Ноги. Нужно встать. Я уперся в стену и попробовал подняться. Первый блин всегда комом, иногда народные пословицы и поговорки имеют место быть: я уебался лбом об пол. Второй блин оказался не лучше: я уебался щекой об стену. Хотя… этот великий маневр помог мне найти новую точку опоры, еще бы кровь перестала попадать в глаза. Я оттолкнулся щекой от стены и упал затылком на стул. Теперь я похож на треугольник. Тот, где угол 90 градусов, хер знает, как они называются. Равнобедренные? Бедро… сейчас я скорее просто бедренный.
Идиотская поза вышла, и непонятно, как из нее перейти в более комфортное положение. Если оттолкнусь от стула, то разобью лицо об ламинат… с подогревом. Я так долго хотел себе в кабинет ламинат с подогревом вместо ковров. Лучше бы ковры оставил, идиот. Ну, в свое оправдание могу сказать, что в тот период жизни я снова обрел веру в себя и пытался изменить мир. Теперь-то я понимаю, что это был очередной виток моего сумасшествия. Всегда нужно планировать все наперед: если сегодня ты закодировался и бросил употреблять вещества – это не означает, что через время ты не вернешься к проверенному способу «проводить досуг». Мой совет – никакого ламината. Минимизируй присутствие твердых поверхностей в своем доме. Потом, когда будешь ползти по теплому и мягкому ковру, вспомнишь мой совет.
Чувствительность возвращается, и мне пиздец как не нравится то, что я ощущаю. Все тело ломит, в желудке спазмы, отрыжка… быть человеком – значит страдать. Яснее всего это осознаешь в такие моменты. Ты всегда страдаешь от чего-то, только большую часть времени это фоновый процесс, который никак не отпечатывается в сознании. Стоит на секунду остановиться, вырваться из привычной колеи, и ты понимаешь насколько тебе дерьмово. И с этим невозможно ничего сделать, ты буквально заключен внутри мясной оболочки, которая обречена постоянно испытывать дискомфорт. Не существует идеального состояния, все религии мира буквально строятся на обещании достижения блаженства… почему же? Ответ до смешного прост – потому что это невозможно. Наш удел, как людей, вечно искать и вечно разочаровываться, а после умирать, передавая свою поисково-разочаровательную миссию следующему поколению.
Чего-то я задумался. Я почти уверен, что готов упасть на ламинат и выйти из противостояния с ним победителем.
– Опять лежишь в луже собственных естественных отправлений и жалеешь себя? – я не услышал, как открылась дверь. Голос, набивший мне оскомину, Анна. – Все тираны – удивительные люди, по вам можно прямо-таки портреты целых эпох писать; или на худой конец фантастическую книгу. Все лучше, чем ничего.
– Вообще-то, я тут растяжкой занимаюсь, мать ее. Не видишь? Поза треугольника. И к слову, я не помню, чтобы разрешал кому-то входить, – слова дались мне с большим трудом.
– Хуегольника. Ты себя видел вообще? Похож на живой труп, не выходишь из кабинета уже третьи сутки, а твои шестерки боятся заходить, да и между нами девочками, они думают, что ты тут уже дуба дал. И этот факт их всех очень радует.
– А где ты была эти три дня?
– Может для начала помочь тебе принять более естественную позу? Я, конечно, и сама люблю йогу, но смотреть на то, как пузатый полуголый мужик стоит треугольником… я еще не настолько отчаялась. Хотя, вполне возможно, что какая-нибудь из твоих бесконечных секретарш и помощниц нашла бы твою позу сексуальной и помогла бы тебе заделать наследника и следующего тирана.
– Вы все дерьмо! Вот что я о вас думаю. И теперь могу говорить это прямо. Что вы мне сделаете? Черт… извини. Помоги мне встать. И вруби музыку и кондиционер.
– Прямо так? Сначала дерьмом называешь, потом указания раздаешь, да ты истинный потомок своего рода.
Анна помогла мне выйти из позы треугольника и аккуратно усадила в мое кресло. Холодный воздух кондиционера приятно коснулся мокрой грязной кожи. Я больше не могу рефлексировать. Теперь все, что мне остается, – это констатация фактов. Безумный я, проживающий очередное безумно жаркое лето.
– Виски. И обезболивающее.
– Пей воду, – Анна поставила передо мной бутылку минералки. – Я бы могла присоединиться к твоей свите и молча ждать смерти тирана, но так уж вышло, что ты мой единственный родственник. И я тебя люблю, несмотря на то, какой ты жалкий мудак.
– На сантименты пробило? – я сделал большой глоток, вода заполнила обезвоженный организм. – Курить хоть можно?
– Оставлю это на ваше усмотрение, Ваше Величество, – Анна отвесила мне поклон.
– Знаешь, – я вытащил портсигар из стола и достал сигарету, – иногда я забываю, что ты когда-то пыталась убить меня. Забываю о том, что я лишь сраная смертная оболочка, обреченная на разложение, а потом трезвею и приходит похмелье. Паршивая штука.
Первая затяжка приятна, но самый кайф докурить до середины и потом… с середины до кончика фильтра истинное блаженство. Те, кто не способны оценить эстетику курения и видят в нем лишь вредную привычку, – не имеют души. Серьезно. Это один из самых душевных и наполняющих ритуалов, когда-либо изобретенных человеком. Индейцы, любители галлюциногенов, путешественники через измерения, подарили секрет этого ритуала белым людям, но они умудрились его опошлить и испортить. В этом наш талант. Вместо того чтобы принять природу такой, какая она есть, мы пытаемся подстроить ее под себя; опошляем и усложняем даже самые простые механизмы. Деструктивное поведение, которое рано или поздно нас прикончит.
– Тебя так от одной затяжки унесло? – Анна тряхнула меня. – Прием? Хватит залипать в стену.
– Вот вечно ты все портишь, – я затянулся еще раз. – Включи музыку, что-нибудь без слов. Желательно техно.
– Зачем?
– Потому что меня угнетает тишина.
– Так не угнетайся, милый, – Анна подмигнула мне. Ее лицо за годы нашего знакомства стало еще более хитрым, оно буквально обрело лисиные черты: острое, любопытное; в темно-карих глазах ясно читается желание сожрать меня, Анна пытается скрыть его, но ей это плохо удается.
– Да ну тебя. Зачем пришла? Знаю же, что не по доброте душевной.
– Отчасти и по доброте душевной, но больше по делу, ты прав. Мне нужно, чтобы ты собрал свои яйца в кулак и перестал ныть и ползать по полу. Ты теряешь контроль. Еще немного и силы, которые десятилетиями были в узде, вырвутся на волю. Ты станешь очередным представителем рода де Индра, который все просрал и позволил начаться революции…
– Опять этот бубнеж. Пусть свергают, я уже устал. Я ни в чем не могу найти радости и утешения. Постоянно, сука, думаю о прошлом. Сколько лет уже прошло? Семь? А я все еще живу там, в том моменте семилетней давности. И только мысль о том, что я все еще способен его вернуть, согревает меня.
– Попробовал бы ты для начала не ныть. Так тебе любой момент…
– Не учи! – я поднялся на ноги. – Как дела с лабораторией Трехглазого? Есть новости?
Я живу этими новостями. Честно говоря, мне кажется, что я уже давно сошел с ума, а то, что происходит сейчас, – агония. Новости… может, мне стоит наконец отпустить прошлое, и попытаться жить настоящим? Стильный ведь смог. И где он сейчас? Марсель? МВ? Дикий? Там же. Все мертвы. А я стою тут. Повелитель, мать его, мира. Ирония. Лучше бы я мыслями своими научился повелевать, ага.
Я достал из шкафчика бутылку виски. Привет, старый друг.
– Мори! – Анна хотела толкнуть меня, но с ее весом она просто впечаталась в меня: ее сорок килограммов против моих ста. Как ей удается поддерживать свою фигуру в таком тонусе? Наверное, если бы я бросил пить и жалеть себя, то тоже весил бы килограммов на двадцать меньше.
– Не мешай, мне нужно прийти в себя, – я налил виски в стакан и прикончил его двумя большими глотками. Жизнь разлилась по моим венам, в голове сразу что-то щелкнуло, мыслительный процесс запустился. Еще два стаканчика и точно можно работать.
– Сраный ты алкаш, – Анна рассмеялась, – алкаш и наркоман, пребывающий почти в полном безумии… идеальный диктатор! Более карикатурного персонажа и нарочно не придумаешь. Но раз уж я не уберегла тебя от бутылки, то сразу перейду ко второй части того, что запланировала.
– Сначала ответь на вопрос.
– Какой? – Анна расплылась в лисиной ухмылке.
– Лаборатория. Думаешь, что сможешь безнаказанно шутить со мной?
– А что ты мне сделаешь? Дыхнешь на меня перегаром? Упадешь в страшную позу?
– Арестую.
– Ладно. Попробуй. Я поддерживаю порядок для тебя, как только меня не станет, не станет и тебя.
Аргумент. И довольно весомый.
– Ладно. Так что насчет лаборатории?
Анна ведь права. Порядок – это по ее части. Много лет назад она спасла мне жизнь. В тот день, когда я попытался использовать технологии Трехглазого. Я был одержим идеей вернуть прошлое. Включил машину, вставил чип и получил такой разряд тока, что хватило бы на десятерых. Анна могла бы просто молча смотреть на то, как я умираю, но не сделала этого. Помогла, выходила. Конечно, отчасти ее действия были продиктованы коварством и ожиданием выгоды, но только отчасти. Благодаря Анне я стал министром, а не кучкой пепла. И я это помню. По этой причине она до сих пор жива.
– Все грезишь прошлым? Тебе не кажется, что Трехглазый просто сумасшедший? Где-то он опередил время, а где-то, если задуматься, нес откровенную чушь. Новостей нет.
Я все равно верю в то, что путешествия во времени возможны. Я верю в Трехглазого. Я прочитал множество его заметок. Меня особенно привлекла та, в которой он описывал свой взгляд на перемещение во времени. Согласно ему, невозможно переместиться локально, в какую-то точку, но возможно откатить всю вселенную в более раннее состояние, направив энергию в отрицательную точку. То есть, если я получу доступ к его технологии, то смогу вернуться в то состояние, в котором был много лет назад. Без воспоминаний.
– Хорошо. Теперь говори о своем, а я постараюсь сделать вид, что внимательно слушаю.
– Знаешь, пожалуй, для начала я дам тебе немного прийти в себя. На вечер я запланировала собрание. Все главы «Объединенных Государств Нового Мира»10 - Организация, которая включает все крупные города-страны Нового мира. Основана в 90 году лично министром. будут там. И ты, как формальный правитель Нового мира и учредитель этого союза должен обязательно там присутствовать. У тебя есть два часа, чтобы прийти в себя, и после жду тебя в зале для совещаний. Первым выступит Дитрих. У него что-то важное.
– Для чего? Я сделал все, что мог. Мир не поменялся. Люди все такие же засранцы. Не хочу больше в этом участвовать. Моя вера мертва. Делайте что хотите, а лучше всего займитесь самоуничтожением, как я. Хочешь, сама займи мой пост. Мне пофиг.
– Не хочу больше слушать твое нытье. В восемь часов жду тебя в зале для совещаний. Ни минутой позже, а про «раньше» и говорить не стану, милый. Такого слова в твоем лексиконе просто не существует.
– Как скажешь, только оставь меня в покое.
Анна молча ушла. Не думал, что она на такое способна. Я налил себе еще один стакан виски и опустошил его одним глотком. Лучше! Теперь я чувствую себя намного лучше. Сколько она говорит, я не выходил из кабинета? Три дня? Херня. Как-то я лежал в луже собственной мочи почти неделю. Когда-нибудь я побью этот рекорд. Но о хорошем в следующий раз. Меня насильно вывели из приятного состояния забытья, вытащили душу в этот отвратительный мир; мне сейчас полагается быть очень злым, но я от чего-то ощущаю некоторое умиротворение. Может, виски уже захватил мой разум, а возможно, что кое-что еще. Кое-что еще… мне нужно кое с кем поговорить.
Я нажал на кнопку переговорного устройства, с той стороны донесся голос, очень успокаивающий, полный заботы голос:
– Привет, Мори. Ты что-то хочешь?
Си. Парень теперь моя правая рука. Он один понимает, как паршиво я себя чувствую.
– Хочу прогуляться на нижний уровень. Не составишь мне компанию?
– С удовольствием. Охрану отозвать?
– Ты еще спрашиваешь… я надеюсь получить пулю с тех самых пор, как занял эту должность. А если немного более серьезно, то да; зачем нам с тобой лишние уши?
– Хорошо. Отдам распоряжения и через десять минут буду у тебя.
– Спасибо, – я отпустил кнопку.
Нижний уровень. Только там еще течет настоящая жизнь.
Все три дня я напеваю текст песни, которую слушал почти без остановки. Есть в ней что-то такое тягучее и ностальгическое:
Паршивый день и в комнате моей застой
Не замечаю я даже дождь проливной за стеной
Сквозь пальцы не виден свет – они в тени
Хочу тебя я позвать, но слов никак не найти
Унылый дождливый понедельник наполняет тоской
Не замечаю я даже дождь проливной за стеной
Облака проплывают за моим оконным стеклом
С тобой проводимым дням наступил вдруг облом
Под небом нежно голубым
Грежу в своем полусне
В плетенье теней и лучей световых
О моей любви к тебе…
О, почему бы тебя прямо сейчас не увидеть
О, почему бы тебя еще хоть разок не увидеть…11 - lamp – «Yume Utsutsu».
Наверное, я всех уже до жути задолбал своими завываниями, но иначе я свои эмоции выразить не могу. Нас, мужчин, с самого детства учат подавлять в себе… я хотел перечислить, но проще сказать, что нас учат подавлять все. Идеальный мужчина в глазах общества – это некий биоробот, который нужен только для решения проблем. Он рождается, страдает, решает, снова страдает и умирает. У женщин дела обстоят ненамного лучше, в глазах общества они, блядь, ходячие инкубаторы. Рожай, воспитывай, страдай и умирай. Паршивый мир предрассудков. И самое смешное – наш мозг, эта хрень, накачанная гормонами до самых краев, с радостью толкает нас в объятья ебаного уробороса, зацикливая и без того дерьмовый порядок вещей. Сменяются цивилизации, гаснут и умирают звезды, а мы, якобы разумные существа, до конца существования нашей планеты обречены ползать на брюхе и делать все, что нам прикажет очередной сраный гормон, который случайный нейрон отправил не в ту сторону.
Я устал быть ходячей оболочкой для полутора килограммов сраной розоватой кашицы. Еще один стакан виски, получай ублюдочный мозг. Это тебе за все страдания. За всю мою боль. Я не успокоюсь, пока не уничтожу тебя окончательно. Я не хочу быть тобой. Я, сука, хочу быть собой. Хочу верить в душу, в перерождение и чудесный небесный мир, но понимаю, что нет никакого небесного мира. А даже, если бы он и был, то это было бы пиздец какое скучное место. В аду тебя тыкают вилами в жопу и заставляют есть дерьмо, а в раю ты находишься среди безумцев, которые ради веры готовы своих детей убить… нетрадиционной медициной, изгнаниями бесов и тому подобной белибердой. Что одно – херня, что другое, лучше уж просто исчезнуть и раствориться в пустоте.
Нужно собраться с мыслями, а то я чего-то совсем раскис. Плаваю в своих мыслях, словно в густом киселе, и нет никакого спасения. Что там говорил мой психотерапевт перед тем, как я назвал его тупым мудаком и выгнал из кабинета? Дыхание! Он говорил, что вместо убойных доз льда и виски мне нужно заняться спортом и научиться правильно дышать. Но я хоть убей, не помню, что значит правильно дышать. Если я начинаю следить за ритмом вдохов и выдохов, то мне становится как-то тревожно. Пошло оно все в задницу, ага.
