– Какого… какого хрена ты тут делаешь?! И жрёшь бутерброд с моим сыром! – Рик выхватил у друга тарелку с едой, а тот едва успел промычать нечто протестующее. – Почему ты не на работе?
– Вообще-то я здесь живу, если ты забыл. И сыр этот покупал я, ты свой вчера доел, – Антонио схватил с тарелки остатки бутерброда и быстро запихнул их в рот. – И сегодня у меня выходной. Иначе как бы я тебе завтрак утром приготовил, а?
– Отлично, но это ведь не значит, что можно так подкрадываться и пугать меня до полусмерти!
Рик поставил тарелку на столик и снова принялся переключать каналы. Антонио перемахнул через спинку дивана и сел рядом.
– О, футбол, – сказал он. – Оставь пожа… ну Рикардо!
– Иди в комнату и смотри там свой футбол,— отрезал Рик. – У меня был сложный день.
– Ты не ответил, как всё прошло. Есть симпатичные? Уже нашёл себе девушку?
– Господи, ты ведёшь себя так, будто у тебя только началось половое созревание! Это всё, что тебя волнует? Алло, тебе, вообще-то, уже двадцать шесть. У тебя даже есть седой волос!
– Всего один! Ну, так симпатичные есть?
Антонио смотрел на него с нескрываемым интересом, натянув улыбку до ушей. Рик до сих пор не знал, какие отношения связывают Тони и его сестру. Жили они вместе уже три года, вроде как даже были парой, но то ли разбежались, оставшись в дружеских отношениях, то ли умело скрывали свои чувства от Рика.
– Пара-тройка.
Антонио сладко потянулся.
– Надо будет как-нибудь наведаться к вам.
– Только попробуй, – насторожился Рик. – Тебя там только не хватало.
– Оу, – ещё шире улыбнулся Антонио и подсел поближе, – значит, тебе меня не хватает?
– Отстань от меня с этими своими замашками, – Рик стукнул друга локтём, и Антонио театрально согнулся пополам, закатывая глаза.
– За… что…
– За то, что ты чёртов педик.
Антонио делал вид, что безуспешно пытается выпрямиться.
– У тебя совсем нет чувства юмора…
– Да, я не понимаю твои шутки, впрочем, как и все нормальные люди.
Рик подошёл к окну и поднял жалюзи, впустив красноватые лучи в комнату.
Солнце медленно заходило за горизонт, отбрасывая белые блики на водную гладь озера вдалеке и играя солнечными зайчиками на окнах старого особняка с белыми колоннами, возвышающегося на холме среди деревьев на противоположном берегу.
– В общем, я спать. У меня завтра тяжёлый день.
«Да мог бы ещё посидеть. Делать-то всё равно нечего»,— подумал Рик, но вслух сказал:
– Валяй. Тебя послушай, так у тебя каждый день тяжёлый.
Антонио хлопнул его по плечу, и, обогнув столик, поднялся на второй этаж.
Как только он скрылся из виду, Рик раздвинул пальцами опущенные жалюзи и ещё немного посмотрел через щёлочку на дорогу, надеясь увидеть подъезжающий автомобиль или идущую домой сестру, но никого не было. Только пёс жалобно скулил в своей будке у соседей напротив.
Рик убрал пальцы, впустив в гостиную темноту, и пошёл к холодильнику.
ГЛАВА 2
– Я решил начать с истории штата, а после перейти на курс лекций по истории страны. Прошу вашего внимание.
Мистер Девон Стюарт расхаживал вдоль стола, листая потёртый учебник по истории для старшей школы. Жалюзи в аудитории были опущены до упора и почти не пропускали дневной свет с улицы, а из-за множества включенных ламп казалось, что уже наступил вечер.
– Нет, не Великая Депрессия, не девятнадцатый век… – бормотал он себе под нос.
Гилберт шепнул Рику:
– Великая Депрессия? Что это?
– Если б я помнил.
– У меня будет великая депрессия к концу курса.
– Так зачем ты взял дополнительно лекции по истории?
– Я случайно на сайте галочку поставил. А ты?
Рик пожал плечами.
– Сестра настаивала.
– Отлично, – мистер Стюарт включил большой экран за своей спиной и выключил свет. – Здесь мы видим то, как выглядел центр Ричмонда после взятия города северянами…
– Северянами? Я из войн только Вторую Мировую знаю, – снова заговорил Гилберт.
– Я знаю не больше тебя, поверь.
В школьные годы Рик терпеть не мог свою учительницу истории, и она его тоже особо не жаловала. Ему не хотелось грузить себя серыми фактами и зубрить причины, по которым одной стороне обязательно нужно было разгромить другую, вырезав при этом изрядное количество мирных граждан, и потому он отдавал предпочтение естественным наукам.
– До прибытия белых переселенцев территорию населяло индейское племя поухатанов…
Гилберт достал телефон и начал переписываться с кем-то, изредка то усмехаясь, то хмурясь. Рик слушал лекцию, но даже не пытался вникнуть в её содержание. Отдельные слова врезались в мозг, который быстро выдавал перевод, но складываться в единый текст слова не желали. Какая-то темнокожая девушка, чьё имя он не запомнил, часто поднимала руку и вступала в дискуссии с мистером Стюартом, но её Рик слушал вполуха.
Мистер Стюарт выглядел лучше, чем при их прошлой встрече: круги под глазами исчезли, лицо приобрело некоторый румянец, правда, нездоровый.
- Ричмонд процветал благодаря растущему сельскому хозяйству в окрестностях города, прокладке железных дорог и…
Вверх вновь яростно взметнулась смуглая девичья рука.
– Да, мисс Лэнг?
– И торговле рабами.
«Выскочка»,— подумал Рик.
– Именно так. Спасибо, мисс Лэнг. Ричмонд также был центром металлургии Юга…
– И центром его поражения в Гражданской войне, – раздался ленивый голос впереди.
– Верно, мистер?..
– Макдауэлл. Эйдан Макдауэлл.
Рик слегка приподнялся на стуле и увидел того рыжеволосого парня, что в прошлый раз почему-то произвёл на него не самое лучшее впечатление.
– Конечно. Я вас помню. Что ж, продолжим. Как я уже сказал, Виргиния вошла в состав Конфедерации…
Рик зевнул и посмотрел на часы, но с тех пор, как он смотрел на них до этого, прошло только пять минут. Затем перевёл взгляд на Тришу. Она о чём-то шепталась со своей соседкой, невысокой фигуристой шатенкой, Эржебет. Почувствовав чужой взгляд, Триша обернулась. Рик осторожно махнул ей, и та улыбнулась в ответ.
– Интересующимся, – говорил мистер Стюарт, – я рекомендовал бы посетить краеведческий музей. Он находится в особняке, построенном в начале девятнадцатого века плантатором Бэзилом Гордоном Блэром. Его до си пор называют «Цикадас Холлом», – мистер Стюарт махнул рукой в сторону окна. – Как можно догадаться по названию, там много цикад. – Он один усмехнулся своей шутке. – Я хотел бы ознакомить вас с некоторыми фактами…
Рик жил фактически напротив этого музея, но у него не было ни времени, ни желания его посещать; однако, нужно отдать должное его проектировщику: особняк больше смахивал на небольшой, хоть и подпорченный временем и невзгодами дворец, окружённый густыми клёнами.
Рик откинулся на спинку скамьи и повертел в руках смартфон, которому требовалась экстренная подзарядка. Гилберт лениво выводил каракули на полях тетради. Рик достал из портфеля подарок для сестры - перевязанный красной подарочной лентой рукописный дневник то ли англичанина, то ли ирландца, жившего в девятнадцатом веке где-то в этих краях. Когда перед сном Рик выбирал, что именно из накупленного им для Франчески будет вишенкой на торте, его привлекли строки титульной страницы, написанные на полях размашистым, неразборчивым почерком. Они гласили: «Моё имя Артур Джозеф Дэнт, и я умру 2 августа 1817 года». Казалось, надпись была начиркана в большой спешке, потому что остальной текст, шедший далее, складывался из аккуратных, отчётливых букв. Рик пролистал несколько страниц: местами чернила выцвели, отдельные слова были зачёркнуты, а на первой и последней страницах темнели крупные кляксы. Сам «Личный журнал» некогда был кем-то склеен, и Рик сомневался в его подлинности, но, по крайней мере, он действительно выглядел прошедшим сквозь века.
– Дамы, прошу тишины, – обратился мистер Стюарт к Трише и её подруге, Эржебет.
Рик поднял голову от подарка.
– Извините, – ответила Эржебет низким, но приятным голосом, без капли смущения посмотрев на мистера Стюарта.
На долю секунды на лице мистера Стюарта промелькнула тень улыбки. Рик, скучая, вернулся к созерцанию «Журнала».
Как он понял, Артур Дэнт был рождён на Юге Америки, но учился в Лондоне вместе с одним из сыновей Бэзила Блэра, того самого чувака, что отстроил себе особняк, возле которого Рик сейчас жил и про который только что рассказывал мистер Стюарт. Это следовало из первой страницы, где Артур писал, что приехал из Ричмонда на плантацию Бэзила по его приглашению. Некоторых слов Рик не мог разобрать, некоторых просто не понимал, но впечатление об Артуре пока что складывалось положительное. Странно, что такой рассудительный человек мог так шутить, написав о своей гибели в самом начале… если, конечно, это вообще написал он.
– Что, всё настолько скучно? – отвлёк его Гилберт, указывая на подарок для Франчески. – Ты можешь спокойно уйти, нас здесь никто не держит.
– Так почему же ты не уходишь?
– Ну, я всё-таки за это заплатил.
На соседнем ряду двое парней (хотя одного Рик сперва принял за девушку) играли в морской бой. Все остальные, не считая их с Гилбертом и Тришу с подругой, с увлечением внимали мистеру Стюарту. Рику на мгновение стало стыдно. Он опять предпринял попытку заинтересоваться историей штата, но всё время отвлекался и, поняв, что борьба не равна, уткнулся в дневник Артура Дэнта.
Журнал Артура Джозефа Дэнта, 19 июня 1817 года
«Я наконец принял предложение мистера Бэзила Блэра и вчера прибыл в Цикадас–холл. После отвратительного задымлённого Лондона я никак не мог надышаться воздухом родного Юга, но здесь, в этом заболоченном крае, где до ближайшего завода несколько десятков миль, мне чудится, будто я попал в первозданный дикий рай. Мой отец желал, дабы я шёл по его стопам, и я шёл, ровно до того момента, пока его душа не отправилась в лучший мир. Я честно пытался раз и навсегда избрать своим поприщем архитектуру и инженерное дело, и долго грёб против течения, прежде чем выдохнуть: «Я проиграл!» – и обратить взор на то, к чему я в действительности расположен. С тех пор я, хотя и заведую доставшимися по наследству архитектурным бюро и юридической конторой, намерен идти своей дорогой. Я нанял лучших специалистов, каких только смог найти и неустанно контролирую деятельность моих подчинённых. Не хочу, чтобы доброе имя моего покойного отца было попрано кем бы то ни было, но сердце и душу этому делу я отдать не в силах. И вот он – шанс! Мистер Бэзил желает продать часть своих владений, включая Цикадас–холл и ближайшую табачную плантацию. До сего дня это были лишь слухи – пусть и не пустые – для меня, но вчера я получил личное подтверждение из уст его сына, Доминика, но причины, по которым мистер Бэзил собирается расстаться с столь лакомым куском земли, он не назвал. Тем не менее, подобная возможность выпадает раз в жизни, и я не хочу её упустить!
Мистер Бэзил встретил меня как родного сына, в шутку пожурил за то, что я называю его «мистером Бэзилом с самых пелёнок», как он выразился. Эрика Блэра, его старшего сына и моего друга, ждали из Чарльстона только через месяц, и я даже пожалел, что не повременил с визитом, пока не узнал о намерениях мистера Бэзила продать часть именья. Вскоре к нашей компании должны были присоединиться владельцы соседних плантаций, с коими я, увы, знаком плохо. Не сомневаюсь, что не я один заинтересован в покупке сей благодатной земли, и это меня тревожит, не позволяя полностью отдаться беззаботному заслуженному отдыху. Я чувствую себя охочим до наживы подлецом, что так противоречит моей натуре.
Едва мой экипаж подъехал к подъездной дороге, миновав поля с трудящимися неграми, как из плотной завесы деревьев показалось западное крыло белоснежного особняка Блэров. Я ехал налегке во всех смыслах: вещей с собой почти не взял, а сопровождал меня только верный Кристоф. С тех пор как я выудил его, выходца из обедневшего дворянского рода то ли Венгрии, то ли Австрии, из-под власти порока, игр, долгов и алкоголя, мы стали неразлучны. В прислуге мы не нуждались. Как ни настаивал мой чернокожий Папа взять его с собой, ибо «не дело это, молодому обеспеченному господину появляться в людях без раба», я оставил его дома, так как здоровье моего воспитателя резко ухудшилось за последние пару месяцев. Встретила нас хозяйка Цикадас–холла, миссис Вайолет Блэр, ничуть не постаревшая с тех пор, как я видел её в последний раз. Каштановые волосы были всё также густы, кожа бела и румяна, манеры обходительны и кокетливы… Она производила именно то впечатление, которого я и опасался, но Кристоф держался невозмутимо и словно вовсе не поддался её чарам. Миссис Блэр, в девичестве Леруа, бесприданницей вышла замуж за мистера Бэзила двадцать четыре года назад во Франции, но время пощадило её, и она выглядела лет на пятнадцать моложе своего возраста.
Прислуга внесла наши вещи в заранее приготовленные комнаты. Мне предстояло вновь познакомиться с младшей дочерью четы Блэр, Скарлетт. Я запомнил её совсем ребёнком, но встретила нас расцветшая девушка шестнадцати лет, точная копия своей красавицы матери. Пока все обменивались приветствиями, она скромно стояла, потупив взор, и, если и говорила, то лишь отвечая на обращённые к ней вопросы. Доминик тоже почти всё время молчал. Я знал, каких усилий мистеру Бэзилу стоило заставить явиться среднего сына домой на время очередного летнего приёма гостей, и знал, как тот тосковал по игорным и публичным домам столицы Виргинии, куда – по общему мнению – приличному джентльмену дорога должна быть закрыта.
Мы отужинали, обсуждая дела плантации и политику. Дамы едва ли участвовали в нашей дискуссии; Скарлетт смущалась, а миссис Блэр по скупости своего ума не интересовалась подобными вопросами. Однако после, в гостиной, она присела рядом и долго со знанием дела расспрашивала меня и Кристофа о наших путешествиях, и я уж было проникся убеждением, что зря считаю её недалёкой женщиной, но Кристоф согласился со мной, когда мы возвращались в свои покои.
– Невероятно красивая женщина. Мистеру Блэру повезло, что все дети пошли в неё, а не в него, хотя Доминик также мало похож на свою мать, как и на отца. Какие у неё изящные черты! И какой контраст с ограниченностью во взгляде этих прекрасных глаз.
В комнаты нас провожал Матиас, квартерон лет двадцати с лишним, выросший в доме вместе с детьми четы Блэр. Его отец, мать и он сам годовалым младенцем были приобретены мистером Бэзилом на невольничьем рынке и отпущены на волю спустя пару лет службы, но не пожелали оставить хозяина. Отец Матиаса скончался несколько лет назад, мать до сих пор заправляла кухней и, уперев руки в толстые бока, громовым голосом отчитывала поваров и поварят всех кровей. У Матиаса же был такой гладкий выговор, смеющиеся глаза и умное лицо, что могло показаться, будто его образованием и манерами занимались в лучших учебных заведениях Юга. Из рассказов Эрика я знал, что Матиас был ему как родной брат.
Покои мои располагались на втором этаже западного крыла, оказались довольно просторны и выходили на солнечную сторону. Я долго осматривал их после ухода Матиаса, прикасался к новой, выписанной из Парижа мебели красного дерева, а после сел записать события прошедшего дня. Пришлось начать новый журнал, так как в старом осталась всего пара страниц...»
