В семь утра фрейлины вернулись в покои королевы, потирая затекшие спины и зевая до хруста в челюстях. Мария-Терезия решительно отмела все тонкости протокола и потребовала одеть ее как можно быстрее:
— Да поторопитесь же, мадам! – требовала она от бледной и притихшей мадам де Монтеспан. – Мой внук вот-вот появиться, а я не буду успеть, чтобы его встретить!
Наконец, вся свита королевы снова помчалась по анфиладе комнат, еле успевая за Марией-Терезией. Миновав кордегардию, Шарлотта с удивлением заметила, что Гастона на посту нет – его сменил другой гвардеец.
— А где Мадлен? Ты ее видела? – спросила Элизабет, не сбавляя шаг.
— Нет, и это меня беспокоит. Она не зашла проведать Мендосу. Ни вчера, ни сегодня утром.
У входа в покои дофины девушек поджидал Себастьян.
— Ваш брат этой ночью сбежал из замка с вашей подругой, - шепнул он на ухо Шарлотте, отводя ее в сторону.
— Что? Нет, этого не может быть – Гастон никогда не оставил бы пост, да и Мадлен никогда не бросит своих больных, - возмутилась она.
— Мой слуга Дюбуа видел, как они ускакали верхом. И почти сразу на конюшне появились четверо мужчин, которые увели с собой малыша Реми. Дюбуа не успел им помешать.
— О господи… Она ведь говорила, что за ней следят! А мы не смогли ее защитить.
Шарлотта всхлипнула, пряча лицо в ладони, но Себастьян взял ее за руки, заглядывая ей в глаза:
— Не плачьте, прошу вас. Постарайтесь вести себя так, будто ничего не случилось, а мы с Тома попробуем отыскать Реми и узнать у него, что случилось.
Он отпустил ее пальцы, коротко поклонился и ушел, оставив Шарлотту одну и в полной растерянности. Она проводила его взглядом, глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоиться, и бросилась догонять свиту королевы.
Трактирщица дала им свой лучший матрас, набитый свежескошенным сеном, но ни Гастону, ни Мадлен не спалось. Они так и не сомкнули глаз до самого утра, гадая, как справиться со всеми свалившимися на них проблемами.
Таверну они покинули на рассвете, тепло простившись с добрыми хозяевами. Мадлен хотела отправиться к шевалье де Маркусси, но Гастон предупредил ее, что за домом наверняка следят. Он не ошибся –прямо напротив входной двери они разглядели прячущегося в тени ворот человека и, переглянувшись, развернули лошадей в сторону моста Менял.
Оказавшись на другом берегу Сены, они прямиком отправились на рынок с твердым намерением прижать мамашу Леру к стенке и узнать у нее всю правду.
Но к их безмерному разочарованию «Счастье влюбленных» было закрыто. Зато лавочка Герцогини уже открылась, и беглецы, привязав лошадей к вделанным в стену кольцам, с трудом втиснулись в «Исповедальню».
— Мадлен! А это кто с тобой? Неужели господин де Маркусси? Да вас и не узнать, сударь, - всплеснула руками Герцогиня.
— Нам нужна ваша помощь, матушка Ринго, - осторожно начала Мадлен.
— Серьезно! Само собой, я помогу вам, чем смогу, - травница с удивлением переводила взгляд с молодого человека на девушку и обратно, заинтригованная таким началом.
— Похоже, мамаша Леру все еще приторговывает… «порошком для наследников».
Добрая женщина покачала головой и прошептала:
— Я так и думала. В последнее время она то и дело хвастает, что скоро сменит свою деревянную лавчонку на магазинчик в настоящем доме и заработает столько денег, что будет разъезжать по городу в собственном экипаже.
— Она собирается продать кое-кому яд, а мы должны ей помешать. Во сколько она открывает свою лавку?
— Так ведь она не появляется на рынке уже добрую неделю. Если не ошибаюсь, она живет на Монмартре, у церкви Святого Петра. Поищите ее там.
— Спасибо, туда мы и отправимся, - кивнул Гастон, пробираясь к выходу.
— Что, прямо вот так? – Герцогиня ткнула пальцем в чистокровных скакунов. – И в этой мятой одежде? Да вас заметят еще до того, как вы на холм поднимитесь.
— Но у нас нет выхода, - понурилась Мадлен. – Это вопрос жизни и смерти, причем не только для нас двоих, но и для новорожденного младенца. К Катрин мы пойти не можем, а денег у нас нет!
Герцогиня на мгновение задумалась, но тут же заулыбалась.
— Ты все еще лечишь господина Мальбруа? – спросила она у Мадлен.
— Лечила, пока не переехала в Версаль.
— Скажи ему, что это я вас послала. Он вам поможет. Хотя церковники его и не любят, человек он хороший. Ему можно довериться, он вас не предаст.
Мадлен поблагодарила травницу за помощь и вытолкала Гастона из лавки. Шарля Мальбруа она хорошо знала. Бывший актер, он оставил сцену года три тому назад и с тех пор пытался стать респектабельным буржуа, которого никто не упрекнет за многочисленные грехи молодости.
Гастон помог девушке взобраться на лошадь, и они покинули оживившийся рынок, на который уже спешили отсидевшие утреннюю мессу хозяйки, пока последние сони просыпались под вопли бродячих торговцев. Со всех сторон неслись бодрые крики: «Вода, кому вода!», «А вот горячие пироги и паштеты!» или «Белейший хлеб, свежайший хлеб!»
На эти крики из окон высовывались служанки, спуская на веревке корзинки или бутыли для молока и бросая торговцам монеты, завернутые в клочки бумаги.
С каждой минутой пробираться по улицам становилось все труднее: лошади едва протискивались между тачками разносчиков, портшезами и наемными фиакрами, не говоря уже о лавочниках, выкладывающих свои товары на лотки прямо на улицах. И все это людское море шумело, ругалось и кричало, пугая случайно затесавшихся в толпу провинциалов.
Мальбруа жил на четвертом этаже доходного дома, где снимал две крошечные комнатушки. Поднявшись на этаж, Мадлен с Гастоном застали комедианта, видного мужчину с сединой на висках, на пороге квартиры. Перед ним угодливо раскланивался молоденький аббат с требником в одной руке и увесистым кошелем с пожертвованиями в другой.
Мадлен пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить спускающегося церковника, и она могла бы поклясться, что тот совсем не по-христиански процедил сквозь зубы: «Гореть тебе в аду, приспешник Сатаны». Пряча улыбку, она постучала в успевшую закрыться за актером дверь.
— Мадемуазель Друэ? Добро пожаловать, - обрадовался Мальбруа. – А я было испугался, что этот ворон снова вернулся по мою душу.
— У вас по-прежнему проблемы с церковью? – представив актеру Гастона, спросила Мадлен.
— Увы! Религия и театр – две вещи несовместные. Святоши облепили меня как блохи собачью спину. Им мало того, что я каждый день хожу к мессе и жертвую на бедных. Для них я все равно безнадежный грешник. Эх, респектабельность слишком тяжкая роль для актера. Конечно, мне вовсе не хочется, чтобы меня зарыли тайком среди ночи, без отпевания, как моего друга Мольера, но все равно, быть респектабельным – такая тоска! Но присаживайтесь, присаживайтесь, молодые люди. Чем я могу вам быть полезен?
Переглянувшись с Гастоном, Мадлен выложила актеру всю их печальную историю.
— Мда, в хорошенькую же вы попали переделку! – Мальбруа сочувственно покачал головой. – Связываться с сильными мира сего весьма неполезно для здоровья.
— Да, у мадам де Монтеспан шпионы повсюду, не говоря уже о многочисленных друзьях среди министров, - вздохнул Гастон. – Но я уверен, что моя сестра по крайней мере предупредила королеву.
— Ну, вашей сестре могли помешать, так что советую полагаться только на себя. К тому же, по Парижу ползет слушок, что дофина вот-вот разрешится от бремени. Вам лучше бы отыскать Леру до того, как она продаст свой яд.
Мальбруа на мгновение задумался, хмуря брови, прежде чем продолжить:
— Репутация у Леру скверная, так что эти люди не станут рисковать, заявившись к ней среди бела дня. В маленькой деревушке, вроде Монмартра, любой чужак сразу будет замечен. Так что они наверняка попытаются навестить ее этой ночью. Вам нужно успеть к ней до вечера. И само собой, не в таком виде.
Он вышел в соседнюю комнату, порылся в сундуке и вернулся с охапкой одежды.
— Вам лучше переодеться мальчиком, мадемуазель, - посоветовал он Мадлен. – Да и вам, сударь, надо сменить одежку, на Монмартре не привыкли к кружевным манжетам. Вот, примерьте, тут наверняка найдется что-нибудь подходящее.
— Отлично! – обрадовался Гастон. – Ну разумеется, они же будут искать мужчину с девушкой, а не двух юношей.
Окинув взглядом костюм лакея, который предложил ей Мальбруа, Мадлен жалобно сморщила лицо:
— Но ведь женщины могут надевать мужское платье только на карнавале! Если меня схватят, то сразу отправят в Сальпетриер, к шлюхам…
— Если мы хотим остаться незамеченными, придется рискнуть, - ответил Маркусси.
Он был прав, но Мадлен все равно недовольно фыркнула, прежде чем отправиться переодеваться в соседнюю комнату, а комедиант тем временем протянул Гастону старый потертый жюстокор коричневого сукна.
— В этом костюме я играл короля в «Мнимом больном», - ностальгически вздохнул он.
— А я похож в нем на ремесленника, - усмехнулся Гастон, натягивая на себя чужой кафтан.
Он снял шпагу, явно не подходящую к его новому обличию, а заодно и серебряные пряжки с туфель. Быть может, теперь, когда он больше похож на скромного буржуа, чем на лихого гвардейца, Мадлен позабудет о его благородном происхождении?
Мадлен вернулась вся розовая от смущения – в коротких кюлотах и просторной сорочке из белого полотна она чувствовала себя почти голой. Поверх сорочки был надет черный жилет, а волосы она упрятала под огромный берет, как у итальянского пажа.
— Из вас вышел очаровательный паренек, - галантно поклонился ей Мальбруа.
Гастона же ее необычный вид поразил до глубины души – кто бы мог подумать, что кюлоты так потрясающе смотрятся на женщине!
— Только не смотрите на меня, месье Гастон, я так смешно выгляжу, - жалобно пискнула девушка, сделавшись совсем пунцовой.
— О нет, ничуть, - Маркусси чуть усмехнулся, и Мадлен тут же решила, что он над ней насмехается.
— О нет, я в таком виде не пойду! – заявила она и начала расстегивать жилет.
Гастон поймал ее за руку.
— Ну хватит кокетничать, у нас нет на это времени. Клянусь, ты выглядишь просто восхитительно.
Мадлен подняла на него полный недоверия взгляд и тут же опустила его, напуганная тем, что прочла в его глазах. Комедиант негромко кашлянул в кулак:
— Ну вот что, дети мои, к моему глубокому прискорбию я должен вас оставить. Давешний аббатик ждет, что я буду на девятичасовой службе, а потом я отправлюсь зарабатывать себе на жизнь чтением модных пьес для добрых буржуа. Я бы и рад остаться с вами, но не могу же я разочаровать столь достойную публику!
Обернувшись на пороге, он добавил:
— Встретимся в шесть вечера в кабачке «Ключ Святого Петра» на Монмартре. Разузнайте, где живет Леру, но без меня ничего не предпринимайте.
На Монмартр они отправились пешком, ближе к вечеру. Удушливая августовская жара еще не спала, и улицы города наполняло невыносимое зловоние разлагающихся на солнце отбросов. Шеф полиции Ларейни требовал, чтобы мусор собирали трижды в неделю, но победить старые привычки ему не удалось: зачем копить отходы и грузить их в муниципальные телеги? Куда проще выбросить их в окно.
Подъем на холм был медленным и мучительным – солнце жгло головы, а деревья, дающие благословенную тень, попадались крайне редко. Можно было бы нанять осликов, но на них не хватило денег. Время от времени они присаживались отдохнуть в тени живых изгородей, здороваясь с торопящимися по делам крестьянами и с наслаждением вдыхая чистый «горный» воздух, разительно отличающийся от столичного смрада. Париж лежал у них под ногами, а на вершине холма, на фоне безоблачного неба, весело крутили крыльями мельницы, выкрашенные в белый или красный цвет.
Мадлен едва брела, задыхаясь от усталости. Завершившие ее образ башмаки безжалостно терли ноги, да и бессонная ночь давала о себе знать.
— Дай мне руку, - предложил ей свою помощь Гастон.
— Хотите, чтобы о нас судачили все местные кумушки? – с трудом выдавила улыбку девушка, указывая на штаны и голые щиколотки, потемневшие от пыли.
— На самом деле, я и не думала, что в кюлотах так удобно, - призналась она, переведя дух. – Не знаю, как бы я поднималась во всех этих юбках, да еще и в чулках.
Навстречу им шли три монаха-иезуита, и Мадлен замолчала, боясь, что они угадают в ней женщину по голосу. Иезуиты наверняка возвращались с паломничества на место мученичества святого Дени, которому язычники отрубили голову здесь, на холме над Парижем. Богатое Монмартрское аббатство своим процветанием было обязано многочисленным паломникам а репутацией – многочисленным виноградникам и мельницам, на которых трудились крестьяне, работающие на мать-настоятельницу Франсуазу де Лоррен, принцессу Лотарингского дома, железной рукой управлявшую делами аббатства. Королевский указ даровал ей привилегию вершить правосудие над любым человеком, оказавшимся на землях аббатства. Говорили, что она так богата, что заказала себе крест из чистого золота весом в шестнадцать фунтов*…
Добравшись, наконец, до вершины, Гастон и Мадлен зашли в трактир на главной площади, в котором им назначил встречу Мальбруа. Гастон заказал кувшин местного вина, разбавленного ключевой водой, и разговорился с молоденькой подавальщицей. Похоже, девице он понравился, решила Мадлен, ощутив неожиданный укол ревности.
— Дом госпожи Леру? – переспросила девица, переминаясь с ноги на ногу. – Да вы его без труда узнаете. Вон там, прямо под стеной аббатства, в двух шагах от церкви.
— Спасибо, красавица, ты нам так помогла, - тепло улыбнулся Гастон.
— Так я ж и проводить вас могу, ежели захотите, - подавальщица кокетливо захлопала ресницами.
— Не надо, сами справимся, - сухо отрезала Мадлен.
— Какой он нелюбезный, этот ваш маленький лакейчик, сударь, - девица смерила мнимого слугу насмешливым взглядом. – Вам бы следовало поучить его хорошим манерам.
— Я подумаю над этим, - столь же насмешливым тоном пообещал Гастон, глядя на свою спутницу, в кои-то веки не отводящую глаза.
Мадлен смолчала, но ответила ему убийственным взглядом.
— И с чего бы это сегодня всем понадобилась старуха Леру? – не унималась любопытная девица.
— А что, ее еще кто-то ищет?
— Да вот только что, и пяти минут не прошло, как про нее четверо мужчин спрашивали.
— Высокий тип в черном? – уточнил Гастон с невинным видом, и Мадлен затаила дыхание.
— Ну да, он самый! И рыжий коротышка с бородавкой на носу. А двух других я не разглядела, они на улице ждали. Ваши приятели, небось?
— Эгей, красавица, тебя до завтра ждать придется? – заорали с другого конца зала.
— Да иду я, иду, - неспешно развернулась девица, напоследок метнув в Гастона еще один жгучий взгляд.
— Пошли, - вскочил с лавки Гастон. – Нельзя, чтобы они добрались до Леру раньше нас.
— Но мы обещали дождаться Мальбруа.
— А если она успеет продать им яд? Что мы тогда будем делать?
— Может, лучше пойти в полицию, к Ларейни? И все рассказать? – взмолилась Мадлен, хватая его за руку.
— Нам все равно не поверят. И я попаду в Бастилию, а ты – в Сальпетриер.
— Но мы же ничего не сделали!
— Ничего? – вскинул брови Гастон. – Мы пробрались в личные покои королевы, это раз. Украли двух лошадей из королевской конюшни, это два. Я – дезертир, это три. И в-четвертых, ты разгуливаешь по Парижу в мужском платье.
За его спиной сально захихикали, и чей-то голос гнусно пошутил насчет молоденького лакея с нежной кожей, бесстыдно лапающего своего красавчика-хозяина.
— Да поторопитесь же, мадам! – требовала она от бледной и притихшей мадам де Монтеспан. – Мой внук вот-вот появиться, а я не буду успеть, чтобы его встретить!
Наконец, вся свита королевы снова помчалась по анфиладе комнат, еле успевая за Марией-Терезией. Миновав кордегардию, Шарлотта с удивлением заметила, что Гастона на посту нет – его сменил другой гвардеец.
— А где Мадлен? Ты ее видела? – спросила Элизабет, не сбавляя шаг.
— Нет, и это меня беспокоит. Она не зашла проведать Мендосу. Ни вчера, ни сегодня утром.
У входа в покои дофины девушек поджидал Себастьян.
— Ваш брат этой ночью сбежал из замка с вашей подругой, - шепнул он на ухо Шарлотте, отводя ее в сторону.
— Что? Нет, этого не может быть – Гастон никогда не оставил бы пост, да и Мадлен никогда не бросит своих больных, - возмутилась она.
— Мой слуга Дюбуа видел, как они ускакали верхом. И почти сразу на конюшне появились четверо мужчин, которые увели с собой малыша Реми. Дюбуа не успел им помешать.
— О господи… Она ведь говорила, что за ней следят! А мы не смогли ее защитить.
Шарлотта всхлипнула, пряча лицо в ладони, но Себастьян взял ее за руки, заглядывая ей в глаза:
— Не плачьте, прошу вас. Постарайтесь вести себя так, будто ничего не случилось, а мы с Тома попробуем отыскать Реми и узнать у него, что случилось.
Он отпустил ее пальцы, коротко поклонился и ушел, оставив Шарлотту одну и в полной растерянности. Она проводила его взглядом, глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоиться, и бросилась догонять свиту королевы.
Прода от 17.08.2019, 00:09
***
Трактирщица дала им свой лучший матрас, набитый свежескошенным сеном, но ни Гастону, ни Мадлен не спалось. Они так и не сомкнули глаз до самого утра, гадая, как справиться со всеми свалившимися на них проблемами.
Таверну они покинули на рассвете, тепло простившись с добрыми хозяевами. Мадлен хотела отправиться к шевалье де Маркусси, но Гастон предупредил ее, что за домом наверняка следят. Он не ошибся –прямо напротив входной двери они разглядели прячущегося в тени ворот человека и, переглянувшись, развернули лошадей в сторону моста Менял.
Оказавшись на другом берегу Сены, они прямиком отправились на рынок с твердым намерением прижать мамашу Леру к стенке и узнать у нее всю правду.
Но к их безмерному разочарованию «Счастье влюбленных» было закрыто. Зато лавочка Герцогини уже открылась, и беглецы, привязав лошадей к вделанным в стену кольцам, с трудом втиснулись в «Исповедальню».
— Мадлен! А это кто с тобой? Неужели господин де Маркусси? Да вас и не узнать, сударь, - всплеснула руками Герцогиня.
— Нам нужна ваша помощь, матушка Ринго, - осторожно начала Мадлен.
— Серьезно! Само собой, я помогу вам, чем смогу, - травница с удивлением переводила взгляд с молодого человека на девушку и обратно, заинтригованная таким началом.
— Похоже, мамаша Леру все еще приторговывает… «порошком для наследников».
Добрая женщина покачала головой и прошептала:
— Я так и думала. В последнее время она то и дело хвастает, что скоро сменит свою деревянную лавчонку на магазинчик в настоящем доме и заработает столько денег, что будет разъезжать по городу в собственном экипаже.
— Она собирается продать кое-кому яд, а мы должны ей помешать. Во сколько она открывает свою лавку?
— Так ведь она не появляется на рынке уже добрую неделю. Если не ошибаюсь, она живет на Монмартре, у церкви Святого Петра. Поищите ее там.
— Спасибо, туда мы и отправимся, - кивнул Гастон, пробираясь к выходу.
— Что, прямо вот так? – Герцогиня ткнула пальцем в чистокровных скакунов. – И в этой мятой одежде? Да вас заметят еще до того, как вы на холм поднимитесь.
— Но у нас нет выхода, - понурилась Мадлен. – Это вопрос жизни и смерти, причем не только для нас двоих, но и для новорожденного младенца. К Катрин мы пойти не можем, а денег у нас нет!
Герцогиня на мгновение задумалась, но тут же заулыбалась.
— Ты все еще лечишь господина Мальбруа? – спросила она у Мадлен.
— Лечила, пока не переехала в Версаль.
— Скажи ему, что это я вас послала. Он вам поможет. Хотя церковники его и не любят, человек он хороший. Ему можно довериться, он вас не предаст.
Мадлен поблагодарила травницу за помощь и вытолкала Гастона из лавки. Шарля Мальбруа она хорошо знала. Бывший актер, он оставил сцену года три тому назад и с тех пор пытался стать респектабельным буржуа, которого никто не упрекнет за многочисленные грехи молодости.
Гастон помог девушке взобраться на лошадь, и они покинули оживившийся рынок, на который уже спешили отсидевшие утреннюю мессу хозяйки, пока последние сони просыпались под вопли бродячих торговцев. Со всех сторон неслись бодрые крики: «Вода, кому вода!», «А вот горячие пироги и паштеты!» или «Белейший хлеб, свежайший хлеб!»
На эти крики из окон высовывались служанки, спуская на веревке корзинки или бутыли для молока и бросая торговцам монеты, завернутые в клочки бумаги.
С каждой минутой пробираться по улицам становилось все труднее: лошади едва протискивались между тачками разносчиков, портшезами и наемными фиакрами, не говоря уже о лавочниках, выкладывающих свои товары на лотки прямо на улицах. И все это людское море шумело, ругалось и кричало, пугая случайно затесавшихся в толпу провинциалов.
Мальбруа жил на четвертом этаже доходного дома, где снимал две крошечные комнатушки. Поднявшись на этаж, Мадлен с Гастоном застали комедианта, видного мужчину с сединой на висках, на пороге квартиры. Перед ним угодливо раскланивался молоденький аббат с требником в одной руке и увесистым кошелем с пожертвованиями в другой.
Мадлен пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить спускающегося церковника, и она могла бы поклясться, что тот совсем не по-христиански процедил сквозь зубы: «Гореть тебе в аду, приспешник Сатаны». Пряча улыбку, она постучала в успевшую закрыться за актером дверь.
— Мадемуазель Друэ? Добро пожаловать, - обрадовался Мальбруа. – А я было испугался, что этот ворон снова вернулся по мою душу.
— У вас по-прежнему проблемы с церковью? – представив актеру Гастона, спросила Мадлен.
— Увы! Религия и театр – две вещи несовместные. Святоши облепили меня как блохи собачью спину. Им мало того, что я каждый день хожу к мессе и жертвую на бедных. Для них я все равно безнадежный грешник. Эх, респектабельность слишком тяжкая роль для актера. Конечно, мне вовсе не хочется, чтобы меня зарыли тайком среди ночи, без отпевания, как моего друга Мольера, но все равно, быть респектабельным – такая тоска! Но присаживайтесь, присаживайтесь, молодые люди. Чем я могу вам быть полезен?
Переглянувшись с Гастоном, Мадлен выложила актеру всю их печальную историю.
— Мда, в хорошенькую же вы попали переделку! – Мальбруа сочувственно покачал головой. – Связываться с сильными мира сего весьма неполезно для здоровья.
— Да, у мадам де Монтеспан шпионы повсюду, не говоря уже о многочисленных друзьях среди министров, - вздохнул Гастон. – Но я уверен, что моя сестра по крайней мере предупредила королеву.
— Ну, вашей сестре могли помешать, так что советую полагаться только на себя. К тому же, по Парижу ползет слушок, что дофина вот-вот разрешится от бремени. Вам лучше бы отыскать Леру до того, как она продаст свой яд.
Мальбруа на мгновение задумался, хмуря брови, прежде чем продолжить:
— Репутация у Леру скверная, так что эти люди не станут рисковать, заявившись к ней среди бела дня. В маленькой деревушке, вроде Монмартра, любой чужак сразу будет замечен. Так что они наверняка попытаются навестить ее этой ночью. Вам нужно успеть к ней до вечера. И само собой, не в таком виде.
Он вышел в соседнюю комнату, порылся в сундуке и вернулся с охапкой одежды.
— Вам лучше переодеться мальчиком, мадемуазель, - посоветовал он Мадлен. – Да и вам, сударь, надо сменить одежку, на Монмартре не привыкли к кружевным манжетам. Вот, примерьте, тут наверняка найдется что-нибудь подходящее.
— Отлично! – обрадовался Гастон. – Ну разумеется, они же будут искать мужчину с девушкой, а не двух юношей.
Окинув взглядом костюм лакея, который предложил ей Мальбруа, Мадлен жалобно сморщила лицо:
— Но ведь женщины могут надевать мужское платье только на карнавале! Если меня схватят, то сразу отправят в Сальпетриер, к шлюхам…
— Если мы хотим остаться незамеченными, придется рискнуть, - ответил Маркусси.
Он был прав, но Мадлен все равно недовольно фыркнула, прежде чем отправиться переодеваться в соседнюю комнату, а комедиант тем временем протянул Гастону старый потертый жюстокор коричневого сукна.
— В этом костюме я играл короля в «Мнимом больном», - ностальгически вздохнул он.
— А я похож в нем на ремесленника, - усмехнулся Гастон, натягивая на себя чужой кафтан.
Он снял шпагу, явно не подходящую к его новому обличию, а заодно и серебряные пряжки с туфель. Быть может, теперь, когда он больше похож на скромного буржуа, чем на лихого гвардейца, Мадлен позабудет о его благородном происхождении?
Мадлен вернулась вся розовая от смущения – в коротких кюлотах и просторной сорочке из белого полотна она чувствовала себя почти голой. Поверх сорочки был надет черный жилет, а волосы она упрятала под огромный берет, как у итальянского пажа.
— Из вас вышел очаровательный паренек, - галантно поклонился ей Мальбруа.
Гастона же ее необычный вид поразил до глубины души – кто бы мог подумать, что кюлоты так потрясающе смотрятся на женщине!
— Только не смотрите на меня, месье Гастон, я так смешно выгляжу, - жалобно пискнула девушка, сделавшись совсем пунцовой.
— О нет, ничуть, - Маркусси чуть усмехнулся, и Мадлен тут же решила, что он над ней насмехается.
— О нет, я в таком виде не пойду! – заявила она и начала расстегивать жилет.
Гастон поймал ее за руку.
— Ну хватит кокетничать, у нас нет на это времени. Клянусь, ты выглядишь просто восхитительно.
Мадлен подняла на него полный недоверия взгляд и тут же опустила его, напуганная тем, что прочла в его глазах. Комедиант негромко кашлянул в кулак:
— Ну вот что, дети мои, к моему глубокому прискорбию я должен вас оставить. Давешний аббатик ждет, что я буду на девятичасовой службе, а потом я отправлюсь зарабатывать себе на жизнь чтением модных пьес для добрых буржуа. Я бы и рад остаться с вами, но не могу же я разочаровать столь достойную публику!
Обернувшись на пороге, он добавил:
— Встретимся в шесть вечера в кабачке «Ключ Святого Петра» на Монмартре. Разузнайте, где живет Леру, но без меня ничего не предпринимайте.
Прода от 19.08.2019, 00:42
На Монмартр они отправились пешком, ближе к вечеру. Удушливая августовская жара еще не спала, и улицы города наполняло невыносимое зловоние разлагающихся на солнце отбросов. Шеф полиции Ларейни требовал, чтобы мусор собирали трижды в неделю, но победить старые привычки ему не удалось: зачем копить отходы и грузить их в муниципальные телеги? Куда проще выбросить их в окно.
Подъем на холм был медленным и мучительным – солнце жгло головы, а деревья, дающие благословенную тень, попадались крайне редко. Можно было бы нанять осликов, но на них не хватило денег. Время от времени они присаживались отдохнуть в тени живых изгородей, здороваясь с торопящимися по делам крестьянами и с наслаждением вдыхая чистый «горный» воздух, разительно отличающийся от столичного смрада. Париж лежал у них под ногами, а на вершине холма, на фоне безоблачного неба, весело крутили крыльями мельницы, выкрашенные в белый или красный цвет.
Мадлен едва брела, задыхаясь от усталости. Завершившие ее образ башмаки безжалостно терли ноги, да и бессонная ночь давала о себе знать.
— Дай мне руку, - предложил ей свою помощь Гастон.
— Хотите, чтобы о нас судачили все местные кумушки? – с трудом выдавила улыбку девушка, указывая на штаны и голые щиколотки, потемневшие от пыли.
— На самом деле, я и не думала, что в кюлотах так удобно, - призналась она, переведя дух. – Не знаю, как бы я поднималась во всех этих юбках, да еще и в чулках.
Навстречу им шли три монаха-иезуита, и Мадлен замолчала, боясь, что они угадают в ней женщину по голосу. Иезуиты наверняка возвращались с паломничества на место мученичества святого Дени, которому язычники отрубили голову здесь, на холме над Парижем. Богатое Монмартрское аббатство своим процветанием было обязано многочисленным паломникам а репутацией – многочисленным виноградникам и мельницам, на которых трудились крестьяне, работающие на мать-настоятельницу Франсуазу де Лоррен, принцессу Лотарингского дома, железной рукой управлявшую делами аббатства. Королевский указ даровал ей привилегию вершить правосудие над любым человеком, оказавшимся на землях аббатства. Говорили, что она так богата, что заказала себе крест из чистого золота весом в шестнадцать фунтов*…
Добравшись, наконец, до вершины, Гастон и Мадлен зашли в трактир на главной площади, в котором им назначил встречу Мальбруа. Гастон заказал кувшин местного вина, разбавленного ключевой водой, и разговорился с молоденькой подавальщицей. Похоже, девице он понравился, решила Мадлен, ощутив неожиданный укол ревности.
— Дом госпожи Леру? – переспросила девица, переминаясь с ноги на ногу. – Да вы его без труда узнаете. Вон там, прямо под стеной аббатства, в двух шагах от церкви.
— Спасибо, красавица, ты нам так помогла, - тепло улыбнулся Гастон.
— Так я ж и проводить вас могу, ежели захотите, - подавальщица кокетливо захлопала ресницами.
— Не надо, сами справимся, - сухо отрезала Мадлен.
— Какой он нелюбезный, этот ваш маленький лакейчик, сударь, - девица смерила мнимого слугу насмешливым взглядом. – Вам бы следовало поучить его хорошим манерам.
— Я подумаю над этим, - столь же насмешливым тоном пообещал Гастон, глядя на свою спутницу, в кои-то веки не отводящую глаза.
Мадлен смолчала, но ответила ему убийственным взглядом.
— И с чего бы это сегодня всем понадобилась старуха Леру? – не унималась любопытная девица.
— А что, ее еще кто-то ищет?
— Да вот только что, и пяти минут не прошло, как про нее четверо мужчин спрашивали.
— Высокий тип в черном? – уточнил Гастон с невинным видом, и Мадлен затаила дыхание.
— Ну да, он самый! И рыжий коротышка с бородавкой на носу. А двух других я не разглядела, они на улице ждали. Ваши приятели, небось?
— Эгей, красавица, тебя до завтра ждать придется? – заорали с другого конца зала.
— Да иду я, иду, - неспешно развернулась девица, напоследок метнув в Гастона еще один жгучий взгляд.
— Пошли, - вскочил с лавки Гастон. – Нельзя, чтобы они добрались до Леру раньше нас.
— Но мы обещали дождаться Мальбруа.
— А если она успеет продать им яд? Что мы тогда будем делать?
— Может, лучше пойти в полицию, к Ларейни? И все рассказать? – взмолилась Мадлен, хватая его за руку.
— Нам все равно не поверят. И я попаду в Бастилию, а ты – в Сальпетриер.
— Но мы же ничего не сделали!
— Ничего? – вскинул брови Гастон. – Мы пробрались в личные покои королевы, это раз. Украли двух лошадей из королевской конюшни, это два. Я – дезертир, это три. И в-четвертых, ты разгуливаешь по Парижу в мужском платье.
За его спиной сально захихикали, и чей-то голос гнусно пошутил насчет молоденького лакея с нежной кожей, бесстыдно лапающего своего красавчика-хозяина.
