Пожимает плечами.
- Красивое платье, - мой взгляд скользит по изгибам ее тела, которое не скрывают ни кружева, обтягивающие грудь, ни шифоновая полупрозрачная юбка, чуть прикрывающая колени. Она похоже в нем на куклу. Красивую, фарфоровую куклу, к которой страшно прикоснуться. Волосы забраны наверх и открывают тонкую шею. Босоножки на тонкой шпильке делают ее ноги еще стройнее.
Я нелеп рядом с ней.
- Спасибо, - отвечает она и на мгновение поднимает на меня глаза, чтобы тут же опустить.
- Марк Александрович, - слышу за спиной радостный возглас. Директриса. – Я так рада, что Вы пришли. Алисе несомненно приятно.
В этом я совсем не уверен.
- Знаете, я рада, что она училась у нас. Жаль только, что последний год. Очень способная девочка. И трудолюбивая. Ей пришлось непросто, но она боец. Вам есть чем гордиться. У Вас прекрасная племянница.
Я не знаю, что сказать. Поблагодарить? За что? Я совершенно не причастен к способностям этой девчонки. Но рад тому, что она продолжила бороться за лучшую жизнь, не взирая ни на что. Одариваю директрису короткой улыбкой.
- Простите, оставлю вас, - смущается она моим молчанием. – Нужно проверить…
- Да, конечно.
Я предпочел бы слушать ее болтовню до утра, только бы не поворачиваться к девчонке, которая все еще стоит за моей спиной. Я чувствую это. Не знаю, как, но чувствую. И я должен ей что-то говорить.
Хочется отмотать время на несколько недель назад и ответить отказом на приглашение. Но уже поздно и надо как-то из этого выбираться.
- Потанцуем? – это первое, что приходит мне на ум, и я сам пугаюсь сказанного.
Ее брови тоже взлетают вверх. Она беспомощно бросает взгляд куда-то в зал и снова смотрит на меня. Неуверенный кивок головы.
Мне нужно ее обнять. Это просто. Положить одну руку на ее талию, вторую… Что делать со второй? Я не танцевал миллион лет. Мне кажется, я никогда не танцевал.
- Вам не стоит этого делать, - произносит она, видя мое замешательство. Это толкает меня вперед, заставляя притянуть ее к себе.
- Думаешь, я не умею танцевать? – почему я злюсь?
- Вам это неприятно.
Ее спина напряжена. Уверен, она хочет отодвинутся, но я держу крепко. Мы даже пытаемся двигаться под музыку.
- Откуда тебе знать?
- Я вижу.
На меня не смотрит. На кого угодно, но не на меня.
Надо о чем-то говорить.
- Как тебе интернат?
На мгновение опускает взгляд.
- Нормально. Хорошее образование. Учителя – носители языка.
Это были мои слова.
- Ты хорошо училась.
Молчит.
- Также собираешься поступать в медицинский?
- Да.
- Кем хочешь быть?
- Патологоанатомом.
Она произносит это без тени улыбки.
Я спотыкаюсь.
- Вам не нравится? – смотрит на меня. Уголки ее губ чуть кривятся.
Зараза! Она надо мной просто издевается.
- Ну почему же? – не поддаюсь на провокацию. – В кишках ковыряться тоже кому-то надо.
Ее лицо бледнеет. Она сглатывает.
Один ноль в мою пользу.
- Что такое? – спрашиваю.
- Н-ничего. Все порядке, - бравирует девчонка. – Да, Вы правы. В кишках тоже кто-то должен ковыряться.
Снова смотрит мне прямо в глаза.
- С каких пор ты стала обращаться ко мне на «Вы»?
Отводит глаза.
- Вы сами так просили.
- Когда? – не помню такого.
- Обращайся ко мне Марк Александрович. Это были Ваши слова.
- На которые ты наплевала.
- Я исправилась.
К сожалению.
- Можешь называть меня Марк.
- Это лишнее, - морщится она.
Почему?
На шпильках она почти одного роста со мной. И сейчас кажется, что у девушки, которую я прижимаю к себе, нет ничего общего с той девчонкой, которую я почти год назад увозил в интернат.
- Ее волосы больше не синие, - вдруг озаряет меня.
Изменился даже ее запах. Я чувствую по этому поводу разочарование. Нет, не то, чтобы мне не нравилось, как она пахнет. Но к сладости примешано что-то горькое или острое. Не могу понять. И потому вдыхаю полной грудью. Музыка замирает. Мне надо ее отпустить. Я заставляю себя разжать руки.
- Потому что на самом деле мы чужие друг другу люди, - не сразу понимаю, к чему она это говорит.
- Я твой дядя и твой … попечитель.
- Вы больше не мой попечитель, - хмыкает она. Не понимаю. – Мне уже восемнадцать, и я не нуждаюсь в попечительстве.
- Когда? – вырывается у меня.
- Двадцать шестого октября.
Она уходит к нашему столику, а я продолжаю стоять посреди танцпола и мысленно отматываю прошедшие месяцы назад. Двадцать шестое октября. Это число мне знакомо. Почему я так его запомнил?
Договор с интернатом… Ночь, когда я искал ее по городу… Она в окружении парней в сквере…
У нее был день рождения! Она просто отмечала с ними свой день рождения!
Потому что ей больше не с кем было его отметить.
Время за полночь. Я все еще в ресторане. Пора уезжать. Мне нечего здесь делать. Я лишний. Но продолжаю стоять у стены, без конца выискивая в толпе ее воздушную фигуру. Ловлю себя на том, что наслаждаюсь ее улыбкой и внутренне напрягаюсь, когда кто-то из парней приглашает ее на танец.
Ей весело. Она не обращает на меня никакого внимания. Какого хера я тут делаю?
Я ей не нужен.
Это задевает.
Бросаю в ее сторону последний взгляд, словно хочу запечатлеть в своей памяти. Тут же злюсь сам на себя за непрошенные эмоции и стремительно выхожу из ресторана.
Прохладный воздух тут же охлаждает меня и я останавливаюсь. Поднимаю лицо к небу и наслаждаюсь видом сияющих звезд. Действительно наслаждаюсь. Я не смотрел на звезды лет… тридцать точно. Да я и просто на небо то не смотрел уже черт знает сколько. И мне не хочется уезжать. Подхожу к машине, бросаю на заднее сиденье пиджак, закатываю рукава рубашки и стою. Просто дышу ночным воздухом с ароматом хвои, влажной земли и чего-то еще.
Глаза замирают на тонкой фигурке, замершей на крыльце ресторана. Мне кажется, она расстроена. Но уверен, мне только кажется. Тем более, что почти сразу же за ней выходит парень. Он тоже без пиджака, как и я. Сразу же устремляется к ней.
- О, нет, Слав, я хочу подышать. Иди. Я сейчас приду.
- Не хочу оставлять тебя здесь одну.
Он тянет к ней руки, она уворачивается с тихим смехом. Его это не останавливает. Мои ладони сжимаются в кулаки. С силой разжимаю их и убеждаю себя, что меня это не касается.
Она отталкивает его.
- Оставь меня. Я немного прогуляюсь и приду. Иди, тебя там ждут.
- Без тебя не пойду.
Он пьян.
Она спускается по ступенькам.
- Я провожу тебя, - бросается следом за ней, чуть не упав.
- Нет, Слав. Я хочу побыть одна. Иди.
Я вижу, как ее платье исчезает за деревьями. Там, куда уже не достают фонари. Зачем она это делает? Неужели, не понимает, чего он хочет? А, может, как раз понимает, поэтому и ищет место потемнее?
Внутри меня поднимается злость. На нее, на себя, на свое решение приехать сюда. Пока разбираюсь с эмоциями, на крыльце ресторана уже никого. Как и на тропинке, ведущей к деревьям.
- Блядь, - ругаюсь вполголоса и иду за ними.
- Слава, не надо, - ее тихий голос. – Слава, отпусти.
Я застаю ее прижатой его тощим телом к стволу березы.
- Она, кажется, попросила тебя отпустить ее, - произношу спокойно, но за этим спокойствием – надвигающаяся катастрофа.
- Иди, куда шел. Мы сами разберемся, - отмахивается юнец.
Даже в этом полумраке я вижу ее бледное напуганное лицо.
- Если девушка просит оставить ее в покое, то стоит выполнить ее просьбу.
- Это моя девушка, - вскидывает он подбородок.
Моя голова дергается. Я смотрю на нее. Она молчит.
Я должен уйти. Но вместо этого:
- Твой отец явно будет не в восторге от твоего поведения, щенок. Мне стоит сообщить ему об этом?
Я знаю его отца. Он суров и скор на расправу. Пацан зло сплевывает и уходит.
- Что? Уже начала зарабатывать? – зло смотрю ей в глаза.
- Что? – выдыхает она.
- Ты же собиралась вернуть мне деньги.
Ее губы дрожат. Она собирается плакать?
- Тогда не стоило нам мешать, - нет, в ее голосе нет ни намека на слезы. Она злится.
- Мне вернуть его? – вскидываю бровь, чувствуя, как контролировать себя становится все сложнее.
- Верни, - бросает мне в лицо вызов.
Мне снова хочется ее ударить.
- Ты, действительно, этого хочешь? – делаю шаг к ней.
- Хочу.
Мне хочется стереть вызов из ее глаз и заставить замолчать. И я делаю то, что потом не могу себе объяснить. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц.
Останавливаюсь только, когда понимаю, что целую. Я целую, блядь, собственную племянницу. В ужасе отталкиваю ее от себя. В ее глазах шок.
Какого хера я творю?!
Я должен что-то сказать, но вместо этого разворачиваюсь и несусь к машине. Не помню, как выезжаю с парковки. Не контролирую то, что творю на дороге. Хорошо, что сейчас ночь. Со злостью луплю по рули, как будто это он виноват в том, что случилось. Прихожу в себя возле дома. На губах все еще ее вкус. Нежный вкус неискушенного поцелуя, потому что я помню, как она ответила. Несмело, но она, блядь, ОТВЕТИЛА на мой поцелуй.
Хочется удариться головой обо что-то твердое и забыть все к чертовой матери!
Блядь, она же моя племянница!
Меня бросает в жар. И я со стоном закрываю глаза.
Пиииздеееец!
Я не спал этой ночью. Даже не пытался, снова и снова прокручивая в голове момент нашего поцелуя и пытаясь понять, как так получилось, что вместо того, чтобы ударить ее, наорать, я поцеловал. Где были мои мозги?
Ответа не было.
Я должен выбить эти мысли из своей головы. Выбить это воспоминание. Но самое главное, выбить то ощущение, которое дал мне этот гребанный, сука, поцелуй. Он мне понравился. Я до сих пор чувствую на своих губах ее мягкие, нежные и растерянные губы. Их запах. Вкус. Это сводит с ума, напоминает какую-то агонию.
На хера я заставляю себя вспоминать?!
Я переодеваюсь и выхожу на улицу. Бегу. Сегодня это не спорт. Это попытка убежать от себя. И я бегу, не останавливаясь. Ноги начинает сводить. Легким больно. Но я бегу. Бегу, пока не понимаю, что больше не могу. Оглядываюсь. Где я?
Назад возвращаюсь на такси. Ноги дрожат и каждый шаг дается тяжело, но я, как мазохист, заставляю себя идти. Душ, кофе.
На часах десять. Она не звонила. И ни одного сообщения. Выпускной закончился рано утром. Наверняка, спит.
Два часа дня. Она не может до сих пор спать. Но я не звоню первым.
Вечер. Солнце уже садится, а она так и не дала о себе знать. И не приехала. Где она? Ей некуда больше идти в Москве, но ее до сих пор нет в моей квартире.
Набираю. Абонент недоступен.
Позвонить в интернат? Не хочу выглядеть глупо.
А, что, если с ней что-то случилось?
Отбрасываю эту мысль, но все равно не нахожу себе места.
За окном темнеет. Ее, блядь, до сих пор нет.
Звоню. Гудки.
- Да, - отвечает.
- Ты где? – срываюсь я.
- Дома.
Зависаю.
- Что, значит, дома? Тебя здесь нет.
- Я у себя дома.
Я ослышался? У нее в Москве нет квартиры. Я бы знал.
- Что, значит, у себя?
- В Нижнем Новгороде.
- Что? – вырывается у меня. – Ты в Новгороде? Почему?
- Потому что здесь мой дом, - старается говорить спокойно, но голос напряжен.
- Почему ты не сказала мне, что собираешься вернуться в Новгород?
- А тебе это разве интересно?
Тебе. Она снова перешла на «ты». Интересно, почему?
- Ты теперь можешь жить спокойно, - продолжает она. – Ты мне больше ничем не обязан. Ты больше не мой попечитель.
- Как ты собираешься жить одна?
- Я привыкла.
Внутри меня что-то переворачивается. Неприятно.
- Алиса, - с трудом выдавливаю из себя ее имя, - то, что произошло сегодня ночью в ресторане…
- А что произошло? – спрашивает она удивленно.
- То, что я сделал…
- А что ты сделал?
Она издевается? Мне и так непросто говорить это.
- Тот… поцелуй… Он был… ошибкой. Не знаю, что на меня нашло. Я не могу этого объяснить.
- Меня удивило, что ты остановился.
- Что? – выдыхаю в шоке.
- Я думала, что ты собирался взять с меня долг за все потраченные на меня деньги.
Это она о чем?
- Ты, что, думала, что я могу тебя… взять силой? Алиса, ты в своем уме?! – срываюсь на крик. – Ты моя племянница!
Молчит.
- Я бы никогда этого не сделал, - говорю спокойнее. - И ты мне ничего не должна.
- Это не так и я обещаю все вернуть.
Я закрываю глаза и дышу.
- Ты. Мне. Ничего. Не должна.
- Я не хочу, чтобы нас что-то связывало.
Удар на вылет. Ровно по центру грудной клетки.
Она еще что-то говорит, но я не слышу. В себя прихожу, когда в трубке уже гудки. Корпус телефона хрустит. Ослабляю хватку.
Что эта девчонка себе позволяет?!
Снова бессонная ночь, которая заканчивается тотальным раздражением. Меня бесит все: от собственного состояния до солнца за окном. Хочется что-то разбить. И я быстро нахожу, что. Ее бокал. Ее долбанный желтый бокал в моем шкафу. Он летит в мусорку. Следом – цветок.
Не хочешь, чтобы нас что-то связывало? Окей. Нас больше ничего не связывает.
Опираюсь рукам о столешницу и, опустив голову, закрываю глаза.
- Ты мне не сын! – кричит мать в трубку. – Как ты мог уехать?
- Я больше не могу жить рядом с ним, - цежу сквозь зубы.
- Он же просто хотел, как лучше.
- Избивать меня, по-твоему, это лучше? – ору я.
- Ну он такой, он по-другому не может, - она защищает его.
- Я ненавижу его!
- Марк, я не верю, что ты это говоришь, - плачет.
А я не верю, что она готова отказаться от сына ради чужого мужика.
После этого разговора мы не общались много лет, пока она сама не позвонила мне, рассказать о своей болезни и попросить помощи. Я оплачивал врачей, лекарства – и только. Не приезжал, не звонил. А потом моя мать умерла. И это был последний раз, когда я видел ее – в гробу. Совсем на себя не похожую. Маленькую, с серой коже и впавшими глазами. И я не чувствовал к ней ничего.
Но сейчас мне больно. Я растираю ладонью грудь, чтобы избавиться от этой боли, и глубоко дышу.
- Я не хочу, чтобы нас что-то связывало.
Эти слова преследуют меня каждый день. Я пытаюсь выбросить их из своей головы. Снова ухожу в работу, почти не сплю и не ем. Люди в офисе от меня прячутся. Я и сам бы хотел спрятаться от себя. Но не могу.
- Кто поедет в Сиб? Ты? – спрашивает Успенский. Уже вторую неделю льют дожди, погружая мое сознание в еще большее отчаяние.
- Да, я поеду, - потираю переносицу.
Мне надо сменить обстановку.
- Хорошо. Все документы уже готовы, - смотрит на меня внимательно и хмурится. – Марк, у тебя все хорошо?
Поднимаю на него глаза.
- К чему этот вопрос?
- Ты выглядишь… хреново.
- Потому что я весь хреновый, - отвечаю и растягиваю губы в кривой улыбке.
- Какие-то проблемы? Ты в последнее время сам на себя не похож. Точнее худшая копия себя.
- И мне отлично.
- Ты уверен? – хмыкает Успенский.
- Да.
Мы больше не возвращаемся к этому разговору.
Я улетаю в Новосибирск, чтобы найти помещение для нашего филиала и зарегистрировать его. Здесь солнечно, но по ночам морозно. Падаю в такси и расслабляюсь от тепла в салоне. Глаза скользят по тротуарам и домам за окном, цепляясь за стайку девчонок. И я разглядываю их, пока машина стоит на светофоре. Бесформенные, дикие, свободные. Они смеются, путаются под ногами у прохожих, но совершенно не обращают на них внимания, как будто живут в каком-то своем мире, который движется параллельно с другим.
Хаос! Так можно охарактеризовать их мир.
Я так не могу. Мне нужен порядок, стабильность, уверенность, что завтра будет также, как сегодня.
Поэтому мы не смогли ужиться с Алисой.
- Красивое платье, - мой взгляд скользит по изгибам ее тела, которое не скрывают ни кружева, обтягивающие грудь, ни шифоновая полупрозрачная юбка, чуть прикрывающая колени. Она похоже в нем на куклу. Красивую, фарфоровую куклу, к которой страшно прикоснуться. Волосы забраны наверх и открывают тонкую шею. Босоножки на тонкой шпильке делают ее ноги еще стройнее.
Я нелеп рядом с ней.
- Спасибо, - отвечает она и на мгновение поднимает на меня глаза, чтобы тут же опустить.
- Марк Александрович, - слышу за спиной радостный возглас. Директриса. – Я так рада, что Вы пришли. Алисе несомненно приятно.
В этом я совсем не уверен.
- Знаете, я рада, что она училась у нас. Жаль только, что последний год. Очень способная девочка. И трудолюбивая. Ей пришлось непросто, но она боец. Вам есть чем гордиться. У Вас прекрасная племянница.
Я не знаю, что сказать. Поблагодарить? За что? Я совершенно не причастен к способностям этой девчонки. Но рад тому, что она продолжила бороться за лучшую жизнь, не взирая ни на что. Одариваю директрису короткой улыбкой.
- Простите, оставлю вас, - смущается она моим молчанием. – Нужно проверить…
- Да, конечно.
Я предпочел бы слушать ее болтовню до утра, только бы не поворачиваться к девчонке, которая все еще стоит за моей спиной. Я чувствую это. Не знаю, как, но чувствую. И я должен ей что-то говорить.
Хочется отмотать время на несколько недель назад и ответить отказом на приглашение. Но уже поздно и надо как-то из этого выбираться.
- Потанцуем? – это первое, что приходит мне на ум, и я сам пугаюсь сказанного.
Ее брови тоже взлетают вверх. Она беспомощно бросает взгляд куда-то в зал и снова смотрит на меня. Неуверенный кивок головы.
Мне нужно ее обнять. Это просто. Положить одну руку на ее талию, вторую… Что делать со второй? Я не танцевал миллион лет. Мне кажется, я никогда не танцевал.
- Вам не стоит этого делать, - произносит она, видя мое замешательство. Это толкает меня вперед, заставляя притянуть ее к себе.
- Думаешь, я не умею танцевать? – почему я злюсь?
- Вам это неприятно.
Ее спина напряжена. Уверен, она хочет отодвинутся, но я держу крепко. Мы даже пытаемся двигаться под музыку.
- Откуда тебе знать?
- Я вижу.
На меня не смотрит. На кого угодно, но не на меня.
Надо о чем-то говорить.
- Как тебе интернат?
На мгновение опускает взгляд.
- Нормально. Хорошее образование. Учителя – носители языка.
Это были мои слова.
- Ты хорошо училась.
Молчит.
- Также собираешься поступать в медицинский?
- Да.
- Кем хочешь быть?
- Патологоанатомом.
Она произносит это без тени улыбки.
Я спотыкаюсь.
- Вам не нравится? – смотрит на меня. Уголки ее губ чуть кривятся.
Зараза! Она надо мной просто издевается.
- Ну почему же? – не поддаюсь на провокацию. – В кишках ковыряться тоже кому-то надо.
Ее лицо бледнеет. Она сглатывает.
Один ноль в мою пользу.
- Что такое? – спрашиваю.
- Н-ничего. Все порядке, - бравирует девчонка. – Да, Вы правы. В кишках тоже кто-то должен ковыряться.
Снова смотрит мне прямо в глаза.
- С каких пор ты стала обращаться ко мне на «Вы»?
Отводит глаза.
- Вы сами так просили.
- Когда? – не помню такого.
- Обращайся ко мне Марк Александрович. Это были Ваши слова.
- На которые ты наплевала.
- Я исправилась.
К сожалению.
- Можешь называть меня Марк.
- Это лишнее, - морщится она.
Почему?
На шпильках она почти одного роста со мной. И сейчас кажется, что у девушки, которую я прижимаю к себе, нет ничего общего с той девчонкой, которую я почти год назад увозил в интернат.
- Ее волосы больше не синие, - вдруг озаряет меня.
Изменился даже ее запах. Я чувствую по этому поводу разочарование. Нет, не то, чтобы мне не нравилось, как она пахнет. Но к сладости примешано что-то горькое или острое. Не могу понять. И потому вдыхаю полной грудью. Музыка замирает. Мне надо ее отпустить. Я заставляю себя разжать руки.
- Потому что на самом деле мы чужие друг другу люди, - не сразу понимаю, к чему она это говорит.
- Я твой дядя и твой … попечитель.
- Вы больше не мой попечитель, - хмыкает она. Не понимаю. – Мне уже восемнадцать, и я не нуждаюсь в попечительстве.
- Когда? – вырывается у меня.
- Двадцать шестого октября.
Она уходит к нашему столику, а я продолжаю стоять посреди танцпола и мысленно отматываю прошедшие месяцы назад. Двадцать шестое октября. Это число мне знакомо. Почему я так его запомнил?
Договор с интернатом… Ночь, когда я искал ее по городу… Она в окружении парней в сквере…
У нее был день рождения! Она просто отмечала с ними свой день рождения!
Потому что ей больше не с кем было его отметить.
Время за полночь. Я все еще в ресторане. Пора уезжать. Мне нечего здесь делать. Я лишний. Но продолжаю стоять у стены, без конца выискивая в толпе ее воздушную фигуру. Ловлю себя на том, что наслаждаюсь ее улыбкой и внутренне напрягаюсь, когда кто-то из парней приглашает ее на танец.
Ей весело. Она не обращает на меня никакого внимания. Какого хера я тут делаю?
Я ей не нужен.
Это задевает.
Бросаю в ее сторону последний взгляд, словно хочу запечатлеть в своей памяти. Тут же злюсь сам на себя за непрошенные эмоции и стремительно выхожу из ресторана.
Прохладный воздух тут же охлаждает меня и я останавливаюсь. Поднимаю лицо к небу и наслаждаюсь видом сияющих звезд. Действительно наслаждаюсь. Я не смотрел на звезды лет… тридцать точно. Да я и просто на небо то не смотрел уже черт знает сколько. И мне не хочется уезжать. Подхожу к машине, бросаю на заднее сиденье пиджак, закатываю рукава рубашки и стою. Просто дышу ночным воздухом с ароматом хвои, влажной земли и чего-то еще.
Глаза замирают на тонкой фигурке, замершей на крыльце ресторана. Мне кажется, она расстроена. Но уверен, мне только кажется. Тем более, что почти сразу же за ней выходит парень. Он тоже без пиджака, как и я. Сразу же устремляется к ней.
- О, нет, Слав, я хочу подышать. Иди. Я сейчас приду.
- Не хочу оставлять тебя здесь одну.
Он тянет к ней руки, она уворачивается с тихим смехом. Его это не останавливает. Мои ладони сжимаются в кулаки. С силой разжимаю их и убеждаю себя, что меня это не касается.
Она отталкивает его.
- Оставь меня. Я немного прогуляюсь и приду. Иди, тебя там ждут.
- Без тебя не пойду.
Он пьян.
Она спускается по ступенькам.
- Я провожу тебя, - бросается следом за ней, чуть не упав.
- Нет, Слав. Я хочу побыть одна. Иди.
Я вижу, как ее платье исчезает за деревьями. Там, куда уже не достают фонари. Зачем она это делает? Неужели, не понимает, чего он хочет? А, может, как раз понимает, поэтому и ищет место потемнее?
Внутри меня поднимается злость. На нее, на себя, на свое решение приехать сюда. Пока разбираюсь с эмоциями, на крыльце ресторана уже никого. Как и на тропинке, ведущей к деревьям.
- Блядь, - ругаюсь вполголоса и иду за ними.
- Слава, не надо, - ее тихий голос. – Слава, отпусти.
Я застаю ее прижатой его тощим телом к стволу березы.
- Она, кажется, попросила тебя отпустить ее, - произношу спокойно, но за этим спокойствием – надвигающаяся катастрофа.
- Иди, куда шел. Мы сами разберемся, - отмахивается юнец.
Даже в этом полумраке я вижу ее бледное напуганное лицо.
- Если девушка просит оставить ее в покое, то стоит выполнить ее просьбу.
- Это моя девушка, - вскидывает он подбородок.
Моя голова дергается. Я смотрю на нее. Она молчит.
Я должен уйти. Но вместо этого:
- Твой отец явно будет не в восторге от твоего поведения, щенок. Мне стоит сообщить ему об этом?
Я знаю его отца. Он суров и скор на расправу. Пацан зло сплевывает и уходит.
- Что? Уже начала зарабатывать? – зло смотрю ей в глаза.
- Что? – выдыхает она.
- Ты же собиралась вернуть мне деньги.
Ее губы дрожат. Она собирается плакать?
- Тогда не стоило нам мешать, - нет, в ее голосе нет ни намека на слезы. Она злится.
- Мне вернуть его? – вскидываю бровь, чувствуя, как контролировать себя становится все сложнее.
- Верни, - бросает мне в лицо вызов.
Мне снова хочется ее ударить.
- Ты, действительно, этого хочешь? – делаю шаг к ней.
- Хочу.
Мне хочется стереть вызов из ее глаз и заставить замолчать. И я делаю то, что потом не могу себе объяснить. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц.
Останавливаюсь только, когда понимаю, что целую. Я целую, блядь, собственную племянницу. В ужасе отталкиваю ее от себя. В ее глазах шок.
Какого хера я творю?!
Я должен что-то сказать, но вместо этого разворачиваюсь и несусь к машине. Не помню, как выезжаю с парковки. Не контролирую то, что творю на дороге. Хорошо, что сейчас ночь. Со злостью луплю по рули, как будто это он виноват в том, что случилось. Прихожу в себя возле дома. На губах все еще ее вкус. Нежный вкус неискушенного поцелуя, потому что я помню, как она ответила. Несмело, но она, блядь, ОТВЕТИЛА на мой поцелуй.
Хочется удариться головой обо что-то твердое и забыть все к чертовой матери!
Блядь, она же моя племянница!
Меня бросает в жар. И я со стоном закрываю глаза.
Пиииздеееец!
Прода от 15.10.2022, 10:01
Глава 13. День рождения
Я не спал этой ночью. Даже не пытался, снова и снова прокручивая в голове момент нашего поцелуя и пытаясь понять, как так получилось, что вместо того, чтобы ударить ее, наорать, я поцеловал. Где были мои мозги?
Ответа не было.
Я должен выбить эти мысли из своей головы. Выбить это воспоминание. Но самое главное, выбить то ощущение, которое дал мне этот гребанный, сука, поцелуй. Он мне понравился. Я до сих пор чувствую на своих губах ее мягкие, нежные и растерянные губы. Их запах. Вкус. Это сводит с ума, напоминает какую-то агонию.
На хера я заставляю себя вспоминать?!
Я переодеваюсь и выхожу на улицу. Бегу. Сегодня это не спорт. Это попытка убежать от себя. И я бегу, не останавливаясь. Ноги начинает сводить. Легким больно. Но я бегу. Бегу, пока не понимаю, что больше не могу. Оглядываюсь. Где я?
Назад возвращаюсь на такси. Ноги дрожат и каждый шаг дается тяжело, но я, как мазохист, заставляю себя идти. Душ, кофе.
На часах десять. Она не звонила. И ни одного сообщения. Выпускной закончился рано утром. Наверняка, спит.
Два часа дня. Она не может до сих пор спать. Но я не звоню первым.
Вечер. Солнце уже садится, а она так и не дала о себе знать. И не приехала. Где она? Ей некуда больше идти в Москве, но ее до сих пор нет в моей квартире.
Набираю. Абонент недоступен.
Позвонить в интернат? Не хочу выглядеть глупо.
А, что, если с ней что-то случилось?
Отбрасываю эту мысль, но все равно не нахожу себе места.
За окном темнеет. Ее, блядь, до сих пор нет.
Звоню. Гудки.
- Да, - отвечает.
- Ты где? – срываюсь я.
- Дома.
Зависаю.
- Что, значит, дома? Тебя здесь нет.
- Я у себя дома.
Я ослышался? У нее в Москве нет квартиры. Я бы знал.
- Что, значит, у себя?
- В Нижнем Новгороде.
- Что? – вырывается у меня. – Ты в Новгороде? Почему?
- Потому что здесь мой дом, - старается говорить спокойно, но голос напряжен.
- Почему ты не сказала мне, что собираешься вернуться в Новгород?
- А тебе это разве интересно?
Тебе. Она снова перешла на «ты». Интересно, почему?
- Ты теперь можешь жить спокойно, - продолжает она. – Ты мне больше ничем не обязан. Ты больше не мой попечитель.
- Как ты собираешься жить одна?
- Я привыкла.
Внутри меня что-то переворачивается. Неприятно.
- Алиса, - с трудом выдавливаю из себя ее имя, - то, что произошло сегодня ночью в ресторане…
- А что произошло? – спрашивает она удивленно.
- То, что я сделал…
- А что ты сделал?
Она издевается? Мне и так непросто говорить это.
- Тот… поцелуй… Он был… ошибкой. Не знаю, что на меня нашло. Я не могу этого объяснить.
- Меня удивило, что ты остановился.
- Что? – выдыхаю в шоке.
- Я думала, что ты собирался взять с меня долг за все потраченные на меня деньги.
Это она о чем?
- Ты, что, думала, что я могу тебя… взять силой? Алиса, ты в своем уме?! – срываюсь на крик. – Ты моя племянница!
Молчит.
- Я бы никогда этого не сделал, - говорю спокойнее. - И ты мне ничего не должна.
- Это не так и я обещаю все вернуть.
Я закрываю глаза и дышу.
- Ты. Мне. Ничего. Не должна.
- Я не хочу, чтобы нас что-то связывало.
Удар на вылет. Ровно по центру грудной клетки.
Она еще что-то говорит, но я не слышу. В себя прихожу, когда в трубке уже гудки. Корпус телефона хрустит. Ослабляю хватку.
Что эта девчонка себе позволяет?!
Снова бессонная ночь, которая заканчивается тотальным раздражением. Меня бесит все: от собственного состояния до солнца за окном. Хочется что-то разбить. И я быстро нахожу, что. Ее бокал. Ее долбанный желтый бокал в моем шкафу. Он летит в мусорку. Следом – цветок.
Не хочешь, чтобы нас что-то связывало? Окей. Нас больше ничего не связывает.
Опираюсь рукам о столешницу и, опустив голову, закрываю глаза.
- Ты мне не сын! – кричит мать в трубку. – Как ты мог уехать?
- Я больше не могу жить рядом с ним, - цежу сквозь зубы.
- Он же просто хотел, как лучше.
- Избивать меня, по-твоему, это лучше? – ору я.
- Ну он такой, он по-другому не может, - она защищает его.
- Я ненавижу его!
- Марк, я не верю, что ты это говоришь, - плачет.
А я не верю, что она готова отказаться от сына ради чужого мужика.
После этого разговора мы не общались много лет, пока она сама не позвонила мне, рассказать о своей болезни и попросить помощи. Я оплачивал врачей, лекарства – и только. Не приезжал, не звонил. А потом моя мать умерла. И это был последний раз, когда я видел ее – в гробу. Совсем на себя не похожую. Маленькую, с серой коже и впавшими глазами. И я не чувствовал к ней ничего.
Но сейчас мне больно. Я растираю ладонью грудь, чтобы избавиться от этой боли, и глубоко дышу.
- Я не хочу, чтобы нас что-то связывало.
Эти слова преследуют меня каждый день. Я пытаюсь выбросить их из своей головы. Снова ухожу в работу, почти не сплю и не ем. Люди в офисе от меня прячутся. Я и сам бы хотел спрятаться от себя. Но не могу.
- Кто поедет в Сиб? Ты? – спрашивает Успенский. Уже вторую неделю льют дожди, погружая мое сознание в еще большее отчаяние.
- Да, я поеду, - потираю переносицу.
Мне надо сменить обстановку.
- Хорошо. Все документы уже готовы, - смотрит на меня внимательно и хмурится. – Марк, у тебя все хорошо?
Поднимаю на него глаза.
- К чему этот вопрос?
- Ты выглядишь… хреново.
- Потому что я весь хреновый, - отвечаю и растягиваю губы в кривой улыбке.
- Какие-то проблемы? Ты в последнее время сам на себя не похож. Точнее худшая копия себя.
- И мне отлично.
- Ты уверен? – хмыкает Успенский.
- Да.
Мы больше не возвращаемся к этому разговору.
Я улетаю в Новосибирск, чтобы найти помещение для нашего филиала и зарегистрировать его. Здесь солнечно, но по ночам морозно. Падаю в такси и расслабляюсь от тепла в салоне. Глаза скользят по тротуарам и домам за окном, цепляясь за стайку девчонок. И я разглядываю их, пока машина стоит на светофоре. Бесформенные, дикие, свободные. Они смеются, путаются под ногами у прохожих, но совершенно не обращают на них внимания, как будто живут в каком-то своем мире, который движется параллельно с другим.
Хаос! Так можно охарактеризовать их мир.
Я так не могу. Мне нужен порядок, стабильность, уверенность, что завтра будет также, как сегодня.
Поэтому мы не смогли ужиться с Алисой.
