- И то правда, отдохните с дороги, комнаты вам уж давно готовы. Катя с Гришей там же, где и в прошлый год, справа от вас, - Мария Тимофеевна умиротворённо улыбнулась и тайком перекрестила дочку и её мужа.
Нет, не зря всё-таки Анна за Якова вышла, с каждым годом всё краше становится, а как у неё глаза сияют, когда на мужа смотрит! И Штольман, словно новобрачный, с жены глаз не сводит, каждый жест ловит и всё прикоснуться норовит, как бы случайно. С князем-то бы такого точно не было, да и с Шумским тоже. Если только с Лёшей Елагиным, хотя…нет, Лёша тоже не вариант, Яков Платонович его, определённо, лучше.
Катя с Гришей спали, когда родители осторожно заглянули к ним в комнату, поправили сбившиеся во сне одеяльца и мягко отвели упавшие на лицо влажные от пота пряди волос. Намаявшийся за день Григорий от лёгкого поцелуя в щёку лишь вздохнул и улыбнулся во сне, а Катюшка распахнула сонные глазки и цепко, точно крохотная обезьянка, обхватила папу руками за шею, уютно устроив головку у него на плече и пролепетав:
- А кто сильнее: дракон или акула?
Яков удивлённо вскинул брови, честно подумал, привычно укачивая дочурку и негромко ответил:
- Дракон.
Увы, кратким ответом девчушка ограничиваться не собиралась, явив свойственную роду Штольман дотошность:
- А почему?
В тёмной и тёплой детской, с витающими в воздухе сладкими цветочными ароматами совершенно не хотелось вдаваться в детали зоологии, тем более, что драконы существа исключительно мифические, но Яков прекрасно знал, что Катюшка просто так не угомонится:
- Дракон огнедышащий, умеет летать, у него очень прочная чешуя, он может жить как в воде, так и на суше, а акула она обитает только в воде.
Катя внимательно выслушала объяснение отца и глубоко удовлетворённо вздохнула:
- Это хорошо, значит, ты его победишь.
Пришёл черёд Якову Платоновичу проявлять упорство:
- Кого, его?
- Акулу, с которым нас бабушка вчера познакомила, - успокоившись, малышка потеряла интерес к разговору, сладко зевнула и уже через миг крепко спала, по-прежнему цепко обнимая папу за шею, успев напоследок пробормотать невразумительное, - он ещё дельфином прикидывается.
Яков вопросительно посмотрел на Анну, но та лишь растерянно пожала плечами, талант дочери очень часто и её ставил в тупик. Штольман благоразумно решил всё узнать от Кати утром, благо, малышка, в отличие от него самого, никогда ни о чём не молчала, выпаливая всё, чем были заняты её мысли. Уложив дочку и тщательно подоткнув одеяло, Анна и Яков покинули детскую и отправились в свою комнату, заботливо подготовленную к их визиту Марией Тимофеевной. Спать не хотелось, но час был всё-таки ранний, а потому Анна решила проявить благоразумие, повернулась к мужу и прошептала чуть слышно:
- Отдохнём немного?
Яков улыбнулся той самой завораживающей соблазнительной улыбкой, от которой у Анны Викторовны перехватывало дыхание, мысли путались, а колени начинали подгибаться:
- У меня есть предложение получше.
Пуговка на светло-сером дорожном платье Анны расстегнулась словно бы сама собой, за ней ещё одна и ещё. Не разрывая магнетический контакт глаз, Яков медленно привлёк жену к себе, не спеша, наслаждаясь каждым мгновением, поцеловал. Анна хрипло вздохнула, обхватила мужа за плечи, скользя руками по сюртуку, а ведь так хотелось коснуться обжигающе-горячей кожи! Сюртук отлетел в угол, за ним последовал жилет, платье стекло по телу Анны и расплескалось у её ног, словно морская пена, из которой рождалась богиня любви и красоты. Яков на краткий, показавшийся обоим вечностью, миг отстранился, сдёрнул покрывало с кровати и стянул рубашку. Анна положила ладонь на шрам, оставшийся после памятной дуэли, приведший чиновника по особым поручениям сыскного отделения департамента полиции в тихий провинциальный Затонск. Сейчас, по прошествии стольких лет, шрам побелел и окончательно зарубцевался, не беспокоя Якова Платоновича даже в непогоду. Яков подхватил руку Анны и принялся нежно целовать каждый пальчик, постепенно поднимаясь всё выше. И опять, как в первые месяцы знакомства, слова пропали, исчезли, потеряв весь смысл. Осталось лишь одно дыхание на двоих, синхронный стук сердца и глаза, шепчущие о любви. Анна припала к мужу, поцеловала его шрам, прижалась щекой к плечу, выдохнула чуть слышно:
- Яша…
Яков подхватил жену, бережно уложил на прохладные, пахнущие лавандой простыни, осыпал поцелуями лицо, шею, плечи. Анна была его звездой, ангелом-хранителем, солнечным зайчиком, жизнью и сердцем. В нелёгкий час испытаний, когда Уваков объявил на Штольмана настоящую охоту, Анна отдала себя Якову всю, без остатка, связав воедино их сердца и судьбы. И отныне, какие бы бури не проносились над головой упрямого и принципиального следователя, он твёрдо знал: есть тихая гавань, где его любят и ждут, где в него верят безусловно и примут любым. И сам Штольман не колеблясь ни на миг отдал Анне Викторовне своё сердце, готовый беречь и защищать своего ангела-хранителя, пусть и ценой собственной жизни. Записные циники, очевидно, не сильно-то счастливые в супружестве и не познавшие истинных чувств, утверждали, что через три года семейной жизни любовь к жене становится привычкой, а посещение её спальни становится подобным приходу почтового курьерского поезда: чётко по расписанию и остановка не более, чем на полчаса. Для Анны и Якова каждая ночь любви была словно сразу после венчания, когда все беды и напасти минули, оставив лишь так любимое романистами «Долго и счастливо». Тишину комнаты разорвал тихий приглушённый вскрик, хриплое, идущее из глубины сердца:
- Я люблю тебя.
Утомлённая Анна задремала, прижавшись к мужу, а Яков смотрел на спящую жену, вспоминая каждый миг их встреч, совместные расследования, прогулки, даже разрывы, кажущиеся окончательными, но всё равно приводящие к примирению, потому как единое целое не может жить порознь, он гибнет, ощущая собственную разбитость. Штольман и сам не заметил, как заснул, видя во сне обворожительную голубоглазую барышню, едва не сбившую его с ног и ставшую бесценной частью его жизни, засиявшей после памятной встречи новыми красками.
Катюшка проснулась, словно её что-то подкинуло изнутри, широко распахнутыми глазами уставилась в потолок, удовлетворённо улыбнулась, поняв, что они уже у бабушки Маши и тут же вспомнила ещё одну потрясающую новость, не поделиться коей с братом было бы, как говорил дедушка Витя, безобразием чистой воды. Услышав первый раз это высказывание, малышка пристала к папе с вопросом, бывает ли безобразие грязной воды и не отлипала до тех пор, пока Яков не сказал ей, что безобразие грязной воды – это подлость и мерзость, то, что очень тяжело понять и ещё труднее простить. Пожалуй, утаить прыгающую на языке новость было бы именно подлостью, а потому Катя спнула одеяло, колобком скатилась с кровати и принялась тормошить брата. Гриша, не большой любитель ранних побудок, мычал, фырчал, дрыгал ногой и пытался укрыться от сестры под одеялом, но настырная Катюшка не отставала. Девчушка смогла вытащить из-под головы брата подушку, но Грише удалось-таки юркнуть в уютную норку из одеяла и затаиться там. Катя досадливо прикусила губку, гадая, не пора ли пускать в ход оружие массового поражения, то есть слёзы, но потом посмотрела на подушку, качнула её в руке, примеряясь к весу и шваркнула со всей силы по кому из одеяла. Уже пробудившийся Гриша стиснул зубы, как молитву повторяя, что девчонок обижать нельзя, особенно если очень сильно хочется, и мстительно не вылезая. Катя опять шмякнула подушкой по брату, а потом завопила, срываясь на визг:
- Вставай, давай, мама с папой приехали!
Нет и не было никогда новости слаще для детского сердца, чем известие о приезде родителей. Гриша подпрыгнул, точно на него ведро холодной воды выплеснули, запутался в одеяле и чуть не рухнул на пол, Катюшка засмеялась, прикрывая рот рукой. Брат, восстанавливая пошатнувшуюся репутацию, строго глянул на сестрёнку, точно скопировав папин взгляд, но Катерина Яковлевна была неуязвима для оных методов воздействия, точно зная, что папочка её любит и никогда не обидит. Брат тоже, как бы он не надувался и не пытался казаться грозным и даже злым. Гриша добавил к строгости взора сердитое сопение, но сестрёнка сунула ему подушку и бросилась к двери, на ходу приказав:
- Пошли, первые пожелаем им доброго утра!
Катюшка точно знала: в зависимости от того, кто первым пожелает доброго утра, такой денёк и будет у родителей. Если первыми прибегут они с Гришей, значит, день пройдёт в хлопотах, но закончится благополучно, коли горничная вперёд успеет, значит весь день родителей не увидишь, а если, не дай бог, посыльный какой приспеет, тогда папочка вообще может по делам служебным отбыть, а то и мамочка вместе с ним уедет. Гриша поспешно бросился за сестрой, но не потому, что верил в её приметку, а потому, что знал: в спальню родителей, в папин кабинет или в мамину комнату без стука заходить не стоит, а то вдруг, они заняты? Духи, например, шибко не любили, когда кто-то прерывал их общение с медиумом, могли и обидеться, в отместку обдав холодом, а то и уронив что-нибудь. Увы, Катюшка такой ерундой, как разрешение войти, никогда не интересовалась, будучи свято уверена, что её все и всегда ждут, а как же иначе? Нянюшка Марина порой в отчаяние приходила, а папа неизменно смеялся и утверждал, что Катя нравом пошла в Елизавету Платоновну. Шутил, наверное, Гриша всегда считал тётю Лизу самой обаятельной и привлекательной, после мамы и сестрёнки, разумеется.
- Катя, подожди, - уже у самого порога родительской комнаты брату удалось ухватить сестру за руку, - стучаться надо, нельзя так просто вламываться, это неприлично.
Катя вздохнула, закатывая серо-голубые глаза:
- Ну, ты прямо как бабушка Маша или нянюшка Марина! Ладно, чего уж там, стучись.
После первого же стука дверь распахнулась, явив детям горячо любимых родителей.
- Папа!!! – завопила Катя, с ловкостью дельфинчика запрыгивая Якову на руки и крепко обнимая его, а то, вдруг, кто-то отнять захочет?!
Гриша вопить от восторга не стал, не маленький всё-таки, седьмой год уже, да и настоящий мужчина должен быть сдержан в проявлении чувств, но так крепко обнял маму, что Анна безошибочно поняла, как сильно ждал её сынишка. Катюшка восторженно попыхтела папе на ухо, чмокнула его в щёку, а затем совершенно серьёзно выпалила:
- Теперь мой черёд маму обнимать, а тебе, - девочка вздохнула, делая огромное одолжение и исключительно во имя справедливости, - папа достаётся.
Родители, которых поделили, даже не поинтересовавшись их мнением, не выдержали и рассмеялись.
- А после завтрака на речку пойдём, ну? – Катя пытливо смотрела на родителей, цепко держа маму за руку.
- Только после завтрака, - согласился Яков и тут же добавил, заметив, как хитро сверкнули глаза детей, - и, чур, за столом не капризничать.
Гриша и Катя вздохнули, отдавая должное проницательности отца. И всё равно, хорошо, что они с мамой приехали, сразу и солнце ярче засияло, и дом словно ожил. А ещё бабушка Маша вместе с бабушкой Варей непременно в честь приезда родителей что-нибудь вкусненькое приготовят, дедушка Петя фокусы показывать будет, дедушка Витя не станет долго в кабинете засиживаться. Да, определённо, просто великолепно, что родители так быстро приехали!
Завтрак прошёл в тёплом семейном кругу, Виктор Иванович на время позабыл о купеческих тяжбах, Мария Тимофеевна тоже сдержалась и не стала выговаривать Анне о подобающем и неподобающем для почтенной семейной дамы поведении. В конце концов, о чём ещё может мечтать мать, как не о счастлии любимой дочери, а сомневаться в том, что Аннушка вполне благополучна не приходится, вон, как сияют у неё глаза, как она вьюном льнёт к своему мужу, да и тот так и светится весь. Увидел бы кто из знакомцев сурового следователя, поди, и не признал бы. Пётр Иванович, по просьбе Гриши и Катюши, коим никогда не надоедало слушать эту историю, опять пустился в рассказ о том, как однажды к нему за помощью обратилась прелестная перепуганная дама, покой которой был бесцеремонно нарушен призраком князя Разумовского, возжаждавшем обрести бессмертие в сыне.
- И ты нашёл его сына, - Катя так увлеклась повествованием, что даже локти на стол положила, уперев подбородок в кулачки, но услышав неодобрительное покашливание Марии Тимофеевны села прилично, хотя слушать так захватывающую историю было в сотни раз менее увлекательно.
- Не глупи, ты прекрасно знаешь, что дедушка Петя просто прогнал злого духа, - возразил Гриша, стараясь, как и папа, следовать фактам и не предаваться глупым фантазиям.
Серо-голубые глаза Катюшки наполнились слезами, пухлые губки обиженно дрогнули. Малышка шмыгнула носом и трясущимся, словно заячий хвост, голосом протянула:
- А давай, в этот раз ты его нашёл, а? Он был заколдован, а вы его расколдовали, ну?
- Ещё скажи принцесса поцеловала, и он из лягушонка превратился в человека, - Гриша, не скрывая собственного скепсиса фыркнул и выпалил точь-в-точь как отец, с тем же особым ударением на у, - всё это чушь.
Григория Яковлевич в сей момент так оказался похож на папеньку, что Анна не удержалась от звонкого смешка, вспомнив, как отчаянно пыталась загнать господина Штольмана в больницу, опасаясь, что полученный им удар от кулачного бойца Никиты Белова был сметнем. Яков ответно улыбнулся жене, взглядом благодаря её за по-детски наивную заботу, от коей он, за время добровольного отлучения от собственных родных, успел отвыкнуть. Виктор Иванович посмотрел на жену, без слов говоря, что все её опасения были напрасны, увлечение дочери столичным следователем оказалось не пустой интрижкой, приносящей слёзы и бесчестье, а переросло в крепкую взаимную любовь, освящённую браком и появлением детей. Мария Тимофеевна непримиримо поджала губки, даже сейчас считая действия Анны излишне опрометчивыми и недостойными приличной барышни. Пётр Иванович чуть слышно вздохнул, довольный тем, что удалось соскользнуть с весьма щекотливой темы наследника Разумовского, но Катюшка, унаследовавшая упорство от обоих родителей, твёрдо помнила, что они обсуждали, на чём остановились и желая довести разговор до конца, разумеется, приятственного ей.
- Так ты его нашёл, да? – Катя пытливо воззрилась на дедушку, и под её внимательным взглядом Пётр Иванович опять невольно ощутил себя допрашиваемым, как в день обнаружения тела госпожи Кулешовой.
Миронов кашлянул, поправил шейный платок, невольно покосился на Якова Платоновича и решился выбрать из двух зол меньшее.
- Увы, Катрин, это оказалось невозможно.
- Я же говорил, - ввернул Гриша, довольный тем, что справедливость восторжествовала, и история не подверглась искажению.
Катя моментально показала брату язык, Гриша, воспользовавшись тем, что сидел близко и тянуться далеко не пришлось, дёрнул сестрицу за косу. Катюшка вознамерилась дать сдачу, но негромкое и ровное: «Выгоню» от отца заставило девочку отказаться от первоначальных планов. Малышка прекрасно знала, что отец слов на ветер не бросает и обещания всегда исполняет. Катя тяжело вздохнула, досадуя, что и в этот раз чуда не произошло и, признавая собственное поражение, протянула:
- Ладно, досказывай историю.
Нет, не зря всё-таки Анна за Якова вышла, с каждым годом всё краше становится, а как у неё глаза сияют, когда на мужа смотрит! И Штольман, словно новобрачный, с жены глаз не сводит, каждый жест ловит и всё прикоснуться норовит, как бы случайно. С князем-то бы такого точно не было, да и с Шумским тоже. Если только с Лёшей Елагиным, хотя…нет, Лёша тоже не вариант, Яков Платонович его, определённо, лучше.
Катя с Гришей спали, когда родители осторожно заглянули к ним в комнату, поправили сбившиеся во сне одеяльца и мягко отвели упавшие на лицо влажные от пота пряди волос. Намаявшийся за день Григорий от лёгкого поцелуя в щёку лишь вздохнул и улыбнулся во сне, а Катюшка распахнула сонные глазки и цепко, точно крохотная обезьянка, обхватила папу руками за шею, уютно устроив головку у него на плече и пролепетав:
- А кто сильнее: дракон или акула?
Яков удивлённо вскинул брови, честно подумал, привычно укачивая дочурку и негромко ответил:
- Дракон.
Увы, кратким ответом девчушка ограничиваться не собиралась, явив свойственную роду Штольман дотошность:
- А почему?
В тёмной и тёплой детской, с витающими в воздухе сладкими цветочными ароматами совершенно не хотелось вдаваться в детали зоологии, тем более, что драконы существа исключительно мифические, но Яков прекрасно знал, что Катюшка просто так не угомонится:
- Дракон огнедышащий, умеет летать, у него очень прочная чешуя, он может жить как в воде, так и на суше, а акула она обитает только в воде.
Катя внимательно выслушала объяснение отца и глубоко удовлетворённо вздохнула:
- Это хорошо, значит, ты его победишь.
Пришёл черёд Якову Платоновичу проявлять упорство:
- Кого, его?
- Акулу, с которым нас бабушка вчера познакомила, - успокоившись, малышка потеряла интерес к разговору, сладко зевнула и уже через миг крепко спала, по-прежнему цепко обнимая папу за шею, успев напоследок пробормотать невразумительное, - он ещё дельфином прикидывается.
Яков вопросительно посмотрел на Анну, но та лишь растерянно пожала плечами, талант дочери очень часто и её ставил в тупик. Штольман благоразумно решил всё узнать от Кати утром, благо, малышка, в отличие от него самого, никогда ни о чём не молчала, выпаливая всё, чем были заняты её мысли. Уложив дочку и тщательно подоткнув одеяло, Анна и Яков покинули детскую и отправились в свою комнату, заботливо подготовленную к их визиту Марией Тимофеевной. Спать не хотелось, но час был всё-таки ранний, а потому Анна решила проявить благоразумие, повернулась к мужу и прошептала чуть слышно:
- Отдохнём немного?
Яков улыбнулся той самой завораживающей соблазнительной улыбкой, от которой у Анны Викторовны перехватывало дыхание, мысли путались, а колени начинали подгибаться:
- У меня есть предложение получше.
Пуговка на светло-сером дорожном платье Анны расстегнулась словно бы сама собой, за ней ещё одна и ещё. Не разрывая магнетический контакт глаз, Яков медленно привлёк жену к себе, не спеша, наслаждаясь каждым мгновением, поцеловал. Анна хрипло вздохнула, обхватила мужа за плечи, скользя руками по сюртуку, а ведь так хотелось коснуться обжигающе-горячей кожи! Сюртук отлетел в угол, за ним последовал жилет, платье стекло по телу Анны и расплескалось у её ног, словно морская пена, из которой рождалась богиня любви и красоты. Яков на краткий, показавшийся обоим вечностью, миг отстранился, сдёрнул покрывало с кровати и стянул рубашку. Анна положила ладонь на шрам, оставшийся после памятной дуэли, приведший чиновника по особым поручениям сыскного отделения департамента полиции в тихий провинциальный Затонск. Сейчас, по прошествии стольких лет, шрам побелел и окончательно зарубцевался, не беспокоя Якова Платоновича даже в непогоду. Яков подхватил руку Анны и принялся нежно целовать каждый пальчик, постепенно поднимаясь всё выше. И опять, как в первые месяцы знакомства, слова пропали, исчезли, потеряв весь смысл. Осталось лишь одно дыхание на двоих, синхронный стук сердца и глаза, шепчущие о любви. Анна припала к мужу, поцеловала его шрам, прижалась щекой к плечу, выдохнула чуть слышно:
- Яша…
Яков подхватил жену, бережно уложил на прохладные, пахнущие лавандой простыни, осыпал поцелуями лицо, шею, плечи. Анна была его звездой, ангелом-хранителем, солнечным зайчиком, жизнью и сердцем. В нелёгкий час испытаний, когда Уваков объявил на Штольмана настоящую охоту, Анна отдала себя Якову всю, без остатка, связав воедино их сердца и судьбы. И отныне, какие бы бури не проносились над головой упрямого и принципиального следователя, он твёрдо знал: есть тихая гавань, где его любят и ждут, где в него верят безусловно и примут любым. И сам Штольман не колеблясь ни на миг отдал Анне Викторовне своё сердце, готовый беречь и защищать своего ангела-хранителя, пусть и ценой собственной жизни. Записные циники, очевидно, не сильно-то счастливые в супружестве и не познавшие истинных чувств, утверждали, что через три года семейной жизни любовь к жене становится привычкой, а посещение её спальни становится подобным приходу почтового курьерского поезда: чётко по расписанию и остановка не более, чем на полчаса. Для Анны и Якова каждая ночь любви была словно сразу после венчания, когда все беды и напасти минули, оставив лишь так любимое романистами «Долго и счастливо». Тишину комнаты разорвал тихий приглушённый вскрик, хриплое, идущее из глубины сердца:
- Я люблю тебя.
Утомлённая Анна задремала, прижавшись к мужу, а Яков смотрел на спящую жену, вспоминая каждый миг их встреч, совместные расследования, прогулки, даже разрывы, кажущиеся окончательными, но всё равно приводящие к примирению, потому как единое целое не может жить порознь, он гибнет, ощущая собственную разбитость. Штольман и сам не заметил, как заснул, видя во сне обворожительную голубоглазую барышню, едва не сбившую его с ног и ставшую бесценной частью его жизни, засиявшей после памятной встречи новыми красками.
Прода от 23.04.2021, 12:31
Катюшка проснулась, словно её что-то подкинуло изнутри, широко распахнутыми глазами уставилась в потолок, удовлетворённо улыбнулась, поняв, что они уже у бабушки Маши и тут же вспомнила ещё одну потрясающую новость, не поделиться коей с братом было бы, как говорил дедушка Витя, безобразием чистой воды. Услышав первый раз это высказывание, малышка пристала к папе с вопросом, бывает ли безобразие грязной воды и не отлипала до тех пор, пока Яков не сказал ей, что безобразие грязной воды – это подлость и мерзость, то, что очень тяжело понять и ещё труднее простить. Пожалуй, утаить прыгающую на языке новость было бы именно подлостью, а потому Катя спнула одеяло, колобком скатилась с кровати и принялась тормошить брата. Гриша, не большой любитель ранних побудок, мычал, фырчал, дрыгал ногой и пытался укрыться от сестры под одеялом, но настырная Катюшка не отставала. Девчушка смогла вытащить из-под головы брата подушку, но Грише удалось-таки юркнуть в уютную норку из одеяла и затаиться там. Катя досадливо прикусила губку, гадая, не пора ли пускать в ход оружие массового поражения, то есть слёзы, но потом посмотрела на подушку, качнула её в руке, примеряясь к весу и шваркнула со всей силы по кому из одеяла. Уже пробудившийся Гриша стиснул зубы, как молитву повторяя, что девчонок обижать нельзя, особенно если очень сильно хочется, и мстительно не вылезая. Катя опять шмякнула подушкой по брату, а потом завопила, срываясь на визг:
- Вставай, давай, мама с папой приехали!
Нет и не было никогда новости слаще для детского сердца, чем известие о приезде родителей. Гриша подпрыгнул, точно на него ведро холодной воды выплеснули, запутался в одеяле и чуть не рухнул на пол, Катюшка засмеялась, прикрывая рот рукой. Брат, восстанавливая пошатнувшуюся репутацию, строго глянул на сестрёнку, точно скопировав папин взгляд, но Катерина Яковлевна была неуязвима для оных методов воздействия, точно зная, что папочка её любит и никогда не обидит. Брат тоже, как бы он не надувался и не пытался казаться грозным и даже злым. Гриша добавил к строгости взора сердитое сопение, но сестрёнка сунула ему подушку и бросилась к двери, на ходу приказав:
- Пошли, первые пожелаем им доброго утра!
Катюшка точно знала: в зависимости от того, кто первым пожелает доброго утра, такой денёк и будет у родителей. Если первыми прибегут они с Гришей, значит, день пройдёт в хлопотах, но закончится благополучно, коли горничная вперёд успеет, значит весь день родителей не увидишь, а если, не дай бог, посыльный какой приспеет, тогда папочка вообще может по делам служебным отбыть, а то и мамочка вместе с ним уедет. Гриша поспешно бросился за сестрой, но не потому, что верил в её приметку, а потому, что знал: в спальню родителей, в папин кабинет или в мамину комнату без стука заходить не стоит, а то вдруг, они заняты? Духи, например, шибко не любили, когда кто-то прерывал их общение с медиумом, могли и обидеться, в отместку обдав холодом, а то и уронив что-нибудь. Увы, Катюшка такой ерундой, как разрешение войти, никогда не интересовалась, будучи свято уверена, что её все и всегда ждут, а как же иначе? Нянюшка Марина порой в отчаяние приходила, а папа неизменно смеялся и утверждал, что Катя нравом пошла в Елизавету Платоновну. Шутил, наверное, Гриша всегда считал тётю Лизу самой обаятельной и привлекательной, после мамы и сестрёнки, разумеется.
- Катя, подожди, - уже у самого порога родительской комнаты брату удалось ухватить сестру за руку, - стучаться надо, нельзя так просто вламываться, это неприлично.
Катя вздохнула, закатывая серо-голубые глаза:
- Ну, ты прямо как бабушка Маша или нянюшка Марина! Ладно, чего уж там, стучись.
После первого же стука дверь распахнулась, явив детям горячо любимых родителей.
- Папа!!! – завопила Катя, с ловкостью дельфинчика запрыгивая Якову на руки и крепко обнимая его, а то, вдруг, кто-то отнять захочет?!
Гриша вопить от восторга не стал, не маленький всё-таки, седьмой год уже, да и настоящий мужчина должен быть сдержан в проявлении чувств, но так крепко обнял маму, что Анна безошибочно поняла, как сильно ждал её сынишка. Катюшка восторженно попыхтела папе на ухо, чмокнула его в щёку, а затем совершенно серьёзно выпалила:
- Теперь мой черёд маму обнимать, а тебе, - девочка вздохнула, делая огромное одолжение и исключительно во имя справедливости, - папа достаётся.
Родители, которых поделили, даже не поинтересовавшись их мнением, не выдержали и рассмеялись.
- А после завтрака на речку пойдём, ну? – Катя пытливо смотрела на родителей, цепко держа маму за руку.
- Только после завтрака, - согласился Яков и тут же добавил, заметив, как хитро сверкнули глаза детей, - и, чур, за столом не капризничать.
Гриша и Катя вздохнули, отдавая должное проницательности отца. И всё равно, хорошо, что они с мамой приехали, сразу и солнце ярче засияло, и дом словно ожил. А ещё бабушка Маша вместе с бабушкой Варей непременно в честь приезда родителей что-нибудь вкусненькое приготовят, дедушка Петя фокусы показывать будет, дедушка Витя не станет долго в кабинете засиживаться. Да, определённо, просто великолепно, что родители так быстро приехали!
Завтрак прошёл в тёплом семейном кругу, Виктор Иванович на время позабыл о купеческих тяжбах, Мария Тимофеевна тоже сдержалась и не стала выговаривать Анне о подобающем и неподобающем для почтенной семейной дамы поведении. В конце концов, о чём ещё может мечтать мать, как не о счастлии любимой дочери, а сомневаться в том, что Аннушка вполне благополучна не приходится, вон, как сияют у неё глаза, как она вьюном льнёт к своему мужу, да и тот так и светится весь. Увидел бы кто из знакомцев сурового следователя, поди, и не признал бы. Пётр Иванович, по просьбе Гриши и Катюши, коим никогда не надоедало слушать эту историю, опять пустился в рассказ о том, как однажды к нему за помощью обратилась прелестная перепуганная дама, покой которой был бесцеремонно нарушен призраком князя Разумовского, возжаждавшем обрести бессмертие в сыне.
- И ты нашёл его сына, - Катя так увлеклась повествованием, что даже локти на стол положила, уперев подбородок в кулачки, но услышав неодобрительное покашливание Марии Тимофеевны села прилично, хотя слушать так захватывающую историю было в сотни раз менее увлекательно.
- Не глупи, ты прекрасно знаешь, что дедушка Петя просто прогнал злого духа, - возразил Гриша, стараясь, как и папа, следовать фактам и не предаваться глупым фантазиям.
Серо-голубые глаза Катюшки наполнились слезами, пухлые губки обиженно дрогнули. Малышка шмыгнула носом и трясущимся, словно заячий хвост, голосом протянула:
- А давай, в этот раз ты его нашёл, а? Он был заколдован, а вы его расколдовали, ну?
- Ещё скажи принцесса поцеловала, и он из лягушонка превратился в человека, - Гриша, не скрывая собственного скепсиса фыркнул и выпалил точь-в-точь как отец, с тем же особым ударением на у, - всё это чушь.
Григория Яковлевич в сей момент так оказался похож на папеньку, что Анна не удержалась от звонкого смешка, вспомнив, как отчаянно пыталась загнать господина Штольмана в больницу, опасаясь, что полученный им удар от кулачного бойца Никиты Белова был сметнем. Яков ответно улыбнулся жене, взглядом благодаря её за по-детски наивную заботу, от коей он, за время добровольного отлучения от собственных родных, успел отвыкнуть. Виктор Иванович посмотрел на жену, без слов говоря, что все её опасения были напрасны, увлечение дочери столичным следователем оказалось не пустой интрижкой, приносящей слёзы и бесчестье, а переросло в крепкую взаимную любовь, освящённую браком и появлением детей. Мария Тимофеевна непримиримо поджала губки, даже сейчас считая действия Анны излишне опрометчивыми и недостойными приличной барышни. Пётр Иванович чуть слышно вздохнул, довольный тем, что удалось соскользнуть с весьма щекотливой темы наследника Разумовского, но Катюшка, унаследовавшая упорство от обоих родителей, твёрдо помнила, что они обсуждали, на чём остановились и желая довести разговор до конца, разумеется, приятственного ей.
- Так ты его нашёл, да? – Катя пытливо воззрилась на дедушку, и под её внимательным взглядом Пётр Иванович опять невольно ощутил себя допрашиваемым, как в день обнаружения тела госпожи Кулешовой.
Миронов кашлянул, поправил шейный платок, невольно покосился на Якова Платоновича и решился выбрать из двух зол меньшее.
- Увы, Катрин, это оказалось невозможно.
- Я же говорил, - ввернул Гриша, довольный тем, что справедливость восторжествовала, и история не подверглась искажению.
Катя моментально показала брату язык, Гриша, воспользовавшись тем, что сидел близко и тянуться далеко не пришлось, дёрнул сестрицу за косу. Катюшка вознамерилась дать сдачу, но негромкое и ровное: «Выгоню» от отца заставило девочку отказаться от первоначальных планов. Малышка прекрасно знала, что отец слов на ветер не бросает и обещания всегда исполняет. Катя тяжело вздохнула, досадуя, что и в этот раз чуда не произошло и, признавая собственное поражение, протянула:
- Ладно, досказывай историю.
