Он правит Норт-Истом. По фамилии можно догадаться, что правление у них наследное. Что-то вроде королевства. О семействе Нортистов я наслышан достаточно, упрямые гордецы с императорскими замашками, у которых в большом почете кровосмесительные браки. Последний стул на левой стороне занимает – Фауст. В целом, неплохой мужик, правда весит больше, чем бык и постоянно потеет. Из всех присутствующих к нему у меня меньше всего вопросов. И к его городу – Мэнсане.
На правой стороне «ринга» у нас расположились всего два человека, оба одинаково мерзки и тяжелы на подъем. Француз с длинной фамилией и отвратительным акцентом, но, к счастью, у него есть вполне простая кличка – Сартр. Он прямо-таки тащится от работ этого философа и незаслуженно присвоил себе часть его имени. Сартр правит Супербией. Звучит почти как Гиперборея, но по факту является самым слабым из семи городов. Его сосед – Каин, существо неопределенной национальности, размером с чихуахуа, его рост вряд ли достигает метра пятидесяти. Да и лицом он не вышел, какой-то весь морщинистый и сальный. Он все-таки не чистокровный чихуахуа, а скорее помесь бульдога и чихуахуа. Так его описание будет более точным. Про Каина я не знаю почти ничего, его город – Цирта. Так уж получилось, что Цирта никогда особо не была вовлечена в политику, даже война, которую развязал Римс, обошла город стороной.
В крайнем левом углу, в кожаном кресле, почти у самого окна, расположилась Анна, она на удивление спокойна, словно ожидает, что сейчас я в очередной раз совершу какую-нибудь глупость и дам ей сто очков вперед на осуществление ее планов. Пусть надеется, ага. Последним из присутствующих был Римс. Он молча курил сигару и окидывал всех присутствующих взглядом, полным превосходства и отвращения. В свою очередь, никто из правителей не решался встретиться глазами с ним, предпочитая смотреть куда угодно, но только не в ту сторону, где стоял Римс. Тут я почувствовал некоторый укол зависти, как ему удалось настолько сильно подчинить этих людей своей воле? Они и приехали-то сюда, наверное, только по той причине, что испугались расстроить Римса. Не меня, а его. Довольно противное чувство, ага. Словно ты незаслуженно занимаешь чье-то место или имя, как тот противный француз Сартр.
Пошло оно все к черту. Сейчас я тут главный. Жить прошлым – значит утопать в иллюзиях. Утопать в бесконечной саморефлексии и боли. Этот этап я уже прошел; сегодня же я должен доказать в первую очередь самому себе, что способен на большее.
– Добрый день, господа, – я занял свое место во главе стола и постарался говорить самым глубоким и грубым голосом, на который вообще способен, – я думаю, вы весь последний день гадали о причинах нашей встречи. Сразу скажу, что любое ваше предположение окажется ложным. И без прелюдий заявлю о том, что зрело в моей голове последние несколько лет. Союзу свободных городов пришел конец. С этого дня будет существовать только Республика Тенебрис. В нее войдут семь провинций. Центром республики станет Тенебрис. А правителем я. И это еще не все. Я очень недоволен каждым из вас. Поэтому руководство провинций будет назначено лично мной после некоторых совещаний. Можете воспринимать нашу сегодняшнюю встречу, как мирную просьбу об отставке и временной передаче всех полномочий мне.
В зале повисло тягостное молчание, казалось, что только Римс был доволен услышанным, он, не скрывая улыбки, выпустил пару колечек дыма в потолок. Видимо, то, что я озвучил, было отчасти и его планом. Планом, реализации которого помешало мое появление. Или, напротив, поспособствовало? Ответ на этот вопрос мне тоже еще предстоит найти.
– Правильно ли я понимаю, что данное решение также лишает нас всех преференций? – после тягостного молчания в разговор вступил Алан Нортист. Он держался лучше всех.
– Это зависит от того, на каких условиях вы передадите мне власть над провинциями. При мирной передаче я готов законодательно закрепить за вами некоторые преференции. Конечно, не в том объеме, который вы имеете сейчас, но могу точно гарантировать нормальную жизнь без политических преследований и репрессий. В противном же случае, я буду вынужден ввести в ваши провинции войска. Надеюсь, что ни у кого нет иллюзий насчет того, что армию Тенебриса можно победить в прямом столкновении?
– Я умываю руки, – Нортист лениво потянулся и вытащил из пачки сигарету, – где подписать?
– Так просто? – в разговор вмешался противный французик, его и без того красное лицо приобрело цвет томата, главное, чтобы этот засранец тут не помер от гипертонического криза. – Я против. Союз семи городов изначально создавался с целью ограничить власть и не допустить повторения негативных сценариев прошлого. Никто не имеет права просто взять и отменить его. Тем более, никто не имеет права узурпировать власть. Супербия готова выступить против тиранической политики Тенебриса.
– С ультиматумами всегда просто, – Нортист глубоко затянулся и одарил француза снисходительной улыбкой, – либо ставишь подпись там, где нужно, либо получаешь пулю в спину. На вашем месте я бы не противился воле Императора.
Этот чудак льстит моему самолюбию. Императором меня точно еще никто не называл. С его мозгами и покорностью, возможно, стоит оставить город за ним.
– Это просто возмутительно! – француз, кажется, исчерпал все свои душевные силы и после этой реплики просто замолк, его тяжелое дыхание наполнило собой помещение.
– Я сдам Пекатум в обмен на гарантии безопасности и некоторое финансовое поощрение, – это высказался Рю Вотару. Уже двое. Посмотрим, как ситуация будет развиваться дальше. Все несогласные сегодня просто умрут. Они еще, конечно, пока даже об этом не подозревают. Я разыгрываю этот спектакль для Анны. – Хочу, чтобы мне и моей семье обеспечили переезд в Тенебрис и достойный уровень жизни.
– Вы получите все, что захотите после подписания документов, – я снова попытался выдавить из себя максимально уверенный тембр голоса. Тяжело мне даются переговоры, проще было бы просто убить всех этих людей. Но это создало бы новые проблемы, а мне хватает и уже имеющихся. В случае, если хотя бы часть правителей сегодня примет мои условия, то мне не придется воевать со всем миром. Я легко узурпирую власть в провинциях «согласившихся» и поставлю туда своих людей, а с остальными решу вопрос с помощью грубой силы. Мне не привыкать. Если смог Римс, смогу и я, иначе быть не может.
– Тогда я в игре, – Фауст устало почесал затылок, – если речь идет обо всем, что мы захотим… я захочу. То я готов обменять Мэнсану на место в правительстве новой Республики Тенебрис. Это окно возможностей. Раздробленность и постоянные военные конфликты не идут на пользу экономике. Сейчас мой город, – Фауст спохватился, – ваша провинция переживает не самые лучшие времена, так что подобные перемены пойдут на пользу всем нам.
– Принято, – уже трое, дела идут намного лучше, чем я предполагал. От французика точно придется избавиться, но это меня нисколько не печалит, даже, наоборот, придает всему происходящему некоторый азарт. Остался последний человек и последнее мнение. – Что думает представитель Цирты?
– Цирта заключила соглашение о военном сотрудничестве с Ин-де-Руином, представляющим по мощности первую экономику и вторую армию мира. Я не уполномочен проводить какие-либо переговоры без представителя Ин-де-Руина, – бульдожья морда довольно оскалилась. Не зря этого придурка Каином прозвали, закончит так же. Но о каком таком сотрудничестве идет речь, и с кем он мог подписать документы? Еще и про первую экономику сказанул, чушь собачья, Тенебрис прочно занимает эту позицию долгие годы, и речи быть не может о том, чтобы Ин-де-Руин представлял хотя бы какую-то опасность для Тенебриса. Наша экономика сильнее в несколько раз.
– Действующий представитель Ин-де-Руина погиб. Все соглашения считаются недействительными. От его имени могу говорить только я.
– Вы так считаете? А вот его дочь думает иначе, – Каин бросил на меня взгляд, полный превосходства, зря он так. – Сегодня утром, перед перелетом я встретился с ней.
– С мертвым человеком? Вы медиум? – эта беседа начинает меня утомлять.
– О, поверьте, господин министр, она живее всех живых.
Дочь Дитриха? Я слышал о ее смерти. А что мне, в целом, известно о ней? Да ничего, кроме того, что Дитрих ее на дух не выносил. Раз она жива, что еще требует уточнений и проверки, то можно предположить, что конфликт в Ин-де-Руине именно ее рук дело. Это несколько усложняет мой план, но не меняет его основных принципов. Нужно узнать больше о ситуации с дочерью Дитриха перед тем, как спускать собак.
– Может, расскажете подробнее. У меня на ее счет была несколько иная информация.
– Я не считаю, что имею право разглашать конфиденциальную информацию, – вот наглая рожа. Еще лыбится. Если ты такой умный, зараза, то чего сегодня сюда приперся и еще упираешься? Пожалуй, для этого придурка я сделаю исключение. Мне бы хотелось выведать все, что ему известно. Я убью Каина не сразу, пусть прочувствует всю боль своего погружения в землю Нод27 - Место, куда, согласно библейской, ветхозаветной Книге Бытия, был изгнан земледелец Каин после убийства своего брата Авеля.. – Тем более на предлагаемых вами, министр, условиях. Вместо этого я хотел бы вынести на дискуссию тему о «коалиции несогласных», куда входят: Ин-де-Руин, Цирта и Супербия. Между нашими городами было заключено соглашение о всеобъемлющем сотрудничестве во многих отраслях. Не считаясь с нами, вы совершаете огромную ошибку.
– Именно так, – французик Сартр немного пришел в себя после слов его «коллеги» и тоже решил показать мне свои зубы. – Мы готовы к любой санкционной политике со стороны Тенебриса, наши армии и заводы обеспечат нам независимость.
И вот как мне говорить с этими людьми? Я предлагаю им иной взгляд на мир, а они упираются в свое старое бессмысленное видение. После создания Республики эти идиоты получили бы все, что им только в голову взбредет, но нет же, нужно выставить напоказ свой оскал, уцепиться за химеру власти и вместе с ней уйти на дно. Что ж, это их выбор, ага. Теперь еще эта проблема с Ин-де-Руином. Черт. С Дитрихом мы бы управились со всем этим в два счета, но теперь, когда город фактически остался без правителя, появилось слишком большое окно для спекуляций. С этим мне тоже придется что-то решать. Я посмотрел на самодовольную физиономию Римса и задал единственный по-настоящему интересующий меня сейчас вопрос:
– Ты решишь проблему с Ин-де-Руином?
– С огромным удовольствием, император, – Римс передразнил Нортиста, – In hostem omnia licita28 - По отношению к врагу все дозволено (лат.).. Я прав?
– Абсолютно, – уж крылатые фразы на латинском я знаю, хоть что-то из тарабарщины Римса понять могу. Хотя, видимо, он выбрал столь простое выражение неспроста, а для того, чтобы я смог его понять.
– Magnifique29 - Прекрасно (фр.).! Тогда не вижу смысла больше затягивать этот спектакль.
Си все-таки ему проболтался. Я должен был быть готов к подобному, все-таки этих двоих связывает какая-то почти родственная связь. Ну и черт с ним. Я сжал холодную рукоятку пистолета, который Си передал мне прямо перед тем, как мы вошли в конференц-зал.
– Согласен. Голосуем господа. Кто за Республику Тенебрис?
Вверх ожидаемо взмыло только три руки. Гадкий французик и библейский братоубийца продолжили сидеть с насупленными физиономиями. Я встал со своего кресла и вытащил пистолет, первая пуля пробила череп Сартра, он рухнул назад вместе со своим креслом, вторым выстрелом я прострелил шейную артерию Каина, я целился очень аккуратно, даже невзирая на дрожь в руках, пусть немного помучается. Хрен с ним, с этим допросом, делегирую проблемы Ин-де-Руина Римсу. По телу разлилось какое-то чудовищно приятное и давно забытое ощущение, все-таки жизнь превратила меня в настоящего маньяка и психопата. Сегодня я впервые за пять лет испытал истинное наслаждение. Я сделал глубокий и полный наслаждения вдох-выдох и опустился в свое кресло. Каин, с лицом, полным ужаса, пытался зажать свою шею, из которой на стол, обильно, пульсируя, брызгала ярко-алая артериальная кровь. Интересный факт: она отличается по оттенку от венозной; венозная больше похожа на вишню, а вот артериальная ввиду высокой концентрации оксигемоглобина имеет более яркий и приятный глазу оттенок.
Я думал, что после моего поступка в зале начнется настоящий переполох, но люди продолжили сидеть с абсолютно невозмутимыми лицами, только Фауст пересел на другое кресло, чтобы не запачкаться в крови.
– Ты доволен? – Анна подала голос впервые с начала собрания.
– Кажется, что да, – я снова поднялся на ноги, хочу убраться отсюда поскорее, а то мне становится как-то не по себе от этих булькающих хрипов. – Все детали по поводу договоров согласуем на следующей неделе, как и обещал, я готов рассмотреть любое ваше предложение.
– Мы перед вами в долгу, Император, – слова Нортиста последнее, что донеслось до меня, когда я уже был у самого выхода. О такой ли Республике я мечтал? Я хотел привнести в мир порядок своим правлением, сделать его справедливым, настоящим… и что? Теперь я император! Диктатор и такой же ублюдок, как и все правители до меня. Паршивая ноша. Лучше уж быть бомжом или безумным художником, что, по сути, понятия тождественные, чем править даже самым маленьким кусочком мира. А мне достался весь кусок! И это меня безумно угнетает. Каждое решение дается мне с таким трудом, словно я действительно принимаю его с позиции миллиарда человек.
Я направился назад в свой кабинет. Любой, кто увидел бы меня сейчас, подумал бы, что я смертельно болен. А ведь, на самом деле, это сущая правда, я болен. Действительно. Я долго пытался увиливать от этой мысли, но… и сейчас увиливаю. Проще же спихнуть всю ответственность на болезнь, чем взять ее на себя? Устроил хрен пойми что, убил человека или… двух? И все из-за безумного желания изменить что-то в себе, проблема не в мире, проблема во мне. То, что я делаю сейчас, я делаю только ради себя. Я лживый тиран и трус. И признаюсь себе в этом только единожды. Все остальное время я буду называть это «болезнью», потому что так проще; потому что так мои боль и злоба будут обращены не на самого себя, а на мир, его творца и моих «врагов», которых я только что создал себе сам.
Я просто болен. Вот в этом и кроется вся причина моих несчастий. Точно. Я изменю мир и выздоровею. Я болею не от собственного желания, а от несправедливости, которая окружает меня на протяжении жизни. Все именно так и никак иначе. Я всего лишь жертва и заложник обстоятельств. Я вынужден убивать людей и развязывать войны. Это не потому, что я садист и тиран. Это оттого, что мир болен. Точно так же болен, как я сам. И только наше общее выздоровление подарит людям счастье и покой. Именно так, ага.
Почему лифт едет так долго? Время словно превратилось в какой-то гадкий растянутый пузырь, полный зловоний. Руки начинали дрожать все сильнее и сильнее, а чувство беспокойства нарастало. Мне нужна очередная доза синего льда. Я обещал себе, что не стану злоупотреблять подобными вещами, но сейчас ситуация действительно критическая.
На правой стороне «ринга» у нас расположились всего два человека, оба одинаково мерзки и тяжелы на подъем. Француз с длинной фамилией и отвратительным акцентом, но, к счастью, у него есть вполне простая кличка – Сартр. Он прямо-таки тащится от работ этого философа и незаслуженно присвоил себе часть его имени. Сартр правит Супербией. Звучит почти как Гиперборея, но по факту является самым слабым из семи городов. Его сосед – Каин, существо неопределенной национальности, размером с чихуахуа, его рост вряд ли достигает метра пятидесяти. Да и лицом он не вышел, какой-то весь морщинистый и сальный. Он все-таки не чистокровный чихуахуа, а скорее помесь бульдога и чихуахуа. Так его описание будет более точным. Про Каина я не знаю почти ничего, его город – Цирта. Так уж получилось, что Цирта никогда особо не была вовлечена в политику, даже война, которую развязал Римс, обошла город стороной.
В крайнем левом углу, в кожаном кресле, почти у самого окна, расположилась Анна, она на удивление спокойна, словно ожидает, что сейчас я в очередной раз совершу какую-нибудь глупость и дам ей сто очков вперед на осуществление ее планов. Пусть надеется, ага. Последним из присутствующих был Римс. Он молча курил сигару и окидывал всех присутствующих взглядом, полным превосходства и отвращения. В свою очередь, никто из правителей не решался встретиться глазами с ним, предпочитая смотреть куда угодно, но только не в ту сторону, где стоял Римс. Тут я почувствовал некоторый укол зависти, как ему удалось настолько сильно подчинить этих людей своей воле? Они и приехали-то сюда, наверное, только по той причине, что испугались расстроить Римса. Не меня, а его. Довольно противное чувство, ага. Словно ты незаслуженно занимаешь чье-то место или имя, как тот противный француз Сартр.
Пошло оно все к черту. Сейчас я тут главный. Жить прошлым – значит утопать в иллюзиях. Утопать в бесконечной саморефлексии и боли. Этот этап я уже прошел; сегодня же я должен доказать в первую очередь самому себе, что способен на большее.
– Добрый день, господа, – я занял свое место во главе стола и постарался говорить самым глубоким и грубым голосом, на который вообще способен, – я думаю, вы весь последний день гадали о причинах нашей встречи. Сразу скажу, что любое ваше предположение окажется ложным. И без прелюдий заявлю о том, что зрело в моей голове последние несколько лет. Союзу свободных городов пришел конец. С этого дня будет существовать только Республика Тенебрис. В нее войдут семь провинций. Центром республики станет Тенебрис. А правителем я. И это еще не все. Я очень недоволен каждым из вас. Поэтому руководство провинций будет назначено лично мной после некоторых совещаний. Можете воспринимать нашу сегодняшнюю встречу, как мирную просьбу об отставке и временной передаче всех полномочий мне.
В зале повисло тягостное молчание, казалось, что только Римс был доволен услышанным, он, не скрывая улыбки, выпустил пару колечек дыма в потолок. Видимо, то, что я озвучил, было отчасти и его планом. Планом, реализации которого помешало мое появление. Или, напротив, поспособствовало? Ответ на этот вопрос мне тоже еще предстоит найти.
– Правильно ли я понимаю, что данное решение также лишает нас всех преференций? – после тягостного молчания в разговор вступил Алан Нортист. Он держался лучше всех.
– Это зависит от того, на каких условиях вы передадите мне власть над провинциями. При мирной передаче я готов законодательно закрепить за вами некоторые преференции. Конечно, не в том объеме, который вы имеете сейчас, но могу точно гарантировать нормальную жизнь без политических преследований и репрессий. В противном же случае, я буду вынужден ввести в ваши провинции войска. Надеюсь, что ни у кого нет иллюзий насчет того, что армию Тенебриса можно победить в прямом столкновении?
– Я умываю руки, – Нортист лениво потянулся и вытащил из пачки сигарету, – где подписать?
– Так просто? – в разговор вмешался противный французик, его и без того красное лицо приобрело цвет томата, главное, чтобы этот засранец тут не помер от гипертонического криза. – Я против. Союз семи городов изначально создавался с целью ограничить власть и не допустить повторения негативных сценариев прошлого. Никто не имеет права просто взять и отменить его. Тем более, никто не имеет права узурпировать власть. Супербия готова выступить против тиранической политики Тенебриса.
– С ультиматумами всегда просто, – Нортист глубоко затянулся и одарил француза снисходительной улыбкой, – либо ставишь подпись там, где нужно, либо получаешь пулю в спину. На вашем месте я бы не противился воле Императора.
Этот чудак льстит моему самолюбию. Императором меня точно еще никто не называл. С его мозгами и покорностью, возможно, стоит оставить город за ним.
– Это просто возмутительно! – француз, кажется, исчерпал все свои душевные силы и после этой реплики просто замолк, его тяжелое дыхание наполнило собой помещение.
– Я сдам Пекатум в обмен на гарантии безопасности и некоторое финансовое поощрение, – это высказался Рю Вотару. Уже двое. Посмотрим, как ситуация будет развиваться дальше. Все несогласные сегодня просто умрут. Они еще, конечно, пока даже об этом не подозревают. Я разыгрываю этот спектакль для Анны. – Хочу, чтобы мне и моей семье обеспечили переезд в Тенебрис и достойный уровень жизни.
– Вы получите все, что захотите после подписания документов, – я снова попытался выдавить из себя максимально уверенный тембр голоса. Тяжело мне даются переговоры, проще было бы просто убить всех этих людей. Но это создало бы новые проблемы, а мне хватает и уже имеющихся. В случае, если хотя бы часть правителей сегодня примет мои условия, то мне не придется воевать со всем миром. Я легко узурпирую власть в провинциях «согласившихся» и поставлю туда своих людей, а с остальными решу вопрос с помощью грубой силы. Мне не привыкать. Если смог Римс, смогу и я, иначе быть не может.
– Тогда я в игре, – Фауст устало почесал затылок, – если речь идет обо всем, что мы захотим… я захочу. То я готов обменять Мэнсану на место в правительстве новой Республики Тенебрис. Это окно возможностей. Раздробленность и постоянные военные конфликты не идут на пользу экономике. Сейчас мой город, – Фауст спохватился, – ваша провинция переживает не самые лучшие времена, так что подобные перемены пойдут на пользу всем нам.
– Принято, – уже трое, дела идут намного лучше, чем я предполагал. От французика точно придется избавиться, но это меня нисколько не печалит, даже, наоборот, придает всему происходящему некоторый азарт. Остался последний человек и последнее мнение. – Что думает представитель Цирты?
– Цирта заключила соглашение о военном сотрудничестве с Ин-де-Руином, представляющим по мощности первую экономику и вторую армию мира. Я не уполномочен проводить какие-либо переговоры без представителя Ин-де-Руина, – бульдожья морда довольно оскалилась. Не зря этого придурка Каином прозвали, закончит так же. Но о каком таком сотрудничестве идет речь, и с кем он мог подписать документы? Еще и про первую экономику сказанул, чушь собачья, Тенебрис прочно занимает эту позицию долгие годы, и речи быть не может о том, чтобы Ин-де-Руин представлял хотя бы какую-то опасность для Тенебриса. Наша экономика сильнее в несколько раз.
– Действующий представитель Ин-де-Руина погиб. Все соглашения считаются недействительными. От его имени могу говорить только я.
– Вы так считаете? А вот его дочь думает иначе, – Каин бросил на меня взгляд, полный превосходства, зря он так. – Сегодня утром, перед перелетом я встретился с ней.
– С мертвым человеком? Вы медиум? – эта беседа начинает меня утомлять.
– О, поверьте, господин министр, она живее всех живых.
Дочь Дитриха? Я слышал о ее смерти. А что мне, в целом, известно о ней? Да ничего, кроме того, что Дитрих ее на дух не выносил. Раз она жива, что еще требует уточнений и проверки, то можно предположить, что конфликт в Ин-де-Руине именно ее рук дело. Это несколько усложняет мой план, но не меняет его основных принципов. Нужно узнать больше о ситуации с дочерью Дитриха перед тем, как спускать собак.
– Может, расскажете подробнее. У меня на ее счет была несколько иная информация.
– Я не считаю, что имею право разглашать конфиденциальную информацию, – вот наглая рожа. Еще лыбится. Если ты такой умный, зараза, то чего сегодня сюда приперся и еще упираешься? Пожалуй, для этого придурка я сделаю исключение. Мне бы хотелось выведать все, что ему известно. Я убью Каина не сразу, пусть прочувствует всю боль своего погружения в землю Нод27 - Место, куда, согласно библейской, ветхозаветной Книге Бытия, был изгнан земледелец Каин после убийства своего брата Авеля.. – Тем более на предлагаемых вами, министр, условиях. Вместо этого я хотел бы вынести на дискуссию тему о «коалиции несогласных», куда входят: Ин-де-Руин, Цирта и Супербия. Между нашими городами было заключено соглашение о всеобъемлющем сотрудничестве во многих отраслях. Не считаясь с нами, вы совершаете огромную ошибку.
– Именно так, – французик Сартр немного пришел в себя после слов его «коллеги» и тоже решил показать мне свои зубы. – Мы готовы к любой санкционной политике со стороны Тенебриса, наши армии и заводы обеспечат нам независимость.
И вот как мне говорить с этими людьми? Я предлагаю им иной взгляд на мир, а они упираются в свое старое бессмысленное видение. После создания Республики эти идиоты получили бы все, что им только в голову взбредет, но нет же, нужно выставить напоказ свой оскал, уцепиться за химеру власти и вместе с ней уйти на дно. Что ж, это их выбор, ага. Теперь еще эта проблема с Ин-де-Руином. Черт. С Дитрихом мы бы управились со всем этим в два счета, но теперь, когда город фактически остался без правителя, появилось слишком большое окно для спекуляций. С этим мне тоже придется что-то решать. Я посмотрел на самодовольную физиономию Римса и задал единственный по-настоящему интересующий меня сейчас вопрос:
– Ты решишь проблему с Ин-де-Руином?
– С огромным удовольствием, император, – Римс передразнил Нортиста, – In hostem omnia licita28 - По отношению к врагу все дозволено (лат.).. Я прав?
– Абсолютно, – уж крылатые фразы на латинском я знаю, хоть что-то из тарабарщины Римса понять могу. Хотя, видимо, он выбрал столь простое выражение неспроста, а для того, чтобы я смог его понять.
– Magnifique29 - Прекрасно (фр.).! Тогда не вижу смысла больше затягивать этот спектакль.
Си все-таки ему проболтался. Я должен был быть готов к подобному, все-таки этих двоих связывает какая-то почти родственная связь. Ну и черт с ним. Я сжал холодную рукоятку пистолета, который Си передал мне прямо перед тем, как мы вошли в конференц-зал.
– Согласен. Голосуем господа. Кто за Республику Тенебрис?
Вверх ожидаемо взмыло только три руки. Гадкий французик и библейский братоубийца продолжили сидеть с насупленными физиономиями. Я встал со своего кресла и вытащил пистолет, первая пуля пробила череп Сартра, он рухнул назад вместе со своим креслом, вторым выстрелом я прострелил шейную артерию Каина, я целился очень аккуратно, даже невзирая на дрожь в руках, пусть немного помучается. Хрен с ним, с этим допросом, делегирую проблемы Ин-де-Руина Римсу. По телу разлилось какое-то чудовищно приятное и давно забытое ощущение, все-таки жизнь превратила меня в настоящего маньяка и психопата. Сегодня я впервые за пять лет испытал истинное наслаждение. Я сделал глубокий и полный наслаждения вдох-выдох и опустился в свое кресло. Каин, с лицом, полным ужаса, пытался зажать свою шею, из которой на стол, обильно, пульсируя, брызгала ярко-алая артериальная кровь. Интересный факт: она отличается по оттенку от венозной; венозная больше похожа на вишню, а вот артериальная ввиду высокой концентрации оксигемоглобина имеет более яркий и приятный глазу оттенок.
Я думал, что после моего поступка в зале начнется настоящий переполох, но люди продолжили сидеть с абсолютно невозмутимыми лицами, только Фауст пересел на другое кресло, чтобы не запачкаться в крови.
– Ты доволен? – Анна подала голос впервые с начала собрания.
– Кажется, что да, – я снова поднялся на ноги, хочу убраться отсюда поскорее, а то мне становится как-то не по себе от этих булькающих хрипов. – Все детали по поводу договоров согласуем на следующей неделе, как и обещал, я готов рассмотреть любое ваше предложение.
– Мы перед вами в долгу, Император, – слова Нортиста последнее, что донеслось до меня, когда я уже был у самого выхода. О такой ли Республике я мечтал? Я хотел привнести в мир порядок своим правлением, сделать его справедливым, настоящим… и что? Теперь я император! Диктатор и такой же ублюдок, как и все правители до меня. Паршивая ноша. Лучше уж быть бомжом или безумным художником, что, по сути, понятия тождественные, чем править даже самым маленьким кусочком мира. А мне достался весь кусок! И это меня безумно угнетает. Каждое решение дается мне с таким трудом, словно я действительно принимаю его с позиции миллиарда человек.
Я направился назад в свой кабинет. Любой, кто увидел бы меня сейчас, подумал бы, что я смертельно болен. А ведь, на самом деле, это сущая правда, я болен. Действительно. Я долго пытался увиливать от этой мысли, но… и сейчас увиливаю. Проще же спихнуть всю ответственность на болезнь, чем взять ее на себя? Устроил хрен пойми что, убил человека или… двух? И все из-за безумного желания изменить что-то в себе, проблема не в мире, проблема во мне. То, что я делаю сейчас, я делаю только ради себя. Я лживый тиран и трус. И признаюсь себе в этом только единожды. Все остальное время я буду называть это «болезнью», потому что так проще; потому что так мои боль и злоба будут обращены не на самого себя, а на мир, его творца и моих «врагов», которых я только что создал себе сам.
Я просто болен. Вот в этом и кроется вся причина моих несчастий. Точно. Я изменю мир и выздоровею. Я болею не от собственного желания, а от несправедливости, которая окружает меня на протяжении жизни. Все именно так и никак иначе. Я всего лишь жертва и заложник обстоятельств. Я вынужден убивать людей и развязывать войны. Это не потому, что я садист и тиран. Это оттого, что мир болен. Точно так же болен, как я сам. И только наше общее выздоровление подарит людям счастье и покой. Именно так, ага.
Почему лифт едет так долго? Время словно превратилось в какой-то гадкий растянутый пузырь, полный зловоний. Руки начинали дрожать все сильнее и сильнее, а чувство беспокойства нарастало. Мне нужна очередная доза синего льда. Я обещал себе, что не стану злоупотреблять подобными вещами, но сейчас ситуация действительно критическая.
