– Мне бы твою веру, Намрелав…
– А это не вера. Мы не умеем верить так, как вы, люди. Мы – знаем. Я знаю, что моя семья выжила.
Пеклов взял меня за руку. Прохладное прикосновение – у людей температура тела ниже, чем у нас – и такое огромное. Вспоминать о том, как Пеклов едва меня не придушил в самом начале нашего знакомства, было теперь попросту смешно.
Прибежала Мария. В куртке она и вправду потонула. Пеклов затянул кое-где ремешки потуже, но помогло мало. Балахон балахоном. Но хотя бы двигаться не мешало.
– Стрелять умеешь? – спросил у Марии Пеклов.
Ах, какой вопрос серьёзный! Умение стрелять выходило на первый план по сравнению, например, с умением варить кофе…
Снова короткий взгляд в пустоту, потом девочка встряхнулась и ответила с жёсткостью, резко контрастировавшей с детским голосом:
– Смогу.
– Тогда поехали. Намрелав, ты поведёшь. Карту запомнила?
– Да, – ответила я, поднимаясь в кабину. – Запомнила.
Белая Дача ушла в океан раскалённой магмы без остатка. Да, лава перестала прибывать и покрылась каменистой коркой, обманчиво твёрдой на вид. Всё ещё исходящий от неё жар высушивал воздух, наполнял его едким сернистым запахом. Порыв ветра со стороны лавового моря, и глаза на лоб сами собой вылезают. Не говоря уже о том, что дышать этакой гадость вовсе опасно.
Мы не стали искушать судьбу и пробираться дальше, повернули назад, забирая к востоку, к следующему поселению, Вязниково.
Мария подавленно молчала. Но не забывала крутить головой, оглядывая окрестности. Ничто не падало с неба по наши души, ничто не гналось следом, стреляя по нам из всех орудий. Но ощущение погони оставалось чётким и внятным, так, будто мне в затылок уже злобно дышали враги.
У Пеклова и девочки, похоже, были те же самые ощущения.
– Как в тире, – не выдержал он. – Будто у меня на затылке нарисована светящейся краской мишень. Можешь ехать быстрее?
– Чтобы вернее посадить аккумуляторы? – спросила я. – Я бы не хотела. Пешком отсюда выбираться будет непросто.
Яркая каменистая пустыня, привычный пейзаж Планеты, действовала на нервы. Мы здесь и впрямь как на ладони. Если кто-то следит с воздуха…
Сможем ли мы засечь небольшой видкам, сканирующий равнину с большой высоты? Моя машина от ОКЭ – лёгкий вариант, там, конечно, есть радиостанция, но не радиолокатор.
– Пеклов, – сказала я, – радар здесь есть?
– А что? – чуть настороженно спросил он.
– Ты запрещёнкой торгуешь… торговал… Мог в машину что-нибудь воткнуть… этакое. Воткнул?
– Активация системы наблюдения даст всплеск на вражеских сканерах, – медленно ответил Пеклов. – Примерно как небольшой атомный взрыв тёмной ночью: и увидят и услышат, причём с большого расстояния. Я бы не хотел давать им шанс.
– Зачем вообще нужна такая система, если её можно так легко засечь? – удивилась я.
– Ну… Приторговывать запрещёнкой, как ты выразилась, помогало. Но тут у нас сейчас не контрабанда. Здесь танцы на выживание.
Я посмотрела на него – а он внимательно глядел вперёд, придерживая у груди тяжёлые плазмоган, – и подумала, что Пеклов – военный, и с воинами моей биоматери уже имел дело. Возможно, сталкивался с нею самой. Ни за что не спрошу! Не хочу ничего о ней слушать.
Надо довериться тому, кто хорошо знает своё дело. Я умею чинить энерготехнику, Пеклов умеет драться и выживать там, где на первый взгляд выжить невозможно.
Вязниково показало ту же картину разорения и отчаянной битвы, что и Рассвет…
С той только разницей, что здесь не выжили даже коты.
– Давай вернёмся другой дорогой, – предложила я. – Может быть… может какие-то отдельные домовладения, вроде твоего… У меня на карте их нет, потому что зона ответственность ОКЭ закончилась на твоём доме. Но по факту-то…
– Давай, – хмуро выговорил мой спутник. – Поехали…
Естественный ландшафт Планеты – пустыни из цветного камня, с ущельями и каньонами небольших рек. Вода здесь в избытке, атмосфера насыщена кислородом. Можно жить без специальных средств защиты. Хоть в этом обоим нашим народам повезло.
Подбитую машину мы увидели не сразу. Её отбросило к скальному выступу, но не разбило в полный уж хлам. Пеклов велел мне взять плазмоган.
– Пойду посмотрю.
– А сам-то без оружия… – начала было я, но прикусила язык.
Он – пирокинетик. Он сам себе оружие. Правда, против таких же, как он сам, Пеклов может не выстоять. Особенно если их много. Но я надеялась, что в подбитой машине если кто и сидит, то не совсем уж безумец.
Пеклов скрылся из виду, потом появился и махнул мне рукой, мол, подъезжай.
В машине прятались трое… Хмурая плотная женщина в полувоенной одежде, юноша лет семнадцати – судя по сходству, её сын. И раненый ребёнок лет пяти примерно. Сломанная нога, судя по шинам и перевязке…
– Намрелав – это Татьяна из Белой Дачи. Татьяна – это Намрелав, инженер из Олегопетровска, – представил нас Пеклов.
– Рада знакомству, – дежурно улыбнулась я.
Я видела, что Татьяна с огромным удовольствием утопила бы меня в лаве. Судя по злобному взгляду её сына, тот охотно поучаствовал бы тоже. Малыш спал, видно, ему дали столько обезболивающего, сколько было возможно.
Я невольно потёрла запястье. Ломала когда-то, помню, как восстанавливалась. Переломы – это больно…
– Намрелав, посмотри, пожалуйста, можно ли взять их машину на буксир, или она сдохла окончательно и бесповоротно, – коротко распорядился Пеклов.
Я коротко кивнула. Старшинство Пеклова в вопросах выживания я приняла безоговорочно. Но с Татьяной мы не сработаемся. С сыном её тоже будут проблемы.
Люди в таких случаях говорят «задним местом чувствую». Но я ничем не чувствовала. Я просто знала. Уверена, если загрузить наши профили в нейросеть подбора персонала, она выдаст красную строчку на весь экран: «Полная психологическая несовместимость. Ставить друг к другу в напарники категорически НЕ РЕКОМЕНДОВАНО!»
Ну… не бросать же их… в пустыне. На верную гибель. Хотя они бы меня бросили, они – не Пеклов, сумевший отстраниться от боевой ненависти к моему народу.
Я решила не поворачиваться к спасённым спиной. Так, на всякий случай.
Но когда они устраивались в нашей машине (их мобиль мне удалось выставить на минимальную силовую подушку, так что с буксировкой проблем быть не должно), Мария одарила обоих хмурым взглядом. Похоже, ей наше новое пополнение тоже не понравилось.
Надо будет спросить при случае, почему.
Мы возвращались обратно. Солнце перешло зенит и теперь уверенно двигалось в сторону Барьера, ослепительно сиявшего за лавовым морем. Город Первых, конечно, молодцы. Огородились.
Без Барьера к ним как минимум втекла бы лава, что бы они с нею делали. Но решение скрыться под непроницаемым куполом казалось мне трусостью, что ли.
Мы будем навосьмеро рваться, чтобы выжить. Драться с обезумевшими, отстраивать разрушенное. А столичные пересидят лихие времена под крышей, потом вернутся – на всё готовенькое! Идиотские мысли, не думаю, что Городу Первых придётся так уж легко. Ограниченное пространство ограничивает разум, вспомнилось мне из школьных уроков по обществоведению.
Столичным хватит синяков и смертей! Не меньше нашего. И всё же, если бы они решили встать с нами плечом к плечу, было бы легче. Наверное…
С машиной Татьяны пришлось повозиться. Ракета-420, изделие двойного назначения, может использоваться как в гражданских, так и в военных целях. Вооружение, впрочем, отсутствовало.
Хоть плачь, хоть смейся. Контрабанда и сбыт краденого это нехорошо. Крысить с армейских складов – и подавно. Но если бы Пеклов оказался праведником, туго бы нам сейчас пришлось! А так у него в ангарах и кладовых чего только ни лежало.
У меня мелькнула мысль поставить оружие тоже, за несколько дней собрала бы. Но потом я решила вначале восстановить энергоузел. Без него, сами понимаете, какие там пушки. Если мобиль не на ходу, то и стрелять он не сможет тоже.
Возилась долго. В итоге, победный круг по двору и пометка на завтра заняться системой торможения. Не понравилась запоздалая реакция, так быть не должно.
Когда я спустилась из кабины на землю, оказалось, что за мной наблюдали. Как долго, трудно понять. Последние минут десять точно.
– Ключи спрашивать не пробовала? – хмуро поинтересовалась Татьяна, разглядывая меня снизу вверх.
Ей пришлось задрать голову, ростом она даже для человека не вышла. Выглядело агрессивно. Да и голос звучал недобро.
– А тебе что, шашечки или ехать? – хмуро спросила я, припомнив подходящее случаю человеческое выражение.
Ремонт потребовал вскрытия системы управления. Я решила не отвлекаться и не искать хозяйку, потому что – очевидно же! – права собственности в том их виде, в каком они существовали раньше, сейчас благополучно сдохли, легли в гроб, отправились в крематорий и нажали на нужную кнопочку.
Воинственный вид Татьяны пробудил во мне нехорошую память. Юг, что вы хотите. Я привыкла к Пеклову, как и он ко мне, но эта женщина явно ни к кому привыкать не собиралась.
С детства я умела определять, чего ждать от собеседника, его настроение – по голосу, выражению лица, взгляду. Как-то само собой получалось, а потом, после расширенного курса общей психологии, навык усовершенствовался. Первое впечатление – самое верное. Оно меня никогда ещё не подводило.
Татьяна сразу мне не понравилась, с самого начала. И теперь доказывала своим поведением, что мне не показалось.
– Это не твоя машина, – заявила Татьяна, упирая кулаки в бока. – Ты должна была спросить разрешения!
– Хорошо, – кивнула я спокойно. – Разобьёшь снова – чинить не стану.
Я собрала инструмент в сумку, закрыла её – рывком, замки так и клацнули. Выругала себя за недостаточную сдержанность: как ребёнок, право слово. Эмоции дестабилизируют разум, их необходимо держать в узде.
– Заведи в ангар и закрой,– сухо сказала я Татьяне. – Ночью возможен дождь…
– А ну стой.
Я оглянулась через плечо: ну? Чего ещё надо?
– Ты, девочка, слишком много о себе возомнила, – с ядовитой ласковостью выговорила Татьяна. – Я знаю Алекса несколько лет, и поверь мне, как бы ты перед ним ни крутила задом, ты никогда не станешь для него чем-то большим, чем просто бесплодной подстилкой. Да, я знаю весь твой поганый род! Имя Отмены у вас дают не просто так, а только лишь больным особям, негодным к деторождению. Впрочем, у тебя и так не получится родить Алексу ребёнка. Рылом не вышла. А вот я – я могу!
– Всё сказала? – хмуро спросила я.
– Погоди, не торопись! Я, конечно, не стану гнать тебя в пустыню на верную гибель. Можешь оставаться. Но – знай своё место, керсашен!
У меня руки дёрнулись от оскорбления. Вообще-то, такое полагалось смывать только кровью. На то, видно, и был расчёт: сейчас бешеная я наброшусь на бедную несчастную человечку, которая не желала мне никакого зла, и тем самым докажу, что мне нельзя доверять…
Знакомые игры. В Олегопетровске они пресекались на корню взрослыми, здесь – взрослые не те, да и я давно уже не ребёнок.
– Пошла ты, – бросила я с глубоким презрением, показывая ей, врагу, средний палец.
И уже не слушала, что ещё мне там кричат в спину. Плохо. Как же всё плохо. А станет ещё хуже, ведь Татьяна не уймётся.
От понимания простого факта, что гостья наша – дрянь, не хуже моей драгоценной биомамочки, легче не становилось. Потому что она и впрямь могла родить Пеклову ребёнка. Возможно, даже не одного.
А ведь в доме скоро начнётся настоящий ад, подумалось мне. Их двое, мать и сын. Настроить сына Татьяне будет очень легко, ведь это её ребёнок, ё воспитание, её плоть и кровь. Младшего, со сломанной ногой, в расчёт можно пока не брать, но и здесь надеяться не на что. Чтобы я ни делала, с каким участием бы к раненому не отнеслась, слово матери в таком возрасте – непреложный закон.
Мария… Слишком жестоко втравливать её, пережившую гибель семьи и всего родного поселения в распрю, где не будет победителей.
Сам Пеклов…
Образ его, возникший перед внутренним взором, внезапно причинил сильную боль. Мы были вместе, мы любили друг друга, но теперь всё изменилось. Мы не одни, есть Татьяна. Она и действительно может родить Пеклову ребёнка. А я… Имя Отмены мне дали не за генетические отклонения. Передать память предков я не сумею, но родить – смогу.
От мужчины моего народа.
Здесь таких нет и в помине. Появятся ли когда-нибудь – тоже большой вопрос. Значит, жизнь свою я проживу бездетной. Звучало паршиво, выглядело так же.
Надо возвращаться в Олегопетровск.
Бросать всё к такой-то матери, как выражаются сами люди, и уезжать. Жаль, что не сделала этого сразу! Теперь будет больно, по живому-то и без наркоза. Но, может быть, как-нибудь переживу. Жизнь, она и есть в основном про боль. Не то время, не то место, не те чувства, не такая внешность и недостаточно сил.
Лучший способ отвлечься от мрачных мыслей – найти рукам работу. Я спустилась в генераторную и тщательно проверила всё, что только можно было проверить. От механики до программных настроек. Без меня всё это хозяйство сколько-то времени продержится, я надеюсь.
А там Пеклов с Татьяной придумают, что им делать дальше.
– Так, – сказал Пеклов, появляясь в генераторной. – Ты почему всё ещё здесь?
– А где мне ещё быть? – удивилась я, завершая последние настройки.
– Ты сегодня ела?
Чтобы поесть, надо было пойти на кухню, а пока там торчала Татьяна, идти туда не хотелось. Да и есть не хотелось тоже.
– Пойдём со мной, – Пеклов взял меня за руку.
Если я попытаюсь освободиться, он меня, конечно же, отпустит. Но придётся объясняться. Проще позволить себе пойти следом. И всё же я попыталась съехать в сторону:
– Я устала. Я не хочу.
Кто бы там меня слушал!
На кухне мы появились вместе. Я сразу отметила, что Мария сидит как можно дальше от сына Татьяны, и хмуро смотрит в стол. Мне даже показалось, будто в воздухе повисло эхо свары. Напряги уши и уловишь слова.
Как уезжать? Эти черви-мясоеды Марии жизни ведь не дадут!
Пеклов велел мне сесть, сам встал рядом и положил руку мне на плечо. Татьяна и её сын оказались напротив нас, Мария постаралась придвинуться ко мне ближе.
– Намрелав – моя жена, – сказал Пеклов, не отводя взгляда от Татьяны. – Уважай её и люби. Не сможешь – силой не держу. Намрелав починила твою машину, можешь валить на все четыре стороны света, куда захочешь. Младшего можешь оставить, я позабочусь. Старший пусть решает сам, но условия те же самые. Да, Марию не трогать тоже.
– Можно подумать, эта байстрючка твоя дочь, – не выдержала Татьяна.
Я вспомнила, что байстрюками люди называют детей, рождённых вне брака. Так же это ругательство, не хуже керсашен, то есть, рождённой на помойке. Судя по тому, как вздрогнула Мария, оскорбление попало в цель: девочка не знала своего отца.
Не самый приятный старт в жизни, чего уж там. Не знать своих корней, не ведать, от кого рождена… Я не помнила предков, но я хотя бы знала всю свою родословную, дед рассказал.
– Мне плевать, что там тебе можно думать, а что нельзя, – с глубоким презрением выговорил Пеклов. – Да, моя дочь. Не нравится – опять же, машина на ходу, берёшь запас воды и концентратов, и – попутного ветра в сраку. Не заплачу. Мои тоже не огорчатся, можешь быть уверена. Но если остаёшься, то дерьма – не потерплю!
Он сжал могучий кулак, и вокруг него вспыхнуло на миг рыжее пламя пирокинеза.
– А это не вера. Мы не умеем верить так, как вы, люди. Мы – знаем. Я знаю, что моя семья выжила.
Пеклов взял меня за руку. Прохладное прикосновение – у людей температура тела ниже, чем у нас – и такое огромное. Вспоминать о том, как Пеклов едва меня не придушил в самом начале нашего знакомства, было теперь попросту смешно.
Прибежала Мария. В куртке она и вправду потонула. Пеклов затянул кое-где ремешки потуже, но помогло мало. Балахон балахоном. Но хотя бы двигаться не мешало.
– Стрелять умеешь? – спросил у Марии Пеклов.
Ах, какой вопрос серьёзный! Умение стрелять выходило на первый план по сравнению, например, с умением варить кофе…
Снова короткий взгляд в пустоту, потом девочка встряхнулась и ответила с жёсткостью, резко контрастировавшей с детским голосом:
– Смогу.
– Тогда поехали. Намрелав, ты поведёшь. Карту запомнила?
– Да, – ответила я, поднимаясь в кабину. – Запомнила.
***
Белая Дача ушла в океан раскалённой магмы без остатка. Да, лава перестала прибывать и покрылась каменистой коркой, обманчиво твёрдой на вид. Всё ещё исходящий от неё жар высушивал воздух, наполнял его едким сернистым запахом. Порыв ветра со стороны лавового моря, и глаза на лоб сами собой вылезают. Не говоря уже о том, что дышать этакой гадость вовсе опасно.
Мы не стали искушать судьбу и пробираться дальше, повернули назад, забирая к востоку, к следующему поселению, Вязниково.
Мария подавленно молчала. Но не забывала крутить головой, оглядывая окрестности. Ничто не падало с неба по наши души, ничто не гналось следом, стреляя по нам из всех орудий. Но ощущение погони оставалось чётким и внятным, так, будто мне в затылок уже злобно дышали враги.
У Пеклова и девочки, похоже, были те же самые ощущения.
– Как в тире, – не выдержал он. – Будто у меня на затылке нарисована светящейся краской мишень. Можешь ехать быстрее?
– Чтобы вернее посадить аккумуляторы? – спросила я. – Я бы не хотела. Пешком отсюда выбираться будет непросто.
Яркая каменистая пустыня, привычный пейзаж Планеты, действовала на нервы. Мы здесь и впрямь как на ладони. Если кто-то следит с воздуха…
Сможем ли мы засечь небольшой видкам, сканирующий равнину с большой высоты? Моя машина от ОКЭ – лёгкий вариант, там, конечно, есть радиостанция, но не радиолокатор.
– Пеклов, – сказала я, – радар здесь есть?
– А что? – чуть настороженно спросил он.
– Ты запрещёнкой торгуешь… торговал… Мог в машину что-нибудь воткнуть… этакое. Воткнул?
– Активация системы наблюдения даст всплеск на вражеских сканерах, – медленно ответил Пеклов. – Примерно как небольшой атомный взрыв тёмной ночью: и увидят и услышат, причём с большого расстояния. Я бы не хотел давать им шанс.
– Зачем вообще нужна такая система, если её можно так легко засечь? – удивилась я.
– Ну… Приторговывать запрещёнкой, как ты выразилась, помогало. Но тут у нас сейчас не контрабанда. Здесь танцы на выживание.
Я посмотрела на него – а он внимательно глядел вперёд, придерживая у груди тяжёлые плазмоган, – и подумала, что Пеклов – военный, и с воинами моей биоматери уже имел дело. Возможно, сталкивался с нею самой. Ни за что не спрошу! Не хочу ничего о ней слушать.
Надо довериться тому, кто хорошо знает своё дело. Я умею чинить энерготехнику, Пеклов умеет драться и выживать там, где на первый взгляд выжить невозможно.
Вязниково показало ту же картину разорения и отчаянной битвы, что и Рассвет…
С той только разницей, что здесь не выжили даже коты.
– Давай вернёмся другой дорогой, – предложила я. – Может быть… может какие-то отдельные домовладения, вроде твоего… У меня на карте их нет, потому что зона ответственность ОКЭ закончилась на твоём доме. Но по факту-то…
– Давай, – хмуро выговорил мой спутник. – Поехали…
Естественный ландшафт Планеты – пустыни из цветного камня, с ущельями и каньонами небольших рек. Вода здесь в избытке, атмосфера насыщена кислородом. Можно жить без специальных средств защиты. Хоть в этом обоим нашим народам повезло.
Подбитую машину мы увидели не сразу. Её отбросило к скальному выступу, но не разбило в полный уж хлам. Пеклов велел мне взять плазмоган.
– Пойду посмотрю.
– А сам-то без оружия… – начала было я, но прикусила язык.
Он – пирокинетик. Он сам себе оружие. Правда, против таких же, как он сам, Пеклов может не выстоять. Особенно если их много. Но я надеялась, что в подбитой машине если кто и сидит, то не совсем уж безумец.
Пеклов скрылся из виду, потом появился и махнул мне рукой, мол, подъезжай.
В машине прятались трое… Хмурая плотная женщина в полувоенной одежде, юноша лет семнадцати – судя по сходству, её сын. И раненый ребёнок лет пяти примерно. Сломанная нога, судя по шинам и перевязке…
– Намрелав – это Татьяна из Белой Дачи. Татьяна – это Намрелав, инженер из Олегопетровска, – представил нас Пеклов.
– Рада знакомству, – дежурно улыбнулась я.
Я видела, что Татьяна с огромным удовольствием утопила бы меня в лаве. Судя по злобному взгляду её сына, тот охотно поучаствовал бы тоже. Малыш спал, видно, ему дали столько обезболивающего, сколько было возможно.
Я невольно потёрла запястье. Ломала когда-то, помню, как восстанавливалась. Переломы – это больно…
– Намрелав, посмотри, пожалуйста, можно ли взять их машину на буксир, или она сдохла окончательно и бесповоротно, – коротко распорядился Пеклов.
Я коротко кивнула. Старшинство Пеклова в вопросах выживания я приняла безоговорочно. Но с Татьяной мы не сработаемся. С сыном её тоже будут проблемы.
Люди в таких случаях говорят «задним местом чувствую». Но я ничем не чувствовала. Я просто знала. Уверена, если загрузить наши профили в нейросеть подбора персонала, она выдаст красную строчку на весь экран: «Полная психологическая несовместимость. Ставить друг к другу в напарники категорически НЕ РЕКОМЕНДОВАНО!»
Ну… не бросать же их… в пустыне. На верную гибель. Хотя они бы меня бросили, они – не Пеклов, сумевший отстраниться от боевой ненависти к моему народу.
Я решила не поворачиваться к спасённым спиной. Так, на всякий случай.
Но когда они устраивались в нашей машине (их мобиль мне удалось выставить на минимальную силовую подушку, так что с буксировкой проблем быть не должно), Мария одарила обоих хмурым взглядом. Похоже, ей наше новое пополнение тоже не понравилось.
Надо будет спросить при случае, почему.
Мы возвращались обратно. Солнце перешло зенит и теперь уверенно двигалось в сторону Барьера, ослепительно сиявшего за лавовым морем. Город Первых, конечно, молодцы. Огородились.
Без Барьера к ним как минимум втекла бы лава, что бы они с нею делали. Но решение скрыться под непроницаемым куполом казалось мне трусостью, что ли.
Мы будем навосьмеро рваться, чтобы выжить. Драться с обезумевшими, отстраивать разрушенное. А столичные пересидят лихие времена под крышей, потом вернутся – на всё готовенькое! Идиотские мысли, не думаю, что Городу Первых придётся так уж легко. Ограниченное пространство ограничивает разум, вспомнилось мне из школьных уроков по обществоведению.
Столичным хватит синяков и смертей! Не меньше нашего. И всё же, если бы они решили встать с нами плечом к плечу, было бы легче. Наверное…
ГЛАВА 4
С машиной Татьяны пришлось повозиться. Ракета-420, изделие двойного назначения, может использоваться как в гражданских, так и в военных целях. Вооружение, впрочем, отсутствовало.
Хоть плачь, хоть смейся. Контрабанда и сбыт краденого это нехорошо. Крысить с армейских складов – и подавно. Но если бы Пеклов оказался праведником, туго бы нам сейчас пришлось! А так у него в ангарах и кладовых чего только ни лежало.
У меня мелькнула мысль поставить оружие тоже, за несколько дней собрала бы. Но потом я решила вначале восстановить энергоузел. Без него, сами понимаете, какие там пушки. Если мобиль не на ходу, то и стрелять он не сможет тоже.
Возилась долго. В итоге, победный круг по двору и пометка на завтра заняться системой торможения. Не понравилась запоздалая реакция, так быть не должно.
Когда я спустилась из кабины на землю, оказалось, что за мной наблюдали. Как долго, трудно понять. Последние минут десять точно.
– Ключи спрашивать не пробовала? – хмуро поинтересовалась Татьяна, разглядывая меня снизу вверх.
Ей пришлось задрать голову, ростом она даже для человека не вышла. Выглядело агрессивно. Да и голос звучал недобро.
– А тебе что, шашечки или ехать? – хмуро спросила я, припомнив подходящее случаю человеческое выражение.
Ремонт потребовал вскрытия системы управления. Я решила не отвлекаться и не искать хозяйку, потому что – очевидно же! – права собственности в том их виде, в каком они существовали раньше, сейчас благополучно сдохли, легли в гроб, отправились в крематорий и нажали на нужную кнопочку.
Воинственный вид Татьяны пробудил во мне нехорошую память. Юг, что вы хотите. Я привыкла к Пеклову, как и он ко мне, но эта женщина явно ни к кому привыкать не собиралась.
С детства я умела определять, чего ждать от собеседника, его настроение – по голосу, выражению лица, взгляду. Как-то само собой получалось, а потом, после расширенного курса общей психологии, навык усовершенствовался. Первое впечатление – самое верное. Оно меня никогда ещё не подводило.
Татьяна сразу мне не понравилась, с самого начала. И теперь доказывала своим поведением, что мне не показалось.
– Это не твоя машина, – заявила Татьяна, упирая кулаки в бока. – Ты должна была спросить разрешения!
– Хорошо, – кивнула я спокойно. – Разобьёшь снова – чинить не стану.
Я собрала инструмент в сумку, закрыла её – рывком, замки так и клацнули. Выругала себя за недостаточную сдержанность: как ребёнок, право слово. Эмоции дестабилизируют разум, их необходимо держать в узде.
– Заведи в ангар и закрой,– сухо сказала я Татьяне. – Ночью возможен дождь…
– А ну стой.
Я оглянулась через плечо: ну? Чего ещё надо?
– Ты, девочка, слишком много о себе возомнила, – с ядовитой ласковостью выговорила Татьяна. – Я знаю Алекса несколько лет, и поверь мне, как бы ты перед ним ни крутила задом, ты никогда не станешь для него чем-то большим, чем просто бесплодной подстилкой. Да, я знаю весь твой поганый род! Имя Отмены у вас дают не просто так, а только лишь больным особям, негодным к деторождению. Впрочем, у тебя и так не получится родить Алексу ребёнка. Рылом не вышла. А вот я – я могу!
– Всё сказала? – хмуро спросила я.
– Погоди, не торопись! Я, конечно, не стану гнать тебя в пустыню на верную гибель. Можешь оставаться. Но – знай своё место, керсашен!
У меня руки дёрнулись от оскорбления. Вообще-то, такое полагалось смывать только кровью. На то, видно, и был расчёт: сейчас бешеная я наброшусь на бедную несчастную человечку, которая не желала мне никакого зла, и тем самым докажу, что мне нельзя доверять…
Знакомые игры. В Олегопетровске они пресекались на корню взрослыми, здесь – взрослые не те, да и я давно уже не ребёнок.
– Пошла ты, – бросила я с глубоким презрением, показывая ей, врагу, средний палец.
И уже не слушала, что ещё мне там кричат в спину. Плохо. Как же всё плохо. А станет ещё хуже, ведь Татьяна не уймётся.
От понимания простого факта, что гостья наша – дрянь, не хуже моей драгоценной биомамочки, легче не становилось. Потому что она и впрямь могла родить Пеклову ребёнка. Возможно, даже не одного.
А ведь в доме скоро начнётся настоящий ад, подумалось мне. Их двое, мать и сын. Настроить сына Татьяне будет очень легко, ведь это её ребёнок, ё воспитание, её плоть и кровь. Младшего, со сломанной ногой, в расчёт можно пока не брать, но и здесь надеяться не на что. Чтобы я ни делала, с каким участием бы к раненому не отнеслась, слово матери в таком возрасте – непреложный закон.
Мария… Слишком жестоко втравливать её, пережившую гибель семьи и всего родного поселения в распрю, где не будет победителей.
Сам Пеклов…
Образ его, возникший перед внутренним взором, внезапно причинил сильную боль. Мы были вместе, мы любили друг друга, но теперь всё изменилось. Мы не одни, есть Татьяна. Она и действительно может родить Пеклову ребёнка. А я… Имя Отмены мне дали не за генетические отклонения. Передать память предков я не сумею, но родить – смогу.
От мужчины моего народа.
Здесь таких нет и в помине. Появятся ли когда-нибудь – тоже большой вопрос. Значит, жизнь свою я проживу бездетной. Звучало паршиво, выглядело так же.
Надо возвращаться в Олегопетровск.
Бросать всё к такой-то матери, как выражаются сами люди, и уезжать. Жаль, что не сделала этого сразу! Теперь будет больно, по живому-то и без наркоза. Но, может быть, как-нибудь переживу. Жизнь, она и есть в основном про боль. Не то время, не то место, не те чувства, не такая внешность и недостаточно сил.
Лучший способ отвлечься от мрачных мыслей – найти рукам работу. Я спустилась в генераторную и тщательно проверила всё, что только можно было проверить. От механики до программных настроек. Без меня всё это хозяйство сколько-то времени продержится, я надеюсь.
А там Пеклов с Татьяной придумают, что им делать дальше.
***
– Так, – сказал Пеклов, появляясь в генераторной. – Ты почему всё ещё здесь?
– А где мне ещё быть? – удивилась я, завершая последние настройки.
– Ты сегодня ела?
Чтобы поесть, надо было пойти на кухню, а пока там торчала Татьяна, идти туда не хотелось. Да и есть не хотелось тоже.
– Пойдём со мной, – Пеклов взял меня за руку.
Если я попытаюсь освободиться, он меня, конечно же, отпустит. Но придётся объясняться. Проще позволить себе пойти следом. И всё же я попыталась съехать в сторону:
– Я устала. Я не хочу.
Кто бы там меня слушал!
На кухне мы появились вместе. Я сразу отметила, что Мария сидит как можно дальше от сына Татьяны, и хмуро смотрит в стол. Мне даже показалось, будто в воздухе повисло эхо свары. Напряги уши и уловишь слова.
Как уезжать? Эти черви-мясоеды Марии жизни ведь не дадут!
Пеклов велел мне сесть, сам встал рядом и положил руку мне на плечо. Татьяна и её сын оказались напротив нас, Мария постаралась придвинуться ко мне ближе.
– Намрелав – моя жена, – сказал Пеклов, не отводя взгляда от Татьяны. – Уважай её и люби. Не сможешь – силой не держу. Намрелав починила твою машину, можешь валить на все четыре стороны света, куда захочешь. Младшего можешь оставить, я позабочусь. Старший пусть решает сам, но условия те же самые. Да, Марию не трогать тоже.
– Можно подумать, эта байстрючка твоя дочь, – не выдержала Татьяна.
Я вспомнила, что байстрюками люди называют детей, рождённых вне брака. Так же это ругательство, не хуже керсашен, то есть, рождённой на помойке. Судя по тому, как вздрогнула Мария, оскорбление попало в цель: девочка не знала своего отца.
Не самый приятный старт в жизни, чего уж там. Не знать своих корней, не ведать, от кого рождена… Я не помнила предков, но я хотя бы знала всю свою родословную, дед рассказал.
– Мне плевать, что там тебе можно думать, а что нельзя, – с глубоким презрением выговорил Пеклов. – Да, моя дочь. Не нравится – опять же, машина на ходу, берёшь запас воды и концентратов, и – попутного ветра в сраку. Не заплачу. Мои тоже не огорчатся, можешь быть уверена. Но если остаёшься, то дерьма – не потерплю!
Он сжал могучий кулак, и вокруг него вспыхнуло на миг рыжее пламя пирокинеза.
