Глава 1. Лето, ах, лето
Стоит только прийти летней жаре, появиться всепроникающей, способной в единый миг любой уголок занять пыли, да зазвучать комариным трелям, как сердце каждого служащего замирает и появляется в нём одна краткая, подобная звону колокола, мысль: «Отпуск!» Господин почмейстер славного города Затонска в летнюю пору становится уж не таким приветливым, порой и волком зыркнет на посетителя, особливо припозднившегося или вошедшего посреди увлекательнейшего спора с купцом Таракановым о преимуществах рыбной ловли пред охотой. Право слово, в жаркую пору дамы словно нарочно наведываются по два, а то и по три раза на почту, всё письмами интересуются!
- Нет Вам письма, Мария Тимофеевна, - господин почмейстер вымучил вежливую улыбку, грубить госпоже Мироновой, супруге известного в городе адвоката, было делом крайне неразумным, она и сама особа боевитая, да и с супругом лишний раз ссориться не резон, кто знает, когда помощь адвоката может потребоваться. – Видимо, не пришло ещё.
- Да что же такое-то, - Мария Тимофеевна досадливо всплеснула руками, - ведь июнь уже, самое время отдохнуть от петербургского зноя!
- Служба-с, - басовито гудел Тараканов и погладил себя по веником топорщащейся бороде, - а я вот жену в Перовку завтрема везу, Прохору сказал, чтобы с самого утра коляску наготове держал.
Миронова губки поджала, сдавленно пожелала купцу со всем семейством приятного отдыха и вышла.
- Ну, пойдёт теперь Виктору Ивановичу темечко клевать, - хохотнул Тараканов и тут же, словно и не было отвлечения от беседы, продолжил, - а сома, милейший Прокопий Порфирьевич, лучше всего на горячую кашу брать. Вот приедем в Перовку и пойду, мда-с.
Почмейстер едва не позеленел от зависти, недобрым словом помянув своего помощника, коего угораздило аккурат в самом конце мая ногу сломать. Лучше бы, ей-же-ей, голову сломал, всё равно не пользуется ей никогда! Все чаяния своей хворостию порушил, а какие планы на лето были, какие мечтания имелись! А теперь всё, прости прощай, отпуск, начальство нипочём не оставит Затонск без почмейстера, как же, город пусть и небольшой, да торговый, купцов во множестве, приезжие на воды опять же, можно подумать, они день-деньской письма пишут!
Господин Ребушинский, к тихой радости не только двух репортёров своей газеты, но и некоторых жителей Затонска, тоже поддался отпускной вакханалии и решительно заявил, что съездит отдохнуть. Мол, год выдался продуктивным, то бишь на скандалы и каверзы щедрым, а потому редактор «Затонского вестника» вполне заслуживает отдыха. Да и племянника надобно навестить, а то уж почитай третий месяц вестей о себе не подаёт, а раньше каждые две недели писал, денег просил да на суровых и скупых, что особенно печально, родителей жаловался. Виктор Иванович Миронов, узнав об отъезде господина Рябушинского, лишь процедил сквозь зубы:
- Скатертью дорога. Даст бог, вернётся не скоро.
Почтенный адвокат так и не простил господину редактору оскорбительных статей, в коих любимую дочь Анну, известного во всём городе медиума, Ребушинский ведьмой выставил, по вине которой якобы в городе возросло количество смертей.
- Да я не про то, - Мария Тимофеевна сердито подхватила чашку с чаем, глотнула и поморщилась, обжёгшись, - даже Ребушинский в отпуск вышел, а Анна даже не написала, когда они с Яковом приедут.
- Раз не написала, значит, пока не могут, - рассудительно заметил Виктор Иванович, быстро скользя взглядом по заголовкам в газете, - служба не отпускает.
- Ох уж эта служба! – Мария Тимофеевна головой покачала. – Не дело, нет, Виктор, совсем не дело замужней даме заниматься… - женщина взмахнула рукой, подбирая наиболее уничижительное определение, - таким безобразием! Ей о детях думать надо, а не о духах!
Миронов коротко усмехнулся, отложил в сторону газету, понимая, что почитать сейчас всё равно не получится, подошёл к жене и обнял её, уткнувшись лицом в пушистые волосы:
- Одно другому, Машенька, не мешает.
Мария Тимофеевна потёрлась щекой о плечо мужа, попросила жалобно, прекрасно зная, что муж против сего манёвра устоять не сможет:
- Давай ты отпуск возьмёшь, и мы сами к ним съездим?
- Нет, Машенька, не получится, - Виктор Иванович и рад был бы порадовать супругу, да о делах служебных помнил непрестанно, - Бобрыкин с Купцовым судиться затеяли.
- Опять?! – ахнула Мария Тимофеевна, всплескивая руками. – На этот-то раз что не поделили?!
- Купцов заявил, что Бобрыкин ему попорченную ярославскую шерсть под видом английской продал.
- Можно подумать, он разговаривал с этой шерстью, - фыркнула Мария Тимофеевна и зажевала огорчение медовым пряником. Беда с этими служителями закона, ни сторона обвинения, ни защиты покоя не знают, всё во трудах, аки пчёлы!
Впрочем, принесённая запыхавшимся мальчишкой-посыльным телеграмма быстро вернула Марии Тимофеевне прекрасное расположение духа. Конопатый посыльный получил не только на чай, но ещё и медовых пряничков к чаю, поблагодарил сдержанно, как и подобает человеку солидному, и удалился, а госпожа Миронова повернулась к своему супругу.
- Витя, нам нужно срочно комнаты приготовить, Анна с Яковом приезжают!
- Вдвоём? – проказливо улыбнулся господин Миронов, откладывая газету и осторожно забирая у жены телеграмму. – А детей-то они с кем оставят? И главное, где?
Мария Тимофеевна лёгкую иронию мужа поняла, засопела неодобрительно, но радость от скорой встречи с дочерью перекрыла досаду. Дама почтенная лишь ручкой махнула:
- Ну, разумеется, Гриша и Катя едут с родителями.
- Ну, разумеется, - поддакнул муж и не утерпел, обнял жену, поцеловал, прошептав привычное и родное. – Амазонка ты моя.
***
Летом в стольном Петербурге поднимаются такие клубы пыли, что единственная возможность спастись от них – это покинуть пределы города. Увы, далеко не для всех доступен свежий воздух свободы: служащие полицейского управления в любую пору на страже закона и порядка, а бравым городовым и того горше, в форменной-то одежде, да в жару, а паче того в предгрозовой зной уж так маятно, что к вечеру нательную рубаху над бочкой выжимать можно. Господа дознаватели, конечно, могут наряд и полегче выбрать, но всё одно приличия следует блюсти, а потому и жилет должен быть всенепременно, и рубашка на все пуговицы застёгнута, и галстук али шейный платок аккуратно повязан. Потому первый признак выходящего в отпуск – это ослабленный узел галстука, коий с каждым часом, приближающим к желанному отдыху, становится всё свободней. За полчаса до завершения службы Яков Платонович галстук вообще снял и даже две верхние пуговицы рубашки позволил себе расстегнуть. Анна Викторовна, наблюдавшая за манёврами супруга, чуть слышно хихикнула. На ней самой было летнее платье в мелкий цветочек, новая шляпка из золотистой соломки и лёгкие кружевные перчатки. Наряд вполне приличный, для серьёзного управления подходящий и при этом такой летний и жизнерадостный, что думалось в нём о чём угодно, кроме дел служебных. Анна Викторовна покосилась в окно, за которым скучала, забившись в тень, щедро покрытая репьями дворняга, да лениво обменивались новостями две барышни, попеременно бросая кокетливые взоры в сторону стоящего у дверей управления городового.
Яков Платонович решительным росчерком пера поставил подпись под документом, закрыл папку, убрал её в ящик и запер на ключ, после чего с наслаждением потянулся и повернулся к жене:
- Можем идти.
Голубые, словно летнее небо, глаза Анны вспыхнули восторгом, на губах заиграла улыбка нежная и влекущая одновременно. Один учёный, видимо не очень счастливый в браке, утверждал, что с годами чувства притупляются и семейная жизнь становится рутиной. В семействе Штольман такого не было, наоборот, с каждым новым днём Яков Платонович всё сильнее влюблялся в свою супругу, с мальчишеским восторгом открывая всё новые и новые грани её характера. И чувства Анны Викторовны к мужу не ослабевали, становясь, словно дорогое вино, со временем лишь слаще и крепче. Вот и сейчас Анна залюбовалась подтянутой фигурой Якова, горделивой посадкой головы, манящим блеском глаз, от внимательного взора коих ничто не могло ускользнуть. Штольман подошёл к жене, обнял её, вдыхая тонкий цветочный аромат, и тут в дверь робко постучали.
«Кого ещё нелёгкая принесла?!» - с досадой подумал Яков Платонович, неохотно отстраняясь от жены, и строго крикнул:
- Войдите!
Тон господина следователя был столь суровый, что стучавший замешкался за дверью, не решаясь войти и гадая, а так ли ему нужна помощь, может, всё само собой как-нибудь рассосётся? Штольман даже понадеялся, что визитёр передумает заходить, но тут дверь открылась и в кабинет осторожно, бочком зашла дама средних лет, одетая в чёрное, несмотря на жару, платье и такого же цвета шляпку. В руках женщина комкала крошечную сумочку, бывшую в особом фаворе у всех модниц сезонов так пять назад.
- Здравствуйте, - робко произнесла женщина и всё так же бочком передвинулась от стола следователя поближе к Анне Викторовне, - а я к Вам, Анна Викторовна.
Штольман нахмурился. Его отношение к мистике вообще и духам в частности было весьма неоднозначным. Сам Яков Платонович никаких духов не видел и до встречи с Анной Викторовной даже категорически отвергал их существование, но теперь, будучи супругом весьма очаровательного медиума, пусть и со скрипом, но признавал существование чего-то неведомого, что пока (только пока, уверяем вас) не поддаётся логическому объяснению. Тем более, что и дети унаследовали мамины способности: сын Гриша, как и Анна Викторовна, видел духов и знакомство с призрачной роднёй начал с того, что заявил, что никаких призраков не существует, это всё игра воображения и не более (тётка Катерина расфыркалась и едва не отвесила мальчишке щелбан, благо Платон Карлович с Мартой Васильевной остановили). Дочка Катя чувствовала присутствие духов, но не видела их, ничуть по этому поводу не огорчаясь. Она вообще, как и матушка, была особой неунывающей, от одной улыбки которой сердца отца и брата таяли, словно воск на огне.
- Дело у меня к Вам, - вырвал Якова Платоновича из воспоминаний о семье приглушённый голос дамы.
Анна Викторовна мягко усадила посетительницу на стул, подала воды и лишь после этого ободряюще улыбнулась, всем своим видом демонстрируя готовность выслушать и помочь. Дама помялась немного, теребя крошечную сумочку, видимо, именно для успокоительной цели и взятую, поскольку положить в неё что-нибудь существеннее платочка, и то не очень большого, не представлялось возможным.
- Зовут меня, - посетительница глубоко вздохнула и улыбнулась застенчиво, - Кукушкина Аглая Филипповна, полковника Кукушкина жена… Точнее вдова, вот уже месяц…
Аглая Филипповна судорожно прижала дрогнувшую руку к губам. Яков Платонович чуть принахмурился, вспомнив, что слухи о господине полковнике по Петербургу ходили весьма нелестные. Мол, груб и спесив чрезмерно, на руку тяжёл, да и на расправу скор.
- Мне очень жаль, - Анна протянула посетительнице стакан чаю, ободряюще коснулась руки ладонью.
- Благодарю, - Аглая Филипповна сделала глоток, отважно улыбнулась. - Мне очень нужна Ваша помощь, Анна Викторовна.
«Началось, - с тоской подумал Яков Платонович, - не успели в отпуск выйти, как служба догнала и прихлопнула. И ведь Аннушка нипочём в помощи не откажет, сердце у неё доброе».
Анна бросила быстрый взгляд на посмурневшего супруга, чуть приметно улыбнулась ему и опять сосредоточила всё внимание на посетительнице:
- Чем я могу Вам помочь?
Дама поспешно смахнула слезинку со щеки:
- Поговорите с моим покойным мужем, пусть он ко мне не является. А то я страсть покойников-то боюсь, как бы сердце от страха не остановилось.
Штольман и Анна переглянулись.
- Я правильно понимаю, что к Вам Ваш покойный супруг приходит? – Анна Викторовна была сама доброта и внимание.
Аглая Филипповна замялась, опять терзая несчастную сумочку:
- Ну, не то, чтобы ко мне… Я его несколько раз в беседке видела, он её и при жизни весьма жаловал, часто там отдыхать изволил.
- А почему Вы решили, что это Ваш супруг? – скептически поинтересовался Яков Платонович, машинально перебирая вытащенные из кармана карты.
Женщина растерянно замигала:
- Так как же… И фигура его, и жесты, и посадка головы…
- То есть близко Вы его не видели? – Анна и Яков вопрос задали хором, медиум заинтересованно, а сыщик по-прежнему весьма скептически.
- Да господь с вами, - замахала руками Аглая Филипповна, - я как силуэт знакомый увидела, так и чувств лишилась. Меня потом воспитанница еле отыскала.
Штольман чуть передвинул стул поближе к дамам, заговорил проникновенно, пристально глядя посетительнице в глаза:
- Прошу прощения, если мой вопрос покажется Вам неприятным, но скажите, у Вашего мужа были связи на стороне?
Госпожа Кукушкина вспыхнула, словно это не её покойного супруга, а её саму в супружеской неверности изобличили:
- Мой муж был приличным человеком, и никаких амуров у него не было, он хранил мне верность!
«Были, но ни за что в этом не сознается, - перевёл бурный монолог супруги Штольман и чуть приметно улыбнулся. – Кажется, наш призрак весьма реален, интересно, он специально Аглаю Филипповну пугает, или она его случайно застала?»
Анна Викторовна по заданному мужем вопросу угадала ход его мыслей и мягко, словно исключительно для поддержания беседы, поинтересовалась:
- Скажите, а Вы одна в доме живёте?
- Нет, со мной ещё воспитанница, племянница да две горничные, - госпожа Кукушкина покосилась на Якова Платоновича и поспешила заверить, - все девицы нрава кроткого и воспитания самого строгого.
«Видимо, от строгости воспитания они кавалера по ночам и принимают, - хмыкнул Штольман, внешне сохраняя полнейшую невозмутимость. – Одно радует: дело простое, много времени не займёт, успеем на вечерний поезд в Затонск, как и планировали».
Аглая Филипповна помолчала, словно собираясь с силами, а потом выпалила, испуганно распахнув глаза:
- А ещё он стонет по ночам!
- Стонет? – недоверчиво переспросил Яков Платонович. – И Вы сами это слышали?
- Угу, - госпожа Кукушкина энергично кивнула, - тоненько так, прерывисто, а-аа-аа, словно мучает его что.
Яков Платонович кашлянул, скрывая усмешку, Анна Викторовна укоризненно головой покачала. Вот ведь упрямец записной, уж сколько раз с неведомым сталкивался, а всё одно не верит! Впрочем, в то, что покой госпожи Кукушкиной тревожит её почивший супруг, Анна и сама не очень верила. Скорее всего, это какая-то влюблённая парочка своими ночными свиданиями почтенную даму до обмороков доводит.
- Так Вы мне поможете, Анна Викторовна? – Аглая Филипповна с мольбой посмотрела на Анну. – Не могу я больше, даже домой боязно ворочаться, а ну, как опять его дух явится и стонать начнёт?!
- Я вам обязательно помогу, - Анна ободряюще улыбнулась, - не волнуйтесь.
Дама порывисто вскочила, чуть не опрокинув стул, на котором сидела, взмахнула руками, едва не выронив сумочки, и радостно застрекотала:
- Я Вас тогда в коляске подожду. Ой, даже и не знаю, как Вас благодарить! Я ведь страх как призраков боюсь. Спасибо вам, Анна Викторовна, век помнить буду. Так я Вас подожду внизу, хорошо?
Анна согласно кивнула, и воодушевлённая посетительница выпорхнула из кабинета.
