ЧАСТЬ 1. Год дракона
– Послезавтра у меня корпоратив, – сказала Жанна, глядя в телефон. – Совсем про него забыла.
– Она лежала на диване такая уютная, тёплая в этой своей пушистой домашней пижаме, что Лешему захотелось бросить всё и устроиться с ней рядом. В принципе, его часть работы была готова, оставалось отправить её тестировщикам и подождать, что они скажут. Пара кликов, пробежка пальцев по клавишам – и можно ненадолго отвлечься от дел…
– И ты пойдёшь? – спросил Леший, потягиваясь и потирая уставшие от монитора глаза.
– Наверно. Хочешь, я про тебя узнаю? Сходим вместе.
Леший задумался. Ему хотелось куда-нибудь выбраться, вырваться из привычного круга человеческих забот: часы за монитором, семинары в институте, дом… Дни, похожие один на другой.
Раньше, всего полгода назад, у него было небо, свобода ночных полётов, ощущение ветра в распахнутых золотых крыльях. Теперь это кончилось. Он оставался только человеком. Больным человеком.
Он хотел бы ответить: «Да, конечно, давай», – но представлял, как будут шептаться коллеги Жанны, увидев его кривое лицо, дрожащие руки и хромую ногу. Так что…
– Нет, не надо. У меня там в среду экзамен… Не до того будет.
Жанна, видимо, что-то такое почувствовала, о чём-то догадалась: встала, скрипнув кожаными подушками, подошла, обняла и сказала тихо, почти на ушко:
– Я могу никуда не ходить. Закажем чего-нибудь вкусного, посидим вечером дома.
– Да нет, зачем? Развлекись как следует. – Леший взял её руку и нежно поцеловал. Жанна ткнулась носом ему в макушку.
В наушниках, болтавшихся на шее, еле слышно блямкнуло сообщение, и тут же в нижнем углу монитора всплыло облачко с текстом. «Ого, как они быстро!» – подумал Леший, но вместо правок в окошке развернулся диалог с Натой. Он быстро, надеясь, что Жанна не заметит, щёлкнул мышкой на крестик. Игривого настроения как не бывало.
***
Сообщение было коротким и предельно ёмким, всего четыре слова: «Надо поговорит насчёт квартиры», но от него на душе стало так тошно, что Леший по старой привычке зашарил по столу рукой в поисках сигарет. Хорошо, что Жанна в этот момент его уже не видела. Когда оказалось, что продолжения не будет, она удалилась на кухню делать чай. Теперь у него было несколько минут, чтобы продышаться и ответить Нате.
Его подмывало начать разговор прямо сразу, в переписке, но Леший понимал, что так все эти тонкие человеческие дела не решаются. И если Ната захочет выставить его из такой родной и привычной квартиры, то сделает это лично, глядя в глаза. Леший открыл сообщения и написал: «Хорошо, конечно».
Ната, похоже, ждала его, потому что её ответ пришёл почти мгновенно: «Послезавтра свободен?»
Леший почувствовал, как у него онемело лицо и противно засосало под ложечкой. Он помнил все эти месяцы, что его прежней жизни, точнее, тому, что от неё ещё осталось, в любой момент может прийти конец. Ната была хозяйкой этой квартиры, она была вольна поступить с ней, как пожелает, и всё же он до последнего надеялся, что решение будет принято в его пользу.
«У меня студенты. Экзамен»
«А вечером?»
«Твоя бухгалтерша будет дома?»
Руки прямо чесались написать, что да, будет, и ещё ненадолго оттянуть неизбежное, но, в конце концов, у сложившейся ситуации были и свои плюсы. Они расходились с Натой навсегда, и бесконечные подколки, проверки и оскорбления в адрес Жанны теперь должны были прекратиться. Квартира была платой за свободу и независимость.
«Нет, не будет», – написал Леший, а потом зачем-то добавил: «У неё корпоратив».
«А тебя не берут, значит? Боятся показать подругам?»
В дверном проёме показалась улыбающаяся Жанна с двумя чашками чая в руках. Леший быстро свернул переписку, но выражение лица у него, похоже, было такое, что Жанна в миг посерьёзнела.
– Всё хорошо?
Он энергично закивал.
– Так, сетевой спор. В интернете опять кто-то не прав. Мир полон идиотов.
– Это точно. – Жанна поставила на стол чашку. – Тебе принести чего-нибудь?
– Да нет, я сам. Сил нет сидеть.
Леший встал, конечно, не так проворно, как раньше, и медленно побрёл на кухню. Странное дело, до того, как они съехались, чтобы сделать несколько шагов по квартире, ему нужно было опираться то на спинку стула, то на стену. Ходить по дому с тростью он не любил. Теперь же он хоть и подволакивал ногу, но как будто слабее, и передвигался медленно, но самостоятельно.
Полки холодильника пришлось отсканировать четыре раза подряд, прежде чем на самом видном месте, как раз на уровне глаз нашлась сырная нарезка и масло в прозрачной маслёнке. Мысли в голове всё время мешались и возвращались к неоконченному разговору.
Конечно, хорошо, что у него есть время, чтобы подготовиться! Позвонить Мэльиру и узнать про его коммуналку, чтобы было, где перекантоваться первое время. Может, одолжить денег у него и у Кару, чтобы хватило на съёмное жильё. Взять ещё заказ…
Почему-то идея, что можно будет переехать к Жанне, его пугала и раздражала. Мало того, что урод и калека, так ещё и бездомный!
Пока он намазывал на хлеб масло, рука дрогнула, лезвие мазнуло по пальцу. Леший ойкнул, машинально поднёс руку ко рту. Жжение и солоноватый привкус крови вернули его к реальности.
***
Пальцы он залепил пластырем, но пока возился с мелкими болезненными ранками, заливал их перекисью, чай в комнате успел остыть. Прям хоть иди за новым.
Вот чёрт безрукий, даже масло не может сам на хлеб намазать…
Леший устроился в кресле, проверил, прислали ему правки или нет. Правда, и Ната больше не писала. Всегда она так: испортит настроение – и отступит, полюбуется произведённым впечатлением.
– А мы будем ёлку ставить? – спросила Жанна. Она вновь устроилась на диване с телефоном и чашкой чая.
– Даже не знаю. Я давно этого не делал… – Леших хотел было добавить, что раньше отмечал Новый год у Наты в её загородном доме, и ель там была живая, гигантская, еду привозили из «Буддийского дворика», а в полночь во дворе устраивали настоящий салют, но вовремя остановился. – А ты хочешь?
– Хочу. – В голосе у Жанны звучала чистая детская непосредственность. – Знаешь, это как аттестат зрелости что ли. Свой дом, своя ёлка, свои игрушки, свои правила…
Леший молча кивнул.
Говорить ей сейчас или нет, что, может, и ёлку ставить будет некуда, и вместо праздничных хлопот придётся возиться с переездом и паковать его прежнюю жизнь в коробки? Подождать, что скажет Ната, и уже тогда что-то придумывать?
Жанна продолжала что-то говорить, он не прислушивался, но, видно, лицо у него стало серьёзнее обычного, потому что она вдруг осеклась и спросила с лёгким испугом:
– Я тебя отвлекаю, да? – и замолчала, будто ждала окрика или удара.
В тот месяц, что они прожили вместе, с ней такое случалось нечасто, и каждый раз после этого Лешему хотелось поймать Виталика и хорошенько поколотить его тростью. Впрочем, нынешней Жанне это бы точно не помогло.
Тестировщики молчали, и Леший наконец перебрался на диван, растянулся, положив голову Жанне на колени. Сегодня он точно ничего ей не скажет. Зачем тревожить раньше времени? Будут бить – будем плакать, как всегда говорил Мэльир.
– Тебе какая больше нравится, живая или искусственная? – спросила Жанна, наматывая на палец его отросшие за месяц пряди.
– От живой иголки, конечно, – обстоятельно начал Леший. Внутри всё похолодело. Врать единственному близкому человеку, изображать беззаботность, было противно, но ничего другого пока не оставалось. – Но зато она пахнет чудесно. Это как сравнивать эмпэтришку и винил. Эмпэтришка доступнее, а винил зато тёплый, с душой.
– Опять ты о своих пластинках! – засмеялась Жанна.
– Да-а, я меломан, – подражая молодому Кинчеву, пропел Леший. – Ну давай, если хочешь, купим живую. Только я один…
– Я Серёжку позову, он давно хочет тебя увидеть. Вот и будет повод. Вдвоём вы с ёлкой точно справитесь!
– А игрушки где возьмём? Мои все у родителей остались, в ***.
– У бабушки в квартире… – начала Жанна и тут же поправила себя: – У меня, то есть, на антресолях две коробки. Там чего только нет… И шары всякие, и шишки, и всякие фрукты-овощи… Знаешь, раньше такие делали, блестящие? Там даже огурец солёный был и кукуруза! Помнишь такие?
Леший не помнил, но закивал, соглашаясь. Внутри было по-прежнему холодно, но он чувствовал, как оживает, отогревается застывшая от волнения половина лица.
– У нас такого не было… Я уже и не помню ничего почти. Только… Мама купила набор, там поросёнка, смешных таких, розовых… Мне очень хотелось их самому на ёлку повесить, а она не разрешала. Ну и, короче, сначала их два осталось, потом один, потом никого… Понимаешь, да?
– А мама что?
– Ругалась, конечно. Я плакал. А потом, через несколько лет, появились всякие блестящие пластиковые шары, и волноваться стало не из-за чего.
***
Под утро Лешему приснился Новый год у Наты. Гигантская ёлка, метра три в высоту, не меньше, сияла огнями. Простых шаров там почти и не было, все игрушки были дорогущие, дизайнерские. Дочка Наты (имени он так и не запомнил за столько лет), водила его кругом, рассказывала, как они с мамой ездили то ли в Венгрию, то ли в Австрию, в какое-то чудесное место, где было столько кукол, столько кукол, и такие хорошенькие игрушки… На этом месте девочка тыкала пальчиком в снеговика или милого норвежского тролля с длинным носом. Леший кивал, угукал, и экскурсия по ёлке продолжалась.
Ему было страшно неловко в этом доме вместе с Натой, её мужем, родителями, свёкром и свекровью, и ещё кучей гостей в модных шмотках ценой в его годовую зарплату. Днём, перед тем, как показать его «приличным людям» Ната долго выносила ему мозг, объясняя, как одеться, что делать с бородой, и какой резинкой надо собирать волосы в хвост. После этого он чувствовал себя маленьким мальчиком, которого хотят показать взрослым, поставить на табуреточку и заставить читать стишок.
При этом все относились к нему с добродушной снисходительностью. Даже муж Наты, приятный в общем-то человек, незлой и неамбициозный. Одно время Лешему казалось, что они должны соперничать, но этот мужчина если и понимал, кем на самом деле приходится его жене продавец из «Подземелья», не подавал виду. Он любил дочку, много с ней возился, успокаивал Нату, когда её слишком заносило, и звал Лешего покурить и поболтать о музыке, когда за столом становилось особенно невыносимо.
Вот и в этот раз он потрепал дочку по плечу и спросил, не утомила ли она «дядю Олега». Леший вздрогнул: он всё ещё чувствовал себя слишком молодым, чтобы зваться дядей, но принялся заверять, что нет, его не утомили, он всю жизнь мечтал бродить вокруг ёлки и слушать сбивчивый рассказ про игрушки.
Картинка резко сменилась, он уже сидел за столом. На огромной плазменной панели отбивали очередной удар кремлёвские куранты. Муж Наты разливал шампанское по бокалам, гости суетились за столом. Ната и какая-то её подруга, блондинка в красном блестящем платье, смеялись и наперегонки поджигали бумажки с желаниями. Рядом двое солидных мужчин, один, кажется, свёкр Наты, спорили, когда наступает Новый год – с первым ударом или с двенадцатым. Леший тихонько усмехнулся: спорь не спорь, а первый удар они давно пропустили.
Бокалы зазвенели, в телевизоре заиграл гимн, над столом понеслось нестройное «С Новым годом! С новым счастьем!», и картинка сменилась вновь.
Дом давно уснул. Ната в белой шубке поверх вечернего платья вышла на крыльцо. Во дворе так холодно, что изо рта у неё вырывались в такт дыханию белые облачка пара. Огнедышащая дракониха, не иначе! Держалась она прямо, но по лицу, освещённому уличным фонарём, было видно, что она очень пьяна.
– Еле дождалась! – Ната протянула к нему руки, зашептала в самое ухо: – Давай улетим поскорее!
Она рванула с крыльца, едва не оступилась на лестнице, и прямо на бегу обратилась в золотую дракониху, изящную, как статуэтка из слоновой кости, сделанная искусным мастером. Леший полюбовался на неё и бросился следом.
Во дворе как раз хватило места для хорошего разбега: дорожку от крыльца до беседки, где ещё недавно пили чай из самовара и смотрели на фейерверки, тщательно расчистили для гостей, и теперь ничто не мешало двум драконам взмыть в морозную высь.
Леший ощутил забытое пьянящее чувство свободы, которое раньше наполняло его, стоило только взмахнуть крыльями. Он набирал высоту, ловя восходящие потоки, и коттеджный посёлок где-то далеко внизу таял во мгле. Его ждало тёмное новогоднее небо, усеянное мириадами звёзд.
Ната летела впереди – прекрасная, манящая, и её чешуя поблескивала в лунном свете. Золотая дракониха заложила вираж – позвала в брачный танец, и Леший устремился за ней. Времени для долгих игр у них не было: в такую ночь даже горячая драконья кровь не спасёт от холода надолго…
***
Рассвет был серый, бледный, как волны у стен Артан-Наруата. Леший проснулся от боли в спине. Между лопатками тянуло во все стороны фантомные крылья. Чувство было таким знакомым и привычным, что он сначала не поверил себе.
Вскочил на ноги, убедился, что ничего не заденет, если обернётся прямо в комнате, хотя душа требовала выскочить на балкон как есть, перемахнуть через перила и…
Он закрыл глаза, прислушиваясь к себе, и начал вспоминать, каково это – быть драконом. Рассекать воздух золотыми крыльями. Смотреть на мир с высоты птичьего полёта. Хранить тайну, недоступную остальным людям. Ему даже показалось, что кожа начала покрываться тонкой сеткой чешуи.
Леший открыл глаза, опустил голову, посмотрел на себя. Человек. Просто человек в клетчатой пижаме.
***
Потом его закрутил поток ежедневных забот, и он, не чувствуя вкуса, закидывал в рот овсянку и смотрел правки, которые прислали в полпятого утра. В колонках на всю квартиру играл Stratovarius.
Думать про Нату, про грядущий день было некогда.
Ближе к обеду, одурев от сидения перед монитором, он встал, размял плечи, потянулся, проверил мобильный. Жанна спрашивала, как дела, и слала умильные смайлики. Он быстро написал: «Хорошо. Как твои?» – отправил, решил, что это слишком сухо, и добавил: «Люблю тебя».
Хотел уже отложить телефон и снова заняться делами, но вспомнил, что собирался поговорить с Кару, посоветоваться, что делать, куда идти, если Ната скажет завтра, что выставляет квартиру на продажу или, хуже того, уже нашла покупателя.
Леший набрал номер, приложил трубку к уху и прислушался. Трески, шорохи. Наконец гудки, ровные, мерные. Телефон не выключен, не занят, просто Кару его не слышит. Может, ушла за водой. Может, сидит там сейчас над тетрадками, которые ей оставила в наследство Танори. Изучает.
Соединение прервалось. Леший дошёл до дивана, растянулся, прикидывая, что лучше: попробовать дозвониться до Кару или набрать Мэльира. По идее, Кару может перезвонить сама, когда увидит неотвеченный. Вопрос только, когда она это сделает. Если вечером, поговорить всё равно не удастся.
Он уже нашёл в телефонной книжке номер своего наставника, потом вспомнил, что у того впереди консультация перед экзаменом, и ограничился коротким: «Мэл, как освободишься, набери. Чем быстрее, тем лучше».
Мэльир позвонил часа через два и тут же начал жаловаться, что студенты тупеют с каждым годом, и если дело так пойдёт и дальше, то человечество ждёт скорый и мучительный конец. Выживут только драконы.
