- Ну, посоветуйся, - великодушно разрешил Пётр Иванович, - дело доброе… Кстати, ты помнишь такую маленькую рыжую девчушку, которая к нашей Annett прибегала? В самом начале учёбы в гимназии.
Виктор Иванович мягко улыбнулся:
- Ещё домик на дереве построили, а он рухнул тебе прямо под ноги.
Пётр Иванович раздражённо всплеснул руками:
- Нет, вот как что хорошее вспомнить, так мы не можем, а как всякие гадости, так и напоминать не надо! Я, между прочим, Ане и девчушке этой театр теней делал!
- Ладно, не кипятись, ты добрый дядюшка и это неоспоримый факт. А к чему вдруг ты Надежду вспомнил?
Пётр Иванович налил себе душистого чая в белоснежное блюдечко с цветочным узором по ободку, с присвистом втянул ароматный кипяток и лишь тогда ответил:
- Мы с Варенькой встретили её вчера во время вечернего променада. Представляешь, у неё по-прежнему россыпь веснушек, я её по ним и узнал!
Виктор мягко улыбнулся, пока ещё не понимая, к чему клонит брат. Не просто же так ностальгировать начал, явно к чему-то клонит, знать бы ещё, к чему именно.
- Анина подруга не одна была, с мужчиной, - Пётр Иванович руками обрисовал весьма внушительную фигуру незнакомца, - солидный такой.
Виктор Иванович пожал плечами:
- Ничего удивительного, Надежда ровесница нашей Ани, а значит, барышня взрослая, вполне могла супругом обзавестись.
Пётр Миронов вздохнул, крутя в руках чашку с чаем. Спиритом он был весьма слабым, можно даже сказать, почти никаким, но интуицию имел невероятно обострённую, и вот она-то и шептала, что не всё так ладно с замужеством конопатой подруги Annett. Нет, супруг Надежды держался весьма галантно, даже обворожительно, но от его взгляда у Петра Ивановича ползли по спине липкие мурашки. У Якова Платоновича, конечно, взор тоже дай боже, особливо во время дознания или, паче того, когда она обнаруживал Анну с дядей в каких-нибудь сомнительных нумерах в очередной попытке сунуть нос в дела следствия, но даже в такие пикантные минуты Миронов твёрдо знал, что можно оставить любимую племянницу со следователем, и ничего плохого он ей не сделает. Более того, загрызёт любого, кто дерзнёт обидеть Annett. Штольман мог вспылить и наговорить дерзостей, что подчас и делал, доставляя душевную боль и себе и Анне, но никогда, даже в порыве очень сильного гнева не представлял угрозы для любой барышни, не только Анны Викторовны. В сём Пётр Иванович готов был поклясться под присягой. А вот про мужа Надежды сказать такого не мог. Да что там, Миронов был уверен, что от этого мужчины веет смертию!
- Не доверяю я ему, Виктор, - Пётр Иванович выразительно покачал головой, - смутный он какой-то.
Виктор Иванович поднял брови, осмысливая услышанное, а затем улыбнулся, хлопнув брата по плечу:
- А тебе-то, Петя, что за печаль до Надежды и её мужа? Раз она с ним живёт, значит, её всё устраивает. Или она о помощи просила, несчастной и испуганной выглядела?
Обманывать Пётр Иванович умел, но с братом, Штольманом и самим собой старался быть честным. Себя обманывать чрезвычайно глупо, а Виктор и Яков Платонович всё равно до истины докапывались, и представать в их глазах обманщиком не хотелось.
- Да она так и лучится счастием, - Пётр Иванович с досадой отставил чашку и похлопал себя по груди, - только я сердцем чую, неладно у них.
- Духи нашептали? – с серьёзностью, звучащей ехиднее самой жестокой насмешки, предположил Виктор Иванович.
- А хоть бы и так! – взвился младший Миронов.
Поссориться братьям не дали супруги, чинно вплывшие в столовую. Варвара Петровна, пережившая, в прямом смысле слова, присутствие в доме буйного духа, с мягкой материнской улыбкой успокаивала взбудораженную скорым приездом дочери Марию Тимофеевну.
- Варенька, представляешь, только утром телеграмму принесли, - Мария Тимофеевна всплеснула руками, - я сто раз просила Аню заранее сообщать, чтобы мы подготовиться успели. В суматохе-то всё кое-как пройдёт, а ведь детям условия особые требуются. Они же маленькие ещё!
- Ну, не такие и маленькие, - рассудительно заметила Варвара Петровна, - Грише уже седьмой годок, а Катеньке пятый.
- Ещё скажи, совсем невеста, - Мария Тимофеевна чуть поутихла, взглянула на часы и тут же всполошилась пуще прежнего. – Ой, чего же мы сидим, на вокзал давно пора!
Виктор Иванович обнял жену, мягко целуя в висок:
- Успеем, Маша, не волнуйся.
Мария Тимофеевна прикрыла глаза, наслаждаясь теплом и силой мужа. Жаль, что дела служебные так часто вырывают его из семейного гнёздышка, был бы дома чаще, глядишь, и Анне не пришло бы в голову с духами беседовать да расследованиями всякими заниматься. А с другой стороны, тогда Анна, вполне возможно, и со Штольманом бы не познакомилась, и не светились бы её голубые глаза безмерным счастием и любовью. Мария Тимофеевна нахмурилась, губки поджала. Нет, тогда Анна вполне могла бы стать счастливой, например, с Николаем Шумским. А что? Блестящий офицер, вполне достойный молодой человек и никакими расследованиями и сам не занимается, и жене бы подобные глупости совершенно точно не разрешил бы. Или вышла бы Анна замуж за князя Разумовского… Мария Тимофеевна мечтательно вздохнула. Стала бы тогда княгиней, переехала в столицу и через полгода уже превратилась бы в ледяную чопорную даму, равнодушную ко всему внешне и глубоко несчастную внутри. И не рассказывала бы она взахлёб о том, как они с мужем вместе гуляли, катались на снежной горке, как прорезался первый зубик у сынишки, как дочурка сказала первое слово… Нет, всё-таки правильно говорят, всё, что ни делается, происходит к лучшему. Счастлива Анна с Яковом Платоновичем, он её тоже безмерно любит, ну и слава богу. Мария Тимофеевна перекрестилась, бесшумно шепнув благодарственную молитву. Жаловаться, когда всё в семье вполне благополучно – грех и неблагодарность, да, хлопотная должность у Штольмана, да, Анна с ним на службу ходит, так что с того? Он её никому в обиду не даст, детишки у них крепкие да смышлёные, дочка счастлива, вот и слава богу. Мария Тимофеевна опять посмотрела на часы и вскинулась норовистой лошадью:
- Боже, опаздываем!
На вокзал, стараниями Марии Тимофеевны, Мироновы приехали за пятнадцать минут до прибытия поезда. Пётр Иванович укоризненно покосился на родственницу, но говорить что-либо поостерёгся, у них и так с Марией Тимофеевной отношения были не самые благостные, хоть и заметно улучшились после женитьбы Петра. По перрону прогуливались многочисленные знакомые, как прибывшие встречать приезжающих гостей, так и просто вышедшие на променад.
- Добрейшего денёчка почтенному семейству Мироновых! – прозвенел нежный, чуточку писклявый женский голос.
Виктор Иванович обернулся и модно одетую даму, тщетно старавшуюся скрыть обилие веснушек на лице толстым слоем косметики.
- Вы не узнаёте меня? – продолжала верещать дама, широко улыбаясь. – Я – Надин Головцева, теперь Топоркова. А это супруг мой, Фёдор Михайлович Топорков.
- Наденька, - Мария Тимофеевна расцвела улыбкой и протянула руки навстречу даме, с материнской гордостью отметив, что Анна краше своей гимназической подруги, - как ты выросла и похорошела!
- Мария Тимофеевна, - Наденька впорхнула в радушно распахнутые объятия, поцеловала Миронову в щёку, - рада видеть Вас в добром здравии! А мы вот с супругом на променад вышли, да я упросила его на перрон выйти. Страсть люблю смотреть на прибывающие поезда. А Вы что же тут, тоже гуляете, да?
- Мы Анну встречаем, - с гордостью сообщила Мария Тимофеевна, - она с мужем из Петербурга приезжает. Отпуск у ни… - женщина сбилась и спешно поправилась, - у него.
Наденька звонко захлопала в ладоши, засмеялась:
- Как чудесно! Значит, Анечка в Петербурге живёт? А мы с Феденькой в Москве, у него дом там свой и дело небольшое.
- И чем же промышляете? – не удержался от вопроса Пётр Иванович, по-прежнему испытывая к господину Топоркову иррациональное недоверие.
- Дела торговые, - неопределённо ответил Фёдор Михайлович и тут же спросил с такой обворожительной улыбкой, что проигнорировать вопрос не представлялось возможным. – А Ваш петербургский гость?
Мария Тимофеевна хотела было ответить, но под внимательным взглядом мужа осеклась, смолчала. Виктор Иванович ответил сам, вежливо и в то же время неопределённо:
- Чиновник.
- Век бы не подумала, что Анечка за чиновника замуж выйдет, - удивилась Наденька, - она всегда такая затейница была. Вот что любовь с нами делает, я тоже домоседкой стала, ни с кем из своих давних знакомцев дружбу не поддерживаю, вы первые, с кем я так разговорилась.
Братья Мироновы переглянулись, причём Пётр выразительно вскинул брови, мол, обрати внимание. Виктор Иванович чуть пожал плечами, а Мария Тимофеевна, воспользовавшись тем, что супруг на брата отвлёкся, с любопытством спросила:
- А как же вы познакомились?
Фёдор Михайлович приосанился, одарил дам обольстительной улыбкой, заставившей мужчин чуть поморщиться, и пустился в пространный рассказ, подобный увлекательному французскому роману. В ходе повествования Наденька смущённо краснела и тоненько хихикала, Варвара Петровна удивлённо приподнимала брови и недоверчиво покачивала головой, а Мария Тимофеевна восторженно ахала. Гудок паровоза прервал увлекательный разговор. Пётр Иванович облегчённо выдохнул, Мария Тимофеевна всплеснула руками и почти приказала, требовательно глядя на Наденьку и её супруга:
- Вы просто обязаны дождаться Анечку и её супруга, а затем нанести нам дружеский визит.
- Да неудобно сразу в день приезда, - засмущалась счастливая супруга, в волнении теребя рыжий локон.
- Мы можем прийти завтра, - пророкотал Фёдор Михайлович, мягко подхватывая жену под локоток. – Осторожно, дорогая, не оступись.
- Я такая неуклюжая, - смущённо и одновременно весело пропищала Наденька, - всё время на меня что-то падает, или я сама так и норовлю упасть. Даже каблучки высокие носить перестала.
Пётр Иванович опять выразительно покосился на брата, даже локтем его подтолкнул, но Виктор этого даже не заметил, заприметив в окне вагона чёрную кудрявую голову внука и большой голубой бант рядом с ним, Катенька ещё не дотягивалась до окошка.
- Приехали! – восторженно вскрикнула, почти взвизгнула Мария Тимофеевна и даже в ладоши захлопала. – Наконец-то!
На перрон хлынули пассажиры, началась привычная привокзальная сутолока, состоящая из подчас бессвязных возгласов, поцелуев, объятий, сладостных (или же горестных, кому как) всхлипов, гудения мужских голосов, детского визга, женского щебета, громких призывов носильщика и извозчика, беготни и суеты, разбавляемых пронзительным свистом поезда и руганью железнодорожной братии меж собой. Кто-то бестолково хлопотал вокруг огромной груды багажа, кто-то в полуобморочном состоянии лежал на груди долгожданного гостя, дети дёргали мам и нянь за длинные юбки, вопрошая, когда они отправятся домой, или же наоборот, со смехом бегали по перрону, норовя угодить под тележки носильщиков, упасть на рельсы или сбить с ног кого-нибудь из пассажиров. Неизбежно появляющиеся в толпе собаки отчаянно лаяли, восторженно виляли хвостом и подпрыгивали, норовя оставить отпечатки своих грязных лап на дамских туалетах и белоснежных мужских сорочках.
- Бабушки, - наконец-то вырвавшийся из сладко пахнущей дамскими духами духоты вагона Гриша бросился к Марии Тимофеевне, восторженно размахивая рукой, - дедушки!!!
Следом за братом, словно кораблик на верёвочке, семенила Катюша, чьи коротенькие толстенькие ножки никак не поспевали за длинными, точно циркуль, ногами Гриши. Катя обиженно пыхтела и кусала губу, досадуя, что никак не может не только обогнать, но даже просто догнать брата, а ведь ей так хотелось первой обнять бабушку Машу! Гриша, словно уловив желание сестры, проворно свернул к Виктору Ивановичу, не успевшая вовремя притормозить Катюша в прямом смысле слова влетела в объятия Марии Тимофеевны и замерла там, счастливо пыхтя. Пётр Иванович, на долю которого никого из внуков не досталось (нет, Annett совершенно точно нужно подумать над ещё одним сыном или дочкой!), огляделся по сторонам в поисках любимой племянницы и её супруга, но никого не увидел.
- А где же Анна Викторовна с Яковом Платоновичем? – Варвара Петровна произвела те же нехитрые поиски с тем же нулевым результатом.
- Они в Петербурге задержались, - Юленька с ласковой улыбкой поприветствовала семейство Мироновых, одновременно строго следя за тем, чтобы её собственная семья никуда не убежала, а паче того ни во что не влипла. – Служба.
Мария Тимофеевна досадливо поджала губы, всем своим видом буквально вопияя о том, что именно она думает о службе вообще и участии в ней женщин, конкретно, одной непослушной особы, в частности. Наденька, с каждым мигом чувствуя себя всё более неловко в этой нежнейшей семейной сцене, растерянно посмотрела на мужа. Фёдор Михайлович жену понял без слов, улыбнулся обворожительно, как умел, пророкотал благозвучно:
- Дела служебные они такие, особливо в отпуске докучать любят, - и не давая госпоже Мироновой и рта раскрыть, наклонился к по-прежнему прижимающейся к ней Катюше, - представьте же нас, Мария Тимофеевна этим обворожительным деткам. Я полагаю, это Ваши племянники?
Все женщины любят лесть, особливо тонкую, а те, кто утверждают, что равнодушны к комплиментам, просто крайне редко их слышат и весьма огорчаются по этому поводу. Мария Тимофеевна кокетливо хихикнула, машинально взбила волосы на виске и поправила Фёдора Михайловича:
- Это мои внуки, дети мой дочери Анны.
- Не может быть, - громогласно воскликнул господин Топорков, отчего окружающие даже стали оглядываться на него, мужчины неодобрительно, а дамы, чаще всего, благосклонно. – Вы столь очаровательны…
У Виктора Ивановича как-то слишком подозрительно зачесалась макушка, почтенный адвокат понял, что не намерен украшать своё чело на старости лет развесистыми рогами, а потому чуть резче, чем планировал, произнёс, выразительно глядя на жену:
- Нам пора, Маша. Дети устали с дороги.
Подозрительно притихшие и, что было и вовсе странно, не горящие желанием познакомиться с обворожительным мужчиной Гриша и Катя согласно кивнули. Катюшка мягко выпуталась из рук бабушки и осторожненько встала так, чтобы оказаться в мужском треугольнике: между Виктором, Петром и Гришей. Если бы папа приехал вместе с ними, малышка забралась бы к нему на руки и крепко обняла, спрятав личико на плече. Новый бабушкин знакомец ей не нравился категорически. Только вот Мария Тимофеевна была от Фёдора Михайловича в полном восторге, да и Варвара Петровна уже не была столь неприступна.
- Гриша, Катя, познакомьтесь, это Наденька Топоркова, подруга вашей мамы и её супруг, Фёдор Михайлович, - Мария Тимофеевна выразительно посмотрела на детей, напоминая, что им стоит выйти и поприветствовать новых знакомых.
Вообще, Гриша и Катя, растущие в любви и доверии, точно знающие, что они нужны, важны и дороги, к незнакомым людям относились с дружелюбной осторожностью. Могли поздороваться, на вопросы ответить, если взрослые снисходили до общения с детьми, но при этом с чужаками никуда не уходили, твёрдо помня, что это может быть опасно. Мария Тимофеевна была уверена, что дети продемонстрируют самое приятное обхождение, ведь Топорковы такое милое семейство, но Гриша насупился, став моментально точной копией своего отца, для полного сходства с коим, помимо роста, не хватало только шляпы-котелка, трости да извечного саквояжа.
Виктор Иванович мягко улыбнулся:
- Ещё домик на дереве построили, а он рухнул тебе прямо под ноги.
Пётр Иванович раздражённо всплеснул руками:
- Нет, вот как что хорошее вспомнить, так мы не можем, а как всякие гадости, так и напоминать не надо! Я, между прочим, Ане и девчушке этой театр теней делал!
- Ладно, не кипятись, ты добрый дядюшка и это неоспоримый факт. А к чему вдруг ты Надежду вспомнил?
Пётр Иванович налил себе душистого чая в белоснежное блюдечко с цветочным узором по ободку, с присвистом втянул ароматный кипяток и лишь тогда ответил:
- Мы с Варенькой встретили её вчера во время вечернего променада. Представляешь, у неё по-прежнему россыпь веснушек, я её по ним и узнал!
Виктор мягко улыбнулся, пока ещё не понимая, к чему клонит брат. Не просто же так ностальгировать начал, явно к чему-то клонит, знать бы ещё, к чему именно.
- Анина подруга не одна была, с мужчиной, - Пётр Иванович руками обрисовал весьма внушительную фигуру незнакомца, - солидный такой.
Виктор Иванович пожал плечами:
- Ничего удивительного, Надежда ровесница нашей Ани, а значит, барышня взрослая, вполне могла супругом обзавестись.
Пётр Миронов вздохнул, крутя в руках чашку с чаем. Спиритом он был весьма слабым, можно даже сказать, почти никаким, но интуицию имел невероятно обострённую, и вот она-то и шептала, что не всё так ладно с замужеством конопатой подруги Annett. Нет, супруг Надежды держался весьма галантно, даже обворожительно, но от его взгляда у Петра Ивановича ползли по спине липкие мурашки. У Якова Платоновича, конечно, взор тоже дай боже, особливо во время дознания или, паче того, когда она обнаруживал Анну с дядей в каких-нибудь сомнительных нумерах в очередной попытке сунуть нос в дела следствия, но даже в такие пикантные минуты Миронов твёрдо знал, что можно оставить любимую племянницу со следователем, и ничего плохого он ей не сделает. Более того, загрызёт любого, кто дерзнёт обидеть Annett. Штольман мог вспылить и наговорить дерзостей, что подчас и делал, доставляя душевную боль и себе и Анне, но никогда, даже в порыве очень сильного гнева не представлял угрозы для любой барышни, не только Анны Викторовны. В сём Пётр Иванович готов был поклясться под присягой. А вот про мужа Надежды сказать такого не мог. Да что там, Миронов был уверен, что от этого мужчины веет смертию!
- Не доверяю я ему, Виктор, - Пётр Иванович выразительно покачал головой, - смутный он какой-то.
Виктор Иванович поднял брови, осмысливая услышанное, а затем улыбнулся, хлопнув брата по плечу:
- А тебе-то, Петя, что за печаль до Надежды и её мужа? Раз она с ним живёт, значит, её всё устраивает. Или она о помощи просила, несчастной и испуганной выглядела?
Обманывать Пётр Иванович умел, но с братом, Штольманом и самим собой старался быть честным. Себя обманывать чрезвычайно глупо, а Виктор и Яков Платонович всё равно до истины докапывались, и представать в их глазах обманщиком не хотелось.
- Да она так и лучится счастием, - Пётр Иванович с досадой отставил чашку и похлопал себя по груди, - только я сердцем чую, неладно у них.
- Духи нашептали? – с серьёзностью, звучащей ехиднее самой жестокой насмешки, предположил Виктор Иванович.
- А хоть бы и так! – взвился младший Миронов.
Поссориться братьям не дали супруги, чинно вплывшие в столовую. Варвара Петровна, пережившая, в прямом смысле слова, присутствие в доме буйного духа, с мягкой материнской улыбкой успокаивала взбудораженную скорым приездом дочери Марию Тимофеевну.
- Варенька, представляешь, только утром телеграмму принесли, - Мария Тимофеевна всплеснула руками, - я сто раз просила Аню заранее сообщать, чтобы мы подготовиться успели. В суматохе-то всё кое-как пройдёт, а ведь детям условия особые требуются. Они же маленькие ещё!
- Ну, не такие и маленькие, - рассудительно заметила Варвара Петровна, - Грише уже седьмой годок, а Катеньке пятый.
- Ещё скажи, совсем невеста, - Мария Тимофеевна чуть поутихла, взглянула на часы и тут же всполошилась пуще прежнего. – Ой, чего же мы сидим, на вокзал давно пора!
Виктор Иванович обнял жену, мягко целуя в висок:
- Успеем, Маша, не волнуйся.
Мария Тимофеевна прикрыла глаза, наслаждаясь теплом и силой мужа. Жаль, что дела служебные так часто вырывают его из семейного гнёздышка, был бы дома чаще, глядишь, и Анне не пришло бы в голову с духами беседовать да расследованиями всякими заниматься. А с другой стороны, тогда Анна, вполне возможно, и со Штольманом бы не познакомилась, и не светились бы её голубые глаза безмерным счастием и любовью. Мария Тимофеевна нахмурилась, губки поджала. Нет, тогда Анна вполне могла бы стать счастливой, например, с Николаем Шумским. А что? Блестящий офицер, вполне достойный молодой человек и никакими расследованиями и сам не занимается, и жене бы подобные глупости совершенно точно не разрешил бы. Или вышла бы Анна замуж за князя Разумовского… Мария Тимофеевна мечтательно вздохнула. Стала бы тогда княгиней, переехала в столицу и через полгода уже превратилась бы в ледяную чопорную даму, равнодушную ко всему внешне и глубоко несчастную внутри. И не рассказывала бы она взахлёб о том, как они с мужем вместе гуляли, катались на снежной горке, как прорезался первый зубик у сынишки, как дочурка сказала первое слово… Нет, всё-таки правильно говорят, всё, что ни делается, происходит к лучшему. Счастлива Анна с Яковом Платоновичем, он её тоже безмерно любит, ну и слава богу. Мария Тимофеевна перекрестилась, бесшумно шепнув благодарственную молитву. Жаловаться, когда всё в семье вполне благополучно – грех и неблагодарность, да, хлопотная должность у Штольмана, да, Анна с ним на службу ходит, так что с того? Он её никому в обиду не даст, детишки у них крепкие да смышлёные, дочка счастлива, вот и слава богу. Мария Тимофеевна опять посмотрела на часы и вскинулась норовистой лошадью:
- Боже, опаздываем!
На вокзал, стараниями Марии Тимофеевны, Мироновы приехали за пятнадцать минут до прибытия поезда. Пётр Иванович укоризненно покосился на родственницу, но говорить что-либо поостерёгся, у них и так с Марией Тимофеевной отношения были не самые благостные, хоть и заметно улучшились после женитьбы Петра. По перрону прогуливались многочисленные знакомые, как прибывшие встречать приезжающих гостей, так и просто вышедшие на променад.
- Добрейшего денёчка почтенному семейству Мироновых! – прозвенел нежный, чуточку писклявый женский голос.
Виктор Иванович обернулся и модно одетую даму, тщетно старавшуюся скрыть обилие веснушек на лице толстым слоем косметики.
- Вы не узнаёте меня? – продолжала верещать дама, широко улыбаясь. – Я – Надин Головцева, теперь Топоркова. А это супруг мой, Фёдор Михайлович Топорков.
- Наденька, - Мария Тимофеевна расцвела улыбкой и протянула руки навстречу даме, с материнской гордостью отметив, что Анна краше своей гимназической подруги, - как ты выросла и похорошела!
- Мария Тимофеевна, - Наденька впорхнула в радушно распахнутые объятия, поцеловала Миронову в щёку, - рада видеть Вас в добром здравии! А мы вот с супругом на променад вышли, да я упросила его на перрон выйти. Страсть люблю смотреть на прибывающие поезда. А Вы что же тут, тоже гуляете, да?
- Мы Анну встречаем, - с гордостью сообщила Мария Тимофеевна, - она с мужем из Петербурга приезжает. Отпуск у ни… - женщина сбилась и спешно поправилась, - у него.
Наденька звонко захлопала в ладоши, засмеялась:
- Как чудесно! Значит, Анечка в Петербурге живёт? А мы с Феденькой в Москве, у него дом там свой и дело небольшое.
- И чем же промышляете? – не удержался от вопроса Пётр Иванович, по-прежнему испытывая к господину Топоркову иррациональное недоверие.
- Дела торговые, - неопределённо ответил Фёдор Михайлович и тут же спросил с такой обворожительной улыбкой, что проигнорировать вопрос не представлялось возможным. – А Ваш петербургский гость?
Мария Тимофеевна хотела было ответить, но под внимательным взглядом мужа осеклась, смолчала. Виктор Иванович ответил сам, вежливо и в то же время неопределённо:
- Чиновник.
- Век бы не подумала, что Анечка за чиновника замуж выйдет, - удивилась Наденька, - она всегда такая затейница была. Вот что любовь с нами делает, я тоже домоседкой стала, ни с кем из своих давних знакомцев дружбу не поддерживаю, вы первые, с кем я так разговорилась.
Братья Мироновы переглянулись, причём Пётр выразительно вскинул брови, мол, обрати внимание. Виктор Иванович чуть пожал плечами, а Мария Тимофеевна, воспользовавшись тем, что супруг на брата отвлёкся, с любопытством спросила:
- А как же вы познакомились?
Фёдор Михайлович приосанился, одарил дам обольстительной улыбкой, заставившей мужчин чуть поморщиться, и пустился в пространный рассказ, подобный увлекательному французскому роману. В ходе повествования Наденька смущённо краснела и тоненько хихикала, Варвара Петровна удивлённо приподнимала брови и недоверчиво покачивала головой, а Мария Тимофеевна восторженно ахала. Гудок паровоза прервал увлекательный разговор. Пётр Иванович облегчённо выдохнул, Мария Тимофеевна всплеснула руками и почти приказала, требовательно глядя на Наденьку и её супруга:
- Вы просто обязаны дождаться Анечку и её супруга, а затем нанести нам дружеский визит.
- Да неудобно сразу в день приезда, - засмущалась счастливая супруга, в волнении теребя рыжий локон.
- Мы можем прийти завтра, - пророкотал Фёдор Михайлович, мягко подхватывая жену под локоток. – Осторожно, дорогая, не оступись.
- Я такая неуклюжая, - смущённо и одновременно весело пропищала Наденька, - всё время на меня что-то падает, или я сама так и норовлю упасть. Даже каблучки высокие носить перестала.
Пётр Иванович опять выразительно покосился на брата, даже локтем его подтолкнул, но Виктор этого даже не заметил, заприметив в окне вагона чёрную кудрявую голову внука и большой голубой бант рядом с ним, Катенька ещё не дотягивалась до окошка.
- Приехали! – восторженно вскрикнула, почти взвизгнула Мария Тимофеевна и даже в ладоши захлопала. – Наконец-то!
На перрон хлынули пассажиры, началась привычная привокзальная сутолока, состоящая из подчас бессвязных возгласов, поцелуев, объятий, сладостных (или же горестных, кому как) всхлипов, гудения мужских голосов, детского визга, женского щебета, громких призывов носильщика и извозчика, беготни и суеты, разбавляемых пронзительным свистом поезда и руганью железнодорожной братии меж собой. Кто-то бестолково хлопотал вокруг огромной груды багажа, кто-то в полуобморочном состоянии лежал на груди долгожданного гостя, дети дёргали мам и нянь за длинные юбки, вопрошая, когда они отправятся домой, или же наоборот, со смехом бегали по перрону, норовя угодить под тележки носильщиков, упасть на рельсы или сбить с ног кого-нибудь из пассажиров. Неизбежно появляющиеся в толпе собаки отчаянно лаяли, восторженно виляли хвостом и подпрыгивали, норовя оставить отпечатки своих грязных лап на дамских туалетах и белоснежных мужских сорочках.
- Бабушки, - наконец-то вырвавшийся из сладко пахнущей дамскими духами духоты вагона Гриша бросился к Марии Тимофеевне, восторженно размахивая рукой, - дедушки!!!
Следом за братом, словно кораблик на верёвочке, семенила Катюша, чьи коротенькие толстенькие ножки никак не поспевали за длинными, точно циркуль, ногами Гриши. Катя обиженно пыхтела и кусала губу, досадуя, что никак не может не только обогнать, но даже просто догнать брата, а ведь ей так хотелось первой обнять бабушку Машу! Гриша, словно уловив желание сестры, проворно свернул к Виктору Ивановичу, не успевшая вовремя притормозить Катюша в прямом смысле слова влетела в объятия Марии Тимофеевны и замерла там, счастливо пыхтя. Пётр Иванович, на долю которого никого из внуков не досталось (нет, Annett совершенно точно нужно подумать над ещё одним сыном или дочкой!), огляделся по сторонам в поисках любимой племянницы и её супруга, но никого не увидел.
- А где же Анна Викторовна с Яковом Платоновичем? – Варвара Петровна произвела те же нехитрые поиски с тем же нулевым результатом.
- Они в Петербурге задержались, - Юленька с ласковой улыбкой поприветствовала семейство Мироновых, одновременно строго следя за тем, чтобы её собственная семья никуда не убежала, а паче того ни во что не влипла. – Служба.
Мария Тимофеевна досадливо поджала губы, всем своим видом буквально вопияя о том, что именно она думает о службе вообще и участии в ней женщин, конкретно, одной непослушной особы, в частности. Наденька, с каждым мигом чувствуя себя всё более неловко в этой нежнейшей семейной сцене, растерянно посмотрела на мужа. Фёдор Михайлович жену понял без слов, улыбнулся обворожительно, как умел, пророкотал благозвучно:
- Дела служебные они такие, особливо в отпуске докучать любят, - и не давая госпоже Мироновой и рта раскрыть, наклонился к по-прежнему прижимающейся к ней Катюше, - представьте же нас, Мария Тимофеевна этим обворожительным деткам. Я полагаю, это Ваши племянники?
Все женщины любят лесть, особливо тонкую, а те, кто утверждают, что равнодушны к комплиментам, просто крайне редко их слышат и весьма огорчаются по этому поводу. Мария Тимофеевна кокетливо хихикнула, машинально взбила волосы на виске и поправила Фёдора Михайловича:
- Это мои внуки, дети мой дочери Анны.
- Не может быть, - громогласно воскликнул господин Топорков, отчего окружающие даже стали оглядываться на него, мужчины неодобрительно, а дамы, чаще всего, благосклонно. – Вы столь очаровательны…
У Виктора Ивановича как-то слишком подозрительно зачесалась макушка, почтенный адвокат понял, что не намерен украшать своё чело на старости лет развесистыми рогами, а потому чуть резче, чем планировал, произнёс, выразительно глядя на жену:
- Нам пора, Маша. Дети устали с дороги.
Подозрительно притихшие и, что было и вовсе странно, не горящие желанием познакомиться с обворожительным мужчиной Гриша и Катя согласно кивнули. Катюшка мягко выпуталась из рук бабушки и осторожненько встала так, чтобы оказаться в мужском треугольнике: между Виктором, Петром и Гришей. Если бы папа приехал вместе с ними, малышка забралась бы к нему на руки и крепко обняла, спрятав личико на плече. Новый бабушкин знакомец ей не нравился категорически. Только вот Мария Тимофеевна была от Фёдора Михайловича в полном восторге, да и Варвара Петровна уже не была столь неприступна.
- Гриша, Катя, познакомьтесь, это Наденька Топоркова, подруга вашей мамы и её супруг, Фёдор Михайлович, - Мария Тимофеевна выразительно посмотрела на детей, напоминая, что им стоит выйти и поприветствовать новых знакомых.
Вообще, Гриша и Катя, растущие в любви и доверии, точно знающие, что они нужны, важны и дороги, к незнакомым людям относились с дружелюбной осторожностью. Могли поздороваться, на вопросы ответить, если взрослые снисходили до общения с детьми, но при этом с чужаками никуда не уходили, твёрдо помня, что это может быть опасно. Мария Тимофеевна была уверена, что дети продемонстрируют самое приятное обхождение, ведь Топорковы такое милое семейство, но Гриша насупился, став моментально точной копией своего отца, для полного сходства с коим, помимо роста, не хватало только шляпы-котелка, трости да извечного саквояжа.
