– Это ничего. Главное, ты будешь со мной, – улыбнулся Дан почти так же лучезарно, как вчера на концерте. Смотрелось это жутковато.
Трамвай тряхнуло, колёса заскрипели на невидимых рельсах.
– Вы ещё потрахайтесь тут, – мрачно заявила Нюсик. Ри тут же сникла и отстранилась от Дана. Тот тоже выглядел как школьник, которого застали за чем-то не особо приличным. Седоватый такой и лысоватый школьник, не один год просидевший в начальной школе.
В окнах опять замелькало синее небо, туман удивительным образом успокоился, замер, расступился, и Ри увидела до боли знакомый пейзаж: белый склон железнодорожной насыпи и сосны, перечёркнутые железной решёткой.
– Кажется, приехали.
Она до последнего надеялась, что трамвай привезёт её куда-нибудь ещё – на Тьмаку, где дедушка учил её кататься на велосипеде, или в Южный, под окна к первой школьной любви.
– Значит, он ходит кругами, от одной остановки до другой, – задумчиво сказал Дан. –И чем больше у него пассажиров, тем больше будет остановок.
– Это ещё проверить надо, – ответила Нюсик.
– Вот и посмотрим, когда до тебя дело дойдёт, – подытожила Ри. – Вы идите, если хотите, а я лучше тут посижу.
Она не успела договорить, как Дан, снова возмутительно помолодевший, спрыгнул на протоптанную в снегу тропинку и замахал рукой Нюсик. Та, прочитав согревающее заклинание, поплотнее запахнулась в вязанную жилетку и последовала за ним. Ри вздохнула, громко высморкалась и уселась на подножку ждать.
«Надо было хоть заготовку с собой взять, руки занять, пока эти там прохлаждаются», – подумала она. Возвращаться в свой счастливый день не было никакого желания.
Чтобы как-то занять голову, она стала вспоминать слова песни, которой Дан заклинал туман. Как казалось Ри, смысла в ней было ещё меньше, чем в «Заблудившемся трамвае», и она постоянно сбивалась и начинала всё заново. Да и мотив ей никак не давался. Оставалось надеяться, что, когда Дан возьмёт в руки гитару, всё пойдёт легче, Нюсик не будет над ней смеяться, а трамвай не зависнет в пустоте на веки вечные.
Измаявшись от скуки, Ри выпила кофе, съела, наслаждаясь каждой крошкой, кусочек шоколада и приготовилась лечь подремать, когда у лестницы, ведущей к переходу, появилась высокая нескладная фигура Дана. За ним широкими шагами спешила Нюсик. Дождавшись, пока он спустится, она зацепила пригоршню снега, слепила крепкий комок, и прежде, чем Ри успела выскочить наружу и завопить: «Осторожно, сзади!» –запустила его в самый центр пацифика. Дан не повёл и ухом. А вот вышивка на спине его куртки полыхнула алым, и Нюсик так и застыла на месте, как соляной столб.
– Зря она так, – грустно сказал Дан. – Ты не бойся, ничего с ней не будет. Через три минуты заморозка пройдёт.
– Я уже говорила тебе, что ты страшный человек? – спросила Ри.
– Говорила, говорила…
Трамвай продолжал свой путь сквозь туман.
Нюсик сидела на скамейке у кабины водителя и дулась. Иногда она бросала на Ри красноречивые взгляды, видимо, ждала, что подруга встанет на её сторону и сделает Дану внушение, но Ри молчала.
Да и что она могла сказать? Заявить, что Нюсик сама виновата, что вести себя по-детски и швырять всяко разно в спину другому человеку глупо и опасно? Так вроде все тут взрослые люди, чтобы объяснять очевидные вещи. Хорошо ещё, что что пацифик на спине у Дана всего лишь замораживал на несколько минут, а не испепелял на месте!
Да и вообще её сейчас занимали совсем другие вещи. Трамвай, если ничего не поменялось, вёз их в Сиреневый садик, к той загадочной девушке. Дан ничего не сказал по этому поводу, вообще выглядел беззаботным, и, пока Ри и Нюсик вели безмолвный диалог, наигрывал на гитаре, и по тому, как замедлялась и ускорялась мелодия, было понятно, что он нервничает и на что-то решается.
Ри очень хотелось расспросить его обо всём, может, даже уговорить никуда не ходить, но это значило бы, что она вчера нарушила его просьбу, а значит, разговор был бы чреват новой ссорой.
– Ну что, попробуем спеть вместе? – предложила она, направляясь к дверям.
– Давай не сейчас. Давай на следующем перегоне. – Дан на секунду замер, прислушиваясь к своим ощущениям, и продолжил играть.
Нюсик спрыгнула на дорогу и замахала Ри, мол, присоединяйся. Ри вопросительно посмотрела на Дана, но тот только пожал плечами.
– Вы идите, погуляйте, я тут подожду.
Ри на минуту задумалась, не остаться ли, и последовала за подругой. Караулить взрослого человека и ревновать к фантому на пустом месте было глупо.
– А я и не знала, что тут так красиво! – сказала Нюсик, потягиваясь. – И пахнет так…
Ри вдохнула поглубже. От густого аромата закружилась голова.
– Слушай, а когда вы в Комсомольской роще были, ты мою бабушку не видела?
– Нет… Не знаю. Не присматривалась.
– А детей, сани, Деда Мороза?..
– Вроде да… Меня этот твой гитарист-виртуоз отвлекал. Рассказывал, как пальцы вывихнул и тебя по сугробам искал. А чего ты про бабушку спрашиваешь?
– Да так, проверить кое-что хочу.
Ри так и подмывало заглянуть в гущу влажных сиреневых кустов. Чем чёрт не шутит, вдруг удалось бы разговорить ту незнакомку?
– Ну что, спустимся? – предложила Нюсик.
– Да не знаю. – Ри зябко передёрнула плечами. – Мокро там, а я не выздоровела…
– Тогда я одна? – Нюсик начала спуск по перекошенным крошащимся ступеням.
– Давай… – Ри помедлила, а потом, махнув рукой в пустоту, бросилась догонять подругу.
Когда они заглянули в самую гущу цветущих кустов, оказалось, что на могильном камне их никто не ждёт.
Когда они вернулись, Дан всё так же сидел, наигрывая на гитаре. Один сложный переход не давался ему, он возвращался к нему снова и снова. У Ри начала кружиться голова, она тихо кашлянула. Нюсик, заклинанием сушившая джинсы, скептически посмотрела на неё. Во взгляде явственно читалось: он у тебя ещё и задрот!
Добившись нужного результата, Дан ещё пару раз сыграл это место, и только тогда остановился.
– Ну что, как сходили?
Ри хотела было ответить, что неплохо, но вместо этого сказала:
– Нет там никого.
Дан едва заметно вздрогнул.
– В смысле?
– Ну, ты же там вчера кого-то встретил, так? А сегодня никого не было. Ни души.
– А, ты про это! Ну и хорошо. – Дан лучезарно улыбнулся Нюсик и спросил: – А ты как сходила?
Нюсик пожала плечами и продолжила водить руками над тёмными от влаги штанинами, бормоча под нос.
Трамвай зазвенел и резко рванул с места.
Вагон мелко затрясло, задребезжали стёкла, и хоть туман не рассеялся до конца, в просветах стало видно голубое небо.
– Это что? – обеспокоено спросила Нюсик.
– Это мы вчера пропели, – сказал Дан, осторожно толкая Ри в бок. – Гляди, работает! Не затянулось!
Ри кивнула. Ей ужасно хотелось спать, да ещё и из носа потекло после прогулки по мокрой траве. Хотелось побыстрее оказаться дома.
Просвет в тумане кончился, и трамвай успокоился, пошёл ровнее.
– Ну что, попробуем на два голоса? – Дан решительно направился к дверям.
Ри в ответ громко закашлялась и пожала плечами.
– Понял, не вопрос.
На первых же аккордах песни в салоне снова погас свет, а за окнами забурлило, закипело белое варево. Дан усыхал, терял волосы и зубы, но не умолкал, не прекращал играть, и туман опять поддался, расступился и открыл узкую полоску серой выжженной земли.
И как в прошлый раз, белые стены сомкнулись, как только закончилась песня. Сомкнулись, правда, ненадолго: не успел Дан немного прийти в себя и встать с подножки, как впереди замаячили облупившиеся ворота Парка текстильщиков. Трамвай заскрежетал колёсами, коротко тренькнул и остановился.
– Это, кажется, твоя, – сказала Ри.
– Да уж вижу, – мрачно отозвалась Нюсик.
Трамвай проехал вглубь парка, и теперь Ри брела под руку с Даном под зелёными стрельчатыми сводами центральной аллеи. Нюсик, видимо, уже догадавшаяся, что её ждёт, устремилась к футбольному полю неподалёку от ворот.
Двигались они очень медленно: Дан шаркал и еле перебирал ногами, и молодеть не спешил. Ри даже начала беспокоиться, не останется ли он таким навсегда.
– А я помню времена, когда они были ещё целыми, – сказал он, показывая пальцем на обломки гипсовых пионеров. – Можно сказать, на моих глазах их ломали.
Ри вздохнула. Отломанные головы и отбитые руки гипсовых горнистов и барабанщиков нагоняли на неё уныние.
– Интересно, когда мы попали? – задумчиво пробормотала она, глядя вперёд, на удаляющуюся спину Нюсик.
– Тебе лучше знать. Всё-таки она – твоя подруга.
– Мы, конечно, близки, но не настолько… Всех подробностей своей жизни Нюсик мне не рассказывала. Впрочем, я ей про бабушку тоже не говорила…
– Значит, в Комсомольской роще ты увидела бабушку? – Дан улыбнулся, и Ри заметила, что во рту у него снова прибавилось зубов. Да и морщины начали разглаживаться.
– Ну да… А что?
– Да так. Не бери в голову.
«Это что же, – подумала Ри, – он тоже всё это время что-то там себе фантазировал, может, ревновал меня к кому?»
Дан зашагал быстрее. Он больше не опирался на неё и даже, улучив момент, перехватил её руку. Возражать Ри не стала.
– А та девушка в Сиреневом садике? Она кто? – спросила Ри, набравшись смелости.
От неожиданности Дан на мгновение замер.
– Я тебе говорил, что ты – страшный человек?
– Нет. Но причём тут это?
– Так вот, говорю. Ты – страшный человек. Сутки терпеть, молчать, не спрашивать… Я бы не выдержал!
– Так всё-таки, кто она? – Ри чувствовала, что начинает злиться.
– Моя большая-пребольшая вина…
Ри приготовилась возмущаться, но тут до них донёсся невыносимый, душераздирающий крик Нюсик.
От быстрого бега у Ри закололо в боку, и мир поплыл перед глазами. Дан не успевал за ней, но она мчалась на крик Нюсик, не оборачиваясь, и остановилась только у футбольного поля.
Открывшаяся её взору картина поражала воображение своей абсурдностью. Монументальная, грозная, как валькирия, Нюсик одной рукой лупила по спине мальчишку лет двенадцати, а второй пыталась разжать его пальцы, державшие какой-то бежевый мешочек. Мешочек при этом дёргался и повизгивал, и Ри с большим опозданием поняла, что это вовсе и не мешочек, а щенок.
Нюсик замахнулась и приготовилась опустить кулак на голову мальчишки, но так и застыла, не понимая, что происходит. Второй мальчишка, чуть постарше и ростом повыше, набросился на неё сзади.
Ри завопила: «А ну убрал лапы от моей подруги!» – и кинулась в атаку.
В драке с двумя подростками не было никакой доблести, но остановиться она уже не могла. Ри смутно осознавала, что вот она машет руками, вот вцепляется противнику в волосы, вот он отпускает Нюсик, вот кто-то скулит, то ли щенок, то ли мальчишка, вот она пропускает удар, вот слышит приятный мужской голос, поющий короткую фразу, вот мир вспыхивает и замирает перед глазами…
– Терпеть не могу, когда животных мучают, – произнёс всё тот же голос пару секунд спустя. Ри обернулась и увидела Дана, усталого и опять постаревшего ещё сильнее. Оба мальчишки растаяли в воздухе, но она подозревала, что, стоит немного подождать, и вся сцена повторится ещё раз.
Нюсик стояла чуть поодаль, ворковала со щенком и выглядела изрядно потрёпанной, но очень счастливой. Услышав в потоке нежностей имя Джесси, Ри вспомнила старого хромого пса, дремавшего на тахте, пока хозяйка учила химию с подругой.
– Странное всё-таки у трамвая представление о счастье, – сказал Дан, пожёвывая травинку. – С ярко выраженной нотой мазохизма.
**
Щенок, вольготно устроившийся на груди Нюсик, повизгивал и пытался облизать новой хозяйке нос. А она смотрела на него с такой материнской нежностью, что у Ри всё переворачивалось внутри.
– Сказать ей, напомнить? – тихо спросила она у Дана.
– Не стоит. По крайней мере, не сейчас.
– Но если он исчезнет? Растает у неё прямо в руках, как все остальные звери?
– Значит, будет у неё призрачный щен. Ты же завела себе призрачного кота?
Нюсик ненадолго отвлеклась от возни с питомцем.
– О чём вы там воркуете, голубки?
– Да вот Ри мне про твоего пса рассказывала, – ответил Дан, пуская в ход свою фирменную улыбку. – Славный он у тебя.
– Между прочим, в тот раз я справилась с этими гадёнышами в одиночку. Они решили живым мячом в футбол поиграть.
– И сколько же тебе тогда было?
– Лет восемь… Но я была девочка большая. И отчаянная. Сорок пять килограммов чистой ярости. – Нюсик потрепала щенка между ушами и спросила: – Если мы его тут оставим, они вернуться, да? И продолжат?
Дан пожал плечами.
– Скорее всего. Мы не знаем, насколько реальны эти места. Может быть, они как-то формируются из тумана и наших воспоминаний? И большую часть времени их просто нет? Но это только моё предложение. Надо придумать какой-то эксперимент, чтобы его проверить.
Нюсик задумалась, посмотрела на Ри, погладила щенка и сказала:
– Вы же приедете завтра?
– Нюсик, ты это к чему? – начала беспокоиться Ри.
– Я могу попробовать остаться тут и посмотреть, что к чему. А вы завтра вернётесь за мной. То есть, за нами.
**
Ри отдала подруге термос с кофе и остатки шоколада, последний раз спросила, не передумала она, и поднялась на подножку. Трамвай зазвенел и тронулся с места.
Она до последнего надеялась, что их волшебный транспорт никуда не поедет без третьего пассажира, но вот Нюсик махала им вслед рукой и таяла в туманной дымке, а они уносились вперёд, в белую пустоту.
Говорить не хотелось. Ри сидела, уставившись в одну точку пустым взглядом, стараясь отогнать подальше тревожные мысли. Когда Дан положил руку ей на колено, она вздрогнула и отодвинулась подальше.
– Всё будет хорошо. Завтра ночью мы заберём её отсюда.
– А если нет? Если трамвай сюда больше не приедет? Это ведь её воспоминания, не наши!
– Значит, мы будем искать способ, как туда попасть. Сдаётся мне, мы ещё не всё знаем про эту колымагу.
Ри вздохнула.
– А пока – может, всё-таки попробуем спеть дуэтом?
Ри не знала, чего боялась больше – перепутать загадочные слова песни и испортить всё заклинание или показать, что петь она не умеет от слова совсем. Отговариваться, ссылаясь на простуду, не было никакой возможности: у неё на глазах Дан рвался в бой, несмотря на усталость. Она с тоской подумала о бутылке текилы, оставшейся дома. Немного допинга для храбрости ей бы не помешало.
Дан уже устроился в дверях и взял первый аккорд. Ри вздохнула, как перед прыжком в ледяную воду, и встала рядом. Голова была пустой и чистой, но когда зазвучали первые слова куплета, строки текста возникли перед глазами сами собой.
«Ничего себе караоке», – подумала Ри.
Слова появились, но даже просто открывать рот, сражаясь с сопротивлением тумана, было тяжело. Что уж говорить о пении! Но она старалась, глядя на то, как ловко пальцы Дана летают над струнами. Она была так сконцентрирована на своём занятии, что не следила за туманом и не знала, изменилось ли что-нибудь от того, что заклинание пели на два голоса.
Время тянулось медленно. Каждый раз, когда Ри казалось, что уже всё, финал, выяснялось, что впереди ещё целый куплет или припев, и заветные слова «Стал взор мой бел, как монашеская постель» всё ещё далеки, и оставалось только умолять и заговаривать эти треклятые белые стены дальше.
В какой-то момент Ри показалось, что в салоне трамвая загорелись ещё лампы – так светло стало вокруг.
Трамвай тряхнуло, колёса заскрипели на невидимых рельсах.
– Вы ещё потрахайтесь тут, – мрачно заявила Нюсик. Ри тут же сникла и отстранилась от Дана. Тот тоже выглядел как школьник, которого застали за чем-то не особо приличным. Седоватый такой и лысоватый школьник, не один год просидевший в начальной школе.
***
В окнах опять замелькало синее небо, туман удивительным образом успокоился, замер, расступился, и Ри увидела до боли знакомый пейзаж: белый склон железнодорожной насыпи и сосны, перечёркнутые железной решёткой.
– Кажется, приехали.
Она до последнего надеялась, что трамвай привезёт её куда-нибудь ещё – на Тьмаку, где дедушка учил её кататься на велосипеде, или в Южный, под окна к первой школьной любви.
– Значит, он ходит кругами, от одной остановки до другой, – задумчиво сказал Дан. –И чем больше у него пассажиров, тем больше будет остановок.
– Это ещё проверить надо, – ответила Нюсик.
– Вот и посмотрим, когда до тебя дело дойдёт, – подытожила Ри. – Вы идите, если хотите, а я лучше тут посижу.
Она не успела договорить, как Дан, снова возмутительно помолодевший, спрыгнул на протоптанную в снегу тропинку и замахал рукой Нюсик. Та, прочитав согревающее заклинание, поплотнее запахнулась в вязанную жилетку и последовала за ним. Ри вздохнула, громко высморкалась и уселась на подножку ждать.
«Надо было хоть заготовку с собой взять, руки занять, пока эти там прохлаждаются», – подумала она. Возвращаться в свой счастливый день не было никакого желания.
Чтобы как-то занять голову, она стала вспоминать слова песни, которой Дан заклинал туман. Как казалось Ри, смысла в ней было ещё меньше, чем в «Заблудившемся трамвае», и она постоянно сбивалась и начинала всё заново. Да и мотив ей никак не давался. Оставалось надеяться, что, когда Дан возьмёт в руки гитару, всё пойдёт легче, Нюсик не будет над ней смеяться, а трамвай не зависнет в пустоте на веки вечные.
Измаявшись от скуки, Ри выпила кофе, съела, наслаждаясь каждой крошкой, кусочек шоколада и приготовилась лечь подремать, когда у лестницы, ведущей к переходу, появилась высокая нескладная фигура Дана. За ним широкими шагами спешила Нюсик. Дождавшись, пока он спустится, она зацепила пригоршню снега, слепила крепкий комок, и прежде, чем Ри успела выскочить наружу и завопить: «Осторожно, сзади!» –запустила его в самый центр пацифика. Дан не повёл и ухом. А вот вышивка на спине его куртки полыхнула алым, и Нюсик так и застыла на месте, как соляной столб.
– Зря она так, – грустно сказал Дан. – Ты не бойся, ничего с ней не будет. Через три минуты заморозка пройдёт.
– Я уже говорила тебе, что ты страшный человек? – спросила Ри.
– Говорила, говорила…
***
Трамвай продолжал свой путь сквозь туман.
Нюсик сидела на скамейке у кабины водителя и дулась. Иногда она бросала на Ри красноречивые взгляды, видимо, ждала, что подруга встанет на её сторону и сделает Дану внушение, но Ри молчала.
Да и что она могла сказать? Заявить, что Нюсик сама виновата, что вести себя по-детски и швырять всяко разно в спину другому человеку глупо и опасно? Так вроде все тут взрослые люди, чтобы объяснять очевидные вещи. Хорошо ещё, что что пацифик на спине у Дана всего лишь замораживал на несколько минут, а не испепелял на месте!
Да и вообще её сейчас занимали совсем другие вещи. Трамвай, если ничего не поменялось, вёз их в Сиреневый садик, к той загадочной девушке. Дан ничего не сказал по этому поводу, вообще выглядел беззаботным, и, пока Ри и Нюсик вели безмолвный диалог, наигрывал на гитаре, и по тому, как замедлялась и ускорялась мелодия, было понятно, что он нервничает и на что-то решается.
Ри очень хотелось расспросить его обо всём, может, даже уговорить никуда не ходить, но это значило бы, что она вчера нарушила его просьбу, а значит, разговор был бы чреват новой ссорой.
– Ну что, попробуем спеть вместе? – предложила она, направляясь к дверям.
– Давай не сейчас. Давай на следующем перегоне. – Дан на секунду замер, прислушиваясь к своим ощущениям, и продолжил играть.
***
Нюсик спрыгнула на дорогу и замахала Ри, мол, присоединяйся. Ри вопросительно посмотрела на Дана, но тот только пожал плечами.
– Вы идите, погуляйте, я тут подожду.
Ри на минуту задумалась, не остаться ли, и последовала за подругой. Караулить взрослого человека и ревновать к фантому на пустом месте было глупо.
– А я и не знала, что тут так красиво! – сказала Нюсик, потягиваясь. – И пахнет так…
Ри вдохнула поглубже. От густого аромата закружилась голова.
– Слушай, а когда вы в Комсомольской роще были, ты мою бабушку не видела?
– Нет… Не знаю. Не присматривалась.
– А детей, сани, Деда Мороза?..
– Вроде да… Меня этот твой гитарист-виртуоз отвлекал. Рассказывал, как пальцы вывихнул и тебя по сугробам искал. А чего ты про бабушку спрашиваешь?
– Да так, проверить кое-что хочу.
Ри так и подмывало заглянуть в гущу влажных сиреневых кустов. Чем чёрт не шутит, вдруг удалось бы разговорить ту незнакомку?
– Ну что, спустимся? – предложила Нюсик.
– Да не знаю. – Ри зябко передёрнула плечами. – Мокро там, а я не выздоровела…
– Тогда я одна? – Нюсик начала спуск по перекошенным крошащимся ступеням.
– Давай… – Ри помедлила, а потом, махнув рукой в пустоту, бросилась догонять подругу.
Когда они заглянули в самую гущу цветущих кустов, оказалось, что на могильном камне их никто не ждёт.
***
Когда они вернулись, Дан всё так же сидел, наигрывая на гитаре. Один сложный переход не давался ему, он возвращался к нему снова и снова. У Ри начала кружиться голова, она тихо кашлянула. Нюсик, заклинанием сушившая джинсы, скептически посмотрела на неё. Во взгляде явственно читалось: он у тебя ещё и задрот!
Добившись нужного результата, Дан ещё пару раз сыграл это место, и только тогда остановился.
– Ну что, как сходили?
Ри хотела было ответить, что неплохо, но вместо этого сказала:
– Нет там никого.
Дан едва заметно вздрогнул.
– В смысле?
– Ну, ты же там вчера кого-то встретил, так? А сегодня никого не было. Ни души.
– А, ты про это! Ну и хорошо. – Дан лучезарно улыбнулся Нюсик и спросил: – А ты как сходила?
Нюсик пожала плечами и продолжила водить руками над тёмными от влаги штанинами, бормоча под нос.
Трамвай зазвенел и резко рванул с места.
***
Вагон мелко затрясло, задребезжали стёкла, и хоть туман не рассеялся до конца, в просветах стало видно голубое небо.
– Это что? – обеспокоено спросила Нюсик.
– Это мы вчера пропели, – сказал Дан, осторожно толкая Ри в бок. – Гляди, работает! Не затянулось!
Ри кивнула. Ей ужасно хотелось спать, да ещё и из носа потекло после прогулки по мокрой траве. Хотелось побыстрее оказаться дома.
Просвет в тумане кончился, и трамвай успокоился, пошёл ровнее.
– Ну что, попробуем на два голоса? – Дан решительно направился к дверям.
Ри в ответ громко закашлялась и пожала плечами.
– Понял, не вопрос.
На первых же аккордах песни в салоне снова погас свет, а за окнами забурлило, закипело белое варево. Дан усыхал, терял волосы и зубы, но не умолкал, не прекращал играть, и туман опять поддался, расступился и открыл узкую полоску серой выжженной земли.
И как в прошлый раз, белые стены сомкнулись, как только закончилась песня. Сомкнулись, правда, ненадолго: не успел Дан немного прийти в себя и встать с подножки, как впереди замаячили облупившиеся ворота Парка текстильщиков. Трамвай заскрежетал колёсами, коротко тренькнул и остановился.
– Это, кажется, твоя, – сказала Ри.
– Да уж вижу, – мрачно отозвалась Нюсик.
***
Трамвай проехал вглубь парка, и теперь Ри брела под руку с Даном под зелёными стрельчатыми сводами центральной аллеи. Нюсик, видимо, уже догадавшаяся, что её ждёт, устремилась к футбольному полю неподалёку от ворот.
Двигались они очень медленно: Дан шаркал и еле перебирал ногами, и молодеть не спешил. Ри даже начала беспокоиться, не останется ли он таким навсегда.
– А я помню времена, когда они были ещё целыми, – сказал он, показывая пальцем на обломки гипсовых пионеров. – Можно сказать, на моих глазах их ломали.
Ри вздохнула. Отломанные головы и отбитые руки гипсовых горнистов и барабанщиков нагоняли на неё уныние.
– Интересно, когда мы попали? – задумчиво пробормотала она, глядя вперёд, на удаляющуюся спину Нюсик.
– Тебе лучше знать. Всё-таки она – твоя подруга.
– Мы, конечно, близки, но не настолько… Всех подробностей своей жизни Нюсик мне не рассказывала. Впрочем, я ей про бабушку тоже не говорила…
– Значит, в Комсомольской роще ты увидела бабушку? – Дан улыбнулся, и Ри заметила, что во рту у него снова прибавилось зубов. Да и морщины начали разглаживаться.
– Ну да… А что?
– Да так. Не бери в голову.
«Это что же, – подумала Ри, – он тоже всё это время что-то там себе фантазировал, может, ревновал меня к кому?»
Дан зашагал быстрее. Он больше не опирался на неё и даже, улучив момент, перехватил её руку. Возражать Ри не стала.
– А та девушка в Сиреневом садике? Она кто? – спросила Ри, набравшись смелости.
От неожиданности Дан на мгновение замер.
– Я тебе говорил, что ты – страшный человек?
– Нет. Но причём тут это?
– Так вот, говорю. Ты – страшный человек. Сутки терпеть, молчать, не спрашивать… Я бы не выдержал!
– Так всё-таки, кто она? – Ри чувствовала, что начинает злиться.
– Моя большая-пребольшая вина…
Ри приготовилась возмущаться, но тут до них донёсся невыносимый, душераздирающий крик Нюсик.
***
От быстрого бега у Ри закололо в боку, и мир поплыл перед глазами. Дан не успевал за ней, но она мчалась на крик Нюсик, не оборачиваясь, и остановилась только у футбольного поля.
Открывшаяся её взору картина поражала воображение своей абсурдностью. Монументальная, грозная, как валькирия, Нюсик одной рукой лупила по спине мальчишку лет двенадцати, а второй пыталась разжать его пальцы, державшие какой-то бежевый мешочек. Мешочек при этом дёргался и повизгивал, и Ри с большим опозданием поняла, что это вовсе и не мешочек, а щенок.
Нюсик замахнулась и приготовилась опустить кулак на голову мальчишки, но так и застыла, не понимая, что происходит. Второй мальчишка, чуть постарше и ростом повыше, набросился на неё сзади.
Ри завопила: «А ну убрал лапы от моей подруги!» – и кинулась в атаку.
В драке с двумя подростками не было никакой доблести, но остановиться она уже не могла. Ри смутно осознавала, что вот она машет руками, вот вцепляется противнику в волосы, вот он отпускает Нюсик, вот кто-то скулит, то ли щенок, то ли мальчишка, вот она пропускает удар, вот слышит приятный мужской голос, поющий короткую фразу, вот мир вспыхивает и замирает перед глазами…
– Терпеть не могу, когда животных мучают, – произнёс всё тот же голос пару секунд спустя. Ри обернулась и увидела Дана, усталого и опять постаревшего ещё сильнее. Оба мальчишки растаяли в воздухе, но она подозревала, что, стоит немного подождать, и вся сцена повторится ещё раз.
Нюсик стояла чуть поодаль, ворковала со щенком и выглядела изрядно потрёпанной, но очень счастливой. Услышав в потоке нежностей имя Джесси, Ри вспомнила старого хромого пса, дремавшего на тахте, пока хозяйка учила химию с подругой.
– Странное всё-таки у трамвая представление о счастье, – сказал Дан, пожёвывая травинку. – С ярко выраженной нотой мазохизма.
**
Щенок, вольготно устроившийся на груди Нюсик, повизгивал и пытался облизать новой хозяйке нос. А она смотрела на него с такой материнской нежностью, что у Ри всё переворачивалось внутри.
– Сказать ей, напомнить? – тихо спросила она у Дана.
– Не стоит. По крайней мере, не сейчас.
– Но если он исчезнет? Растает у неё прямо в руках, как все остальные звери?
– Значит, будет у неё призрачный щен. Ты же завела себе призрачного кота?
Нюсик ненадолго отвлеклась от возни с питомцем.
– О чём вы там воркуете, голубки?
– Да вот Ри мне про твоего пса рассказывала, – ответил Дан, пуская в ход свою фирменную улыбку. – Славный он у тебя.
– Между прочим, в тот раз я справилась с этими гадёнышами в одиночку. Они решили живым мячом в футбол поиграть.
– И сколько же тебе тогда было?
– Лет восемь… Но я была девочка большая. И отчаянная. Сорок пять килограммов чистой ярости. – Нюсик потрепала щенка между ушами и спросила: – Если мы его тут оставим, они вернуться, да? И продолжат?
Дан пожал плечами.
– Скорее всего. Мы не знаем, насколько реальны эти места. Может быть, они как-то формируются из тумана и наших воспоминаний? И большую часть времени их просто нет? Но это только моё предложение. Надо придумать какой-то эксперимент, чтобы его проверить.
Нюсик задумалась, посмотрела на Ри, погладила щенка и сказала:
– Вы же приедете завтра?
– Нюсик, ты это к чему? – начала беспокоиться Ри.
– Я могу попробовать остаться тут и посмотреть, что к чему. А вы завтра вернётесь за мной. То есть, за нами.
**
Ри отдала подруге термос с кофе и остатки шоколада, последний раз спросила, не передумала она, и поднялась на подножку. Трамвай зазвенел и тронулся с места.
Она до последнего надеялась, что их волшебный транспорт никуда не поедет без третьего пассажира, но вот Нюсик махала им вслед рукой и таяла в туманной дымке, а они уносились вперёд, в белую пустоту.
Говорить не хотелось. Ри сидела, уставившись в одну точку пустым взглядом, стараясь отогнать подальше тревожные мысли. Когда Дан положил руку ей на колено, она вздрогнула и отодвинулась подальше.
– Всё будет хорошо. Завтра ночью мы заберём её отсюда.
– А если нет? Если трамвай сюда больше не приедет? Это ведь её воспоминания, не наши!
– Значит, мы будем искать способ, как туда попасть. Сдаётся мне, мы ещё не всё знаем про эту колымагу.
Ри вздохнула.
– А пока – может, всё-таки попробуем спеть дуэтом?
***
Ри не знала, чего боялась больше – перепутать загадочные слова песни и испортить всё заклинание или показать, что петь она не умеет от слова совсем. Отговариваться, ссылаясь на простуду, не было никакой возможности: у неё на глазах Дан рвался в бой, несмотря на усталость. Она с тоской подумала о бутылке текилы, оставшейся дома. Немного допинга для храбрости ей бы не помешало.
Дан уже устроился в дверях и взял первый аккорд. Ри вздохнула, как перед прыжком в ледяную воду, и встала рядом. Голова была пустой и чистой, но когда зазвучали первые слова куплета, строки текста возникли перед глазами сами собой.
«Ничего себе караоке», – подумала Ри.
Слова появились, но даже просто открывать рот, сражаясь с сопротивлением тумана, было тяжело. Что уж говорить о пении! Но она старалась, глядя на то, как ловко пальцы Дана летают над струнами. Она была так сконцентрирована на своём занятии, что не следила за туманом и не знала, изменилось ли что-нибудь от того, что заклинание пели на два голоса.
Время тянулось медленно. Каждый раз, когда Ри казалось, что уже всё, финал, выяснялось, что впереди ещё целый куплет или припев, и заветные слова «Стал взор мой бел, как монашеская постель» всё ещё далеки, и оставалось только умолять и заговаривать эти треклятые белые стены дальше.
В какой-то момент Ри показалось, что в салоне трамвая загорелись ещё лампы – так светло стало вокруг.
