Авторские иллюстрации к «Либеллофобии»

Здесь я собираю иллюстрации к "Либеллофобии", которые создавала сама из легальных стоковых изображений. Чёрно-белые - для эффекта одного стиля :) Буду пополнять параллельно с выкладкой текста книги!
https://prodaman.ru/Natalya-Mar/books/Libellofobiya
* * *
Я закрываю красные от горя глаза и вижу только одно: рваные горла и кривой обоюдоострый нож в руке насекомого. Чтобы заснуть, надо сосредоточиться на чём-то другом. На чём? Тихонько, чтобы не разбудить соседей, наклоняюсь и подбираю уголёк. Нахожу на светлой стене местечко без партизанских скабрез. И рисую.
Плохо представляю, что должно выйти, но рисую на белом холсте чёрные штрихи: брови, ресницы и кант вокруг радужки. Лицо абсолютного зла. Так, говорят, оно и выглядит на самом деле, без скафандра.
Пока я знаю только имя. Кайнорт Бритц.
Молюсь за тебя перед сном — чтоб ты сдох, тварь.


* * *
Карминцы, чем-то похожие на сухопутных русалок, мне нравились, хоть и сильно от нас отличались внешне. У них были стройные, рельефные туловища с кожей красноватых оттенков. Длинная изящная шея и гордая посадка головы. Лицо вытянутое, с крупными чертами. Большие раскосые глаза, такие блестящие, будто их шлифовали ювелиры. Рук и ног, в привычном смысле, у карминцев не было. Зато из-под рёбер вниз уходили десятки тентаклей — гибких сухих щупалец. Они-то поочерёдно и заменяли ловким аборигенам другие части тела. Да, ещё волосы! Шикарные алые шнурки из живой кручёной кожи ниспадали ниже пояса. Волосы были чувствительны от макушки до самых кончиков и служили вибриссами.


* * *
— Только не смотрите вверх, — несколько неадекватно происходящему, спокойно и бодро донеслось из приёмника. — Прибывает поезд.
— Ч-что?!.
Альда вскинула голову, теряя капюшон. Невероятно, но в ледяную сферы вмёрз целый состав паровоза. Длинный, десятка на два вагонов! Теперь он откололся и летел... падал... рушился прямо на Хокс. Она закрылась локтями, понимая, что даже скорость реакции шершня не позволит ей увернуться от такой мухобойки. Три секунды ужаса и нарастающего шума...


* * *
Рой-маршал сидел на подлокотнике жемчужно-белой софы, уже в чистой и свежей форме. Впрочем, единственное, в чём он умел запачкаться, это в чужой крови. Всякий раз искоса поглядывая на Кайнорта без брони, Альда видела лишь светлое пятно и чёрное обрамление бесцветных глаз. Ничего особенного. Аккуратный отличник. Среднестатистический сыскной агент, которых отбирали по редкой способности не оставлять следов. Иными словами — типичный минори. Альда изловила себя на слишком долгом созерцании рой-маршала и отвернулась. Она ненавидела этих аристократов всеми фибрами... чего бы там у неё ни было внутри. А конкретно Бритца она недолюбливала и по личным причинам. <...> Если приглядеться, внешне он не был создан для войны, для службы в перквизиции. Но облик нередко диссонирует с талантом, и Бритц сам притёр себя к любимому делу. Смеялся редко, будто это облагалось налогом. Приструнил жёсткие волны военной стрижкой. Альда удивлялась, как это он не догадался укоротить длинные не по уставу ресницы, из-под пушистых кистей которых светили колючие прожекторы глаз. Но, спускаясь вниз по отглаженным стрелкам, взгляд упирался в кеды: на правой ноге красный, на левой синий. Клоун буквально заявлял: я выучил правила, чтобы плевать на них.


* * *
Папа оборвался на полуслове, потому что насекомые вдруг расступились. Вошёл третий эзер. Этот был в неброском сером, не ниже и не выше других, без знаков отличий, без эмблем и регалий. Но то, как напряглись другие, — выдало важную птицу. Чёрный и бурый застыли в напряжении. А серый шёл себе и шёл по бойлерной. Мягко, неслышно. Не поднимая пыли. Расслабленно как-то, словно в гостях, где ему пожелали чувствовать себя, как дома. Настоящая смерть среди ряженых. Следом по полу звенела отвратительная сколопендра. Минуту эзер тихо говорил со своими. Не глядел на родителей. Не выпускал крыльев. Потом свернул переводчик и шагнул к папе.


* * *
Громадный и несуразный, бугль сам не производил звуков. Как фантомная черепаха, он двигался в персональной вселенной из мёртвых пескаров и отправлял их в пасть по частям. А машины скрипели, рыдали и просили пощады. Пока не проваливались сквозь решётчатый пищевод в яму желудка. Скелет не обратил на меня внимания. Будто видел только то, зачем пришёл. Коррозию и металлолом.


* * *
Пирамидальное сооружение в центре метеоритного кратера было когда-то древней гробницей, потом монастырём, потом музеем, потом обсерваторией, а насекомые на скорую руку приспособили его под тюрьму. Эквилибринт, будто стеклянную головоломку, пронзал запутанный и дремучий клубок коридоров, камер и залов. Когда кто-нибудь внутри двигался, всё здание раскачивалось на остром кончике первого этажа. Поэтому эзерам не пришлось возиться с системой безопасности. Узники по своей воле не ходили дальше уборной и даже спали вполглаза. Чихнёшь посильней — и привет.


* * *
Во мне плескались пол-литра токсидра, когда вернулось восприятие. И спирт начал пьянить. Какая смешная, идиотская смерть...
Не могла сделать ни шагу. Упала на спину, и тучи закружились, как пропеллер. Взяла синдиком, набрала текст и пустила без переадресаций: зачем уж теперь.
«а этт день пркончил меня»
Сколопендра учуяла цель, вскарабкалась по моим ногам на грудь и...
Я закричала и взмахнула рукой, чтобы защитить лицо. Больно. Кровь - на глазах и во рту. Смерть пришла со вспышкой.
Ещё одна смерть в списке Бритца.


* * *
Разбитая, растрёпанная, еле ноги унесла из трейлера. Кинулась в свою землярку, нырнула в тряпьё, которое девятый день было мне постелью, и забилось в угол. Со стены напротив, как нарочно, глядело зеркало. И как только оно не треснуло, отражая меня изо дня в день? Ощипанные по плечи волосы и синие вены под шелушащейся зеленоватой кожей. Растресканные от долгой жажды губы. Воспалённые пылью глаза с лиловыми мешками и забитые пеплом ресницы. Острые кости на запястьях и ключицах, как у недельного покойника. Всё это ещё можно было вынести.
Но не шрамы. Четыре глубоких уродливых следа полосовали мне лицо: от левого виска наискось к правой челюсти. И через всю грудь к животу. На теле не такие страшные, но тоже болели будь здоров... Порезы были багровые, с рваными краями. Ни один хирург не взялся бы за пластику, да и поздно уже. Ткани под грубыми швами рубцевались. Повезло, что глаза остались целы. И нос прямой. Корка запёкшейся крови ещё не осыпалась с губ, и я не знала, сильно ли они изуродованы. Бровь порезало надвое. Но это было даже… красиво.
По крайней мере, я не боялась сексуального насилия. Слабое утешение для молодой девушки, но сильное подспорье во время войны. Я встала, чтобы накинуть тряпицу на зеркало, и вернулась в постель. Нельзя же начинать утро с такого отражения.


* * *
— Слышала легенду об этой парочке? — спросил Волкаш, и я отрицательно мотнула головой. — Здесь рассказывают, что давным-давно Алебастро и Пламия были двойной звездой. Пламия — худенькой и золотистой. Они замечательно смотрелись вместе. Но однажды Алебастро увидел, как на холодной блуждающей планете появилась жизнь. Это были какие-то букашки. Они бы вскоре замёрзли, как это часто случается в космосе. Но Алебастро сжалился. Он оторвался от Пламии, чтобы изменить траекторию и стать солнцем для букашек. Пламия разгневалась: как он посмел! От злости она покраснела, от зависти распухла. Но, как ни старалась, так и не догнала Алебастро, чтобы отомстить за предательство. Всё потому, что Пламия была слепа и не видела, куда ей лететь. Тогда она придумала, как раздобыть глаза: она стала пухнуть всё сильней, и в конце концов взорвала одну планету на своём пути, а вскоре и вторую. Видишь? — он указал на пятна. — «Очи Пламии», это горят обломки планет, им уже несколько веков. С тех пор Пламия догоняет Алебастро по шажочку в год. Придёт время — миллиарды лет — и звезда распухнет так сильно, что поглотит Кармин. Отомстит за всё.


* * *
Я оттащила робота за мусорный контейнер и принялась отвинчивать болты.
— Что, прямо тут? — удивился он. — Может, пройдём в апартаменты рой-маршала?
— Нет! Тут дел на раз плюнуть.
— Мне показалось, минори Бритц очень любезен, — настаивал Дейл, но я вырвала его речевые чипы.
Запахло жжёным пластиком. Изнутри Дейл напоминал мои школьные проекты, когда в коробку из-под монпансье я пыталась уместить и видеокарту, и датчики, и гироскоп. Так и здесь: микросхемы теснились одна на другой, неизолированные проводки задевали соседние, щёлкали и сверкали.
— Вот... и... всё, — я захлопнула щиток и старательно пригладила шов на затылке робота.
— Блгдр.
— Что-что?
— Бльш спс! — громче повторил Дейл, шаркая лапкой. — Й! Кжтс, взнкл прбл.
Определенно, он был прав: возникла проблема. Чипы были такие мелкие, как тут не задеть один, пока паяешь другой? В таверне задвигались кресла: Кайнорт и Альфред сворачивали разговор и собирались на улицу. Я вспотела. Залезла в голову Дейлу и стала протирать контакты на ощупь.
— Сейчас, сейчас, Дейл, тут у тебя не мозги, а валежник какой-то.
— Н трптсь, мн мнг врмн.
— А у меня не так много, — бормотала я.
Конечно, первой мыслью было дать дёру. Но Дейл меня уже запомнил, и пришлось доигрывать роль инженера. Если сдать его хозяину испорченным, Альфред потребует у Бритца, чтобы тот нашёл виновницу, отвинтил голову и припаял вместо Дейловой.
— Всё. Нормально теперь?
— .угУ
Из-за угла появились Альфред и Бритц, который делал вид, что не удивлён ни мне, ни паяльному стержню в моих руках.
— Банк отзовёт предложение, — говорил он, — если я не вышлю подписанный договор через три дня.
— М-м. Дай мне денёк-два обдумать, ладушки? Риски, все дела... — заюлил Альфред и окликнул Дейла. — Эй, убогий, тебя перепрошили?
— !екдяроп в ёсВ
Дьявол. Вот тебе и «угу»! Дейл теперь говорил задом наперёд, а я не могла отвести взгляд от руки Бритца, ласково сжимавшей кобуру армалюкса.


* * *
— Не сиди здесь, Ула! Давай вниз, подальше от фабрики!
— Что случилось?
— Бугль! Огромный, как гора!
И она побежала, не оглядываясь. На самой верхушке холма рушилась старая кондитерская фабрика. По её душу и явился охотник до ржавчины и развалин. Теперь их много развелось на Кармине.
Железные клещи мелькали в тумане. Скелет отправлял куски кровли в пасть. Он жевал, и черепица летела с холма вниз. А за ней кирпичи, куски железобетона и труб. Они сыпались на домики рабов, казармы, склады и гломериды. Барьяшки разбегались по болоту, кудахча. Караульные вели плотный обстрел, но гость не реагировал.
— Все прочь от холма! — рявкнул Ёрль. — Он подъедает основания труб. Того гляди, рухнут!


* * *
— ...вздумала подкупить меня карминскими птичками, — бушевала Альда, швыряя на стол Кайнорту маленькую гипсовую статуэтку. — Сил моих больше нет. Выкидывай свою потаскуху с моей планеты вместе с её мехами, брильянтами и кукушками.
— Это фигурка селёдки. У неё чешуя.
— Это перья!
— Хорошо, пусть перья.
— Не «пусть перья», а перья!
— Перья, — вздохнул Бритц, открывая дверь в ответ на слабый стук, и пробормотал: — обычная селёдка в перьях.


* * *
На голоса пришельцев явилась одинокая фигура, обмотанная драными палантинами. Старик, карминский отшельник. В этом диком месте он казался древним духом, и Берграй невольно склонил голову в знак приветствия:
— Ты один здесь живёшь?
— Я последний пастух балантифей, — произнёс карминец.
Позади он оставил избу-развалюху. В узловатом тентакле пастух сжимал посох, а рядом извивался и скалился редкой красоты зверь. Белый змей с лиловой щетиной вдоль хребта. Он был невелик, но мог запросто проглотить барьяшка.


* * *
— Тебе ещё повезло, Ула. Ты столкнёшься с землёй, а не с последствиями.
Кайнорт склонился к моему уху, и я отшатнулась, не в силах больше слушать. Это случайно вышло, я не хотела! Лучи моего рассвета завертелись, обжигая глаза сквозь слёзы. Небо и земля перемешались. В голове просвистело: «Это всё». А потом, у самого лица — холодные камни.
Тьма пришла прежде, чем боль. На счету Кайнорта Бритца осталась ещё одна моя смерть.


* * *
По сигналу Лео и Волкаш принялись кружить по округлым бортам арены, присматриваясь друг к другу. Альда Хокс непрерывно шевелила губами, инструктируя шиборга. Я прильнула к решётке рядом с Кайнортом. Он задымился и так навалился на ограждение, что его нос вылез на арену.
Волкаш сделал выпад на противника. Лео подпрыгнул! Зрители грохнули, а паук приземлился скорпиону на хвост и выбросил ловчую сеть. Волкаш закрутился на месте, отдирая якоря сети от пола. Пока он возился, паук сцапал сеть и дёрнул. Волкаша потащило, как в мешке, вверх по арене. К барьеру. Клешни и газовые резаки оказались бессильны против высокопрочного карбина сети. Скорпион с трудом выпутал четыре свободные ноги и упёрся в арену. Помогло: у паука не хватило сил сдвинуть добычу в полтора раза тяжелее себя. Он бросил сеть и закружил возле Волкаша, примеряясь, как бы его перехватить поудобнее.


* * *
Нам показали автогексы, или попросту гексы. Каждый был рассчитан на пилота и двух пассажиров. Крус собрал таких четыре штуки из последнего грузового воланера Кайнорта. Остальные корабли принадлежали Альде или были уничтожены партизанами. Гексы были приспособлены к путешествию по ущельям. Внутрь Крус поместил кабины на гироскопах, а ног сделал не восемь, а шесть. Из патриотических соображений.
Бритц и Ёрль заняли головной гекс. Вместе с ними отправился карминец Ооинс, наш проводник. Меня определили пилотом в кабину к Марраде и Лимани.
— Тут вообще всё просто, — инструктировала Пенелопа, — Куда наклонилась – туда он и побежал. Если оступишься, гекс подвернёт автопод – умную лапу — перекатится и сам встанет, как надо. Не бойся, датчики у гироскопа отличные.
А я и не боялась. Боялись Маррада и Лимани, затянувшие себя в ремни так, что едва дышали. Они мне не доверяли. Я себе тоже.


* * *
— В укрытие!
Мы побежали к валунам. Ёрль сцапал меня и зазевавшуюся Пенелопу, Инфер сгрёб Марраду с Лимани и оттащил от пиктограммы. Бритц обернулся стрекозой и последним бросился к ближайшему укрытию. А на бугре взвился смерч. Он закрутил песок, камушки и мелкий гравий: тем сильнее, чем ближе к середине. Как в огромной кофемолке, их осколки разлетались по кругу. Гексам подбило лапы, опрокинуло, исцарапало экраны. Тело смерча напоминало гигантскую гидру. Оно извивалось и гнулось, стоя на широкой ноге из яростного вихря. Наверху крутилась воронка, извергая песок и швыряясь камнями. Они метеоритами врезались в землю. Отбивали куски от валунов, за которыми мы сидели.
— Что на пиктограмме, Кай, ты видел? – спросил Берграй.
— Лиловая метёлка. Это скарландыш. Где-то там тайник, и смерч его охраняет.
— Это аракибба, — Крус просканировал вихрь, выпустив сателлюкс.
— Она живая?
— Ни то, ни сё. Справочник говорит: щас… «внутри аракиббы температура выше, чем в жерле вулкана, и осколки камней, которыми она плюётся, это закалённый кварц».
— Крепче хромосфена?
— На порядок крепче.
— Её можно как-нибудь отвлечь? – подала голос Пенелопа. — Убить? Договориться?
— Нельзя договориться с тем, кто на «а».
— Например, с Альдой, — фыркнул Бритц, и они с Игором переглянулись.
— «На “а” звались примитивные создания до последнего глобального вымирания», — зачитал дальше Крус. — «Они были чем-то между вирусами и стихиями с элементарной программой вместо мозга. Новые виды уже именовали на “б”».


* * *
Да это же пленник в комнате! Кто-то стоял спиной. Девушка с меня ростом, грязные лохмотья, спутанные кудри.
— Эй... — я осторожно позвала, — не бойся. Как пройти на четвёртый этаж?
Она повернулась медленно... И у меня отнялся голос. Лохмотья меняли резкость, я разглядела в них песчаный комбез. Рюкзачок. Шрамы. От ужаса мой крик вырывался придушенным писком, как в ночном кошмаре. Ко мне шагнула — я. Распахнула мои серые глаза с чёрными синяками и сморщила мой нос.
У реальной меня подкосились ноги. Призрак пошевелил губами беззвучно — и метнулся в левый коридор.
А я назад — ползком! — и направо. Бежала, не разбирая пути, налетая на углы и стены, шлёпаясь на пол. Новый тупик. Я упала у стены, оглядываясь. Тени замелькали в коридорах. Они приближались, куда бы я ни ползла. Идти не давал страх. А впереди обнаружилась лестница. Я видела её там... за стеклом! И зарыдала: нужно было вернуться и обойти всё ещё раз, чтобы попасть на ступени. Вернуться назад к той… той…
Обернувшись, я закричала по-настоящему, хрипло, надрывно, и закрыла рот ладонями. Передо мною на коленях покачивалась новая я.
Эта была ещё страшнее. Окровавленные пальцы, ссадины на костяшках и на лбу. Она ползла ко мне из коридора, шатаясь и бешено крутя головой. Глаза... это были уже совершенно не мои глаза: дикие, безумные. По лицу размазана кровь.


* * *

Эпилог.