— Она была настоящей красавицей. Только взгляните. Моя мать служила у нее горничной, и донья Мария Луиса была так добра, что согласилась быть моей крестной. Этот портрет был подарен мне на крестины.
— Невероятно! – изумленно ахнула Шарлотта. – Тот же овал лица, те же голубые глаза и черные волосы. Даже улыбка та же самая!
У нее на ладони лежал портрет Мадлен в придворном платье по испанской моде и с перьями в волосах.
Мендоса вздохнула, прежде чем продолжить рассказ:
— Донья Мария Луиса была придворной дамой нашей королевы. Когда мне исполнилось пятнадцать, она приставила меня камеристкой к нашей крошке инфанте, двухлетней Марии-Тересе, и с тех пор я всегда была рядом с инфантой. Моей доброй крестной не стало в 1669 году, да пребудет душа ее с Господом. У нее осталось два сына. Старший, дон Хосе, женился на француженке. Но он ненадолго пережил мать. Бедного дона Хосе убили разбойники вместе с женой и маленькой дочерью.
— У них была только одна дочь? – спросила Шарлотта, не смея поверить в мелькнувшую у нее мысль.
— Да, единственный ребенок, девочка. Эта трагедия наделала много шума. Их тела нашли в лесу у дороги и с трудом опознали, так сильно они были обглоданы волками. А вот тело девочки, насколько я помню, так и не нашли. Это случилось зимой, не то в конце 1675 года, не то в начале следующего.
Шарлотта прижала ладони к вискам в попытке справиться с головокружением.
— Мы… мы нашли Мадлен в феврале 1676 года, но она ничего не помнила, даже своего имени.
Теперь побледнела и Мендоса, а мадам дю Пейоль лихорадочно замахала веером.
— Что, если эта девочка…? – старушка опасливо замолчала, глядя на камеристку королевы.
— Это было бы настоящим чудом, - помолчав, отозвалась Мендоса. – Ну да, это должна быть она. Я ведь своими глазами видела у нее на шее медальон, который покойный король Филипп IV подарил донье Марии Луисе вместе с великолепным жемчужным ожерельем по случаю свадьбы.
— Медальон с деревом? – воскликнула Шарлотта.
— Не с деревом, нет. Это бьющий фонтан. Ее супруг был графом Альтафуэнте. Высокий фонтан по-вашему.
— Кто бы мог подумать, что у Мадлен окажется такое имя…
— Про ее французскую семью я ничего не знаю, - призналась Мендоса. – Зато я знаю, что старый граф, муж доньи Марии Луисы, умер в 1677 году, как поговаривали, от горя. А его младший сын, дон Антонио, буквально через несколько месяцев был убит на дуэли. Дурной был человек, сущее бедствие для семьи. После его смерти и титул, и все состояние семьи Альтафуэнте отошли к короне Испании.
— Так Мадлен, выходит, графиня? – Шарлотта расхохоталась, представив себе лицо подруги. – Вот это сюрприз, так сюрприз. Теперь ей придется подыскать себе другую поговорку вместо ее любимого «вы, дворяне»!
— Если мы ее найдем…, - вздохнула мадам дю Пейоль.
Смех тут же оборвался, словно на девушку вылили ведро ледяной воды. Помолчав и покусав губу, Шарлотта подняла на камеристку умоляющие глаза:
— Мадам, нам нужна ваша помощь, чтобы попасть к королеве. Я понимаю, что мы вряд ли сумеем помочь дофине и ее малышу, но мы должны отыскать Мадлен и моего брата, прежде чем их найдут люди маркизы.
Услышав про маркизу, Мендоса быстро перекрестилась, словно боялась дурного глаза.
— Даже не мечтайте, сеньорита. Эта puta де Монтеспан не пускает меня к моей королеве, а ведь Ее Величеству сейчас так тяжело, ей так нужна моя помощь! Ведьма! Puta! О, наверняка, она сейчас торжествует, гадюка!
И Мендоса с красным от ярости лицом презрительно сплюнула на паркет.
— Боже, неужели никакой надежды? – сникла Шарлотта.
— Ну нет, у меня есть еще один козырь, - заявила мадам дю Пейоль, хватая со стола миниатюру. – Нам поможет Бонтан.
Мадлен говорила во сне…
Ее тихий шепот разбудил спавшего вполглаза Маркусси, и он приподнялся на локте, с тревогой вглядываясь в лицо девушки, искаженное муками очередного кошмара. Сколько часов они уже провели взаперти? Солнце давно взошло, но их похитители не подавали никаких признаков жизни.
На рассвете мимо них по улице прошла группа поденных рабочих, чьи громкие шутки были слышны даже здесь, во дворе за высоким забором. Они оба кричали, звали на помощь, пока не охрипли, но их так никто и не услышал.
В отчаянии и изнеможении они снова забылись сном, прижавшись друг к другу.
«Неужели к ней действительно возвращается память?» - думал Гастон, любуясь лицом Мадлен. На самом деле, ему было все равно – он любил ее такой, какая есть, и не важно, окажется ли она крестьянкой, горожанкой или даже дворянкой.
Мадлен заметалась на тощем тюфячке, задышала быстро и тревожно.
— Проснись, проснись, слышишь!
Гастон тряс ее за плечи до тех пор, пока девушка, наконец, не открыла глаза. Увидев склонившееся над ней лицо, она отшатнулась, не сразу узнав Маркусси, глубоко вздохнула и прошептала чуть слышно:
— Дверь была не заперта, и я сбежала…
Гастон нахмурился, не понимая, о чем речь. Мадлен всхлипнула:
— Я помню это место. Я помню все, как было, клянусь!
Надо было ее успокоить, но пока Маркусси лихорадочно подыскивал нужные слова, у окошка под потолком послышались шаги. Не раздумывая, оба вскочили на ноги, кинулись к окну и вцепились в решетку:
— На помощь ! На помощь! Мы здесь !
Шаги замерли – их все же услышали! Но в наступившей тишине раздался полный презрения смех, а затем хлопнула входная дверь, лишив их последней надежды.
— Быть может, они вернулись с приказом убить нас? – испуганно спросила Мадлен.
Гастон кивнул, не глядя на нее. С очевидностью, их похитителям не было никакого смысла оставлять их в живых. Надо было срочно что-то придумать – он вовсе не собирался мириться с ролью скота, послушно идущего на скотобойню.
— Когда они войдут, постарайся отвлечь их внимание, - шепнул он. – Я брошусь на них, а ты воспользуешься моментом, чтобы сбежать.
— Нет! Нет, без вас я не уйду.
Маркусси не успел ей ответить: дверь погреба отворилась и тут же закрылась за спиной Бенвенути. Клацнул засов, сводя на нет все надежды на бегство. Итальянец поставил на землю кувшин с водой и положил рядом половину буханки хлеба и кусок сыра, не сводя глаз с пленников.
— Вам несказанно повезло, птенчики мои, - сообщил он с наигранным сочувствием. – Наш наниматель считает, что будет разумнее выждать несколько дней, прежде чем мы от вас избавимся, чтобы никому не пришло в голову сложить два и два.
— Ну и кто же дергает вас за ниточки? – с горечью спросил Гастон. – Маркиза или ее конфидантка?
— Синьорина Клод, само собой. Маркиза не думает ни о чем, кроме короля. Она просто с ума сходит от ревности и так занята своими переживаниями, что и не догадывается, как легко ею манипулировать. К тому же, у Клод давнишние счеты к Его Величеству.
— Вы лжете! – процедил Гастон сквозь зубы.
— И не думаю! Этим счетам уже шесть лет: синьора маркиза была тогда в очередной раз беременна и пребывала в крайне скверном настроении. Не удивительно, что король начал заглядываться на камеристку своей любовницы – свеженькую, розовенькую, аппетитную. Но когда через девять месяцев у Клод родилась девочка, Его Величество отказался признать ребенка. Ну в самом деле, разве Людовик Великий может признать служанкино отродье? Нет, узаконить можно только бастардов, рожденных какой-нибудь де Лавальер или де Монтеспан. Не удивительно, что у душечки Клод на государя теперь зуб. К тому же, маркиза не переставала донимать ее до самого конца этой унизительной беременности. Зато потом наша Клод сумела сделаться незаменимой – синьора де Монтеспан просто не может без нее обойтись.
Бенвенути довольно хмыкнул, наслаждаясь недоверием, написанным на лицах пленников.
— Нам нужны были союзники при дворе, Клод хотелось отомстить… одним словом, мы сумели договориться. Маркиза нас вполне устраивала, пока была фавориткой, вот только после этой истории с отравителями и отравительницами король ее едва выносит. Так что мы решили переключиться на ее бастардов…
— Для того, чтобы на трон взошел один ее сыновей, вам придется устранить не только дофина и его ребенка, но и короля, - оборвал его Маркусси. – Не многовато ли смертей, месье Бенвенути?
— Зато игра стоит свеч. К тому же, люди всегда от чего-нибудь умирают: от болезней, несчастных случаев на охоте, покушений… Если законных наследников не останется, парижский парламент наверняка вручит корону одному из бастардов. Маркиза станет регентшей, и пока она будет тратить государственные денежки на туалеты и игру, мы будем управлять страной.
— Управлять страной? Это вы-то? – ахнула Мадлен, а Гастон молча постучал пальцем по виску.
— О, разумеется, сами мы не справимся, - с циничной ухмылкой поклонился Бенвенути. – Нам поможет бесценными советами одна из… скажем так, соседних стран. Вы ведь знаете, что политика Его Величества беспокоит всю Европу. Франция сделалась слишком уж могущественной, а это мало кому нравится.
— Принцы крови этого не допустят!
Бенвенути рассмеялся.
— Принцы? Да они так хорошо выдрессированы королем, что превратились в болонок, пляшущих на задних лапках ради кусочка сахара!
— Что вы сделали с моей сестрой? – шагнул к нему Гастон.
— Ничего, синьор гвардеец. Ровным счетом ничего. К счастью для нее, синьорина Маркусси не получила ваше послание. Что до вашего маленького слуги, он оказался крепким орешком. Мы так и ничего не смогли из него вытянуть, кроме какой-то ерунды про герцогинь и церкви.
Реми! Одному богу известно, что они могли сотворить с бедным ребенком… Мадлен затошнило, и ей пришлось зажмуриться, чтобы не зарыдать.
Бенвенути отступил к двери и окинул пленников насмешливым взглядом:
— Быть может, ваша сестра и догадывается о чем-то, синьор, но что она может без доказательств? Мы избавимся от младенца так, что и следов никаких не останется. Собственно, мы надеялись, что дофина умрет сама, еще утром ходили слухи, что ей не выжить. Но увы, она продолжает цепляться за жизнь. Опять же, есть шанс, что родится девочка…
— Вы просто чудовище, - прошептала Мадлен.
— Ничуть. Я всего лишь исправно служу тем, кто мне платит, - ухмыльнулся человек-в-черном.
Не поворачиваясь к ним спиной, он трижды стукнул в дверь, которая открылась как по волшебству, и исчез.
— И кто же заплатил вам шесть лет тому назад? – крикнула Мадлен ему вслед, но дверь уже закрылась.
— Да неужто же Господь допускает, чтобы христиане вели себя, как злобные нехристи! – возмущалась мадам Друэ, меняя повязку на голове Мальбруа.
Бедная женщина не знала, что и думать обо всех тех странностях, что происходили в последние дни. Все началось с пары новых пациентов, с завидным упорством расспрашивавших ее про Мадлен. Затем Катрин заметила слежку за домом. Сегодня утром Герцогиня поведала ей совершенно невероятную историю про яд и заговор, а теперь к ней присоединился и комедиант с рассказом про убийц и похищение.
И это не говоря уже о молодом графе, о котором писала деду Шарлотта и который приехал к мадам Друэ прямо из Версаля!
Де Шабри, мерявший шагами комнату, пока она перевязывала комедианта, остановился, наконец:
— А вы уверены, что ваши приятели их разыщут, сударь?
— Абсолютно, - с театральным апломбом заявил Мальбруа. – Когда эти мерзавцы огрели меня по голове, я прикинулся умирающим. Одна из моих лучших ролей, между прочим – в Париже никто не умирает убедительнее меня! Удар был силен, ничего не скажешь, но бывало и похуже.
Он притих, скривившись от боли, когда мадам Друэ начала завязывать тугой узел на чистой повязке.
— Ну а потом я попытался проследить за ними. Издалека, как сами понимаете. К несчастью, они сумели затеряться где-то между Марэ и портом Сен-Поль. Но вы не беспокойтесь, мои старинные приятели из Двора чудес их и под землей отроют.
— На вашем месте я бы не хвасталась подобными знакомствами, - проворчала Катрин Друэ.
— А что? Я их не стыжусь, - гордо вскинул подбородок Мальбруа. – Я ведь и сам начинал во Дворе чудес. Мы с тремя напарниками такую комедию разыгрывали – это что-то! Я изображал бесноватого, имитируя приступ эпилепсии с помощью спрятанного во рту кусочка мыла. О, сколько было пены! Добрые горожане бросались мне на помощь, а мои друзья тем временем опустошали их карманы. Один из них, Золотая Ручка кончил на виселице посреди Гревской площади, я вот попал в труппу Мольера, а Большой Пьер и Мордобой держат кабачок, в котором собираются грабители, карманники и прочий добрый люд.
Стук в дверь прервал его вдохновленную повесть, и мадам Друэ побежала открывать. Вслед за ней в дом ввалились два громилы бандитского вида. Вошедшие с недоверием покосились на женщину и молодого дворянина и заговорили только после поощрительного кивка комедианта.
— Они и в самом деле в порту отыскались, - сообщил первый, больше похожий на гору мышц с маленькими голубыми глазками. – На улице Брок-де-Фер, между дровяными складами. Там еще ракушка прибита на двери. Отличное местечко: почти никого днем и совсем никого ночью, если не считать всякое отребье.
Его спутник кивнул, ухмыльнувшись во весь свой беззубый рот, и галантно взмахнул своей огромной шляпой перед Катрин. В конце концов, даже у бандитов есть манеры!
Добрая женщина поежилась при виде исполосованного шрамами лица и сплющенного носа. «Должно быть, это и есть Мордобой, - подумала она. – Хотя, по-хорошему, его следовало бы прозвать Битой Мордой, поскольку он явно нарвался на кого-то посильнее себя. А может, и не один раз…»
— Шегодня утром двое иш них ушли куда-то на рашшвете, - прошамкал Мордобой беззубым ртом. –Вернулишь только в полдень. Тот, в черном, шнова ушел вечером, чашов в шешть. Отправилшя на лошади к Новому мошту.
— А мои птенчики? С ними все в порядке? – с тревогой спросила Катрин.
— Не шнаю, мадам, - лаконично ответил бандит.
— Само собой, они живы, мамаша Друэ, - успокоил ее Мальбруа. – Иначе эти типы не сторожили бы дом.
— Дай-то бог! – всхлипнула бедная женщина.
— Ну так чего же мы ждем? – вскричал в нетерпении Себастьян. – Нужно идти и выручать их.
Мальбруа рассмеялся:
— Мой юный друг, эти люди – наемники, а вовсе не честные воры, как мои друзья, которые вынуждены брать чужое, чтобы не умереть с голоду. У наемников нет понятия о чести, как у дворян. Их бесполезно вызывать на честный поединок. К тому же, городская стража не сунется в этот квартал, даже если вы пообещаете стражникам луну с неба. Поверьте моему опыту, их надобно перехитрить и воспользоваться тем, что сейчас на месте только двое.
Улочка Брок-де-Фер была пустынной. Мадам Друэ с фонарем в руках решительно направилась к двери, украшенной завитком раковины. За ней шел переодетый приказчиком Себастьян с огромной корзиной в руках.
Целительница быстро глянула направо и налево, обменявшись взглядом с Мальбруа и его приятелями, занявшими позиции по обе стороны двери, глубоко вздохнула, набираясь мужества, и шагнула на крыльцо.
— Ей, там, в доме! – крикнула она во весь голос, барабаня кулаком в дверь. – Есть тут кто? Это я, хозяйка таверны «Сосновая шишка»!
Ее громкий голос мог бы разбудить и мертвеца, отыщись поблизости кладбище. Само собой, он долетел и до подвала, и Мадлен, узнавшая голос приемной матери, кинулась к окошку. Гастон подпрыгнул и повис на оконной решетке – вспыхнувшая в сердце надежда вернула ему силы.
— Невероятно! – изумленно ахнула Шарлотта. – Тот же овал лица, те же голубые глаза и черные волосы. Даже улыбка та же самая!
У нее на ладони лежал портрет Мадлен в придворном платье по испанской моде и с перьями в волосах.
Мендоса вздохнула, прежде чем продолжить рассказ:
— Донья Мария Луиса была придворной дамой нашей королевы. Когда мне исполнилось пятнадцать, она приставила меня камеристкой к нашей крошке инфанте, двухлетней Марии-Тересе, и с тех пор я всегда была рядом с инфантой. Моей доброй крестной не стало в 1669 году, да пребудет душа ее с Господом. У нее осталось два сына. Старший, дон Хосе, женился на француженке. Но он ненадолго пережил мать. Бедного дона Хосе убили разбойники вместе с женой и маленькой дочерью.
— У них была только одна дочь? – спросила Шарлотта, не смея поверить в мелькнувшую у нее мысль.
— Да, единственный ребенок, девочка. Эта трагедия наделала много шума. Их тела нашли в лесу у дороги и с трудом опознали, так сильно они были обглоданы волками. А вот тело девочки, насколько я помню, так и не нашли. Это случилось зимой, не то в конце 1675 года, не то в начале следующего.
Шарлотта прижала ладони к вискам в попытке справиться с головокружением.
— Мы… мы нашли Мадлен в феврале 1676 года, но она ничего не помнила, даже своего имени.
Теперь побледнела и Мендоса, а мадам дю Пейоль лихорадочно замахала веером.
— Что, если эта девочка…? – старушка опасливо замолчала, глядя на камеристку королевы.
— Это было бы настоящим чудом, - помолчав, отозвалась Мендоса. – Ну да, это должна быть она. Я ведь своими глазами видела у нее на шее медальон, который покойный король Филипп IV подарил донье Марии Луисе вместе с великолепным жемчужным ожерельем по случаю свадьбы.
— Медальон с деревом? – воскликнула Шарлотта.
— Не с деревом, нет. Это бьющий фонтан. Ее супруг был графом Альтафуэнте. Высокий фонтан по-вашему.
— Кто бы мог подумать, что у Мадлен окажется такое имя…
— Про ее французскую семью я ничего не знаю, - призналась Мендоса. – Зато я знаю, что старый граф, муж доньи Марии Луисы, умер в 1677 году, как поговаривали, от горя. А его младший сын, дон Антонио, буквально через несколько месяцев был убит на дуэли. Дурной был человек, сущее бедствие для семьи. После его смерти и титул, и все состояние семьи Альтафуэнте отошли к короне Испании.
— Так Мадлен, выходит, графиня? – Шарлотта расхохоталась, представив себе лицо подруги. – Вот это сюрприз, так сюрприз. Теперь ей придется подыскать себе другую поговорку вместо ее любимого «вы, дворяне»!
— Если мы ее найдем…, - вздохнула мадам дю Пейоль.
Смех тут же оборвался, словно на девушку вылили ведро ледяной воды. Помолчав и покусав губу, Шарлотта подняла на камеристку умоляющие глаза:
— Мадам, нам нужна ваша помощь, чтобы попасть к королеве. Я понимаю, что мы вряд ли сумеем помочь дофине и ее малышу, но мы должны отыскать Мадлен и моего брата, прежде чем их найдут люди маркизы.
Услышав про маркизу, Мендоса быстро перекрестилась, словно боялась дурного глаза.
— Даже не мечтайте, сеньорита. Эта puta де Монтеспан не пускает меня к моей королеве, а ведь Ее Величеству сейчас так тяжело, ей так нужна моя помощь! Ведьма! Puta! О, наверняка, она сейчас торжествует, гадюка!
И Мендоса с красным от ярости лицом презрительно сплюнула на паркет.
— Боже, неужели никакой надежды? – сникла Шарлотта.
— Ну нет, у меня есть еще один козырь, - заявила мадам дю Пейоль, хватая со стола миниатюру. – Нам поможет Бонтан.
Прода от 27.09.2019, 23:10
***
Мадлен говорила во сне…
Ее тихий шепот разбудил спавшего вполглаза Маркусси, и он приподнялся на локте, с тревогой вглядываясь в лицо девушки, искаженное муками очередного кошмара. Сколько часов они уже провели взаперти? Солнце давно взошло, но их похитители не подавали никаких признаков жизни.
На рассвете мимо них по улице прошла группа поденных рабочих, чьи громкие шутки были слышны даже здесь, во дворе за высоким забором. Они оба кричали, звали на помощь, пока не охрипли, но их так никто и не услышал.
В отчаянии и изнеможении они снова забылись сном, прижавшись друг к другу.
«Неужели к ней действительно возвращается память?» - думал Гастон, любуясь лицом Мадлен. На самом деле, ему было все равно – он любил ее такой, какая есть, и не важно, окажется ли она крестьянкой, горожанкой или даже дворянкой.
Мадлен заметалась на тощем тюфячке, задышала быстро и тревожно.
— Проснись, проснись, слышишь!
Гастон тряс ее за плечи до тех пор, пока девушка, наконец, не открыла глаза. Увидев склонившееся над ней лицо, она отшатнулась, не сразу узнав Маркусси, глубоко вздохнула и прошептала чуть слышно:
— Дверь была не заперта, и я сбежала…
Гастон нахмурился, не понимая, о чем речь. Мадлен всхлипнула:
— Я помню это место. Я помню все, как было, клянусь!
Надо было ее успокоить, но пока Маркусси лихорадочно подыскивал нужные слова, у окошка под потолком послышались шаги. Не раздумывая, оба вскочили на ноги, кинулись к окну и вцепились в решетку:
— На помощь ! На помощь! Мы здесь !
Шаги замерли – их все же услышали! Но в наступившей тишине раздался полный презрения смех, а затем хлопнула входная дверь, лишив их последней надежды.
— Быть может, они вернулись с приказом убить нас? – испуганно спросила Мадлен.
Гастон кивнул, не глядя на нее. С очевидностью, их похитителям не было никакого смысла оставлять их в живых. Надо было срочно что-то придумать – он вовсе не собирался мириться с ролью скота, послушно идущего на скотобойню.
— Когда они войдут, постарайся отвлечь их внимание, - шепнул он. – Я брошусь на них, а ты воспользуешься моментом, чтобы сбежать.
— Нет! Нет, без вас я не уйду.
Маркусси не успел ей ответить: дверь погреба отворилась и тут же закрылась за спиной Бенвенути. Клацнул засов, сводя на нет все надежды на бегство. Итальянец поставил на землю кувшин с водой и положил рядом половину буханки хлеба и кусок сыра, не сводя глаз с пленников.
— Вам несказанно повезло, птенчики мои, - сообщил он с наигранным сочувствием. – Наш наниматель считает, что будет разумнее выждать несколько дней, прежде чем мы от вас избавимся, чтобы никому не пришло в голову сложить два и два.
— Ну и кто же дергает вас за ниточки? – с горечью спросил Гастон. – Маркиза или ее конфидантка?
— Синьорина Клод, само собой. Маркиза не думает ни о чем, кроме короля. Она просто с ума сходит от ревности и так занята своими переживаниями, что и не догадывается, как легко ею манипулировать. К тому же, у Клод давнишние счеты к Его Величеству.
— Вы лжете! – процедил Гастон сквозь зубы.
— И не думаю! Этим счетам уже шесть лет: синьора маркиза была тогда в очередной раз беременна и пребывала в крайне скверном настроении. Не удивительно, что король начал заглядываться на камеристку своей любовницы – свеженькую, розовенькую, аппетитную. Но когда через девять месяцев у Клод родилась девочка, Его Величество отказался признать ребенка. Ну в самом деле, разве Людовик Великий может признать служанкино отродье? Нет, узаконить можно только бастардов, рожденных какой-нибудь де Лавальер или де Монтеспан. Не удивительно, что у душечки Клод на государя теперь зуб. К тому же, маркиза не переставала донимать ее до самого конца этой унизительной беременности. Зато потом наша Клод сумела сделаться незаменимой – синьора де Монтеспан просто не может без нее обойтись.
Бенвенути довольно хмыкнул, наслаждаясь недоверием, написанным на лицах пленников.
— Нам нужны были союзники при дворе, Клод хотелось отомстить… одним словом, мы сумели договориться. Маркиза нас вполне устраивала, пока была фавориткой, вот только после этой истории с отравителями и отравительницами король ее едва выносит. Так что мы решили переключиться на ее бастардов…
— Для того, чтобы на трон взошел один ее сыновей, вам придется устранить не только дофина и его ребенка, но и короля, - оборвал его Маркусси. – Не многовато ли смертей, месье Бенвенути?
— Зато игра стоит свеч. К тому же, люди всегда от чего-нибудь умирают: от болезней, несчастных случаев на охоте, покушений… Если законных наследников не останется, парижский парламент наверняка вручит корону одному из бастардов. Маркиза станет регентшей, и пока она будет тратить государственные денежки на туалеты и игру, мы будем управлять страной.
— Управлять страной? Это вы-то? – ахнула Мадлен, а Гастон молча постучал пальцем по виску.
— О, разумеется, сами мы не справимся, - с циничной ухмылкой поклонился Бенвенути. – Нам поможет бесценными советами одна из… скажем так, соседних стран. Вы ведь знаете, что политика Его Величества беспокоит всю Европу. Франция сделалась слишком уж могущественной, а это мало кому нравится.
— Принцы крови этого не допустят!
Бенвенути рассмеялся.
— Принцы? Да они так хорошо выдрессированы королем, что превратились в болонок, пляшущих на задних лапках ради кусочка сахара!
— Что вы сделали с моей сестрой? – шагнул к нему Гастон.
— Ничего, синьор гвардеец. Ровным счетом ничего. К счастью для нее, синьорина Маркусси не получила ваше послание. Что до вашего маленького слуги, он оказался крепким орешком. Мы так и ничего не смогли из него вытянуть, кроме какой-то ерунды про герцогинь и церкви.
Реми! Одному богу известно, что они могли сотворить с бедным ребенком… Мадлен затошнило, и ей пришлось зажмуриться, чтобы не зарыдать.
Бенвенути отступил к двери и окинул пленников насмешливым взглядом:
— Быть может, ваша сестра и догадывается о чем-то, синьор, но что она может без доказательств? Мы избавимся от младенца так, что и следов никаких не останется. Собственно, мы надеялись, что дофина умрет сама, еще утром ходили слухи, что ей не выжить. Но увы, она продолжает цепляться за жизнь. Опять же, есть шанс, что родится девочка…
— Вы просто чудовище, - прошептала Мадлен.
— Ничуть. Я всего лишь исправно служу тем, кто мне платит, - ухмыльнулся человек-в-черном.
Не поворачиваясь к ним спиной, он трижды стукнул в дверь, которая открылась как по волшебству, и исчез.
— И кто же заплатил вам шесть лет тому назад? – крикнула Мадлен ему вслед, но дверь уже закрылась.
Прода от 03.10.2019, 00:04
***
— Да неужто же Господь допускает, чтобы христиане вели себя, как злобные нехристи! – возмущалась мадам Друэ, меняя повязку на голове Мальбруа.
Бедная женщина не знала, что и думать обо всех тех странностях, что происходили в последние дни. Все началось с пары новых пациентов, с завидным упорством расспрашивавших ее про Мадлен. Затем Катрин заметила слежку за домом. Сегодня утром Герцогиня поведала ей совершенно невероятную историю про яд и заговор, а теперь к ней присоединился и комедиант с рассказом про убийц и похищение.
И это не говоря уже о молодом графе, о котором писала деду Шарлотта и который приехал к мадам Друэ прямо из Версаля!
Де Шабри, мерявший шагами комнату, пока она перевязывала комедианта, остановился, наконец:
— А вы уверены, что ваши приятели их разыщут, сударь?
— Абсолютно, - с театральным апломбом заявил Мальбруа. – Когда эти мерзавцы огрели меня по голове, я прикинулся умирающим. Одна из моих лучших ролей, между прочим – в Париже никто не умирает убедительнее меня! Удар был силен, ничего не скажешь, но бывало и похуже.
Он притих, скривившись от боли, когда мадам Друэ начала завязывать тугой узел на чистой повязке.
— Ну а потом я попытался проследить за ними. Издалека, как сами понимаете. К несчастью, они сумели затеряться где-то между Марэ и портом Сен-Поль. Но вы не беспокойтесь, мои старинные приятели из Двора чудес их и под землей отроют.
— На вашем месте я бы не хвасталась подобными знакомствами, - проворчала Катрин Друэ.
— А что? Я их не стыжусь, - гордо вскинул подбородок Мальбруа. – Я ведь и сам начинал во Дворе чудес. Мы с тремя напарниками такую комедию разыгрывали – это что-то! Я изображал бесноватого, имитируя приступ эпилепсии с помощью спрятанного во рту кусочка мыла. О, сколько было пены! Добрые горожане бросались мне на помощь, а мои друзья тем временем опустошали их карманы. Один из них, Золотая Ручка кончил на виселице посреди Гревской площади, я вот попал в труппу Мольера, а Большой Пьер и Мордобой держат кабачок, в котором собираются грабители, карманники и прочий добрый люд.
Стук в дверь прервал его вдохновленную повесть, и мадам Друэ побежала открывать. Вслед за ней в дом ввалились два громилы бандитского вида. Вошедшие с недоверием покосились на женщину и молодого дворянина и заговорили только после поощрительного кивка комедианта.
— Они и в самом деле в порту отыскались, - сообщил первый, больше похожий на гору мышц с маленькими голубыми глазками. – На улице Брок-де-Фер, между дровяными складами. Там еще ракушка прибита на двери. Отличное местечко: почти никого днем и совсем никого ночью, если не считать всякое отребье.
Его спутник кивнул, ухмыльнувшись во весь свой беззубый рот, и галантно взмахнул своей огромной шляпой перед Катрин. В конце концов, даже у бандитов есть манеры!
Добрая женщина поежилась при виде исполосованного шрамами лица и сплющенного носа. «Должно быть, это и есть Мордобой, - подумала она. – Хотя, по-хорошему, его следовало бы прозвать Битой Мордой, поскольку он явно нарвался на кого-то посильнее себя. А может, и не один раз…»
— Шегодня утром двое иш них ушли куда-то на рашшвете, - прошамкал Мордобой беззубым ртом. –Вернулишь только в полдень. Тот, в черном, шнова ушел вечером, чашов в шешть. Отправилшя на лошади к Новому мошту.
— А мои птенчики? С ними все в порядке? – с тревогой спросила Катрин.
— Не шнаю, мадам, - лаконично ответил бандит.
— Само собой, они живы, мамаша Друэ, - успокоил ее Мальбруа. – Иначе эти типы не сторожили бы дом.
— Дай-то бог! – всхлипнула бедная женщина.
— Ну так чего же мы ждем? – вскричал в нетерпении Себастьян. – Нужно идти и выручать их.
Мальбруа рассмеялся:
— Мой юный друг, эти люди – наемники, а вовсе не честные воры, как мои друзья, которые вынуждены брать чужое, чтобы не умереть с голоду. У наемников нет понятия о чести, как у дворян. Их бесполезно вызывать на честный поединок. К тому же, городская стража не сунется в этот квартал, даже если вы пообещаете стражникам луну с неба. Поверьте моему опыту, их надобно перехитрить и воспользоваться тем, что сейчас на месте только двое.
***
Улочка Брок-де-Фер была пустынной. Мадам Друэ с фонарем в руках решительно направилась к двери, украшенной завитком раковины. За ней шел переодетый приказчиком Себастьян с огромной корзиной в руках.
Целительница быстро глянула направо и налево, обменявшись взглядом с Мальбруа и его приятелями, занявшими позиции по обе стороны двери, глубоко вздохнула, набираясь мужества, и шагнула на крыльцо.
— Ей, там, в доме! – крикнула она во весь голос, барабаня кулаком в дверь. – Есть тут кто? Это я, хозяйка таверны «Сосновая шишка»!
Ее громкий голос мог бы разбудить и мертвеца, отыщись поблизости кладбище. Само собой, он долетел и до подвала, и Мадлен, узнавшая голос приемной матери, кинулась к окошку. Гастон подпрыгнул и повис на оконной решетке – вспыхнувшая в сердце надежда вернула ему силы.
