыл о них и пошёл к ожидающей его внимания праздной толпе.
Дживана нахмурилась.
— Чует моё сердце, что энергетическая ценность амриты намного выше, чем я изначально подозревала, — шепнула она своему спутнику. — Уж не её ли предложит он всем?
— Ты опасаешься, что он в открытую начнёт противостоять тебе? — прошептал в ответ генерал-майор Горский.
— Да. Я боюсь, что он обо всём догадывается или уже всё узнал. Все эти его мерзкие намёки в твой адрес – явно поэтому.
Горский побелел, посмотрел в сторону Правителя и откашлялся в кулак.
— Он держит в руках власть, хотя давно уже ничем не управляет, — успокаивая его, презрительно заметила Дживана. — С таким управлением легко могла бы справиться автократия нейронной сети. А может быть, она бы справились даже лучше.
— Он собирается вводить демархию, как форму демократии, когда случайно выбранные граждане принимают политические решения от имени всего населения! Но только в качестве случайно выбранных граждан снова будут его аватары!
От волнения у Максима сбилось дыхание, воспоминание омыло сердце нежностью.
— Отпусти одежду, — как будто ничего не услышав, проговорил Ангеларий. — Иначе мы применим силу.
Душа Максима рухнула в пропасть. Все слова в эту минуту показались ненужными до смешного, бесполезными, а его положение – безвыходным, беспросветным. Оставалось только зеркало... осколок... убийство братьев... вернее, существ, только телом напоминающих братьев, а на самом деле чужих, инопланетных существ... А затем смерть.
Вот она. Уже здесь. Всего через несколько минут.
В опустошающей решимости Максим разжал пальцы, позволяя снять с себя нелепую, мешающую для задуманного одежду.
Как в тумане он посмотрел на девушку. Та взяла в руки сосуд и тонкой янтарной струёй пролила часть его содержимого Максиму на грудь. Не ожидающий ничего, кроме боли, Максим вздрогнул, словно его ошпарили кипятком. Но тягучая жидкость оказалась тёплой до приятного изнеможения. Тонкой змеящейся струйкой она потекла на живот, руки и ноги. Девушка снова поставила сосуд у изголовья, окунула в широкое горлышко и медленно вынула длинные пальцы. Мягкими массирующими движениями девушка принялась втирать эту непонятную жидкость в напряжённое тело Максима.
Маслянистая субстанция мгновенно впитывалась, придавая бледной коже оттенок слоновой кости. От прикосновений становилось невероятно хорошо. Эйфория усиливалась, наполняя тело расслабляющей истомой. Нестерпимое блаженство обездвиживало мысли, пленяло; когда девушка втирала масло в ступни, в ладони и растирала лицо, с губ Максима сорвался непроизвольный стон.
— Перевернись... дай мне твою спину... — негромко попросила девушка.
Максим посмотрел на зеркало, словно моля его о прощении за свою слабость. У него прошло желание сопротивляться искушающему наслаждению. Тело желало, жаждало, чтобы это продолжалось ещё и ещё. Ласковые руки, скользящие по телу, доставляли нестерпимое, немыслимое блаженство. Душа болела, сопротивлялась, но тело подавляло её муки, и душа пошла на компромисс.
«Нет... Пусть она не останавливается... Пусть эти блаженные ласки закончатся... — сказал Максим совести. — А уж после я...»
В эту минуту Максим вдруг осознал, что сейчас добровольно открывает дверь для смерти души. И никто не будет в этом виноват, кроме него самого, и нечего будет пенять на пси-контроль – сейчас его над ним нет. Он предаёт сам себя. Потому что – это его желание. Это его выбор... Совесть, замолчи...
Ему стало страшно. Он собрал в кулак всю оставшуюся червивую, больную волю и, каждой клеточкой тела не желая делать, что он сейчас собрался делать, пнул девушку ногой в живот, отталкивая от себя.
Красавица вскрикнула и чуть не упала, выронив сосуд. Он со стеклянным звоном стукнулся о пол, но не разбился, покатился, разбрызгивая по полу масло из горлышка.
Максим рывком вскочил на ноги. Ступни от соприкосновения с полом вдруг прожгло, словно калёным железом. Максим вскрикнул от неожиданной пронзительной боли. Он сделал шаг к зеркалу, ещё один, ещё... Приблизился, замахнулся, ударил изо всех сил обеими ладонями, сжатыми в кулаки, по зеркальной поверхности, и снова взвыл от боли, как будто он со всей силы ударил не в гладкую поверхность, а в гору битого стекла.
Поверхность ответила гулом. Оказалось, это не стекло, а металл, отполированный до зеркального блеска. Максим ударил ещё раз и захлебнулся криком, вдруг начиная понимать, в чём дело.
Кожа стала настолько чувствительной, что любое прикосновение напоминало укус сколопендры. Болело всё, чего коснулись руки девушки, на что она пролила это странное масло.
Для чего это? Не для того ли, чтобы усилить боль предстоящих пыток?
Как он мог расслабиться и поверить, что хоть одна дарованная минута свободы от пси-плена может стать передышкой, а не новой жуткой пыткой?! Ему обещали боль? Теперь даже прикосновение воздуха стало болезненным, что же говорить об ударе по коже.
На него набросились сзади, схватили за запястья и локти – словно металлические крючья вонзили в руки, оттащили от зеркала и повалили на ложе лицом вниз. Всю кожу, соприкоснувшуюся с деревянной поверхностью, пронзила боль, словно он лёг животом на острые гвозди. Обжигая болью ладони, Максим упёрся в ложе и попытался оттолкнуться, но его снова придавили к ложу, и от боли на несколько мгновений он потерял себя.
Значит, это – конец... Всё-таки конец. Что этот старик говорил о нервной системе, созданной для боли?
Всё ещё вырываясь и крича, Максим вывернул шею и взглянул в глаза вцепившемуся в него Ангеларию, всеми силами души желая его проклясть, но вспомнил, что именно этого и хочет сделать с ним палач – благодарное сердце превратить в сердце проклинающее. В этот миг что-то нашло на него, что-то нечеловеческое, неземное. И он закричал:
— Ангеларий!!! Любимый брат Ангеларий, оживи!!! Боже, воскреси из мёртвых брата Ангелария и всех братьев моих!!! По молитвам святого Питирима и всех святых!!! Во имя Иисуса Христа!!!
Девушка, согнувшись и прижимая руку к животу, подняла с пола сосуд и вернулась к неоконченному делу. Наслаждение от масла, втираемого в кожу спины, на краткое мгновение пересилило боль. Максим, немного придя в себя, глухо стонал, понимая, что ещё немного – и не останется места на теле, не ввергнутого в ад боли.
Грубая одежда, которую на него надевали, тёрла кожу, словно наждачная бумага с алмазным зерном. Измученный Максим с безразличием опознал свою монашескую рясу из домотканого сукна, которая раньше таким приятным покровом окутывала и согревала тело. Его опоясали верёвкой – словно огненным поясом перетянули поясницу. Как удушающий пакет, накинули на голову капюшон. Теперь он ничего не видел. С болью остался один на один внутри.
Глава 18. Анатомический театр
Зал приёмов был выполнен в футуристическом стиле отречения от традиционных и классических идей. Каждая деталь декора бросала вызов недавним общечеловеческим ценностям, создавая новый канон сладострастной роскоши.
Всё необходимое было готово для приобщения к всевозможным наслаждениям. Обильные яства и бокалы, наполненные рубиновым коктейлем с олимпоином, на столах из тел живых обездвиженных людей. Диваны поражали воображение обтекаемыми формами, на них в бежево-рыжих мехах лениво возлежали любовники, ожидая спроса – обесчеловеченные люди и очеловеченные андроиды. В игровой зоне работали столы для рулетки и покера и пси-генераторы виртуальной реальности.
Стены этого зала были отделаны бежевым камнем с прожилками золота, вдоль них располагались живые скульптуры, изображающие эротические сцены. Отполированные полы из золотистого мрамора отражали волнообразные прозрачные конструкции на потолках. Асимметрия искажала пространство до головокружения. Обилие источников света создавало слепящий блеск, сотни зеркал мультиплицировали эту роскошь, возводя в немыслимую степень.
Гости прибывали и прибывали, вечеринка набирала оборот. Гостеприимный хозяин с удовольствием приветствовал входящих, лично следил, чтобы не пустовали бокалы, каждому отвешивал комплимент, откровенную лесть или насмешку. Вокруг него скоро собрались представители высшего общества и сильные мира сего, с которыми он вёл непринуждённую беседу.
— Очень рады видеть вас, господин Фунфурье! — обратился старик к одному из министров – руководителю департамента здравоохранения, человеку с широким, лоснящимся от лазерной шлифовки лицом. — Прибыли получить новое удовольствие?
— Да, Великий, ваши вечеринки всегда сулят самые пикантные развлечения!
— А как насчёт той маленькой шалости, которую я посоветовал вам давеча? Попробовали ли мой рецепт?
— О, Великий! Вчера приказал шеф-повару сделать тот замечательный коктейль и желе по вашему рецепту, прокипятив пейотный ГМО кактус и добавив его в вино. Экстракт пейота выпал в осадок, чуть позднее после бокала этого напитка в осадок выпали я и амиго, затем от пейотного желе выпала в осадок наша соительница. Какие переживания, какие красочные галлюцинации! Их обязательно надо запечатлеть в пси! Очнулись мы только через сутки, и я сразу решил прибыть к вам и поблагодарить за хорошо проведённый вечер.
— В следующий раз дайте отвару настояться. Будет крепче настой – будет вечер ой-ёй-ёй!
Старик захохотал, обнажив верхние зубы, и хлопнул министра по плечу, впрочем, тут же потеряв к нему интерес. Он подхватил под руку проходящего мимо высокого мужчину в смокинге.
— А как насчёт того, чтобы выпить на брудершафт, господин сенатор?
— Помилуйте, Великий... Моего предшественника не стало сразу после того, как вы выпили с ним на брудершафт всего неделю назад. Какую я совершил ошибку? Простите... Что не так?! Я всё могу!! Я всё исправлю!!
Очень довольный его страхом старик посмеялся и отпустил его, затем повернулся к особе в платье из сплетённых роз, с ухмылкой заглянул в глубокое декольте, прикрытое ожерельем из крупных камней в тон платью.
— Госпожа Хризелинда! Как вам идут эти бриллианты! М-м-м! Какой цвет! Марсианский розовый?
— О, Премудрый! При вашей разборчивости смею кокетливо заявить: вы не угадали!
— Мы не угадали?!
— Да-да, Великий, вы не угадали! Это айасанты – живые минералы, они растут только в свежей крови!
— Чтобы вырастить такие крупные, наверное, потребовалось очень, очень много крови!
— Да, очень много крови! Знаете, они такие капризные! Требуют только свежей крови, искусственная для них словно простая вода!
— Наверное, после этого в вашем доме совсем не осталось живых рабов, только андроиды? — съязвил старик.
— Я заказала партию выбракованных детей с полигона «Юг», — Хризелинда игриво провела по ожерелью холёными пальцами. — Всё равно их бы списали на эвтаназию.
— Это надо бы разобраться, почему столько брака на полигоне «Юг»! — проворчал старик. — Мы тут, понимаешь, изо всех сил боремся с естественнорождением, как с угрозой перенаселения Земли, разворачиваем программу по принудительной генетической стерилизации половозрелой части населения, проводим разъяснительную работу о преимуществе искусственного оплодотворения перспективными эмбрионами, над созданием которых трудились лучшие умы планеты... а у нас выводятся бракованные дети?! Не потому ли время от времени случаются неконтролируемые демографические взрывы?! Граждане не верят в качество наших эмбрионов?!
— Это просто какой-то демографический терроризм! — воскликнул человек без выраженных половых признаков, одетый в белый дамский костюм. — Этим занимаются демографические террористы!
— Не понимаю... неужели до сих пор остаются такие, кто считает, что нельзя вмешиваться в природу человека, потому что его, якобы, сотворил Бог?! — возмущенно прокомментировал джентльмен в смокинге.
— А ещё они считают, что Бог создал всё совершенным, а мы – нет! — Старик засмеялся. — Дамы и господа! Прошу вас устраиваться поудобнее! Сегодня я покажу вам, как нелепо творение этого горе-Творца!
Гости с готовностью стали рассаживаться на диванах, попадая в объятия секс-прислуги, которая сразу приступила к ласковой работе. Правитель с восторгом оглядел начинающуюся мистерию, и вдруг ему в глаза попали блики света: в зале появилась Дживана в переливающемся голографическими фракталами платье, под руку её вёл министр обороны, он же командующий космическим оборонительным щитом – генерал-майор Горский в парадном военном мундире тёмно-синего цвета с золотыми погонами.
Стройная, на голову выше своего спутника, Дживана гордо вышагивала, не глядя на обращённые на неё лица, надменно и высоко держа головку на длинной шее. Неестественно большой разрез глаз и фарфоровая гладкость лица, укладка из бриллиантово-прозрачных волос демонстрировали последние достижения генной инженерии. Она остановилась перед Правителем, элегантно обнажив в разрезе платья стройную ножку в туфельке-невидимке, словно она была даже без подошвы и каблука.
— Здравствуй, наша божественная Дживана! Приветствую вас, господин командующий! — встретил их Правитель, словно давно ожидал.
Не слушая ответных приветствий, он перевёл взгляд на генерал-майора и с ехидцей спросил:
— Намедни слышал про хакерский налёт, что привёл к сбою климатического орбитального стабилизатора, который навёл пургу в зоне карательной операции. У меня к тебе один-единственный вопрос: как ты это допустил? Уж не хочешь ли, зятёк, нам устроить Рагнарёк?
— Великий, никак нет. Апокалипсиса не будет. Сбой был кратковременным, — побледнел командующий. — Террористы по нескольку раз в день пытаются завладеть орбитальным стабилизатором, чтобы использовать его как климатическое оружие. Но защита моментально отразила нападение. Виновные найдены и наказаны самым беспощадным образом.
— Что-то не так и устойчив твой мир, mon papа?, — с усмешкой вступилась за своего спутника Дживана. — Ты ожидаешь Апокалипсиса с неба, тогда как у тебя происходит Апокалипсис на земле.
— Что ты имеешь в виду?! — нахмурился старик.
— Забастовка полицейского Управления, — растянула в улыбке хорошенькие губки Дживана.
— А-а-а, ты про это, — выдохнул старик. — Какой же это Апокалипсис? Апокалипсис – это как молния от востока до запада, а тут микрособытие, с которым нужно побыстрей разобраться и на следующий день забыть.
— Вы отлично выглядите, mon papа?, — сменила тему Дживана, злобно превратив глаза в щели. — Намного лучше, чем вчера. Питательная, наверное, досталась вам амрита?
— А ты явилась, чтобы подобрать крошки с нашего стола? — Старик с удовольствием облизнул губу, когда Дживана сморщилась от издёвки. — Не завидуй моему здоровью. Ты питаешься от меня, как ветка от лозы. Ты и все твои домочадцы. — Властитель многозначительно мотнул головой в сторону командующего. — Так что, пожалуйста, будь милостива к моим старческим немощам и перееданию. — Выражение лица старика стало благосклонно-покровительственным. — Сегодня кое-что перепадёт и тебе. Пир сегодня будет нам всем!
Ещё не окончив говорить, Властитель уже смотрел сквозь них на сцену, которая пульсировала разноцветными лазерными проекциями, создавая атмосферу загадки и тайны. Он уже словно забыл о них и пошёл к ожидающей его внимания праздной толпе.
Дживана нахмурилась.
— Чует моё сердце, что энергетическая ценность амриты намного выше, чем я изначально подозревала, — шепнула она своему спутнику. — Уж не её ли предложит он всем?
— Ты опасаешься, что он в открытую начнёт противостоять тебе? — прошептал в ответ генерал-майор Горский.
— Да. Я боюсь, что он обо всём догадывается или уже всё узнал. Все эти его мерзкие намёки в твой адрес – явно поэтому.
Горский побелел, посмотрел в сторону Правителя и откашлялся в кулак.
— Он держит в руках власть, хотя давно уже ничем не управляет, — успокаивая его, презрительно заметила Дживана. — С таким управлением легко могла бы справиться автократия нейронной сети. А может быть, она бы справились даже лучше.
— Он собирается вводить демархию, как форму демократии, когда случайно выбранные граждане принимают политические решения от имени всего населения! Но только в качестве случайно выбранных граждан снова будут его аватары!
