В этот день он проснулся и почувствовал, что умер,
мир вокруг превратился в декорации,
люди – в тени, сознание – в пустоту
И в этой полубессознательной туманной пустоте,
как призрак проявлялось ощущение, –
быть может, вытащенное из сна, –
что его нет, его не существует,
что он – только сон,
чей-то глубокий сон,
быть может, свой собственный,
как тот, который только что видел,
воспринимая события в нем, себя и других –
за реальность...
что вдруг исчезла,
оставляя лишь шлейф
сотканных воспоминаний,
которые медленно угасали,
разлетаясь на обрывки мыслей,
образов, их призрачных ощущений...
растворявшихся во всеокутывающем тумане
ЗАКАЖЕМ НАПОСЛЕДОК ПИЦЦУ?
Антон Павлович проснулся с двумя событиями:
рассветом
и болью в груди
Впрочем, первого он не заметил, благодаря второму
Боль была тупой, давящей и неожиданной
Событие – тоже
Ах да, события было три:
к первым двум присоединилось нарастающее чувство тревоги –
всегда неприятное чувство
К тому же Антон Павлович оказался в затруднительном положении:
привыкший просыпаться уставшим и раздражительным
с первых мгновений попадания света в его мозг,
на этот раз
в придачу ко всему
его посетило еще и состояние растерянности,
вызванное тем, что,
отдышавшись от такого пробуждения,
он потянулся за телефоном и тут же остановился:
"А куда звонить?
В скорую,
которая приедет и увезет его в палату к незнакомым
и скорее всего неприятным,
нечистоплотным,
а того хуже –
беспокойным людям,
где помимо всего прочего,
прибавится чувство дискомфорта,
усиливающее и раздражительность и тревогу..."
Или...
Дело в том,
что у пробудившегося сегодня утром не было близких,
за исключением сына...
Но...
их взаимоотношения сложились таким образом,
что позвонить ему –
даже в минуту отчаяния –
Антон Павлович никак не мог,
иначе бы ему пришлось переступить
через все преграды принципов и гордого самомнения,
что он так тщательно возводил между собой и людьми
на протяжении десятилетий
За окном,
в пасмурном предосеннем утре,
под навесом застилающих сонное небо
раздувающихся серых облаков
проплывала маленькая,
едва уловимая человеческим глазом
воздушная капля,
покрытая прозрачной,
непроницаемой сферой,
слегка переливающейся оттенками отраженного в ней света
встречающихся объектов
Но Антон Павлович ничего этого не замечал
Он лежал с зажмуренными глазами,
погруженный в пустоту,
сосредоточенный на том,
что сдавило ему грудь
и не давало спокойно дышать
Мало-помалу боль отпустила,
в голове прояснилось,
и появились первые мысли
Интересно было то,
что эти мысли зазвучали сами по себе,
совершенно непроизвольно
и как будто независимо от самого их обладателя,
сделавшись тем самым для него очередным открытием этого утра
"Будешь ли еще, будешь ли еще?" –
носились они по комнате,
радостно покинув пределы головного мозга:
"Хотя вряд ли у тебя еще будет на это время"
Явственно слыша их хихиканье и издевательский тон,
Антон Павлович в недоумении сел на краю постели, думая про себя:
"Постоянные тревожные мысли со временем должны перерасти во что-то такое...
наверное... это всего лишь следствие на фоне приступа"
"Должны перерасти и уже это сделали" –
радостно поддержали его голоса
Озадаченный такими утренними событиями,
Антон Павлович провел ладонями по влажному лицу
и ощутил сильную сухость во рту
Перспектива оказаться в палате с куда более беспокойными,
нечистоплотными и неприятными людьми
окончательно подавила желание куда-либо звонить,
и он поплелся в кухню
с сильным чувством жажды
и вялостью в ногах
Вслед за ним пошел дождь:
тучи не выдержали и обрушились вниз,
погружая землю в безмолвие и прохладу,
заставляя прислушиваться к себе все живое
Для маленькой воздушной капли
все это казалось метеоритным дождем,
благодаря которому мир вокруг хотя и затихал,
но не был тем,
что она искала:
она несла в себе память,
память о том, что ей близко, –
и проплывая между падающими громадинами,
она запоминала и их
Капли разбивались о землю,
попадали на стекло и стекали
Все притихло в шуме дождя,
и даже голоса попримолкли
Антон Павлович налил в стакан воды,
сел за стол
и сделал несколько продолжительных глотков,
ощущая освежающую прохладу
и в то же время представляя,
как было бы прекрасно,
если бы прямо сейчас
растворился весь мир,
а вместе с ним – и он сам...
И мысль о всемирном потопе промелькнула почти надеждой:
накапливающаяся годами тяжесть человеческого невежества
не давала ему покоя,
мешала жить,
радоваться,
иметь надежду и смысл
Он не понимал, зачем живет,
для чего все эти люди,
от которых ничего, кроме вреда,
в окружающем пространстве не происходит,
да и само пространство крайне недружелюбно ко всему живому,
и все эти разговоры о боге, создателе вселенной,
томили его и приводили в негодование:
"Ведь на самом же деле, –
говорил он себе, –
какой должна быть степень невежества,
чтобы верить в того,
кто был постоянно жесток и немилостив с теми,
кого сотворил по образу и подобию своему,
требуя от них кровавых жертв и побоев,
подговаривая своих царей и пророков к актам,
не знающим пощады к целым народам,
сопровождающим всю историю человечества
и продолжающимся по сей день,
вынуждая беспрекословно подчиниться его воле,
а попросту говоря –
воле того или иного человека,
прикрывающего свои стремления
не требующей доказательств истиной,
для определения которой в современном мире имеется
и наука и диагноз
Да что там говорить,
когда сами законы природы
заставляют все живое в ней убивать ради выживания
И нужно отдавать себе отчет в том,
что такие понятия,
как гуманизм и милосердие –
результат эволюции человеческого сознания
и являются естественным преобразованием нравственного чувства,
которого в основе законов природы не существует,
поэтому не стоит ждать от окружающего мира
прощения, сострадания или спасения:
в мире, "созданном богом", их нет"
– Впрочем, не следует ждать их и от людей,
ведь их миром правит безумие, –
Антон Павлович снова поймал себя на том,
что мысль не принадлежит ему,
и что она опять доносится со стороны,
после чего с изумлением заметил,
что по ту сторону стола
расположился некий субъект:
маленький,
длинноносый,
противный такой,
воду пьет,
при этом особое внимание привлекало то,
как его нос погружался в стакан,
а вода исчезала в воронке губ
Субъект с наслаждением допил воду и продолжил:
– Не смотри на меня так удивленно,
как будто ты не согласен, –
хотя Антон Павлович удивлялся вовсе не его словам, –
Посуди сам, как еще назвать все то, о чем ты только что думал?
Как именовать бесконечные войны
и беспощадное отношение к захваченным и заключенным;
эту чудовищную жестокость с ее доходящей до извращенности изобретательностью,
какую люди постоянно применяли по отношению друг к другу
и для проявления которой требовалось лишь два фактора –
возможность
и чье-то повеление,
утверждающего, что так надо
Неизвестно откуда взявшийся выпил воды и продолжил:
– Но ведь и просто убивать – недостаточно:
им надо убивать как можно страшнее и всевозможно больше –
неистовое желание истребить одним видом другой,
прикрывая свою кровожадность высокими идеями,
всеобщим благом, повелениями господа,
на самом деле являющимися не чем иным, как порождением инстинктов и изуродованного генофонда,
передающихся из поколения в поколение,
которым мало и того, что одни люди это делают с другими:
третьи еще и с удовольствием на это смотрят
Это ли не безумие?
– Но ведь это дело сознательности человека,
а само сознание открыло в человеке много положительных сторон,
в том числе способность к созиданию...
– ... и вызвало наружу таящихся в каждом из вас чудовищ,
которые каждый день портят друг другу жизнь,
унижают и кричат на своих детей, бьют их,
не желая затрудняться в воспитании,
при первой возможности находят тысячи причин,
чтобы презирать себе подобных
и вытирать о них ноги
с целью наживы,
из непонимания,
мести или зависти,
а попросту говоря –
все тех же примитивных инстинктов,
облаченных в новую сферу так называемого сознания,
которым тут и не пахнет
Что же еще тогда называть безумием, как ни это?
И Антон Павлович посмотрел на кончик носа говорившего,
после чего тот налил себе еще воды и заключил:
– Самые тупые – это убежденные люди,
особенно, когда для их убежденности не требуется слишком много доказательств и собственных умозаключений
"Какие-то мало обнадеживающие рассуждения о безумии,
особенно учитывая обстоятельства", –
думал Антон Павлович, глядя на противоположный край стола,
пытаясь понять,
с чего бы это вдруг с ним произошли галлюцинации,
что он вот так сидит на кухне,
в компании какого-то
более чем сомнительного субъекта,
который вдруг приблизился,
и вокруг его зрачков,
как показалось Антону Павловичу,
образовались две затягивающие галактики:
– Или не безумие, в последний день своей жизни
сидеть одному на кухне,
с явными признаками сумасшествия,
и не иметь возможности позвонить своему сыну,
потому что когда-то его бросил,
не желая тратить время и нервы на замкнутого,
болезненного ребенка,
который всего боялся,
сидел под столом и плакал?
Скажи мне, человек, считающий свою совесть галлюцинацией,
а кто виноват в том, что он был таким:
не твои ли гены,
отсутствие внимания
и желание знать тот факт,
что в пятилетнем возрасте
перед глазами этого ребенка
очередной безумный человек
с размаху бросает об пол новорожденных щенят,
с которыми тот только что играл,
и изо всех сил топчет каблуками военных сапог,
оставляя повсюду кровавые следы?
И как называется, когда человек,
понимая, что настал последний день его жизни,
не может себе в этом признаться?
Антон Павлович зажмурил глаза,
погружаясь обратно в пустоту боли,
сдавившей его сердце,
но голос с другого конца стала не унимался и,
заполняя все окружающее пространство,
проникал в сознание:
– Если бы ты был поумнее,
то хотя бы сейчас –
в последний момент,
дающий тебе возможность,
принял для себя, что ты – часть мироздания,
а твой сын – часть тебя,
и все, что ты делаешь по отношению к нему,
обращено к тебе
как части единого целого
Вечер подбирался издалека,
постепенно поглощая небо,
отбрасывая свою тень на макушки леса,
соскальзывающую по ветвям,
с каждым шагом разливаясь все сильнее
Воздушная капля перемещалась над ними:
красиво и тихо,
в воздухе ощущалась задумчивость,
исходящая от темнеющей зелени,
овеянной легким туманом,
создающего покой...
но внизу было слишком темно
и чем ниже, тем темнее...
а это было не то, что она искала
– Все происходящее неизбежно, –
прозвучало в приходящей в сознание голове чужим голосом, –
потому что оно уже произошло,
а на прошлое невозможно повлиять, –
и ты скоро в этом убедишься
Неизбежно и разочарование,
но нужно понимать,
что это разочарование, прежде всего, в вас самих
Дело в том, что вы сами виноваты в ваших несчастьях:
вы не создали тот прекрасный мир, в котором могли бы жить
Антон Павлович снова увидел того,
кто никак не хотел умолкать
– Но как ты можешь мне все это говорить,
ведь ты лишь проекция моего сознания, –
в последний раз попробовал возразить Антон Павлович,
испытывая полную внутреннюю опустошенность
– Нет, это ты – проекция сознания;
а я – то, что вы постоянно пытаетесь скрыть...
Но только я рано или поздно выгляну наружу,
и посмотрю в глаза действительности,
которую вы избегаете признавать
Но признать придется
и придется начинать с заблуждения:
ведь если люди не примут во внимание, что все их представление о мире,
а также связанное с ним восприятие,
является искаженным,
то никогда не смогут попытаться объективно взглянуть на мир и на самих себя,
а между тем взглянуть необходимо,
взглянуть и осознать, что вы являетесь не более чем отражением формирования идей других объектов реальности,
которые меняются с каждой эпохой, а иногда и десятилетиями
Но не смотря на это люди все равно остаются убеждены в том, что система,
утвержденная в данное время,
является подлинной,
а принадлежность к ней –
единственно верной,
при этом убежденность зависит от изменений в конкретном историческом периоде,
а влияние взглядов всегда носит массовый,
подобный истерии характер,
в котором стремление человека определяется желанием
иметь свою выгоду
и превосходство над кем-либо,
в зависимости от возможности и безнаказанности содеянного
Я размышлял об этом сквозь время:
наблюдая с дымящейся колокольни пепел,
посыпающий путь для солдатских сапог, уходящих вдаль,
из которой им не суждено было вернуться;
рыдающую в руинах тень человека,
склонившуюся над осколками своей жизни;
поставленную на колени перед настоятелем приюта
обнаженную девочку с данным ей в честь богоматери именем... –
и видел лишь создаваемые людьми условия,
в которых они могли воплощать желания,
порождаемые их безумным,
изуродованным сознанием
Твоя проекция сегодня уйдет,
а я никуда не денусь
Антон Павлович всмотрелся в глаза собеседника
и ему стало непреодолимо грустно оттого,
что у него еще есть надежда
все это забыть,
а у говорившего с ним, –
хотя тот и был прав, –
ее, вероятно, нет
Сколько времени потрачено –
целая жизнь...
а остался один вечер
и ничего уже не изменить...
ведь я не смогу позвонить сыну и сказать:
– Мой милый, сегодня последний день моей жизни,
приезжай, пожалуйста, ведь это единственное, что мне нужно!
боже, как все глупо...
– Ужасно глупо, –
подтвердил назойливый голос, –
но хотя бы напоследок ты можешь сделать что-то приятное,
а затем спокойно уйти – у тебя еще есть время:
позвони в итальянский ресторанчик,
закажи любимую пиццу и пиво,
достань с полки "Шепот за стеной"...
А пока я раскладываю игру
и везут пиццу,
ты пойди,
напиши своему сыну
все, что хочешь сказать...
и затем мы проведем последний,
но приятный вечер за пиццей, пивом и игрой,
в которой я с удовольствием за тобой поохочусь
Сумрак смыл с небосвода последние признаки туч,
и маленькие огоньки то и дело выглядывали
из своих молчаливых миров
сквозь стертые границы,
когда становится легче
покинуть пределы земли
и пройти сквозь ее атмосферу
в открытое пространство вселенной
Воздушная капля поднималась
к взывающему многоточию света,
окрашиваясь неоновым переливом
Она вышла за пределы планеты
и отправилась в дальнее путешествие,
наполненное красками сновидений,
сопровождающими ее до тех пор,
пока она не окажется на пороге
бушующего вихря,
отражающегося в ее сфере
мириадой сияний,
притягивающих к себе
ее память о поиске света
НЕЖНЫЕ ЧУВСТВА
Я расскажу вам одну невероятную историю о самых странных отношениях в моей жизни
Но сначала подумайте, хотите ли вы ее узнать?
Подумали?
Хорошо
Представьте себе 10-летнюю девочку,
к тому же – хотя и не прямую – родственницу
Звучит уже интригующе, правда?
И нет, нет – это не история про инцест, – как, возможно, вы спешно подумали
Впрочем, может быть, ваше восприятие мира еще не настолько испорчено им, и вы ничего такого не помыслили вовсе