– Ой! Я ж на занятия опаздываю!
– Учишься? – спросила Ирина.
– Да, на пилота-атмосферника, и у нас сейчас как раз практические… Атмосфера – это сила! – крикнула она уже от порога.
– А пространство? – поддела её Ирина. – Скажем, в районе какой-нибудь чёрной дыры?
– Пхэк, дыра! – фыркнула Кмеле. – Дыра – ерунда, а вот тропический циклон в плотной метановой атмосфере с коэффициентом Неррема восемь... Всё, до встречи, побежала!
Спускаться с третьего яруса не так уж далеко, но когда спешишь – критично. К лифтам бежать – в противоположную сторону, тоже лень. Поэтому Кмеле махнула прямо через низкую ограду – вниз. Ирина вскрикнула и бросилась смотреть. Но девчонка ничуть не разбилась. Судя по тому, как резво взяла старт в нужном направлении, не отбила даже пятки. Наверное, у неё был при себе какой-нибудь… Ирина напряглась и вспомнила термин из научной фантастики: гравитатор. Да, гравитатор. Или антиграв. Что-то, что позволяет сигать с такой высоты и не сворачивать себе при этом шею. А может быть, здесь, за оградой, существовало какое-нибудь силовое поле, не дающее неудачникам разбиться? В любом случае, повторять Кмелин подвиг Ирина не собиралась.
Она спустилась вниз и пошла, куда глаза глядят: побродить по городу, посмотреть, как здесь люди живут.
Люди жили хорошо!
Парки, дома-террасы, вкусный воздух, поднимешь голову к небу – воздушные трассы, транспорт несётся во всех направлениях, но от дорог не долетает ни звука. Странно и дико видеть подвижные тонкие тени под ногами, но не слышать характерного для скоростной трассы шума…
Дома-террасы разошлись, открывая огромное пространство, за которым вздымался на невообразимую высоту громадный лес. С такого расстояния трудновато было различить детали, но если прикинуть размеры хотя бы приблизительно – деревья явно превосходили по высоте городские террасы-кварталы. Даже городские трассы поднимались вверх, чтобы соблюсти должную дистанцию от макушек гигантских крон. И ещё: лес был зелёным!
Ирине захотелось непременно пройти туда. Пусть – далеко, ну, и что. Оказаться под зелёной листвой… посмотреть на солнце сквозь зелёные ветки… вдохнуть неповторимый родной запах зелёного леса…
Но сначала надо было пройти по гладкой степи, поросшей серебристо-жёлтым вродековылём по колено. Пушистые колоски приятно щекотали колени, льнули к коже, мягкие, невесомые касания, будто лёгким пёрышком водят, Причудливая вязь тонких деревянных дорожек уводила вдаль, к тонкой тёмной арке моста, выгнувшейся то ли над пропастью, то ли над рекою. Хотя одно другому не мешало, река спокойно себе могла течь по дну пропасти.
Ирина пошла по одной из дорожек, с любопытством оглядываясь. Дорожка вилась, сплетаясь и расплетаясь с другими такими же, упругая, овальная, в тонких трещинках, похоже, настоящее дерево. Наклонилась пощупать – шершавая, тёплая, со слабым сандаловым запахом. Дерево!
Да, в пропасти была река. Точнее, РЕКА! Огромная, полноводная, от края до края, и, судя по отметкам воды на гладком граните, уровень реки поднимался когда-то метров на семь от нынешнего. Вровень с берегом почти. Наверное, река впадала в океан… Но, сколько Ирина ни всматривалась, увидеть что-либо, кроме уходящих к горизонту берегов – на одном лес, на другом город – не удалось.
А ещё река почему-то была пустой. Ни барж, ни рейсовых пассажирских, ни даже прогулочных – ничего. Даже птицы не летали. Ирина вспомнила, что и в городе, в общем-то, было не слишком-то людно, птиц тоже не наблюдалось. Рабочий день в разгаре? Гуляют по вечерам? Или, может быть, ранним утром. Или вообще жизнь начинается только ночью, а днём все спят… А пернатых выставили вон с улиц, чтобы не мешали жить.
Далеко внизу дрожали над зеркальной гладью необычные пятнистые радуги. Защитное поле на случай, если кто-то свалится, перил ведь нет, бордюра нет, обрыв начинается сразу, словно землю отрезали гигантским острым ножом. «Лучше не проверять», – решила Ирина, но на край пропасти всё же села, свесив в звенящую влажную пустоту ноги.
Лес на противоположном берегу полоскал в воде длинные, похожие на ивовые, ветви. С поправкой на то, что таких громадных ив не бывает в природе. Чем дольше Ирина смотрела на лес, тем больше замечала подробностей. Ветви как у ивы, но на макушках стоят вверх и покрыты рябым узором… цветами? Ветер доносил порывами с того берега сложный аромат, тонкий и нежный, но вместе с тем крепкий. Шиповник, чабрец, бергамот. Мята. Полынь. Ночная фиалка, аптекарская ромашка, роза. И что-то ещё, совершенно чуждое, но противным не назовёшь, наоборот.
-Ай! – с ноги слетел ботинок, Ирина едва не кинулась за ним – подхватить.
Слетел и понёсся вниз, стремительно превращаясь в маленькую точку. Десять метров до поверхности воды, говорите? Ха! Больше, намного больше. Ведь даже всплеска увидеть не получилось. Даже звук обратно не дошёл! И зло сорвать не на ком. Сама виновата.
Ирина отползла от края, встала, сняла второй ботинок и отправила его к первому. Толку с него сейчас. Холодновато, на мягкой, влажной траве босиком. «Простыну!» – в отчаянии подумала девушка, поджимая пальцы.
На деревянной дорожке стало легче. Поверхность прогрелась на солнце, по ней приятно было идти – шелковистая, слегка шершавая, тёплая, она не ранила нежные подошвы, наоборот, доставляла невыразимое удовольствие. Дорожки сплетались, расплетались, сливались друг с другом и вскоре под ногами пошла одна-единственная, широкая, как центральный проспект. Мост поднимался ввысь крутым горбом, серо-коричневый, в седых пятнах мха. Снова – без перил, отчего в душе рождался едкий холодок: вот сейчас ка-ак хлестнёт ветром! И полетишь вниз, без звука.
В какой-то момент Ирина оглянулась, и увидела город как на ладони. Кварталы-террасы, спиральные шпили, транспортные потоки верхних уровней, синие пятна парковых озёр – под горячим, молочно-белым здешним солнцем. Сеть разбегающихся от моста дорожек царапнула память видом своим и рисунком, – что-то такое же Ирина уже видела. Где? Когда? Как?!
Коротким всплеском – из детства, крутой песчаный берег озера, старые сосны, впившиеся корнями в ненадёжную землю. Ветер и вода год за годом вымывали из-под них опору, но сосны не сдавались, стояли насмерть, растопырив одревесневшие корни, похожие на лапы диковинных пауков. Запах озона после недавней грозы, громкое недовольное «квэк-квэк» шальной утки, где-то было у неё, по-видимому, здесь гнездо, и внезапно чахлая гвоздика-чернобривец, оранжево-коричневые круглые шарики цветов, мелкие, но несгибаемо-яркие.
Ирина встряхнула головой, отгоняя видение. Корень. Вот чем был этот удивительный мост – гигантским корнем, протянувшимся от леса к городу.
– Так ты живой! – сказала Ирина мосту.
Мост не ответил ей. Но показалось, будто в неподвижном воздухе прокатилась некая упругая волна. Прокатилась, встрепав волосы и оставив зябкое ощущение присутствия. Ирина поёжилась, обхватывая себя за плечи. К ней как будто приглядывались, с любопытством и добродушной усмешкой. Как к ребёнку маленькому, впервые перекинувшему через бортик песочницы ножку – что малыш сделает дальше? Споткнётся, шлёпнется, расплачется? Или пойдёт вперёд, несмотря ни на что и вопреки родительскому окрику?
Ирина встряхнула головой и пошла вперёд.
Корень привёл под крону, внутрь завесы из длинных, гибких, оплетённых тонкими лианами ветвей. Лианы цвели пушистыми жёлтыми шариками и пахли почему-то хвоей, хотя не было вокруг ни хвоинки. Здесь царил прохладный зеленоватый полумрак, и уходили вниз, к воде, гигантские корни, не такие гигантские, как мостовой, но всё равно впечатляющие. А ещё ниже и левее в естественной корзинке из сплетённых ветвей стояла свечка пронзительно алого цветка размером с хороший дом. Ирина, не веря глазам своим, пробралась по корням ближе. Цветок слабо светился жемчужно-алым, протяни руку – и руку охватит багровое призрачное сияние.
Какая красота! Ирина обнаружила, что забыла дышать. Она осторожно села, поджав ноги, показалось, будто корень слегка подался, принимая удобную форму. А цветок начал медленно раскрываться. Алые лепестки загибались вниз и расходились на полосы, открывая огромную коричневато-золотистую сердцевину-початок. Воздух наполнился сиреневыми искрами пыльцы с нежнейшим запахом, схожим с запахом цветов шиповника и полыни одновременно. Ирина поспешно прикрыла нос ладонями: незачем бы вдыхать… Но пыльца, словно у неё был разум или, что вернее, программа, обтекала гостью на расстоянии вытянутой руки. Захочешь – не поймаешь.
Пыльца меняла цвет с сиреневого на алый, с алого на золотой, и снова на сиреневый. Время исчезло в танце сверкающих искорок безвозвратно. Ирина не сразу поняла, что ало-фиолетовый свет сквозь листья – это закат. Солнце садилось над городом, большой розово-фиолетово-алый шар, на который уже не больно было смотреть. Девушка шевельнулась, собираясь встать, и вдруг поняла, что не одна. Высокий мощный мужчина в строгом тёмном костюме смотрел на неё сверху вниз и хмурился. Вечерний свет рождал в его глазах красноватые блики, а по старым шрамам на лице, уходившим на шею и под ворот, Ирина узнала Алаверноша. По спине хлынуло едким страхом.
«Всё», – обречённо подумала девушка, прикрывая глаза. – «Мне конец…»
Но Алавернош не убивал её. Просто стоял и смотрел, а потом протянул руку, как тогда, в парке. Обмирая от ужаса, Ирина вложила в его широкую ладонь свои пальцы. И снова никто не убил её. Всего лишь бережно повели куда-то, и какое-то время она просто шла, старательно разглядывая корни под ногами – чтобы не запутаться, не поскользнуться и не споткнуться.
Алавернош вывел её на мост и отпустил руку, пошёл рядом. Ирина стала украдкой разглядывать его. Если уж сразу не убил, то отчего бы теперь не посмотреть? Униформа садовой службы или как там эта контора называлась, мужику явно не шла. Сейчас, в гражданском костюме, он выглядел куда симпатичнее. Вместо банального хвоста соорудил из своих длинных кудрей сложную, заплетённую со знанием дела причёску. Одну прядь, слева, завил крупными угловатыми локонами и оставил болтаться, она спускалась ниже плеча… Ирина поймала хмурый взгляд и поспешно отвернулась.
И увидела город.
Море огней на террасах-кварталах, море огней в зеркальной глади реки, косые стрелы высотных трасс, неяркое бурое солнце в ало-сиреневой дымке, золотой шар луны… Ирина сбилась с шага, жадно смотрела. Какая красота!
Корень-мост уходил вниз, пылая по краям фиолетовыми цветами. Их не было днём, они распустились только в сумерках. Наверное, будут светить всю ночь, а под утро скроются в бутонах. Вдаль по реке, справа и слева, ярко светились цепочки такого же мерцающего света – там тоже тянулись от леса к городу мостовые корни. Картина из тех, что врезаются в память и остаются в ней навсегда.
Алавернош скупо улыбнулся кончиками губ. Учитывая шрамы, улыбка вышла кошмарненькой, но Ирина не испугалась. Она чувствовала, он – понимает. Бывший боец, старый раненый солдат, он хорошо понимает, что такое красота мира и почему можно стоять перед нею в полном изумлении столько, сколько нужно, и ни мгновением меньше.
Алавернош осторожно коснулся пальцами её руки – мол, пошли. Ирина кивнула.
У подножия моста их ждали. Клаемь, её легко было узнать по лысому, глянцевито блестящему черепу. И – мама дорогая! – вчерашний Король. Этот, как его, Тоункем Дорхайон, злобный самодур и справедливая тварь. Ирина сама не заметила, как оказалась за спиной у Алаверноша. А тот молча шагнул вперёд, но как-то так, что чёрные телохранители Короля переместились ближе, явно нервничая. Наверняка ведь знали, чего ждать от садовника в бою. Там, у цветка, никакой опасности от Алаверноша не исходило, но здесь его как подменили. Мобильная боевая машина для убийств в активированном режиме. В воздухе запахло крупными неприятностями.
Король резко сказал что-то, Алавернош ответил скупым жестом. На повторную резкость – всё тот же жест. Каменное лицо, непримиримый взгляд. Готовность драться хотя бы и насмерть. Король драться насмерть задумался, Ирина видела. И уступать – кому, люди добрые, садовнику, комиссованному из армии! – не хотелось до чёртиков. И связываться с бешеным тоже. Но второе на пару со здравым смыслом перевесило. Король бросил ещё одну сердитую фразу, кивнул своим ухорезам и пошёл на мост, не оглядываясь.
Клаемь, не таясь, перевела дух, вынула из-за пазухи расшитый платочек и промокнула блестящий от пота череп.
– Ирен, – сказала она, – у вас талант.
– К-какой? – заикаясь, спросила девушка.
– Влипать в неприятности! Я вас теперь побоюсь одну оставлять. В ближайшее, по крайней мере, время.
Алавернош пожал плечами и резко высказался в адрес ушедшего. Ирина подумала, что средний палец – два средних пальца! – в спину Королю жест универсальный и понятный безо всякого перевода.
– Ал, – предупредила Клаемь, – однажды ты допрыгаешься.
Да. Действительно, универсальный жест, Ирина правильно все поняла!
– Допрыгаешься, допрыгаешься, – заверила садовника Клаемь. – Не спорь. Даль твоего незавидного будущего мне ясна, как прозрачный летний день. Что? Незаменимый? Ха. Ха. Ха.
Из-за синтезатора голоса Клаемь не могла передать эмоции интонацией. И даже не пыталась, давно смирившись со своим изъяном. Но зато она обладала живой мимикой прирожденной актрисы, и раздельное “ха-ха” в ее исполнении, – механический голос плюс выразительное лицо, – произвели впечатление.
Алавернош задумался над ответом. Признавать правоту Клаемь ему не хотелось, но найти нужное слово… то есть, жест, он так и не смог. “Плюс один в пользу Клаемь”, – со вздохом подумала Ирина.
Ей нравился Алавернош. Странным образом, нравился. Несмотря на шрамы и грозный вид. Он, наверное, хороший человек все же. Заступился перед Королем. Что-то подсказывало, что спусти “справедливый самодур” своих гавриков, и дело окончилось бы трупами. Легко. И это были бы вовсе не трупы Ирины, Клаемь и самого садовника.
– Пойдемте, – сказала Клаемь Ирине.
Та кивнула, но едва соступила с корня на траву, как босые ноги обожгло холодом. Правильно. Солнце село, земля остыла...
– Где ваша обувь? – спросила Клаемь.
– Уронила…
– Как уронили?
– Сидела на берегу, – объяснила Ирина. – С одной ноги соскользнуло… Ну, я и вторую выкинула, зачем она мне...
– И вы босиком пошли на мост? – уточнила Клаемь.
– Ну… да… а что, – Ирина вдруг заподозрила нехорошее. – Не надо было?
Клаемь всплеснула ладонями, и обратилась к Алаверношу. Ирина поняла, что язык жестов, надо все же выучить в ближайшее время. Потому что разговор между Клаемь и садовником получился темпераментным и энергичным. Наверняка без обсценной лексики не обошлось! Очень уж интересными были лица у обоих. Причем садовник откровенно потешался. Ехидная улыбочка на его исполосованной шрамами роже могла вывести из себя кого угодно.
– Что такое! – не вытерпела Ирина. – Объясните!
– Я объясню, – Клаемь цепко взяла ее под руку. – Ал, сгинь! Глаза чтобы мои тебя не видели. Ни сегодня, ни завтра, никогда в жизни.
Но Алавернош, прежде чем сгинуть, все же оставил за собой последний жест. Не средний палец, нет. Плавное красивое движение, очень похожее на… извинения?
– Сын древесной ящерицы, – в сердцах ругнулась на Алаверноша Клаемь. – Пойдемте.
– Учишься? – спросила Ирина.
– Да, на пилота-атмосферника, и у нас сейчас как раз практические… Атмосфера – это сила! – крикнула она уже от порога.
– А пространство? – поддела её Ирина. – Скажем, в районе какой-нибудь чёрной дыры?
– Пхэк, дыра! – фыркнула Кмеле. – Дыра – ерунда, а вот тропический циклон в плотной метановой атмосфере с коэффициентом Неррема восемь... Всё, до встречи, побежала!
Спускаться с третьего яруса не так уж далеко, но когда спешишь – критично. К лифтам бежать – в противоположную сторону, тоже лень. Поэтому Кмеле махнула прямо через низкую ограду – вниз. Ирина вскрикнула и бросилась смотреть. Но девчонка ничуть не разбилась. Судя по тому, как резво взяла старт в нужном направлении, не отбила даже пятки. Наверное, у неё был при себе какой-нибудь… Ирина напряглась и вспомнила термин из научной фантастики: гравитатор. Да, гравитатор. Или антиграв. Что-то, что позволяет сигать с такой высоты и не сворачивать себе при этом шею. А может быть, здесь, за оградой, существовало какое-нибудь силовое поле, не дающее неудачникам разбиться? В любом случае, повторять Кмелин подвиг Ирина не собиралась.
Она спустилась вниз и пошла, куда глаза глядят: побродить по городу, посмотреть, как здесь люди живут.
Люди жили хорошо!
Парки, дома-террасы, вкусный воздух, поднимешь голову к небу – воздушные трассы, транспорт несётся во всех направлениях, но от дорог не долетает ни звука. Странно и дико видеть подвижные тонкие тени под ногами, но не слышать характерного для скоростной трассы шума…
Дома-террасы разошлись, открывая огромное пространство, за которым вздымался на невообразимую высоту громадный лес. С такого расстояния трудновато было различить детали, но если прикинуть размеры хотя бы приблизительно – деревья явно превосходили по высоте городские террасы-кварталы. Даже городские трассы поднимались вверх, чтобы соблюсти должную дистанцию от макушек гигантских крон. И ещё: лес был зелёным!
Ирине захотелось непременно пройти туда. Пусть – далеко, ну, и что. Оказаться под зелёной листвой… посмотреть на солнце сквозь зелёные ветки… вдохнуть неповторимый родной запах зелёного леса…
Но сначала надо было пройти по гладкой степи, поросшей серебристо-жёлтым вродековылём по колено. Пушистые колоски приятно щекотали колени, льнули к коже, мягкие, невесомые касания, будто лёгким пёрышком водят, Причудливая вязь тонких деревянных дорожек уводила вдаль, к тонкой тёмной арке моста, выгнувшейся то ли над пропастью, то ли над рекою. Хотя одно другому не мешало, река спокойно себе могла течь по дну пропасти.
Ирина пошла по одной из дорожек, с любопытством оглядываясь. Дорожка вилась, сплетаясь и расплетаясь с другими такими же, упругая, овальная, в тонких трещинках, похоже, настоящее дерево. Наклонилась пощупать – шершавая, тёплая, со слабым сандаловым запахом. Дерево!
Да, в пропасти была река. Точнее, РЕКА! Огромная, полноводная, от края до края, и, судя по отметкам воды на гладком граните, уровень реки поднимался когда-то метров на семь от нынешнего. Вровень с берегом почти. Наверное, река впадала в океан… Но, сколько Ирина ни всматривалась, увидеть что-либо, кроме уходящих к горизонту берегов – на одном лес, на другом город – не удалось.
А ещё река почему-то была пустой. Ни барж, ни рейсовых пассажирских, ни даже прогулочных – ничего. Даже птицы не летали. Ирина вспомнила, что и в городе, в общем-то, было не слишком-то людно, птиц тоже не наблюдалось. Рабочий день в разгаре? Гуляют по вечерам? Или, может быть, ранним утром. Или вообще жизнь начинается только ночью, а днём все спят… А пернатых выставили вон с улиц, чтобы не мешали жить.
Далеко внизу дрожали над зеркальной гладью необычные пятнистые радуги. Защитное поле на случай, если кто-то свалится, перил ведь нет, бордюра нет, обрыв начинается сразу, словно землю отрезали гигантским острым ножом. «Лучше не проверять», – решила Ирина, но на край пропасти всё же села, свесив в звенящую влажную пустоту ноги.
Лес на противоположном берегу полоскал в воде длинные, похожие на ивовые, ветви. С поправкой на то, что таких громадных ив не бывает в природе. Чем дольше Ирина смотрела на лес, тем больше замечала подробностей. Ветви как у ивы, но на макушках стоят вверх и покрыты рябым узором… цветами? Ветер доносил порывами с того берега сложный аромат, тонкий и нежный, но вместе с тем крепкий. Шиповник, чабрец, бергамот. Мята. Полынь. Ночная фиалка, аптекарская ромашка, роза. И что-то ещё, совершенно чуждое, но противным не назовёшь, наоборот.
-Ай! – с ноги слетел ботинок, Ирина едва не кинулась за ним – подхватить.
Слетел и понёсся вниз, стремительно превращаясь в маленькую точку. Десять метров до поверхности воды, говорите? Ха! Больше, намного больше. Ведь даже всплеска увидеть не получилось. Даже звук обратно не дошёл! И зло сорвать не на ком. Сама виновата.
Ирина отползла от края, встала, сняла второй ботинок и отправила его к первому. Толку с него сейчас. Холодновато, на мягкой, влажной траве босиком. «Простыну!» – в отчаянии подумала девушка, поджимая пальцы.
На деревянной дорожке стало легче. Поверхность прогрелась на солнце, по ней приятно было идти – шелковистая, слегка шершавая, тёплая, она не ранила нежные подошвы, наоборот, доставляла невыразимое удовольствие. Дорожки сплетались, расплетались, сливались друг с другом и вскоре под ногами пошла одна-единственная, широкая, как центральный проспект. Мост поднимался ввысь крутым горбом, серо-коричневый, в седых пятнах мха. Снова – без перил, отчего в душе рождался едкий холодок: вот сейчас ка-ак хлестнёт ветром! И полетишь вниз, без звука.
В какой-то момент Ирина оглянулась, и увидела город как на ладони. Кварталы-террасы, спиральные шпили, транспортные потоки верхних уровней, синие пятна парковых озёр – под горячим, молочно-белым здешним солнцем. Сеть разбегающихся от моста дорожек царапнула память видом своим и рисунком, – что-то такое же Ирина уже видела. Где? Когда? Как?!
Коротким всплеском – из детства, крутой песчаный берег озера, старые сосны, впившиеся корнями в ненадёжную землю. Ветер и вода год за годом вымывали из-под них опору, но сосны не сдавались, стояли насмерть, растопырив одревесневшие корни, похожие на лапы диковинных пауков. Запах озона после недавней грозы, громкое недовольное «квэк-квэк» шальной утки, где-то было у неё, по-видимому, здесь гнездо, и внезапно чахлая гвоздика-чернобривец, оранжево-коричневые круглые шарики цветов, мелкие, но несгибаемо-яркие.
Ирина встряхнула головой, отгоняя видение. Корень. Вот чем был этот удивительный мост – гигантским корнем, протянувшимся от леса к городу.
– Так ты живой! – сказала Ирина мосту.
Мост не ответил ей. Но показалось, будто в неподвижном воздухе прокатилась некая упругая волна. Прокатилась, встрепав волосы и оставив зябкое ощущение присутствия. Ирина поёжилась, обхватывая себя за плечи. К ней как будто приглядывались, с любопытством и добродушной усмешкой. Как к ребёнку маленькому, впервые перекинувшему через бортик песочницы ножку – что малыш сделает дальше? Споткнётся, шлёпнется, расплачется? Или пойдёт вперёд, несмотря ни на что и вопреки родительскому окрику?
Ирина встряхнула головой и пошла вперёд.
Корень привёл под крону, внутрь завесы из длинных, гибких, оплетённых тонкими лианами ветвей. Лианы цвели пушистыми жёлтыми шариками и пахли почему-то хвоей, хотя не было вокруг ни хвоинки. Здесь царил прохладный зеленоватый полумрак, и уходили вниз, к воде, гигантские корни, не такие гигантские, как мостовой, но всё равно впечатляющие. А ещё ниже и левее в естественной корзинке из сплетённых ветвей стояла свечка пронзительно алого цветка размером с хороший дом. Ирина, не веря глазам своим, пробралась по корням ближе. Цветок слабо светился жемчужно-алым, протяни руку – и руку охватит багровое призрачное сияние.
Какая красота! Ирина обнаружила, что забыла дышать. Она осторожно села, поджав ноги, показалось, будто корень слегка подался, принимая удобную форму. А цветок начал медленно раскрываться. Алые лепестки загибались вниз и расходились на полосы, открывая огромную коричневато-золотистую сердцевину-початок. Воздух наполнился сиреневыми искрами пыльцы с нежнейшим запахом, схожим с запахом цветов шиповника и полыни одновременно. Ирина поспешно прикрыла нос ладонями: незачем бы вдыхать… Но пыльца, словно у неё был разум или, что вернее, программа, обтекала гостью на расстоянии вытянутой руки. Захочешь – не поймаешь.
Пыльца меняла цвет с сиреневого на алый, с алого на золотой, и снова на сиреневый. Время исчезло в танце сверкающих искорок безвозвратно. Ирина не сразу поняла, что ало-фиолетовый свет сквозь листья – это закат. Солнце садилось над городом, большой розово-фиолетово-алый шар, на который уже не больно было смотреть. Девушка шевельнулась, собираясь встать, и вдруг поняла, что не одна. Высокий мощный мужчина в строгом тёмном костюме смотрел на неё сверху вниз и хмурился. Вечерний свет рождал в его глазах красноватые блики, а по старым шрамам на лице, уходившим на шею и под ворот, Ирина узнала Алаверноша. По спине хлынуло едким страхом.
«Всё», – обречённо подумала девушка, прикрывая глаза. – «Мне конец…»
Но Алавернош не убивал её. Просто стоял и смотрел, а потом протянул руку, как тогда, в парке. Обмирая от ужаса, Ирина вложила в его широкую ладонь свои пальцы. И снова никто не убил её. Всего лишь бережно повели куда-то, и какое-то время она просто шла, старательно разглядывая корни под ногами – чтобы не запутаться, не поскользнуться и не споткнуться.
Алавернош вывел её на мост и отпустил руку, пошёл рядом. Ирина стала украдкой разглядывать его. Если уж сразу не убил, то отчего бы теперь не посмотреть? Униформа садовой службы или как там эта контора называлась, мужику явно не шла. Сейчас, в гражданском костюме, он выглядел куда симпатичнее. Вместо банального хвоста соорудил из своих длинных кудрей сложную, заплетённую со знанием дела причёску. Одну прядь, слева, завил крупными угловатыми локонами и оставил болтаться, она спускалась ниже плеча… Ирина поймала хмурый взгляд и поспешно отвернулась.
И увидела город.
Море огней на террасах-кварталах, море огней в зеркальной глади реки, косые стрелы высотных трасс, неяркое бурое солнце в ало-сиреневой дымке, золотой шар луны… Ирина сбилась с шага, жадно смотрела. Какая красота!
Корень-мост уходил вниз, пылая по краям фиолетовыми цветами. Их не было днём, они распустились только в сумерках. Наверное, будут светить всю ночь, а под утро скроются в бутонах. Вдаль по реке, справа и слева, ярко светились цепочки такого же мерцающего света – там тоже тянулись от леса к городу мостовые корни. Картина из тех, что врезаются в память и остаются в ней навсегда.
Алавернош скупо улыбнулся кончиками губ. Учитывая шрамы, улыбка вышла кошмарненькой, но Ирина не испугалась. Она чувствовала, он – понимает. Бывший боец, старый раненый солдат, он хорошо понимает, что такое красота мира и почему можно стоять перед нею в полном изумлении столько, сколько нужно, и ни мгновением меньше.
Алавернош осторожно коснулся пальцами её руки – мол, пошли. Ирина кивнула.
У подножия моста их ждали. Клаемь, её легко было узнать по лысому, глянцевито блестящему черепу. И – мама дорогая! – вчерашний Король. Этот, как его, Тоункем Дорхайон, злобный самодур и справедливая тварь. Ирина сама не заметила, как оказалась за спиной у Алаверноша. А тот молча шагнул вперёд, но как-то так, что чёрные телохранители Короля переместились ближе, явно нервничая. Наверняка ведь знали, чего ждать от садовника в бою. Там, у цветка, никакой опасности от Алаверноша не исходило, но здесь его как подменили. Мобильная боевая машина для убийств в активированном режиме. В воздухе запахло крупными неприятностями.
Король резко сказал что-то, Алавернош ответил скупым жестом. На повторную резкость – всё тот же жест. Каменное лицо, непримиримый взгляд. Готовность драться хотя бы и насмерть. Король драться насмерть задумался, Ирина видела. И уступать – кому, люди добрые, садовнику, комиссованному из армии! – не хотелось до чёртиков. И связываться с бешеным тоже. Но второе на пару со здравым смыслом перевесило. Король бросил ещё одну сердитую фразу, кивнул своим ухорезам и пошёл на мост, не оглядываясь.
Клаемь, не таясь, перевела дух, вынула из-за пазухи расшитый платочек и промокнула блестящий от пота череп.
– Ирен, – сказала она, – у вас талант.
– К-какой? – заикаясь, спросила девушка.
– Влипать в неприятности! Я вас теперь побоюсь одну оставлять. В ближайшее, по крайней мере, время.
Алавернош пожал плечами и резко высказался в адрес ушедшего. Ирина подумала, что средний палец – два средних пальца! – в спину Королю жест универсальный и понятный безо всякого перевода.
– Ал, – предупредила Клаемь, – однажды ты допрыгаешься.
Да. Действительно, универсальный жест, Ирина правильно все поняла!
– Допрыгаешься, допрыгаешься, – заверила садовника Клаемь. – Не спорь. Даль твоего незавидного будущего мне ясна, как прозрачный летний день. Что? Незаменимый? Ха. Ха. Ха.
Из-за синтезатора голоса Клаемь не могла передать эмоции интонацией. И даже не пыталась, давно смирившись со своим изъяном. Но зато она обладала живой мимикой прирожденной актрисы, и раздельное “ха-ха” в ее исполнении, – механический голос плюс выразительное лицо, – произвели впечатление.
Алавернош задумался над ответом. Признавать правоту Клаемь ему не хотелось, но найти нужное слово… то есть, жест, он так и не смог. “Плюс один в пользу Клаемь”, – со вздохом подумала Ирина.
Ей нравился Алавернош. Странным образом, нравился. Несмотря на шрамы и грозный вид. Он, наверное, хороший человек все же. Заступился перед Королем. Что-то подсказывало, что спусти “справедливый самодур” своих гавриков, и дело окончилось бы трупами. Легко. И это были бы вовсе не трупы Ирины, Клаемь и самого садовника.
– Пойдемте, – сказала Клаемь Ирине.
Та кивнула, но едва соступила с корня на траву, как босые ноги обожгло холодом. Правильно. Солнце село, земля остыла...
– Где ваша обувь? – спросила Клаемь.
– Уронила…
– Как уронили?
– Сидела на берегу, – объяснила Ирина. – С одной ноги соскользнуло… Ну, я и вторую выкинула, зачем она мне...
– И вы босиком пошли на мост? – уточнила Клаемь.
– Ну… да… а что, – Ирина вдруг заподозрила нехорошее. – Не надо было?
Клаемь всплеснула ладонями, и обратилась к Алаверношу. Ирина поняла, что язык жестов, надо все же выучить в ближайшее время. Потому что разговор между Клаемь и садовником получился темпераментным и энергичным. Наверняка без обсценной лексики не обошлось! Очень уж интересными были лица у обоих. Причем садовник откровенно потешался. Ехидная улыбочка на его исполосованной шрамами роже могла вывести из себя кого угодно.
– Что такое! – не вытерпела Ирина. – Объясните!
– Я объясню, – Клаемь цепко взяла ее под руку. – Ал, сгинь! Глаза чтобы мои тебя не видели. Ни сегодня, ни завтра, никогда в жизни.
Но Алавернош, прежде чем сгинуть, все же оставил за собой последний жест. Не средний палец, нет. Плавное красивое движение, очень похожее на… извинения?
– Сын древесной ящерицы, – в сердцах ругнулась на Алаверноша Клаемь. – Пойдемте.
