— Какая муха ее укусила? Может, хоть кто-нибудь мне объяснит, в чем дело? – спросил вполголоса Тома.
— И мне заодно? – бросил Гастон, косясь на Себастьяна.
— И часто она вот так? – осторожно поинтересовался граф.
— Первый раз вижу! – пожал плечами Гастон. – О чем она говорила? Что за маркиза и собаки?
— О, эти женщины! – вздохнул Тома, садясь на освободившееся место между ними. – Да разве ж угадаешь, что у них в голове? Себастьян, помнишь ту голландку?
— Еще бы! Такую забудешь – сущая фурия!
— Голландские дамочки, они такие, - со знающим видом кивнул Гастон. – Кстати, знавал я в Руане одну англичанку…
— Как? И англичанки тоже?
Тот же день, вечер
Несмотря на поздний час, в парке еще прогуливались немногочисленные придворные, решившие полюбоваться последними лучами заходящего солнца. Посредине Южной лужайки лакеи в голубых ливреях королевского дома расставляли факелы вокруг оркестра, репетировавшего на свежем воздухе. Жан-Батист Люлли с недовольной миной отбивал ритм своей длинной тростью с железным наконечником. Король потребовал, чтобы премьера «Персея», новой оперы Люлли, состоялась на этой неделе.
— О нет, у нас же ничего не готово, - накручивал себя и музыкантов первый композитор короля, а значит, и всей Франции. – Нас ждет провал.
Словно почувствовав его настрой, мелодия вдруг оборвалась на фальшивой ноте.
— Mamma mia! – заорал Люлли на музыкантов, швыряя трость наземь, чтобы перейти на куда более выразительный язык жестов, принятый в его родной Италии. – Как можно так отвратительно играть! Смотрите в партитуру, черт побери!
В маленьком зале первого этажа потихоньку собирались танцоры из числа придворных. Большинство из них толпилось у высоких дверей, наблюдая за дирижирующим маэстро.
Элоиза де Монвивье в одиночестве переодевалась в крошечной костюмерной. Лицо ее выражало крайнюю степень расстройства. Узнав о благополучном возвращении Шарлотты с собаками, Монтеспан вместо награды обрушила на голову своей подручной лавину оскорблений: прощайте, денежки и новенькие платья! Элоиза никак не могла понять, что же пошло не так, ведь они с Лурмелем сделали все, как надо.
Но Шарлотта непременно заплатит ей за эту неудачу. Надевая костюм, Элоиза обдумывала план страшной мести. Поверх длинной белоснежной туники она застегнула корсаж из золотой парчи и нахлобучила на голову белокурый парик и венок из искусственных цветов – наряд «греческой пастушки».
Оглядев себя в зеркале, фрейлина недовольно поморщилась. Что бы такое сделать, чтобы ее заметили? Вырез поглубже или подол покороче? Элоиза обернулась в поисках швеи, но вместо этого ее взгляд упал на развешанные на вешалках костюмы с прикрепленными бумажками, на которых были нацарапаны имена танцоров, а затем остановился на шкатулке со швейными принадлежностями. Элоиза усмехнулась – теперь она знала, как отомстить.
И пусть это будет мелкое ребячество, зато как поднялось настроение! Довольно жмурясь в предвкушении, она достала из шкатулки крошечные ножнички и…
— Нет, нет, это никуда не годится, сударь! – не выдержав, взорвался королевский балетмейстер Бошан. – Вы должны приподнять вашу партнершу так, будто она ничего не весит. Больше грации, больше энтузиазма, черт возьми! Не так!
Возмущенный критикой виконт де Бельрив опустил Шарлотту так резко, что она едва не упала, а белоснежный парик сполз ей на нос.
На другом конце зала Себастьян де Коссель, граф де Шабри, откровенно забавлялся, наблюдая за этой сценой. Но при виде Элоизы, надвигавшейся с неизбежностью рока, его насмешливая улыбка застыла, превратившись в гримасу.
— Поскольку Машибуа приболел, моим партнером будете вы, граф, - кокетливо трепеща ресницами, сообщила довольная пастушка, которой, по мнению Себастьяна, больше подошла бы роль одной из Эриний.
— Граф, прошу вас, подойдите сюда! – окликнул его балетмейстер.
Себастьян не заставил просить себя дважды, радуясь поводу избежать общества Элоизы.
— Я видел, как вы танцевали с мадемуазель на балу, - Бошан кивнул на поправляющую парик Шарлотту. – Вы идеально подходите друг другу. А вы, виконт, возьмите мадемуазель де Монвивье, она как раз нужного роста. Будьте добры, займите ваши места.
Себастьян старательно избегал встречаться взглядом с Шарлоттой, все еще не простившей ему сцену с «дуэлью».
Придя на репетицию, она демонстративно не заметила ни его, ни Элоизу и сразу же направилась переодеваться в костюмерную.
Снаружи музыка снова стихла, и раздались возмущенные ругательства бешено жестикулирующего Люлли.
— Начнем с начала. Все вместе! – велел Бошан, хлопками задавая ритм.
Неожиданная роль не пугала Себастьяна – в академии для молодых дворян, где танцы были одним из основных предметов наравне с фехтованием, он всегда считался отменным танцором. Так что когда распорядитель королевских развлечений попросил его заменить Машибуа, повредившего на охоте ногу, Себастьян не заставил себя упрашивать. Ему потребовался всего час на то, чтобы запомнить движения, которые показали ему профессиональные танцоры, участвующие в постановке наряду с титулованными дилетантами.
На счет Бошана они начали танцевать, но не прошло и нескольких секунд, как Шарлотта зашипела на него сквозь зубы:
— Перестаньте меня тискать, вы!
— Прошу прощения? – шепотом изумился граф, хмуря брови. – Я всего лишь поддерживаю вас, ничуть не нарушая приличий.
Он ловко закружил злющую «пастушку» и добавил:
— Нельзя же быть такой недотрогой, в самом деле! Да еще и неблагодарной в придачу.
— Я не недотрога! Просто вы слишком крепко меня стиснули, вот и все, - продолжала настаивать Шарлотта.
— Но вашей неблагодарности это не отменяет. И это после того, как с вашей легкой руки мы с вашим братом стали лучшими в мире друзьями, - прошептал Себастьян ей в затылок.
— Да если бы меня там не было, вы бы просто проткнули друг друга!
— Но согласитесь, презабавнейшее же вышло недоразумение! И озадаченный Тома со своим «что-то случилось?» на закуску, - тихий смех графа все таки заставил Шарлотту улыбнуться против воли.
— Да уж, сцена была та еще! – фыркнула она, наконец, оттаяв.
Когда их партия закончилась, и Бошан вызвал других танцоров репетировать следующий танец, Себастьян вдруг заметил, что греческая туника Шарлотты вот-вот соскользнет, открывая взгляду весьма привлекательные округлости. Не раздумывая, он быстро прижал тонкую ткань ладонью, заставив девушку вздрогнуть и возмущенно вспыхнуть.
— Немедленно уберите вашу руку! – зашипела она, шокированная столь вольными манерами.
— У вас шов распоролся. Если я уберу руку, вы останетесь нагишом, - шепнул Себастьян ей на ухо, начиная сердиться на эту беспричинную злость. – Но, право же, ваша нелюбезность заслуживает того, чтобы я ее убрал!
Шарлотта покраснела еще гуще, испуганно скосила глаза, чтобы убедиться в искренности его слов, и тут же подхватила падающую тунику, стряхнув ладонь Себастьяна. Прижимая обе руки к груди, она поспешно юркнула в костюмерную. К счастью, никто ничего не заметил – если не считать Элоизы де Монвивье, проводившей ее насмешливым взглядом.
С иглой Шарлотта обращалась куда лучше, чем играла на клавесине, так что пара распоротых неведомым шутником швов не отняла у нее много времени. В зал для репетиций она вернулась с твердым намерением извиниться перед Себастьяном, который вместе со всеми аплодировал мастерству Бошана.
Балетмейстер только что закончил серию сложнейших пируэтов, предназначенных для профессиональных танцовщиков, занятых в спектакле, и теперь демонстрировал отдельные движения, настаивая на строжайшем соблюдении изобретенных им пяти позиций рук и ног. Наконец, Бошан остановился и поклонился знатным дилетантам, с которыми ему предстояло танцевать.
— Пауза! – объявил он.
Снаружи доносились истошные вопли Люлли. Заламывая в отчаянии руки, великий композитор почти рыдал и даже пытался рвать на себе волосы – к счастью, накладные.
— А вот и Люлли! – шепнула Хильди. – Внимание, дамы и господа, сейчас перед нами будет разыграна главная сцена первого акта.
Люлли ворвался в зал и в ярости швырнул свой парик под ноги балетмейстеру. Притихшая было публика тихо захихикала при виде бритой головы маэстро.
— Mamma mia! Уложиться за неделю? Но это же совершенно невозможно! Ни одного приличного музыканта! – возопил Люлли, воздев руки к расписанному купидонами и нимфами плафону. – Хор фальшивит, декорации не готовы!
— Спокойно, Батист, - Бошан вытер лоб огромным носовым платком. – И мои танцоры, и твои музыканты уже почти готовы…
— А кто будет танцевать главные роли? – не унимался маэстро, заламывая руки. – Король все еще никого не назначил!
— Уж точно ни беременная дофина, ни королева, - Бошан ухмыльнулся. – Король тоже не желает больше танцевать на сцене. Так что остаются дофин, принц и принцесса Конти, Месье и Мадам…
— Madonna! Только не Мадам, - перекрестился Люлли.
Шарлотта, Себастьян и Хильди дружно рассмеялись. Мадам, грузная и рослая в противовес своему миниатюрному и женственному супругу, всегда первой смеялась над собственной неловкостью и пируэтам на паркете предпочитала псовую охоту.
Почувствовав, что атмосфера заметно разрядилась, Шарлотта решилась:
— Прошу вас извинить меня, граф, - чуть слышно шепнула она Себастьяну. – Вы были правы, я проявила черную неблагодарность.
— Ничего страшного, просто у вас был слишком трудный день, - мягко улыбнулся де Шабри.
— Да уж, звезды сложились так неблагоприятно…
Поймав вопрошающий взгляд Хильди, они вкратце пересказали немке свои приключения, и та с ужасом уставилась на Элоизу, испытывающую свою ангельскую улыбку на виконте де Бельриве.
— Надо рассказать об этом королеве, - посоветовала она. – Эту девицу следует выгнать взашей!
— Ты же знаешь, у королевы нет ровным счетом никакой власти. Просто впредь я буду осторожнее.
— Но вы, сударь, вы же все видели и слышали. Вы – самый настоящий свидетель, – настаивала Хильди.
— Никто мне не поверит, - покачал головой Себастьян. – Все решат, что я пытаюсь очернить Элоизу, чтобы от нее избавиться. Весь двор в курсе, что она за мной гоняется, и что мне это совсем не по вкусу.
Да, с этим трудно было не согласиться, тем более, что двор и без того сплетничал о молодом графе, не жаловавшем женский пол.
— А где Элизабет? – поинтересовалась Шарлотта, ища взглядом подругу.
— Пошла в костюмерную, чтобы поправить платье, – Хильди вновь взглянула на кокетничающую с виконтом Элоизу. – А вот за Монвивье надо бы последить, она наверняка попробует сотворить какую-нибудь новую пакость.
— Я попрошу Тома понаблюдать за Лурмелем, – предложил Себастьян. – В Версале его пока никто не знает, так что Лурмель вряд ли заметит слежку.
— Помяни черта всуе…, – фыркнула Шарлотта, заметив кузена.
Тома, только что вошедший в зал, на мгновение замер при виде танцоров в пышных костюмах, а затем подошел к одной из «пастушек», указавшей ему на дверь костюмерной.
Танцовщица не ошиблась, Шарлотта действительно оказалась там. Тома вошел, надеясь, что кузина, наконец, успокоилась и не станет на него кидаться.
В костюмерной не было никого кроме Шарлотты, которая пыталась застегнуть корсаж из золотой парчи. Ее белоснежный парик сполз и накренился набок, закрывая обзор.
Смекнув, что кузина его не видит, Тома де Понфавье подкрался к ней на цыпочках и вытянул руки, чтобы пощекотать ей бока. В детстве щекотка заставляла Шарлотту хохотать до слез.
— Гули-гули, – проворковал он, как много лет назад.
Но вместо того, чтобы рассмеяться, девушка отчаянно взвизгнула и, оставив попытку застегнуть корсаж, развернулась так резко, что едва не сбила Тома с ног.
«Это не Шарлотта!» – успело промелькнуть у него в голове, прежде чем звонкая пощечина незнакомки лишила его способности соображать.
— Нахал! – завизжала Элизабет на весь зал.
Тома съежился, узнав стройную брюнетку, которой восхищался в парке.
— Я так смущен, – пробормотал он, держась за щеку. – Прошу, простите…
— Невежа! – Элизабет оттолкнула его и выскочила из костюмерной.
— Я просто принял вас за другую, мадемуазель. Честное слово, - не унимался Тома, которому пришлось почти бежать за девушкой.
— Довольно, сударь, – оборвала его Элизабет в тщетной попытке испепелить своего преследователя гневным взглядом.
Она остановилась так внезапно, что Тома, мчавшийся за ней по пятам, едва не сбил ее с ног. Вокруг них послышались громкие смешки, что еще больше взбесило фрейлину.
— Но я и в самом деле ошибся. Принял вас за мою кузину, мадемуазель де Маркусси.
— Перепутать меня с Шарлоттой? Меня? Да вы хотите меня оскорбить, сударь! – вспыхнула Элизабет, чуть не плача.
— Но со спины…, клянусь вам…
— Этот наглец и есть ваш кузен Понфавье? – спросила она у Шарлотты и, не дожидаясь ответа, снова повернулась к Тома. – Вашей матушке, весьма достойной даме, должно быть стыдно за ваши манеры!
— Но мад…, - попытался возразить Тома, но ему и на этот раз не дали сказать ни слова.
— Этот тип вздумал насмехаться над моей внешностью, сравнив меня с вами, Шарлотта! – Элизабет вновь гневно сверкнула глазами.
— А что такого с вашей внешностью? – проблеял окончательно запутавшийся Тома.
Смех вокруг них становился все громче.
— О, это уже слишком! – вскричала Элизабет и кинулась обратно в костюмерную, захлопнув за собой дверь.
— Бедняжка. Она считает себя некрасивой и очень переживает из-за этого, - объяснила друзьям Шарлотта.
— Боже, сколько огня! Какой характер, - по лицу Тома начала расплываться блаженная улыбка, плохо сочетающаяся с отпечатавшейся на щеке пятерней. – Мадемуазель, да постойте же!
Пока он пытался прорваться в костюмерную, Себастьян наклонился к Шарлотте, чтобы шепнуть ей на ухо:
— В этом сезоне стрелы Купидона летают слишком низко.
— А, вы тоже заметили? – не удержалась она от иронии. – Боюсь, одна из них попала бедняге Тома прямо в сердце!
— Хм, и это его, по вашему, вряд ли заметят? – недоверчиво покачала головой Хильди.
Всю неделю Элоиза де Монвивье не могла сделать и шагу, чтобы не наткнуться на Шарлотту или Элизабет. А когда королева навещала дофину, за Элоизой хвостом ходила Хильди.
Что до ее сообщника Лурмеля, он, как истинный придворный, был занят с утра до вечера. После утреннего «леве» у короля он спешил отметиться в покоях у всех первых лиц королевства. И каждый день в приемных Месье, принца Конти и Лувуа он находил то Тома, то Себастьяна. Больше того, он сталкивался с ними у своего портного, парикмахера и парфюмера, встречался с ними за карточным столом и в театре… одним словом, слежка обходилась нашим друзьям недешево.
Но несмотря на то, что они ни на минуту не выпускали своих подопечных из виду, их усилия оставались бесплодными. Быть может, маркиза де Монтеспан отказалась от своих планов?
Зато у бедняжки Мадлен было столько работы, что не хватало времени на сон. Стоявшая всю неделю жара, отсутствие элементарной гигиены и несчастные случаи безжалостно выкашивали трудившихся на стройке рабочих.
В борьбе с дизентерией и травмами она лишь мельком видела Гастона и, по правде говоря, ничуть не огорчалась этим. При встрече ее хватало только на то, чтобы быстро пробормотать вежливое «здрасте» и тут же сбежать от Гастона с такой прытью, будто за ней гнался сам дьявол.
— И мне заодно? – бросил Гастон, косясь на Себастьяна.
— И часто она вот так? – осторожно поинтересовался граф.
— Первый раз вижу! – пожал плечами Гастон. – О чем она говорила? Что за маркиза и собаки?
— О, эти женщины! – вздохнул Тома, садясь на освободившееся место между ними. – Да разве ж угадаешь, что у них в голове? Себастьян, помнишь ту голландку?
— Еще бы! Такую забудешь – сущая фурия!
— Голландские дамочки, они такие, - со знающим видом кивнул Гастон. – Кстати, знавал я в Руане одну англичанку…
— Как? И англичанки тоже?
Прода от 11.06.2019, 23:26
Глава 11
Тот же день, вечер
Несмотря на поздний час, в парке еще прогуливались немногочисленные придворные, решившие полюбоваться последними лучами заходящего солнца. Посредине Южной лужайки лакеи в голубых ливреях королевского дома расставляли факелы вокруг оркестра, репетировавшего на свежем воздухе. Жан-Батист Люлли с недовольной миной отбивал ритм своей длинной тростью с железным наконечником. Король потребовал, чтобы премьера «Персея», новой оперы Люлли, состоялась на этой неделе.
— О нет, у нас же ничего не готово, - накручивал себя и музыкантов первый композитор короля, а значит, и всей Франции. – Нас ждет провал.
Словно почувствовав его настрой, мелодия вдруг оборвалась на фальшивой ноте.
— Mamma mia! – заорал Люлли на музыкантов, швыряя трость наземь, чтобы перейти на куда более выразительный язык жестов, принятый в его родной Италии. – Как можно так отвратительно играть! Смотрите в партитуру, черт побери!
В маленьком зале первого этажа потихоньку собирались танцоры из числа придворных. Большинство из них толпилось у высоких дверей, наблюдая за дирижирующим маэстро.
Элоиза де Монвивье в одиночестве переодевалась в крошечной костюмерной. Лицо ее выражало крайнюю степень расстройства. Узнав о благополучном возвращении Шарлотты с собаками, Монтеспан вместо награды обрушила на голову своей подручной лавину оскорблений: прощайте, денежки и новенькие платья! Элоиза никак не могла понять, что же пошло не так, ведь они с Лурмелем сделали все, как надо.
Но Шарлотта непременно заплатит ей за эту неудачу. Надевая костюм, Элоиза обдумывала план страшной мести. Поверх длинной белоснежной туники она застегнула корсаж из золотой парчи и нахлобучила на голову белокурый парик и венок из искусственных цветов – наряд «греческой пастушки».
Оглядев себя в зеркале, фрейлина недовольно поморщилась. Что бы такое сделать, чтобы ее заметили? Вырез поглубже или подол покороче? Элоиза обернулась в поисках швеи, но вместо этого ее взгляд упал на развешанные на вешалках костюмы с прикрепленными бумажками, на которых были нацарапаны имена танцоров, а затем остановился на шкатулке со швейными принадлежностями. Элоиза усмехнулась – теперь она знала, как отомстить.
И пусть это будет мелкое ребячество, зато как поднялось настроение! Довольно жмурясь в предвкушении, она достала из шкатулки крошечные ножнички и…
***
— Нет, нет, это никуда не годится, сударь! – не выдержав, взорвался королевский балетмейстер Бошан. – Вы должны приподнять вашу партнершу так, будто она ничего не весит. Больше грации, больше энтузиазма, черт возьми! Не так!
Возмущенный критикой виконт де Бельрив опустил Шарлотту так резко, что она едва не упала, а белоснежный парик сполз ей на нос.
На другом конце зала Себастьян де Коссель, граф де Шабри, откровенно забавлялся, наблюдая за этой сценой. Но при виде Элоизы, надвигавшейся с неизбежностью рока, его насмешливая улыбка застыла, превратившись в гримасу.
— Поскольку Машибуа приболел, моим партнером будете вы, граф, - кокетливо трепеща ресницами, сообщила довольная пастушка, которой, по мнению Себастьяна, больше подошла бы роль одной из Эриний.
— Граф, прошу вас, подойдите сюда! – окликнул его балетмейстер.
Себастьян не заставил просить себя дважды, радуясь поводу избежать общества Элоизы.
— Я видел, как вы танцевали с мадемуазель на балу, - Бошан кивнул на поправляющую парик Шарлотту. – Вы идеально подходите друг другу. А вы, виконт, возьмите мадемуазель де Монвивье, она как раз нужного роста. Будьте добры, займите ваши места.
Себастьян старательно избегал встречаться взглядом с Шарлоттой, все еще не простившей ему сцену с «дуэлью».
Придя на репетицию, она демонстративно не заметила ни его, ни Элоизу и сразу же направилась переодеваться в костюмерную.
Снаружи музыка снова стихла, и раздались возмущенные ругательства бешено жестикулирующего Люлли.
— Начнем с начала. Все вместе! – велел Бошан, хлопками задавая ритм.
Неожиданная роль не пугала Себастьяна – в академии для молодых дворян, где танцы были одним из основных предметов наравне с фехтованием, он всегда считался отменным танцором. Так что когда распорядитель королевских развлечений попросил его заменить Машибуа, повредившего на охоте ногу, Себастьян не заставил себя упрашивать. Ему потребовался всего час на то, чтобы запомнить движения, которые показали ему профессиональные танцоры, участвующие в постановке наряду с титулованными дилетантами.
На счет Бошана они начали танцевать, но не прошло и нескольких секунд, как Шарлотта зашипела на него сквозь зубы:
— Перестаньте меня тискать, вы!
— Прошу прощения? – шепотом изумился граф, хмуря брови. – Я всего лишь поддерживаю вас, ничуть не нарушая приличий.
Он ловко закружил злющую «пастушку» и добавил:
— Нельзя же быть такой недотрогой, в самом деле! Да еще и неблагодарной в придачу.
— Я не недотрога! Просто вы слишком крепко меня стиснули, вот и все, - продолжала настаивать Шарлотта.
— Но вашей неблагодарности это не отменяет. И это после того, как с вашей легкой руки мы с вашим братом стали лучшими в мире друзьями, - прошептал Себастьян ей в затылок.
— Да если бы меня там не было, вы бы просто проткнули друг друга!
— Но согласитесь, презабавнейшее же вышло недоразумение! И озадаченный Тома со своим «что-то случилось?» на закуску, - тихий смех графа все таки заставил Шарлотту улыбнуться против воли.
— Да уж, сцена была та еще! – фыркнула она, наконец, оттаяв.
Когда их партия закончилась, и Бошан вызвал других танцоров репетировать следующий танец, Себастьян вдруг заметил, что греческая туника Шарлотты вот-вот соскользнет, открывая взгляду весьма привлекательные округлости. Не раздумывая, он быстро прижал тонкую ткань ладонью, заставив девушку вздрогнуть и возмущенно вспыхнуть.
— Немедленно уберите вашу руку! – зашипела она, шокированная столь вольными манерами.
— У вас шов распоролся. Если я уберу руку, вы останетесь нагишом, - шепнул Себастьян ей на ухо, начиная сердиться на эту беспричинную злость. – Но, право же, ваша нелюбезность заслуживает того, чтобы я ее убрал!
Шарлотта покраснела еще гуще, испуганно скосила глаза, чтобы убедиться в искренности его слов, и тут же подхватила падающую тунику, стряхнув ладонь Себастьяна. Прижимая обе руки к груди, она поспешно юркнула в костюмерную. К счастью, никто ничего не заметил – если не считать Элоизы де Монвивье, проводившей ее насмешливым взглядом.
Прода от 20.06.2019, 00:46
***
С иглой Шарлотта обращалась куда лучше, чем играла на клавесине, так что пара распоротых неведомым шутником швов не отняла у нее много времени. В зал для репетиций она вернулась с твердым намерением извиниться перед Себастьяном, который вместе со всеми аплодировал мастерству Бошана.
Балетмейстер только что закончил серию сложнейших пируэтов, предназначенных для профессиональных танцовщиков, занятых в спектакле, и теперь демонстрировал отдельные движения, настаивая на строжайшем соблюдении изобретенных им пяти позиций рук и ног. Наконец, Бошан остановился и поклонился знатным дилетантам, с которыми ему предстояло танцевать.
— Пауза! – объявил он.
Снаружи доносились истошные вопли Люлли. Заламывая в отчаянии руки, великий композитор почти рыдал и даже пытался рвать на себе волосы – к счастью, накладные.
— А вот и Люлли! – шепнула Хильди. – Внимание, дамы и господа, сейчас перед нами будет разыграна главная сцена первого акта.
Люлли ворвался в зал и в ярости швырнул свой парик под ноги балетмейстеру. Притихшая было публика тихо захихикала при виде бритой головы маэстро.
— Mamma mia! Уложиться за неделю? Но это же совершенно невозможно! Ни одного приличного музыканта! – возопил Люлли, воздев руки к расписанному купидонами и нимфами плафону. – Хор фальшивит, декорации не готовы!
— Спокойно, Батист, - Бошан вытер лоб огромным носовым платком. – И мои танцоры, и твои музыканты уже почти готовы…
— А кто будет танцевать главные роли? – не унимался маэстро, заламывая руки. – Король все еще никого не назначил!
— Уж точно ни беременная дофина, ни королева, - Бошан ухмыльнулся. – Король тоже не желает больше танцевать на сцене. Так что остаются дофин, принц и принцесса Конти, Месье и Мадам…
— Madonna! Только не Мадам, - перекрестился Люлли.
Шарлотта, Себастьян и Хильди дружно рассмеялись. Мадам, грузная и рослая в противовес своему миниатюрному и женственному супругу, всегда первой смеялась над собственной неловкостью и пируэтам на паркете предпочитала псовую охоту.
Почувствовав, что атмосфера заметно разрядилась, Шарлотта решилась:
— Прошу вас извинить меня, граф, - чуть слышно шепнула она Себастьяну. – Вы были правы, я проявила черную неблагодарность.
— Ничего страшного, просто у вас был слишком трудный день, - мягко улыбнулся де Шабри.
— Да уж, звезды сложились так неблагоприятно…
Поймав вопрошающий взгляд Хильди, они вкратце пересказали немке свои приключения, и та с ужасом уставилась на Элоизу, испытывающую свою ангельскую улыбку на виконте де Бельриве.
— Надо рассказать об этом королеве, - посоветовала она. – Эту девицу следует выгнать взашей!
— Ты же знаешь, у королевы нет ровным счетом никакой власти. Просто впредь я буду осторожнее.
— Но вы, сударь, вы же все видели и слышали. Вы – самый настоящий свидетель, – настаивала Хильди.
— Никто мне не поверит, - покачал головой Себастьян. – Все решат, что я пытаюсь очернить Элоизу, чтобы от нее избавиться. Весь двор в курсе, что она за мной гоняется, и что мне это совсем не по вкусу.
Да, с этим трудно было не согласиться, тем более, что двор и без того сплетничал о молодом графе, не жаловавшем женский пол.
— А где Элизабет? – поинтересовалась Шарлотта, ища взглядом подругу.
— Пошла в костюмерную, чтобы поправить платье, – Хильди вновь взглянула на кокетничающую с виконтом Элоизу. – А вот за Монвивье надо бы последить, она наверняка попробует сотворить какую-нибудь новую пакость.
— Я попрошу Тома понаблюдать за Лурмелем, – предложил Себастьян. – В Версале его пока никто не знает, так что Лурмель вряд ли заметит слежку.
— Помяни черта всуе…, – фыркнула Шарлотта, заметив кузена.
Тома, только что вошедший в зал, на мгновение замер при виде танцоров в пышных костюмах, а затем подошел к одной из «пастушек», указавшей ему на дверь костюмерной.
Танцовщица не ошиблась, Шарлотта действительно оказалась там. Тома вошел, надеясь, что кузина, наконец, успокоилась и не станет на него кидаться.
В костюмерной не было никого кроме Шарлотты, которая пыталась застегнуть корсаж из золотой парчи. Ее белоснежный парик сполз и накренился набок, закрывая обзор.
Смекнув, что кузина его не видит, Тома де Понфавье подкрался к ней на цыпочках и вытянул руки, чтобы пощекотать ей бока. В детстве щекотка заставляла Шарлотту хохотать до слез.
— Гули-гули, – проворковал он, как много лет назад.
Но вместо того, чтобы рассмеяться, девушка отчаянно взвизгнула и, оставив попытку застегнуть корсаж, развернулась так резко, что едва не сбила Тома с ног.
«Это не Шарлотта!» – успело промелькнуть у него в голове, прежде чем звонкая пощечина незнакомки лишила его способности соображать.
— Нахал! – завизжала Элизабет на весь зал.
Тома съежился, узнав стройную брюнетку, которой восхищался в парке.
— Я так смущен, – пробормотал он, держась за щеку. – Прошу, простите…
— Невежа! – Элизабет оттолкнула его и выскочила из костюмерной.
— Я просто принял вас за другую, мадемуазель. Честное слово, - не унимался Тома, которому пришлось почти бежать за девушкой.
— Довольно, сударь, – оборвала его Элизабет в тщетной попытке испепелить своего преследователя гневным взглядом.
Она остановилась так внезапно, что Тома, мчавшийся за ней по пятам, едва не сбил ее с ног. Вокруг них послышались громкие смешки, что еще больше взбесило фрейлину.
— Но я и в самом деле ошибся. Принял вас за мою кузину, мадемуазель де Маркусси.
— Перепутать меня с Шарлоттой? Меня? Да вы хотите меня оскорбить, сударь! – вспыхнула Элизабет, чуть не плача.
— Но со спины…, клянусь вам…
— Этот наглец и есть ваш кузен Понфавье? – спросила она у Шарлотты и, не дожидаясь ответа, снова повернулась к Тома. – Вашей матушке, весьма достойной даме, должно быть стыдно за ваши манеры!
— Но мад…, - попытался возразить Тома, но ему и на этот раз не дали сказать ни слова.
— Этот тип вздумал насмехаться над моей внешностью, сравнив меня с вами, Шарлотта! – Элизабет вновь гневно сверкнула глазами.
— А что такого с вашей внешностью? – проблеял окончательно запутавшийся Тома.
Смех вокруг них становился все громче.
— О, это уже слишком! – вскричала Элизабет и кинулась обратно в костюмерную, захлопнув за собой дверь.
— Бедняжка. Она считает себя некрасивой и очень переживает из-за этого, - объяснила друзьям Шарлотта.
— Боже, сколько огня! Какой характер, - по лицу Тома начала расплываться блаженная улыбка, плохо сочетающаяся с отпечатавшейся на щеке пятерней. – Мадемуазель, да постойте же!
Пока он пытался прорваться в костюмерную, Себастьян наклонился к Шарлотте, чтобы шепнуть ей на ухо:
— В этом сезоне стрелы Купидона летают слишком низко.
— А, вы тоже заметили? – не удержалась она от иронии. – Боюсь, одна из них попала бедняге Тома прямо в сердце!
— Хм, и это его, по вашему, вряд ли заметят? – недоверчиво покачала головой Хильди.
Прода от 27.07.2019, 00:39
Глава 12
Всю неделю Элоиза де Монвивье не могла сделать и шагу, чтобы не наткнуться на Шарлотту или Элизабет. А когда королева навещала дофину, за Элоизой хвостом ходила Хильди.
Что до ее сообщника Лурмеля, он, как истинный придворный, был занят с утра до вечера. После утреннего «леве» у короля он спешил отметиться в покоях у всех первых лиц королевства. И каждый день в приемных Месье, принца Конти и Лувуа он находил то Тома, то Себастьяна. Больше того, он сталкивался с ними у своего портного, парикмахера и парфюмера, встречался с ними за карточным столом и в театре… одним словом, слежка обходилась нашим друзьям недешево.
Но несмотря на то, что они ни на минуту не выпускали своих подопечных из виду, их усилия оставались бесплодными. Быть может, маркиза де Монтеспан отказалась от своих планов?
Зато у бедняжки Мадлен было столько работы, что не хватало времени на сон. Стоявшая всю неделю жара, отсутствие элементарной гигиены и несчастные случаи безжалостно выкашивали трудившихся на стройке рабочих.
В борьбе с дизентерией и травмами она лишь мельком видела Гастона и, по правде говоря, ничуть не огорчалась этим. При встрече ее хватало только на то, чтобы быстро пробормотать вежливое «здрасте» и тут же сбежать от Гастона с такой прытью, будто за ней гнался сам дьявол.
