Цесаревна улыбнулась ей:
— Вы неплохо держитесь для первого настоящего дежурства.
— Я старалась, ваше высочество, — ответила Лиза, и, к своему ужасу, чуть не зевнула.
— Вы устали, я вижу, — усмехнулась Александра. — Но привыкайте. Завтра будете свободны и вволю отдохнёте.
Лиза вернулась в свою комнату в четверть десятого следующего утра, когда Фрейлинский коридор уже проснулся. Разделась, погладила пальцем край бриллиантового шифра, и прошептала:
— С ума сойти. Я выжила.
И уснула, упав лицом в подушку, не успев ни подумать, ни помолиться.
Прошло несколько дней, и Лиза совсем освоилась. Она подружилась с Софи Арцыбашевой, снискала расположение статс-дамы и удовольствие цесаревны. В один из дней она с Софи шли по коридору с очередным поручением и тут из бокового поворота вышли трое.
Все трое высокие, у всех идеально выпрямленные спины, синхронные движения. Все в чёрных мундирах с серебряным шитьем. Их шаги были беззвучны, лица — безмятежны, слишком гладкие, слишком правильные черты не тревожила ни одна эмоция. Два – блондины, похожие друг на друга, как близнецы, и третий – Омега. Вот его она бы ни с кем не спутала!
— Мама… — прошептала Арцыбашева и инстинктивно вцепилась Лизе в рукав. — Они что, по дворцу ходят?!
При этих словах Лиза заметила, что двое блондинов и ухом не повели, а Омега вздрогнул и посмотрел на Софи.
— Видимо, да, — спокойно ответила приятельнице Лиза. — Им ведь положено… «сопровождать и обеспечивать корректность поведения». Где ещё, как не во дворце?
— Но… они же… — Софья понизила голос. — Они же… не люди.
— А разве они ведут себя хуже людей?
Андроиды прошли мимо. Лиза была уверена, что они услышали их диалог, хотя они с Софи говорили шепотом. Омега, проходя мимо, задержал взгляд на Лизе. Буквально на долю секунды. Ни кивка, ни улыбки, ничего — но Лиза всё равно ощутила это: его внимание. И... что-то ещё. Словно её узнали. Или что-то узнали — в ней. Какое странное чувство!
— Мне их жалко, — вдруг сказала она, когда три автоматона скрылись из виду.
Софья, всё ещё цепляясь за рукав, уставилась на неё.
— Тебе… кого жалко? Железяк?
— Они… такие одинокие. Ты разве не видишь?
— Я вижу, что они выглядят ужасно. И если они однажды решат всех нас переубивать — начнут с меня. Я это чувствую.
— С чего бы? Что за ерунда? – поразилась Лиза.
— Потому что я всегда говорю вслух то, что думаю. А они наверняка уже это всё записали.
Девушки посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Завтрак, как это ни парадоксально звучало, подавали в императорской семье ровно в тринадцать часов. Лиза поначалу не могла привыкнуть называть столь поздний час часом завтрака, но во дворце всё имело собственную логику, в которую Лиза пока не вникла.
Сегодня вся императорская семья собиралась в Малой столовой.
Лиза вошла туда вместе с флигель-адъютантом — капитаном Катковым, щеголем с усами, уверенным в себе так, будто он лично командовал эфирным флотом. За столом уже сидели цесаревич и цесаревна, рядом — царевны Ольга, Елена и Анна, царевич Алексей. Вошли император и императрица: он — величественный, в сюртуке с золотой цепочкой, она — в белом муслине, с жемчугами и лёгкой бледностью, которая давала повод фрейлинам шептаться: «опять у неё приступ мигрени». Сегодня, впрочем, императрица была в хорошем расположении духа и даже отпустила сдержанную шутку о новых блюдах дворцового повара. Сыновья встали при появлении матери, Лиза тоже поднялась.
Лизе отвели место в стороне, как положено — вне семейного круга, но при этом она должна была быть всегда готова подойти, помочь, откликнуться, принести, или подать салфетку.
Стол был сервирован великолепно — фарфор с императорским гербом, хрустальные бокалы, белый лен, золотые ножи для масла. Пахло кофе, горячими булочками и клубничным вареньем, которое, как знала Лиза, сварили из клубники, выращенной в императорской оранжерее.
Сначала разговор был общим, но потом император сказал:
— У меня для всех новость.
Все притихли. Даже капитан Катков немного выпрямился, хотя, казалось, куда уж больше!
— Через неделю мы выезжаем в Крым.
— Как чудесно! — воскликнула Анна.
— Да, — подтвердила императрица, — на новом эфирном локомотиве. У инженеров руки дрожат, ибо мы с его величеством — первые, кто рискнёт им воспользоваться.
— Не могу устоять против прогресса, —добавил император. — Вагон для нас с ее величеством уже устроен, а вам, дети, придется потесниться.
— Это как? – спросила Ольга с некоторым возмущением.
— Для вас будут устроены купе. Конечно, не такие, как обычно, а значительно более удобные и комфортные. Ты, Оля, поедешь в отдельном, не переживай, - сказал император нахмурившейся старшей дочери. – Елена вместе с Анной, Алексей отдельно, ну, и наши дорогие Аликс и Алекс, - он посмотрел на старшего сына и невестку, - в особом купе для супругов. Будут удобства и все, к чему вы привыкли.
— И еще общий вагон-гостиная, - прибавила императрица. – Итого, три вагона для семьи и остальные для сопровождающих лиц.
— Но это еще не все. Поедет и еще кое-кто, - сказал император.
— Что это значит? — спросила царевна Елена с любопытством.
— С нами поедут четыре автоматона, — сказал император. — Альфа, Бета, Гамма и Омега. Академия просит провести полевые испытания. И я считаю это разумным.
— Они будут обслуживать нас в пути? — уточнил цесаревич.
— В рамках их протоколов — да. Безопасность, навигация, сопровождение. Пусть покажут, чего стоят.
— И фрейлины тоже едут? — спросила Елена, обернувшись к Александре.
— Конечно, — кивнула императрица.
— Я могу взять весь мой штат? – спросила цесаревна, глядя на Лизу.
— Разумеется, дорогая, - ответила ей свекровь.
Все закивали, кто-то улыбнулся, завтрак продолжился, а Лизе стало вдруг жарко от какой-то необыкновенной тревоги.
Но, полно, скорее всего, тревожиться не стоило. Просто – первая поездка с семьей, эфирный локомотив, императорский поезд… Андроиды… Омега там тоже будет… Определенно надо успокоиться!
В покоях цесаревны Александры стоял лёгкий беспорядок: дорожные сундуки открыты, платья — наполовину убраны в папиросную бумагу, наполовину висят в шкафу. На кушетке брошен пухлый дорожный плед и туда же уложены подушки, чтобы удобно было сесть, откинуться и отдохнуть — именно это Александра и делала уже четвёртый раз за утро.
— Мне жарко, — пробормотала цесаревна, откидывая со лба завиток волос. – И какие колючие эти кружева, – прибавила она, изящно промокая лоб кружевным платочком.
— Это французские мастерицы, ваше высочество, — дипломатично ответила Арцыбашева, складывая очередной батистовый ночной наряд в бумагу. — Они шьют не шелковой, а серебряной нитью. Эти платки прислала герцогиня Савойская в подарок.
— У них, во Франции, кожа другая, - простонала цесаревна. – Царапает же!
— Очень вероятно, ваше высочество, — невозмутимо ответила Шаховская, не отрываясь от аккуратного развешивания шёлковых платьев на плечики. Действовала она с тем сосредоточенным изяществом и с той точностью, которая обычно бывает присуща хирургам и часовых дел мастерам.
— А теперь мне холодно, - пожаловалась цесаревна и спряталась под плед.
Лиза как раз пыталась закрыть одну из круглых коробок с головными уборами, проблему доставляли фазаньи перья, которыми шляпа была декорирована.
— Кто решил, что в Крыму понадобятся перья фазана? – пробурчала Лиза.
— Это мама, — донёсся голос Александры из-под пледа. — Она считает, что я должна выглядеть «живописно». Видимо на случай, если нас будут писать с натуры. На фоне крымских гор.
Фрейлины посмотрели друг на друга и весело рассмеялись, цесаревна поддержала их. Ее смех звучал, как нежный серебряный колокольчик.
В этот момент двери широко распахнулись, и в комнату вошел цесаревич Александр, остановился, обвел глазами беспорядок, фрейлин, подошел к супруге, поцеловал ей руку и сказал:
— Я так и знал, что вы еще не собраны. А я, между прочим, уже сложил свои книги, шахматы и даже любимый дорожный плед! И всё это, заметьте, без единой фрейлины!
— Потому что у тебя их нет, — спокойно отозвалась Александра. — А у меня есть. И они… стараются. Ты не забыл взять с собой во что переодеться, дорогой?
—Мой камердинер не дремлет, - улыбнулся цесаревич.
— Ага, значит, и ты не обошелся без помощи?
—Каюсь!
— Ладно уж, беги, я вижу, тебе не по себе, - сказала цесаревна мужу.
Александр еще раз поцеловал руку жены, приложился к ее щеке, обратился к фрейлинам:
— Дамы…
Дамы церемонно присели в реверансах, и цесаревич ушел.
— Поскорее бы уже в Крым, на море… Оно мне уже снится, - пожаловалась цесаревна.
Лиза опустилась на корточки, подбирая рассыпавшиеся перчатки. Ткань перчаток шелестела, как крылья. Лизе тоже хотелось на море. Она была уверена, что и Софи, и Мари Друцкая, и строгая Екатерина Шаховская тоже хотят на море и тоже очень рады предстоящей поездке.
Когда коробки, наконец, были закрыты, ленты завязаны, дорожные шляпки уложены — и даже перья фазана пристроены между пуховыми платками — фрейлины одна за другой стали откланиваться.
С цесаревной осталась одна Лиза, которая сегодня дежурила. Александра откинулась на подушки и прикрыла глаза. Лиза осталась сидеть в кресле около окна.
— Лиза… — позвала Александра негромко. — Как вам жизнь во дворце? – спросила она вдруг, не открывая глаз.
— Интересно, ваше высочество, - ответила Лиза.
— Без формальностей, прошу вас, — устало усмехнулась Александра. — Зовите меня Александрой, когда мы наедине. Или даже Аликс. Я ведь, не смотря на все титулы, обычная женщина, которую тошнит с утра и мучает головная боль от запаха лаванды, не забывайте об этом.
Лиза посмотрела на юное лицо цесаревны и поразилась, каким контрастом к ее внешнему виду прозвучали ее слова. Юная девочка говорит, как усталая, хорошо пожившая дама. Как же ей, должно быть, плохо, но почему? Ее не любят? Или это просто ее положение дается ей так тяжело?
— Простите… Подать вам воды, Аликс? – спросила Лиза, немного дрогнув, называя имя цесаревны.
— Нет, — она покачала головой. — Я просто хочу поговорить. Немножко… по-человечески.
Повисла пауза. Тихая, тёплая, почти интимная.
— Вы знаете, — вдруг сказала Александра, — меня на самом деле зовут Адельгейда Каролина Луиза. Это звучит… не так уж плохо в Бадене, я ведь родом из Бадена, вы знаете.
Лиза слабо улыбнулась.
— Когда я приехала в Россию, мне предложили выбрать имя, - продолжила цесаревна. – Все немецкие принцессы, выходя замуж в Россию, меняли имя. Это традиция. Так полагалось. Это... часть превращения. Поменять веру, поменять имя… принять новую жизнь. Такова участь любой принцессы, которая выходит замуж в чужую страну – оставить своё и принять чужое. Только в Европе всё несколько иначе, всё проще, здесь же… Чужой язык, чужая вера... Но это того стоит… Империя стоит и большего… Я знаю, - глаза ее сверкнули, - что Ольга просто ненавидит мысль о том, что ей придется покинуть империю. Но ей придется… - прибавила она с грустью. – А вы знаете, -в голос цесаревны вернулся задор, что невестам французских королей полагалось оставлять все, даже нижнее белье, когда они пересекали границу? Бедная Мария Антуанетта лишилась даже своей любимой собачки, кога выходила замуж. Вот ужас!
— Действительно, какое варварство, - поддакнула Лиза.
— Что такое потеря имени по сравнению с потерей любимой собаки? – рассмеялась цесаревна. – Сущий пустяк!
— Почему вы выбрали именно Александру? —спросила Лиза. – Императрица выбрала имя Марии, а вы? Александр и Александра…
Цесаревна посмотрела на собеседницу, и в глазах у неё вдруг вспыхнуло что-то — не светское, не утомлённое, а по-настоящему живое.
— Потому что так зовут его. Моего мужа, — её голос стал тише. — А я… я очень его люблю. Я хотела, чтобы у нас было что-то общее с самого начала. Чтобы и в моем имени звучала принадлежность ему. Глупо, наверное. Но тогда я была очень юной. И очень счастливой.
«Очень юной! Да ей сейчас восемнадцать лет, она сейчас – юная», - подумала Лиза. – «Сколько ей было, когда она познакомилась с цесаревичем?»
— Мне было пятнадцать, когда мы познакомились, - донеслось до Лизы, как ответ на вопрос.
Цесаревна на мгновение замолчала, смотря куда-то вдаль, улыбаясь и вспоминая.
— Мне часто говорят: «повезло». Он добр, он внимателен, он не ищет других. И это правда. Но когда мы были совсем молоды… — Александра лукаво улыбнулась. — Это была не политика. Это было… чувство. Настоящее чувство поверьте мне, Лиза! Мы писали друг другу записки. Он подарил мне медальон со своим именем. Я носила всегда! И я ничего не боялась!
Лиза слушала, затаив дыхание.
— Я выбрала Александру… потому что хотела быть частью его имени. Чтобы оно защищало меня, как щит. И — чтобы он знал: я с ним. Даже когда мы врозь. Даже если однажды всё станет иначе.
Она замолчала. В комнате снова повисла тишина — тёплая, живая.
— Спасибо, — прошептала Лиза. — Я буду помнить этот рассказ и то, как вы доверились мне…
Александра кивнула, не глядя на неё. А после цесаревна отослала ее, велев собираться и сказав, что ей больше пока ничего не понадобится.
Фрейлинский коридор напоминал оживлённый улей: хлопали двери, шуршали вещи, бегала прислуга, звучали возбужденные голоса и женский смех. Над всем этим гулом то и дело раздавался высокий голос Арцыбашевой:
— Не складывай флакон с духами рядом с туфлями, Маруся! Всё будет пахнуть как церковная лавка после праздника!
Лиза собиралась в своей комнате, стараясь действовать методично: коробка для шляпок, мешочек для белья, мешочек с лентами, дорожный несессер. Всё, казалось, складывалось само, но руки отчего-то дрожали. Волнение!
Торопливый стук в дверь заставил Лизу подпрыгнуть.
— Входите! – крикнула она.
В комнату буквально влетела Софья Арцыбашева, с раскрасневшимися щеками и шёлковой лентой в руке.
— Лизонька, родная, ты уже собираешься? У нас тут форменный потоп и ужас! Шаховская потеряла брошку, Оболенская ругается, что ей уложили в дорожный несессер английский крем, а он ей якобы сушит нос.
— Я почти закончила, — улыбнулась Лиза. — Осталось уложить пару платьев и всё.
— Поражаюсь твоему спокойствию, - сказала Софи, усаживаясь в кресло.
— Что ты, я ужасно нервничаю!
— Разрешишь дать тебе совет? – вдруг спросила Арцыбашева.
Лиза внимательно посмотрела на нее и сказала:
—Конечно, буду признательна…
— Итак… — сказала Софья мягко. — Не бойся просить помощи. Даже если все делают вид, что знают, как себя вести — на самом деле никто ничего не знает. Мы просто стараемся выглядеть уверенно. А ты и так держишься лучше многих. И посему, - она подняла указательный палец вверх – не бойся, поняла?
Лиза подняла взгляд. Её тронули эти слова больше, чем она ожидала.
— Спасибо, Соня.
— Ну вот, — ободряюще сказала та. — А теперь пошли к остальным.
Софи быстро вышла в коридор, и Лиза пошла вслед за ней.
Зал лаборатории №?4 в Императорской Инженерной Академии дышал металлом, паром и раздражённой тишиной. Профессор Острожский стоял у голографической схемы, которая медленно вращалась в воздухе над латунной панелью.
— Если вы продолжите питать Альфу на старой конфигурации, — бросил он, не оборачиваясь, — то рано или поздно получите не результат, а короткое замыкание в сознании. В прямом смысле.
— Вы неплохо держитесь для первого настоящего дежурства.
— Я старалась, ваше высочество, — ответила Лиза, и, к своему ужасу, чуть не зевнула.
— Вы устали, я вижу, — усмехнулась Александра. — Но привыкайте. Завтра будете свободны и вволю отдохнёте.
Лиза вернулась в свою комнату в четверть десятого следующего утра, когда Фрейлинский коридор уже проснулся. Разделась, погладила пальцем край бриллиантового шифра, и прошептала:
— С ума сойти. Я выжила.
И уснула, упав лицом в подушку, не успев ни подумать, ни помолиться.
Прошло несколько дней, и Лиза совсем освоилась. Она подружилась с Софи Арцыбашевой, снискала расположение статс-дамы и удовольствие цесаревны. В один из дней она с Софи шли по коридору с очередным поручением и тут из бокового поворота вышли трое.
Все трое высокие, у всех идеально выпрямленные спины, синхронные движения. Все в чёрных мундирах с серебряным шитьем. Их шаги были беззвучны, лица — безмятежны, слишком гладкие, слишком правильные черты не тревожила ни одна эмоция. Два – блондины, похожие друг на друга, как близнецы, и третий – Омега. Вот его она бы ни с кем не спутала!
— Мама… — прошептала Арцыбашева и инстинктивно вцепилась Лизе в рукав. — Они что, по дворцу ходят?!
При этих словах Лиза заметила, что двое блондинов и ухом не повели, а Омега вздрогнул и посмотрел на Софи.
— Видимо, да, — спокойно ответила приятельнице Лиза. — Им ведь положено… «сопровождать и обеспечивать корректность поведения». Где ещё, как не во дворце?
— Но… они же… — Софья понизила голос. — Они же… не люди.
— А разве они ведут себя хуже людей?
Андроиды прошли мимо. Лиза была уверена, что они услышали их диалог, хотя они с Софи говорили шепотом. Омега, проходя мимо, задержал взгляд на Лизе. Буквально на долю секунды. Ни кивка, ни улыбки, ничего — но Лиза всё равно ощутила это: его внимание. И... что-то ещё. Словно её узнали. Или что-то узнали — в ней. Какое странное чувство!
— Мне их жалко, — вдруг сказала она, когда три автоматона скрылись из виду.
Софья, всё ещё цепляясь за рукав, уставилась на неё.
— Тебе… кого жалко? Железяк?
— Они… такие одинокие. Ты разве не видишь?
— Я вижу, что они выглядят ужасно. И если они однажды решат всех нас переубивать — начнут с меня. Я это чувствую.
— С чего бы? Что за ерунда? – поразилась Лиза.
— Потому что я всегда говорю вслух то, что думаю. А они наверняка уже это всё записали.
Девушки посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Завтрак, как это ни парадоксально звучало, подавали в императорской семье ровно в тринадцать часов. Лиза поначалу не могла привыкнуть называть столь поздний час часом завтрака, но во дворце всё имело собственную логику, в которую Лиза пока не вникла.
Сегодня вся императорская семья собиралась в Малой столовой.
Лиза вошла туда вместе с флигель-адъютантом — капитаном Катковым, щеголем с усами, уверенным в себе так, будто он лично командовал эфирным флотом. За столом уже сидели цесаревич и цесаревна, рядом — царевны Ольга, Елена и Анна, царевич Алексей. Вошли император и императрица: он — величественный, в сюртуке с золотой цепочкой, она — в белом муслине, с жемчугами и лёгкой бледностью, которая давала повод фрейлинам шептаться: «опять у неё приступ мигрени». Сегодня, впрочем, императрица была в хорошем расположении духа и даже отпустила сдержанную шутку о новых блюдах дворцового повара. Сыновья встали при появлении матери, Лиза тоже поднялась.
Лизе отвели место в стороне, как положено — вне семейного круга, но при этом она должна была быть всегда готова подойти, помочь, откликнуться, принести, или подать салфетку.
Стол был сервирован великолепно — фарфор с императорским гербом, хрустальные бокалы, белый лен, золотые ножи для масла. Пахло кофе, горячими булочками и клубничным вареньем, которое, как знала Лиза, сварили из клубники, выращенной в императорской оранжерее.
Сначала разговор был общим, но потом император сказал:
— У меня для всех новость.
Все притихли. Даже капитан Катков немного выпрямился, хотя, казалось, куда уж больше!
— Через неделю мы выезжаем в Крым.
— Как чудесно! — воскликнула Анна.
— Да, — подтвердила императрица, — на новом эфирном локомотиве. У инженеров руки дрожат, ибо мы с его величеством — первые, кто рискнёт им воспользоваться.
— Не могу устоять против прогресса, —добавил император. — Вагон для нас с ее величеством уже устроен, а вам, дети, придется потесниться.
— Это как? – спросила Ольга с некоторым возмущением.
— Для вас будут устроены купе. Конечно, не такие, как обычно, а значительно более удобные и комфортные. Ты, Оля, поедешь в отдельном, не переживай, - сказал император нахмурившейся старшей дочери. – Елена вместе с Анной, Алексей отдельно, ну, и наши дорогие Аликс и Алекс, - он посмотрел на старшего сына и невестку, - в особом купе для супругов. Будут удобства и все, к чему вы привыкли.
— И еще общий вагон-гостиная, - прибавила императрица. – Итого, три вагона для семьи и остальные для сопровождающих лиц.
— Но это еще не все. Поедет и еще кое-кто, - сказал император.
— Что это значит? — спросила царевна Елена с любопытством.
— С нами поедут четыре автоматона, — сказал император. — Альфа, Бета, Гамма и Омега. Академия просит провести полевые испытания. И я считаю это разумным.
— Они будут обслуживать нас в пути? — уточнил цесаревич.
— В рамках их протоколов — да. Безопасность, навигация, сопровождение. Пусть покажут, чего стоят.
— И фрейлины тоже едут? — спросила Елена, обернувшись к Александре.
— Конечно, — кивнула императрица.
— Я могу взять весь мой штат? – спросила цесаревна, глядя на Лизу.
— Разумеется, дорогая, - ответила ей свекровь.
Все закивали, кто-то улыбнулся, завтрак продолжился, а Лизе стало вдруг жарко от какой-то необыкновенной тревоги.
Но, полно, скорее всего, тревожиться не стоило. Просто – первая поездка с семьей, эфирный локомотив, императорский поезд… Андроиды… Омега там тоже будет… Определенно надо успокоиться!
Глава 6
В покоях цесаревны Александры стоял лёгкий беспорядок: дорожные сундуки открыты, платья — наполовину убраны в папиросную бумагу, наполовину висят в шкафу. На кушетке брошен пухлый дорожный плед и туда же уложены подушки, чтобы удобно было сесть, откинуться и отдохнуть — именно это Александра и делала уже четвёртый раз за утро.
— Мне жарко, — пробормотала цесаревна, откидывая со лба завиток волос. – И какие колючие эти кружева, – прибавила она, изящно промокая лоб кружевным платочком.
— Это французские мастерицы, ваше высочество, — дипломатично ответила Арцыбашева, складывая очередной батистовый ночной наряд в бумагу. — Они шьют не шелковой, а серебряной нитью. Эти платки прислала герцогиня Савойская в подарок.
— У них, во Франции, кожа другая, - простонала цесаревна. – Царапает же!
— Очень вероятно, ваше высочество, — невозмутимо ответила Шаховская, не отрываясь от аккуратного развешивания шёлковых платьев на плечики. Действовала она с тем сосредоточенным изяществом и с той точностью, которая обычно бывает присуща хирургам и часовых дел мастерам.
— А теперь мне холодно, - пожаловалась цесаревна и спряталась под плед.
Лиза как раз пыталась закрыть одну из круглых коробок с головными уборами, проблему доставляли фазаньи перья, которыми шляпа была декорирована.
— Кто решил, что в Крыму понадобятся перья фазана? – пробурчала Лиза.
— Это мама, — донёсся голос Александры из-под пледа. — Она считает, что я должна выглядеть «живописно». Видимо на случай, если нас будут писать с натуры. На фоне крымских гор.
Фрейлины посмотрели друг на друга и весело рассмеялись, цесаревна поддержала их. Ее смех звучал, как нежный серебряный колокольчик.
В этот момент двери широко распахнулись, и в комнату вошел цесаревич Александр, остановился, обвел глазами беспорядок, фрейлин, подошел к супруге, поцеловал ей руку и сказал:
— Я так и знал, что вы еще не собраны. А я, между прочим, уже сложил свои книги, шахматы и даже любимый дорожный плед! И всё это, заметьте, без единой фрейлины!
— Потому что у тебя их нет, — спокойно отозвалась Александра. — А у меня есть. И они… стараются. Ты не забыл взять с собой во что переодеться, дорогой?
—Мой камердинер не дремлет, - улыбнулся цесаревич.
— Ага, значит, и ты не обошелся без помощи?
—Каюсь!
— Ладно уж, беги, я вижу, тебе не по себе, - сказала цесаревна мужу.
Александр еще раз поцеловал руку жены, приложился к ее щеке, обратился к фрейлинам:
— Дамы…
Дамы церемонно присели в реверансах, и цесаревич ушел.
— Поскорее бы уже в Крым, на море… Оно мне уже снится, - пожаловалась цесаревна.
Лиза опустилась на корточки, подбирая рассыпавшиеся перчатки. Ткань перчаток шелестела, как крылья. Лизе тоже хотелось на море. Она была уверена, что и Софи, и Мари Друцкая, и строгая Екатерина Шаховская тоже хотят на море и тоже очень рады предстоящей поездке.
Когда коробки, наконец, были закрыты, ленты завязаны, дорожные шляпки уложены — и даже перья фазана пристроены между пуховыми платками — фрейлины одна за другой стали откланиваться.
С цесаревной осталась одна Лиза, которая сегодня дежурила. Александра откинулась на подушки и прикрыла глаза. Лиза осталась сидеть в кресле около окна.
— Лиза… — позвала Александра негромко. — Как вам жизнь во дворце? – спросила она вдруг, не открывая глаз.
— Интересно, ваше высочество, - ответила Лиза.
— Без формальностей, прошу вас, — устало усмехнулась Александра. — Зовите меня Александрой, когда мы наедине. Или даже Аликс. Я ведь, не смотря на все титулы, обычная женщина, которую тошнит с утра и мучает головная боль от запаха лаванды, не забывайте об этом.
Лиза посмотрела на юное лицо цесаревны и поразилась, каким контрастом к ее внешнему виду прозвучали ее слова. Юная девочка говорит, как усталая, хорошо пожившая дама. Как же ей, должно быть, плохо, но почему? Ее не любят? Или это просто ее положение дается ей так тяжело?
— Простите… Подать вам воды, Аликс? – спросила Лиза, немного дрогнув, называя имя цесаревны.
— Нет, — она покачала головой. — Я просто хочу поговорить. Немножко… по-человечески.
Повисла пауза. Тихая, тёплая, почти интимная.
— Вы знаете, — вдруг сказала Александра, — меня на самом деле зовут Адельгейда Каролина Луиза. Это звучит… не так уж плохо в Бадене, я ведь родом из Бадена, вы знаете.
Лиза слабо улыбнулась.
— Когда я приехала в Россию, мне предложили выбрать имя, - продолжила цесаревна. – Все немецкие принцессы, выходя замуж в Россию, меняли имя. Это традиция. Так полагалось. Это... часть превращения. Поменять веру, поменять имя… принять новую жизнь. Такова участь любой принцессы, которая выходит замуж в чужую страну – оставить своё и принять чужое. Только в Европе всё несколько иначе, всё проще, здесь же… Чужой язык, чужая вера... Но это того стоит… Империя стоит и большего… Я знаю, - глаза ее сверкнули, - что Ольга просто ненавидит мысль о том, что ей придется покинуть империю. Но ей придется… - прибавила она с грустью. – А вы знаете, -в голос цесаревны вернулся задор, что невестам французских королей полагалось оставлять все, даже нижнее белье, когда они пересекали границу? Бедная Мария Антуанетта лишилась даже своей любимой собачки, кога выходила замуж. Вот ужас!
— Действительно, какое варварство, - поддакнула Лиза.
— Что такое потеря имени по сравнению с потерей любимой собаки? – рассмеялась цесаревна. – Сущий пустяк!
— Почему вы выбрали именно Александру? —спросила Лиза. – Императрица выбрала имя Марии, а вы? Александр и Александра…
Цесаревна посмотрела на собеседницу, и в глазах у неё вдруг вспыхнуло что-то — не светское, не утомлённое, а по-настоящему живое.
— Потому что так зовут его. Моего мужа, — её голос стал тише. — А я… я очень его люблю. Я хотела, чтобы у нас было что-то общее с самого начала. Чтобы и в моем имени звучала принадлежность ему. Глупо, наверное. Но тогда я была очень юной. И очень счастливой.
«Очень юной! Да ей сейчас восемнадцать лет, она сейчас – юная», - подумала Лиза. – «Сколько ей было, когда она познакомилась с цесаревичем?»
— Мне было пятнадцать, когда мы познакомились, - донеслось до Лизы, как ответ на вопрос.
Цесаревна на мгновение замолчала, смотря куда-то вдаль, улыбаясь и вспоминая.
— Мне часто говорят: «повезло». Он добр, он внимателен, он не ищет других. И это правда. Но когда мы были совсем молоды… — Александра лукаво улыбнулась. — Это была не политика. Это было… чувство. Настоящее чувство поверьте мне, Лиза! Мы писали друг другу записки. Он подарил мне медальон со своим именем. Я носила всегда! И я ничего не боялась!
Лиза слушала, затаив дыхание.
— Я выбрала Александру… потому что хотела быть частью его имени. Чтобы оно защищало меня, как щит. И — чтобы он знал: я с ним. Даже когда мы врозь. Даже если однажды всё станет иначе.
Она замолчала. В комнате снова повисла тишина — тёплая, живая.
— Спасибо, — прошептала Лиза. — Я буду помнить этот рассказ и то, как вы доверились мне…
Александра кивнула, не глядя на неё. А после цесаревна отослала ее, велев собираться и сказав, что ей больше пока ничего не понадобится.
Фрейлинский коридор напоминал оживлённый улей: хлопали двери, шуршали вещи, бегала прислуга, звучали возбужденные голоса и женский смех. Над всем этим гулом то и дело раздавался высокий голос Арцыбашевой:
— Не складывай флакон с духами рядом с туфлями, Маруся! Всё будет пахнуть как церковная лавка после праздника!
Лиза собиралась в своей комнате, стараясь действовать методично: коробка для шляпок, мешочек для белья, мешочек с лентами, дорожный несессер. Всё, казалось, складывалось само, но руки отчего-то дрожали. Волнение!
Торопливый стук в дверь заставил Лизу подпрыгнуть.
— Входите! – крикнула она.
В комнату буквально влетела Софья Арцыбашева, с раскрасневшимися щеками и шёлковой лентой в руке.
— Лизонька, родная, ты уже собираешься? У нас тут форменный потоп и ужас! Шаховская потеряла брошку, Оболенская ругается, что ей уложили в дорожный несессер английский крем, а он ей якобы сушит нос.
— Я почти закончила, — улыбнулась Лиза. — Осталось уложить пару платьев и всё.
— Поражаюсь твоему спокойствию, - сказала Софи, усаживаясь в кресло.
— Что ты, я ужасно нервничаю!
— Разрешишь дать тебе совет? – вдруг спросила Арцыбашева.
Лиза внимательно посмотрела на нее и сказала:
—Конечно, буду признательна…
— Итак… — сказала Софья мягко. — Не бойся просить помощи. Даже если все делают вид, что знают, как себя вести — на самом деле никто ничего не знает. Мы просто стараемся выглядеть уверенно. А ты и так держишься лучше многих. И посему, - она подняла указательный палец вверх – не бойся, поняла?
Лиза подняла взгляд. Её тронули эти слова больше, чем она ожидала.
— Спасибо, Соня.
— Ну вот, — ободряюще сказала та. — А теперь пошли к остальным.
Софи быстро вышла в коридор, и Лиза пошла вслед за ней.
Зал лаборатории №?4 в Императорской Инженерной Академии дышал металлом, паром и раздражённой тишиной. Профессор Острожский стоял у голографической схемы, которая медленно вращалась в воздухе над латунной панелью.
— Если вы продолжите питать Альфу на старой конфигурации, — бросил он, не оборачиваясь, — то рано или поздно получите не результат, а короткое замыкание в сознании. В прямом смысле.
