Озеро у корней Великого Леса…
Резко вспомнилась картина-пророчество Марии - я уже не сомневалась в том, что она была пророческой, и не зря девочка так оберегала её от посягательств старшего сына Татьяны. Тёмный лес и чёрное озеро, и сияющий вдалеке диковинный цветок…
Откуда-то изнутри пришёл живой отклик: да, это выглядит именно так.
Посвящение.
Обряд Единения.
Переход от детской, ограниченной лишь индивидуальным опытом, личности, к взрослому состоянию, вмещающему в себя всю память рода.
- Отец изгнал меня, - продолжала Каринав. - Отнял у меня Имя. У моего Леса не осталось Старшей. Нет никого, кто смог бы встать в его основу. Все меня предали, бросили, покинули, едва только коснулась их тень изгнания. А те, кто остался, не могут воспринять наследие предков в полном объеме. Ты - моя дочь, Намрелав. Ты - можешь! - и вновь в её глазах возник безумный блеск фанатичной убеждённости в собственных словах. - Отец сгинул за Барьером, накрывшим Город Первых. И все, кто бросил меня, ушёл, они остались с ним. Там. Под непроницаемым куполом, и его ничем не снять, не взорвать, не развеять. Весь наш род, все Аланрао - остались там. А здесь есть только я и ты. Но меня всё равно, что похоронили, обратив моё Имя в прах. Забавно, правда? Именем Отмены стало теперь моё. Если ты когда-нибудь мечтала о наказании для меня за причинённое тебе зло, что ж, радуйся, дочь. Я наказана.
Я молчала. Услышанное давило. Горечь и боль в словах биоматери были неподдельными. Она переживала за всех, кто остался с нею, она за них отвечала, на ней, как на старшей, лежал Долг. Но исполнить его так, как должно, Каринав сама не могла. Для этого ей понадобилась я…
Ветер нёс сухие запахи мёртвых деревьев. Смотреть на облетевшие вершины Леса было невероятно тяжело. Море сухостоя, от горизонта до горизонта, слегка разбавленное зеленью - там, где ещё сохранилась относительно живая листва. Гнетущая картина.
- Они смогут ожить? - спросила я невольно.
- Сами - нет, - пожала плечами биомать. - Но если ты войдёшь в озеро Памяти, они дадут новые побеги. Они ещё не умерли до конца. В них ещё можно вдохнуть жизнь!
Я молчала. Я жалела Лес, но - здесь жили те, кто разорил Рассвет и Вязниково. Вот она, моя биомать, и разоряла. А живых забирала на удобрения. Если спрошу напрямую, она мне ответит и не усмотрит в своей логике ничего страшного. Для неё люди - Человечество! - прах, хуже помоев, а их разложившимися телами можно напитать умирающий Лес…
Как давно Каринав поступает подобным образом? Не потому ли сохнут её деревья, что их начали поить кровью разумных?
Ответ плавал где-то на поверхности разума, не выходя на сознание. Плохо быть беспамятной! Знать, что ответы существует, и не иметь к ним ровно никакого доступа.
- Ты ведь ничего не теряешь, дочь, - рассудительно заговорила биомать. - Наоборот! Приобретёшь многое. А вот я окончательно уйду в тень. В твою тень. Когда-то я поступила с тобой скверно, и нет мне прощения. Теперь содеянное вернулось ко мне, лишив уже меня саму полного имени. Справедливо, не находишь?
- Я не верю во внезапное раскаяние, - сказала я. - Почему ты не нашла меня раньше?
- Не могла, - ответ явно был заготовлен заранее, слишком уж быстро он прозвучал.
- Я росла в Олегопетровске. Ты не могла не знать!
- Если бы я появилась в Олегопетровске, меня - там и тогда! - никто не понял бы, - усмехнулась она. - Но сейчас мы с тобой получили уникальную возможность договориться. Я считаю, стоит воспользоваться. И тебе то же самое советую.
Я обрету память, Лес оживёт, - прекрасно, но в этом уравнении есть и третья переменная…
- Ты перестанешь убивать людей, пока я жива, - непреклонно заявила я. - Никаких больше убийств!
Я не видела улыбку биоматери, но очень хорошо её почувствовала. И не смогла распознать, чего в там было больше: искренней радости, облегчения или же самодовольства.
- Хорошо, - спокойно ответила Каринав. - Не буду.
- Так просто? - не поверила я.
Она обернулась, слегка развела ладонями.
- Да. Так просто. Ради тебя, моя девочка. Ради нашего Леса.
«Моя девочка» в сочетании с неистовым взглядом прозвучала как угроза. Пеклов снова шевельнулся у меня за спиной, но промолчал.
- Ты ведь не откажешься? - спросила биомать встревоженно. - Ты ведь спустишься вместе со мной к истокам моего Леса? Не передумаешь?
- Нет, - ответила я. - Не передумаю.
- Смотри. Ты дала Слово.
- Но…
- Твои спутники? - подхватила биомать мои мысли. - Но и моё слово твёрже алмаза, верь мне: они разделят твою судьбу. Они будут с тобой, всегда. Согласна?
Я ещё раз обдумала сказанное, не нашла в нём подвоха и решительно ответила:
- Да!
- Договорились. Пока вернись обратно, мне необходимо… подготовится. Завтра или послезавтра, возможно… А пока тебя проводят, не пугайся.
А испугаться было с чего. Двое в броне, возникшие буквально ниоткуда, всем своим видом внушали трепет.
Они проводили нас, ничего нам по дороге не сделали, но я спокойно вздохнула только тогда, когда почётный эскорт, он же конвой, убрался из поля зрения.
- Намрелав, - сразу же сказал Пеклов, - надо уходить.
Он смотрел на меня тревожно, на переносице собрал острую складку, и в лице переменился настолько, что я бы сказала, пожалуй, что он испугался…
- Почему? - спросила я.
- Нас убьют.
- Почему ты так думаешь? - удивилась я.
- Ну-ка вспомни, что ты сказала? Когда потребовала от Каринав не убивать больше людей?
Я нахмурилась. Сказала и сказала, что он к словам цепляется?
- Ты перестанешь убивать людей, - медленно повторила я свои слова. - Немедленно.
- Ты, - поправил меня Пеклов, - в точности, дословно, со всеми запятыми, сказала так: «Ты перестанешь убивать людей, пока я жива». Каринав хочет тебя сожрать, и сделает это, не моргнув глазом. Вон у тебя как глаза к носу съехались: ты ей поверила.
Я соединила вместе кончики пальцев. Думала. Слова биоматери прозвучали искренне, я знала. Если бы она солгала мне, я бы поняла. Не знаю, откуда взялась такая уверенность, ведь у меня нет и никогда не было телепатической паранормы. Я просто знала. И всё.
- Но что если она действительно сожалеет о содеянном когда-то? - медленно спросила я.
- Такие, как Каринав, не меняются, - убеждённо ответил Пеклов. - Такие не меняются даже у нас, а у вас, с вашей генетической памятью, и подавно. Она может позволить себе не нападать пока на уцелевшие поселения людей. Но поверь мне, Намрелав, именно что - пока. Пока не высосет из тебя всё, что хочет высосать!
Я молчала. Вспоминала картину Марии - тёмный лес, озеро и пылающий цветок в центре. Образ пугал меня и цеплял, а ещё к нему прилагалась точная ясность предзнания: я буду там! Я протяну руку к призрачному огню…
Но сожжёт он меня или спасёт, я не знала. И что будет с Алексом, Марией, Татьяной и её сыновьями… Я в ответе за них. Я - их Старшая. Пусть даже они никогда не признают этого. Достаточно мне одной знать о том и нести за них Долг.
- Что ты предлагаешь? - спросила я.
- Взять машину и уйти отсюда.
- Так просто? - поразилась я.
- Если ты сгинешь, будет ещё сложнее.
- Но там, у корней, я приму на себя память рода… - задумчиво выговорила я.
- Смерть ты там примешь, Намрелав! Смерть, и ничего кроме. Вот так они и убивают всех пленных. Топят в болоте, питающем корни их поганых Лесов! Тебя утопят, не сомневайся. И нас вместе с тобою.
Меня пронзило насквозь поднявшейся вдруг откуда-то из глубины души картинкой: чёрное озеро, далёкий цветок и - связанные за спиной руки… Не выплывешь, даже если очень сильно захочешь!
… Чёрная вода, безжалостно проникающая в нос и горло…
Я судорожно вздохнула, вырываясь из видения в реальность. Так ярко, так полно и плотно, так… безнадёжно…
Разыгравшимся воображением не объяснить. Воображение - удел людей, у нас, даже у воспитанных людьми, с ним негусто. Расовая особенность…
Кого-то из моих предков когда-то топили ровно так же, только он - или она? - выжил и оставил потомство. Его опыт стучался ко мне сквозь истончившуюся стену беспамятства. Предостережение и наука, но я всё равно не могла осознать, как же ему удалось спасти, что вмешалось, кто помог. Есть ли и у меня надежда на помощь или же безнадёжно всё настолько, что и вправду пора прыгать вниз, за быстрой смертью?
Мне стало страшно настолько, что по телу прошла крупная дрожь.
- Алекс…
- Дошло?
- Почему ты тогда не дрался с ними тогда, во дворе своего дома? - спросила я. - Тогда мы погибли бы в бою.
- Тогда мне показалось, будто я нашёл лучший выход, - тихо выговорил Пеклов. - Но сейчас… Мы в западне, Намрелав! И виноват в этом я.
Он взялся ладонями за виски, и я поняла, в каком он отчаянии. Люди - Человечество! - эмоциональны, как дети. В том их печаль и их спасение одновременно, но слишком уж сильные эмоции способны погрести под собой разум точно с такой же гарантией, как и у нас.
- Алекс, - я положила ладонь ему на локоть.
- Бежать! - вскинулся он, перехватывая мою руку. - Немедленно бежать отсюда!
Я осторожно освободилась от его хвата. Конечно, вздумай Пеклов держать меня всерьёз, ничего-то бы у меня не вышло. Но он меня отпустил.
Он пирокинетик, у него работает паранормальная интуиция, и она же питает собой его панику. Я вспоминала всё, что читала когда-то в доступных учебных материалах по пирокинетической паранорме. Там говорилось, что при ослаблении самоконтроля начинаются вспышки так называемого ложного ясновидения. Ложного прежде всего потому, что если отбросить наведённое ими убеждение в том, что стоит делать, а что не стоит, то ни одно из них не сбудется так, как почувствовалось.
Я оглянулась. Лес, замерший на две трети, всё ещё жил и мог обречь чужаков в любую минуту. Я не обманывала себя: да, я дочь своей матери, но я - беспамятная, а значит, для Леса я пока что никто.
Его верность принадлежит моей биоматери по-прежнему. Исключительно потому, что нет других, равных ей, способных её заменить, а она правила здесь с самого начала.
Всё, что я сейчас скажу, напишу или нарисую, будет использовано против меня. Телепатией я не владею, Пеклов - тем более, пирокинез с телепатией несовместим.
А значит, Алекс Пеклов должен верить всем моим словам, всему моему поведению. Он должен думать, будто я поддалась на слова моей биоматери. Что ей удалось меня обмануть.
Потому что единственный путь отсюда - как раз через чёрные озёра памяти у корней Леса. Как бы они ни пугали Пеклова, избежать их не удастся. Я войду в тёмную воду, обрету память рода, и Лес подчинится мне, как подчинялся Слову Старшего всегда.
Да, моя сумасшедшая мать не дура. Она понимает и принимает опасность подобного исхода. Но она решила рискнуть. Рискну и я.
Победитель получит всё!
Пеклов, прости.
- Я не побегу, Алекс, - сказала я. - Я могу… могу потребовать от Каринав, чтобы она отпустила вас. Она отпустит, я уверена. Более того, она исполнит моё слово, не станет его нарушать. Как бы она ни ненавидела всё Человечество, здесь она не посмеет поступить подло.
- Намрелав, не глупи, - возмутился Пеклов. - Я тебя здесь не оставлю!
- Тогда ты пойдёшь со мной к чёрным озёрам.
- Ты погибнешь там!
- Ты сам сказал, что я могу победить иначе, - напомнила я. - Когда не дал мне воткнуть нож в горло, помнишь? Я разозлилась тогда, но теперь… Теперь я понимаю, насколько ты был прав! Ты спас мне жизнь, я благодарна. Но одной жизни мало.
- Каринав сумасшедшая, но она не дура. Слишком уж явно она имеет в виду то, что у неё всё получится так, как она задумала! Она не даст тебе выплыть! Она убьёт тебя.
- И вас всех вместе со мной, - кивнула я. - Ещё один повод держаться рядом, не находишь?
Пеклов долго смотрел на меня. Я не отводила взгляда. Задуманное страшило меня, как прыжок со скалы в неизвестность: никакой гарантии, что уцелеешь, зато девяносто девять шансов из ста за то, что разобьёшься об острые скалы, ждущие внизу.
И я помнила слова деда, ни на миг о них не забывала: «нет никакой возможности исправить причинённое тебе зло. Если ты попробуешь пробудить в себе генетическую память, твоя нынешняя личность будет разрушена».
Но дед говорил это тогда, когда данное мне имя действовало как Имя Отмены, а сейчас всё изменилось. У меня появилась надежда!
- Я тебя не отпущу, - повторил Пеклов. - Я тебе не позволю! Я…
- Свяжешь меня, закроешь мне рот, глаза и уши? - усмехнулась я.
- Я тебя люблю, Намрелав! - с мукой воскликнул он. - Я не хочу тебя терять! Эта ваша память… поверь, я на ваших насмотрелся, ничего хорошего ни разу не видел. Я… я… я не позволю тебе! На цепь посажу, не пущу!
Я внезапно поняла, где он насмотреться мог, и мне стало безумно холодно, от макушки до пяток. В момент наивысшего психического напряжения - при ментальных допросах! - память рода может сработать как буфер, как последняя защита получившего смертельную травму сознания. Пленный растворяется в голосах предков, и сам допрос теряет всякий смысл. То, что так яростно хотели выведать, теряется навсегда, погребённое в тенях прошлого.
У Пеклова претензии к моему народу возникли не на пустом месте, но и Человечество в целом на этой Планете вело себя вовсе не как милые симпатичные цветочки.
Татьяну можно вспомнить для примера. И её сына, устроившего смертельную пытку для Марии только потому, что он хотел и мог добиться её гибели. Чего там было больше, приказ матери или личная неприязнь к паранормалам, уже не имело значения.
Мои приёмные родители объясняли мне, что люди лучше всего понимают наглядные образы. Эмоциональноге мышление - часть их разума, расовая особенность, с которой ничего нельзя сделать, только понять и принять…
- Алекс, - медленно сказала я, - представь, с тобой случилась беда. Ты ранен и искалечен. Твоя паранорма, к примеру, угасла. И вот, ты можешь вылечиться, способ есть, причём прежняя мощь вернётся к тебе в полной объёме, без ограничений. Но чтобы вылечиться, тебе нужно поставить на остриё клинка свою жизнь. Неужели же ты откажешься?
Пеклов смотрел на меня какое-то время, как будто решал в уме сверхсложную навигационную задачу.
- А ты отпустишь меня? - спросил он вдруг, принимая правила вопроса. - Зная, что я могу погибнуть?
- Я поддержу тебя в твоём решении, - ответила я. - В любом, что бы ты ни решил. Ведь если я посажу тебя на цепь, - тут я горько усмехнулась, - ты будешь винить меня в том, что у тебя ничего не получилось, и ты доживаешь свою жизнь калекой из-за меня. Даже если ты никогда не бросишь мне такое обвинение в лицо, я сама буду знать! Понимаешь? Я буду знать, что по моей воле ты лишился спасения, хотя мог бы его получить.
Пеклов молчал. Он не знал, что ответить. И я понимала, что теряю его. Озёра памяти изменят меня в любом случае. Пеклов не сможет меня принять, я уже видела.
Боль давила меня, раздирала на части, не давала вдохнуть. Общее, доступное для обоих наших народов одинаково чувство. Испытывать боль мы можем свободно и в равной мере.
- Я люблю тебя, Алекс, - тихо сказала я. - Я не могу ломать твою волю по своему желанию только потому, что мне так захотелось. Ведь однажды сломанное обратно уже не соберёшь. Отпусти меня. Не можешь поддержать, так хотя бы не мешай. Если у меня получится, Лес защитит нас всех от безумства моей матери.
Резко вспомнилась картина-пророчество Марии - я уже не сомневалась в том, что она была пророческой, и не зря девочка так оберегала её от посягательств старшего сына Татьяны. Тёмный лес и чёрное озеро, и сияющий вдалеке диковинный цветок…
Откуда-то изнутри пришёл живой отклик: да, это выглядит именно так.
Посвящение.
Обряд Единения.
Переход от детской, ограниченной лишь индивидуальным опытом, личности, к взрослому состоянию, вмещающему в себя всю память рода.
- Отец изгнал меня, - продолжала Каринав. - Отнял у меня Имя. У моего Леса не осталось Старшей. Нет никого, кто смог бы встать в его основу. Все меня предали, бросили, покинули, едва только коснулась их тень изгнания. А те, кто остался, не могут воспринять наследие предков в полном объеме. Ты - моя дочь, Намрелав. Ты - можешь! - и вновь в её глазах возник безумный блеск фанатичной убеждённости в собственных словах. - Отец сгинул за Барьером, накрывшим Город Первых. И все, кто бросил меня, ушёл, они остались с ним. Там. Под непроницаемым куполом, и его ничем не снять, не взорвать, не развеять. Весь наш род, все Аланрао - остались там. А здесь есть только я и ты. Но меня всё равно, что похоронили, обратив моё Имя в прах. Забавно, правда? Именем Отмены стало теперь моё. Если ты когда-нибудь мечтала о наказании для меня за причинённое тебе зло, что ж, радуйся, дочь. Я наказана.
Я молчала. Услышанное давило. Горечь и боль в словах биоматери были неподдельными. Она переживала за всех, кто остался с нею, она за них отвечала, на ней, как на старшей, лежал Долг. Но исполнить его так, как должно, Каринав сама не могла. Для этого ей понадобилась я…
Прода от 15.05.2025, 15:17
Ветер нёс сухие запахи мёртвых деревьев. Смотреть на облетевшие вершины Леса было невероятно тяжело. Море сухостоя, от горизонта до горизонта, слегка разбавленное зеленью - там, где ещё сохранилась относительно живая листва. Гнетущая картина.
- Они смогут ожить? - спросила я невольно.
- Сами - нет, - пожала плечами биомать. - Но если ты войдёшь в озеро Памяти, они дадут новые побеги. Они ещё не умерли до конца. В них ещё можно вдохнуть жизнь!
Я молчала. Я жалела Лес, но - здесь жили те, кто разорил Рассвет и Вязниково. Вот она, моя биомать, и разоряла. А живых забирала на удобрения. Если спрошу напрямую, она мне ответит и не усмотрит в своей логике ничего страшного. Для неё люди - Человечество! - прах, хуже помоев, а их разложившимися телами можно напитать умирающий Лес…
Как давно Каринав поступает подобным образом? Не потому ли сохнут её деревья, что их начали поить кровью разумных?
Ответ плавал где-то на поверхности разума, не выходя на сознание. Плохо быть беспамятной! Знать, что ответы существует, и не иметь к ним ровно никакого доступа.
- Ты ведь ничего не теряешь, дочь, - рассудительно заговорила биомать. - Наоборот! Приобретёшь многое. А вот я окончательно уйду в тень. В твою тень. Когда-то я поступила с тобой скверно, и нет мне прощения. Теперь содеянное вернулось ко мне, лишив уже меня саму полного имени. Справедливо, не находишь?
- Я не верю во внезапное раскаяние, - сказала я. - Почему ты не нашла меня раньше?
- Не могла, - ответ явно был заготовлен заранее, слишком уж быстро он прозвучал.
- Я росла в Олегопетровске. Ты не могла не знать!
- Если бы я появилась в Олегопетровске, меня - там и тогда! - никто не понял бы, - усмехнулась она. - Но сейчас мы с тобой получили уникальную возможность договориться. Я считаю, стоит воспользоваться. И тебе то же самое советую.
Я обрету память, Лес оживёт, - прекрасно, но в этом уравнении есть и третья переменная…
- Ты перестанешь убивать людей, пока я жива, - непреклонно заявила я. - Никаких больше убийств!
Я не видела улыбку биоматери, но очень хорошо её почувствовала. И не смогла распознать, чего в там было больше: искренней радости, облегчения или же самодовольства.
- Хорошо, - спокойно ответила Каринав. - Не буду.
- Так просто? - не поверила я.
Она обернулась, слегка развела ладонями.
- Да. Так просто. Ради тебя, моя девочка. Ради нашего Леса.
«Моя девочка» в сочетании с неистовым взглядом прозвучала как угроза. Пеклов снова шевельнулся у меня за спиной, но промолчал.
- Ты ведь не откажешься? - спросила биомать встревоженно. - Ты ведь спустишься вместе со мной к истокам моего Леса? Не передумаешь?
- Нет, - ответила я. - Не передумаю.
- Смотри. Ты дала Слово.
- Но…
- Твои спутники? - подхватила биомать мои мысли. - Но и моё слово твёрже алмаза, верь мне: они разделят твою судьбу. Они будут с тобой, всегда. Согласна?
Я ещё раз обдумала сказанное, не нашла в нём подвоха и решительно ответила:
- Да!
- Договорились. Пока вернись обратно, мне необходимо… подготовится. Завтра или послезавтра, возможно… А пока тебя проводят, не пугайся.
А испугаться было с чего. Двое в броне, возникшие буквально ниоткуда, всем своим видом внушали трепет.
Они проводили нас, ничего нам по дороге не сделали, но я спокойно вздохнула только тогда, когда почётный эскорт, он же конвой, убрался из поля зрения.
- Намрелав, - сразу же сказал Пеклов, - надо уходить.
Он смотрел на меня тревожно, на переносице собрал острую складку, и в лице переменился настолько, что я бы сказала, пожалуй, что он испугался…
- Почему? - спросила я.
- Нас убьют.
- Почему ты так думаешь? - удивилась я.
- Ну-ка вспомни, что ты сказала? Когда потребовала от Каринав не убивать больше людей?
Я нахмурилась. Сказала и сказала, что он к словам цепляется?
- Ты перестанешь убивать людей, - медленно повторила я свои слова. - Немедленно.
- Ты, - поправил меня Пеклов, - в точности, дословно, со всеми запятыми, сказала так: «Ты перестанешь убивать людей, пока я жива». Каринав хочет тебя сожрать, и сделает это, не моргнув глазом. Вон у тебя как глаза к носу съехались: ты ей поверила.
Я соединила вместе кончики пальцев. Думала. Слова биоматери прозвучали искренне, я знала. Если бы она солгала мне, я бы поняла. Не знаю, откуда взялась такая уверенность, ведь у меня нет и никогда не было телепатической паранормы. Я просто знала. И всё.
- Но что если она действительно сожалеет о содеянном когда-то? - медленно спросила я.
- Такие, как Каринав, не меняются, - убеждённо ответил Пеклов. - Такие не меняются даже у нас, а у вас, с вашей генетической памятью, и подавно. Она может позволить себе не нападать пока на уцелевшие поселения людей. Но поверь мне, Намрелав, именно что - пока. Пока не высосет из тебя всё, что хочет высосать!
Я молчала. Вспоминала картину Марии - тёмный лес, озеро и пылающий цветок в центре. Образ пугал меня и цеплял, а ещё к нему прилагалась точная ясность предзнания: я буду там! Я протяну руку к призрачному огню…
Но сожжёт он меня или спасёт, я не знала. И что будет с Алексом, Марией, Татьяной и её сыновьями… Я в ответе за них. Я - их Старшая. Пусть даже они никогда не признают этого. Достаточно мне одной знать о том и нести за них Долг.
- Что ты предлагаешь? - спросила я.
- Взять машину и уйти отсюда.
- Так просто? - поразилась я.
- Если ты сгинешь, будет ещё сложнее.
- Но там, у корней, я приму на себя память рода… - задумчиво выговорила я.
- Смерть ты там примешь, Намрелав! Смерть, и ничего кроме. Вот так они и убивают всех пленных. Топят в болоте, питающем корни их поганых Лесов! Тебя утопят, не сомневайся. И нас вместе с тобою.
Меня пронзило насквозь поднявшейся вдруг откуда-то из глубины души картинкой: чёрное озеро, далёкий цветок и - связанные за спиной руки… Не выплывешь, даже если очень сильно захочешь!
… Чёрная вода, безжалостно проникающая в нос и горло…
Я судорожно вздохнула, вырываясь из видения в реальность. Так ярко, так полно и плотно, так… безнадёжно…
Разыгравшимся воображением не объяснить. Воображение - удел людей, у нас, даже у воспитанных людьми, с ним негусто. Расовая особенность…
Кого-то из моих предков когда-то топили ровно так же, только он - или она? - выжил и оставил потомство. Его опыт стучался ко мне сквозь истончившуюся стену беспамятства. Предостережение и наука, но я всё равно не могла осознать, как же ему удалось спасти, что вмешалось, кто помог. Есть ли и у меня надежда на помощь или же безнадёжно всё настолько, что и вправду пора прыгать вниз, за быстрой смертью?
Мне стало страшно настолько, что по телу прошла крупная дрожь.
- Алекс…
- Дошло?
- Почему ты тогда не дрался с ними тогда, во дворе своего дома? - спросила я. - Тогда мы погибли бы в бою.
Прода от 19.05.2025, 16:36
- Тогда мне показалось, будто я нашёл лучший выход, - тихо выговорил Пеклов. - Но сейчас… Мы в западне, Намрелав! И виноват в этом я.
Он взялся ладонями за виски, и я поняла, в каком он отчаянии. Люди - Человечество! - эмоциональны, как дети. В том их печаль и их спасение одновременно, но слишком уж сильные эмоции способны погрести под собой разум точно с такой же гарантией, как и у нас.
- Алекс, - я положила ладонь ему на локоть.
- Бежать! - вскинулся он, перехватывая мою руку. - Немедленно бежать отсюда!
Я осторожно освободилась от его хвата. Конечно, вздумай Пеклов держать меня всерьёз, ничего-то бы у меня не вышло. Но он меня отпустил.
Он пирокинетик, у него работает паранормальная интуиция, и она же питает собой его панику. Я вспоминала всё, что читала когда-то в доступных учебных материалах по пирокинетической паранорме. Там говорилось, что при ослаблении самоконтроля начинаются вспышки так называемого ложного ясновидения. Ложного прежде всего потому, что если отбросить наведённое ими убеждение в том, что стоит делать, а что не стоит, то ни одно из них не сбудется так, как почувствовалось.
Я оглянулась. Лес, замерший на две трети, всё ещё жил и мог обречь чужаков в любую минуту. Я не обманывала себя: да, я дочь своей матери, но я - беспамятная, а значит, для Леса я пока что никто.
Его верность принадлежит моей биоматери по-прежнему. Исключительно потому, что нет других, равных ей, способных её заменить, а она правила здесь с самого начала.
Всё, что я сейчас скажу, напишу или нарисую, будет использовано против меня. Телепатией я не владею, Пеклов - тем более, пирокинез с телепатией несовместим.
А значит, Алекс Пеклов должен верить всем моим словам, всему моему поведению. Он должен думать, будто я поддалась на слова моей биоматери. Что ей удалось меня обмануть.
Потому что единственный путь отсюда - как раз через чёрные озёра памяти у корней Леса. Как бы они ни пугали Пеклова, избежать их не удастся. Я войду в тёмную воду, обрету память рода, и Лес подчинится мне, как подчинялся Слову Старшего всегда.
Да, моя сумасшедшая мать не дура. Она понимает и принимает опасность подобного исхода. Но она решила рискнуть. Рискну и я.
Победитель получит всё!
Пеклов, прости.
- Я не побегу, Алекс, - сказала я. - Я могу… могу потребовать от Каринав, чтобы она отпустила вас. Она отпустит, я уверена. Более того, она исполнит моё слово, не станет его нарушать. Как бы она ни ненавидела всё Человечество, здесь она не посмеет поступить подло.
- Намрелав, не глупи, - возмутился Пеклов. - Я тебя здесь не оставлю!
- Тогда ты пойдёшь со мной к чёрным озёрам.
- Ты погибнешь там!
- Ты сам сказал, что я могу победить иначе, - напомнила я. - Когда не дал мне воткнуть нож в горло, помнишь? Я разозлилась тогда, но теперь… Теперь я понимаю, насколько ты был прав! Ты спас мне жизнь, я благодарна. Но одной жизни мало.
- Каринав сумасшедшая, но она не дура. Слишком уж явно она имеет в виду то, что у неё всё получится так, как она задумала! Она не даст тебе выплыть! Она убьёт тебя.
- И вас всех вместе со мной, - кивнула я. - Ещё один повод держаться рядом, не находишь?
Пеклов долго смотрел на меня. Я не отводила взгляда. Задуманное страшило меня, как прыжок со скалы в неизвестность: никакой гарантии, что уцелеешь, зато девяносто девять шансов из ста за то, что разобьёшься об острые скалы, ждущие внизу.
И я помнила слова деда, ни на миг о них не забывала: «нет никакой возможности исправить причинённое тебе зло. Если ты попробуешь пробудить в себе генетическую память, твоя нынешняя личность будет разрушена».
Но дед говорил это тогда, когда данное мне имя действовало как Имя Отмены, а сейчас всё изменилось. У меня появилась надежда!
- Я тебя не отпущу, - повторил Пеклов. - Я тебе не позволю! Я…
- Свяжешь меня, закроешь мне рот, глаза и уши? - усмехнулась я.
- Я тебя люблю, Намрелав! - с мукой воскликнул он. - Я не хочу тебя терять! Эта ваша память… поверь, я на ваших насмотрелся, ничего хорошего ни разу не видел. Я… я… я не позволю тебе! На цепь посажу, не пущу!
Я внезапно поняла, где он насмотреться мог, и мне стало безумно холодно, от макушки до пяток. В момент наивысшего психического напряжения - при ментальных допросах! - память рода может сработать как буфер, как последняя защита получившего смертельную травму сознания. Пленный растворяется в голосах предков, и сам допрос теряет всякий смысл. То, что так яростно хотели выведать, теряется навсегда, погребённое в тенях прошлого.
У Пеклова претензии к моему народу возникли не на пустом месте, но и Человечество в целом на этой Планете вело себя вовсе не как милые симпатичные цветочки.
Татьяну можно вспомнить для примера. И её сына, устроившего смертельную пытку для Марии только потому, что он хотел и мог добиться её гибели. Чего там было больше, приказ матери или личная неприязнь к паранормалам, уже не имело значения.
Мои приёмные родители объясняли мне, что люди лучше всего понимают наглядные образы. Эмоциональноге мышление - часть их разума, расовая особенность, с которой ничего нельзя сделать, только понять и принять…
- Алекс, - медленно сказала я, - представь, с тобой случилась беда. Ты ранен и искалечен. Твоя паранорма, к примеру, угасла. И вот, ты можешь вылечиться, способ есть, причём прежняя мощь вернётся к тебе в полной объёме, без ограничений. Но чтобы вылечиться, тебе нужно поставить на остриё клинка свою жизнь. Неужели же ты откажешься?
Пеклов смотрел на меня какое-то время, как будто решал в уме сверхсложную навигационную задачу.
- А ты отпустишь меня? - спросил он вдруг, принимая правила вопроса. - Зная, что я могу погибнуть?
- Я поддержу тебя в твоём решении, - ответила я. - В любом, что бы ты ни решил. Ведь если я посажу тебя на цепь, - тут я горько усмехнулась, - ты будешь винить меня в том, что у тебя ничего не получилось, и ты доживаешь свою жизнь калекой из-за меня. Даже если ты никогда не бросишь мне такое обвинение в лицо, я сама буду знать! Понимаешь? Я буду знать, что по моей воле ты лишился спасения, хотя мог бы его получить.
Пеклов молчал. Он не знал, что ответить. И я понимала, что теряю его. Озёра памяти изменят меня в любом случае. Пеклов не сможет меня принять, я уже видела.
Боль давила меня, раздирала на части, не давала вдохнуть. Общее, доступное для обоих наших народов одинаково чувство. Испытывать боль мы можем свободно и в равной мере.
- Я люблю тебя, Алекс, - тихо сказала я. - Я не могу ломать твою волю по своему желанию только потому, что мне так захотелось. Ведь однажды сломанное обратно уже не соберёшь. Отпусти меня. Не можешь поддержать, так хотя бы не мешай. Если у меня получится, Лес защитит нас всех от безумства моей матери.
