— Хель! Не уходи, когда с тобой разговаривает мать, — Хейд, развернувшись, схватила дочь за руку, — одна Тьма знает через, что я прошла, чтобы явиться сюда.
— Что ж мне жаль, что это всё зря! — выдернув руку, ответила та, — Я покидать свои владения не собираюсь. Спасёшь брата — передавай привет.
— ХЕЛЬ! — леденящим голосом произнесла мать. Именно этим голосом она звала, чтобы поругать или наказать дочь за проказы, забывая, что дочь уже не дитя очень давно, — Ты обязана помочь! Таково видение!
— Мне плевать и на твои ведения, и на то, сколько слёз ты пролила у старого дуба, и на то, как ты искала нас в девяти мирах, и на твою новую драгоценную Морену! — славно ушат воды полился на голову Хейд, обрушая последние надежды, — вы достаточно погостили! Можете проваливать вместе с горячо любимой дочерью!
— Хочешь ты или нет, но Морена займёт это место! Таково ведение!
— Видение! Видение! Чего ты хочешь, Хейд? Чтобы я поднялась в мир живых? Чтобы пошла спасать брата, который вообще неизвестно где и, возможно, счастлив как и я? А потом что? Дать крупицу любви, надежды, чтобы бросить? А после? Мы все во главе с тобой отправимся во имя мести?... Месть! Вот ради чего ты здесь!
— Твой отец...
Хельга рассмеялась. Смех разлетелся по комнате ударяясь о стены и словно пощёчина для матери возвращался оббратно. Неужели она не понимает?
— Наш отец откупился нами! Вот что это было. Он боялся за свою жизнь. Ему было проще отдать нас, чем встать на защиту. Встал выбор и выбирать он не собирался. Ещё бы самый коварный и лживый... — Хельга выставила свой костлявый указательный палец на мать,
— Ни ты, ни он не заслуживаете отмщения! Я даже благодарна Богам, что они отправили меня сюда! Наш отец... Живёт себе счастливо! Женился! У него есть дети! Ни мы, ни уж тем более ты, дорогая матушка, ему не нужны!
Громкая пощёчина пронеслась звоном в отеле «Хель и Хейма». Глаза Хельги загорелись, и вот уже вся её прекрасная половина тела превратилась в кости обтянутые кожей. Гнев кипел внутри, как вода в чане на костре. Всё, чего ей сейчас хотелось, чтобы мать исчезла, растворилась в воздухе, лопнула как мыльный пузырь. Малая часть её души желала, чтобы всё не произошло именно так. Но, всё случилось как случилось. И должно прекратиться здесь и сейчас. Довольно любезностей!
— Ты забываешься, мать, — жёстко, но тихо произнесла та, — Ты умерла уже дважды! А правлю здесь я! И пока живёшь и дышишь лишь благодаря мне!
— Я родила тебя, девчонка! Ты должна слушать и подчиняться родителям! — зло посмотрела она на дочь, чувствуя, что та не собирается помогать. Хельге вконец это надоело. Хейд до сих пор считает её маленькой девочкой. Но прошло много веков, статус матери потерял свою актуальность и утратил значение в этих стена?х и при таких обстоятельствах.
— Гарм! Сюда, мой мальчик!
— Гарм? Он здесь? — женщина не на шутку испугалась и сделала шаг назад, казалось, она могла лишиться чувств в эту самую секунду. Её лицо в один миг побледнело. Это имя она не слышала очень давно. Слишком давно...
— Да, неужто ты думала, что я брошу его, как это сделала ты? Почему ты не выкинула нас всех сразу? Всё было бы намного проще... Не пришлось бы преодолевать... такие трудности.
Трёхглавый цербер медленно надвигался на Хейд, обогнув коридор. Его ещё не было видно, но мать знала это сопение спустя столетия. Гарм капал слюнями на пол и тоже казался зол на мать. Рыча, тот приближался и находился совсем недалеко, учитывая приближающиеся звуки.
Когда пёс вошёл в комнату, Хейд сделала ещё несколько шагов назад, предчувствуя беду. Две его головы по бокам клацали челюстью, не имея возможности говорить. Но если бы могли, то едва ли мать смогла услышать тёплые слова приветствия. Пёс двигался медленно, угрожающе, словно пытаясь как можно больше напугать жертву. Этот ужасающий марш походил на танго со смертью.
— Гарм. Прости меня... Я не должна была так поступать с тобой. Я раскаиваюсь! Я миллионы раз жалела о содеянном. О, как глупа я была, мой мальчик, — в глазах матери стояли слёзы, руки раскинулись в желании обнять чадо, — Если ты готов простить меня — прости, нет — я в твоей власти. Все эти долгие столетия я корила себя...
— Лицемерка! — вскрикнула дочь.
Гнев Цербера лишь усиливался и готовился выплеснуться на Хейд, равно как и ярость Хельги. Его глаза загорелись пламенем. В них читалась лишь жажда отмщения. Да, его взгляд требовал отплатить той же монетой сполна. Казалось, во всём мире злость собралась в один жгучий комок, а затем вселилась в сердце адского пса.
— Ты выбросила его ещё младенцем с утёса. Как ты могла? Если бы ни я, то он умер от голода, холода и одиночества!
— Я... Я очень сожалею, — лишь могла произнести она, зная, что нет таких слов, что могли оправдать мать. Материнское сердце сжималось в груди, принося боль.
— Все мы чудовища. Но ты выкинула только его!
— Я любила его! И не хотела... Он был неуправляемым... Огоромным. Ты не понимаешь. Он мог причинить вам вред!
— Если бы ты проявила любовь, должной матери, — отмахнулась Хель.
— Я любила его!
— Замолчи! Гарм, она твоя!
Потребовалось меньше минуты, как пёс сорвался с места и бросился на мать. Её хлопковое синеватое платье треснуло. Женщина завалилась на пол. Крича и извиваясь, Хейд пыталась отбиться от дикого зверя. Но возмездие беспощадно. Гарм неистово рвал на клочья не только одежду, но и плоть матери на глазах у своей хозяйки. Он свирепствовал, его челюсти вонзались в нежную кожу. Кровь мелкими одинокими островками растекалась под жертвой. Хейд не оставляла поползновений спастись. Инстинкт самосохранения не позволял ей сейчас отдаться на волю собственных детей. Из уст сыпались извинения, мольбы и просьбы о пощаде вперемешку с дикими криками и протяжными стонами. Хельга хотела бы всё остановить, но не имела права. Сейчас это плата за то, что однажды родитель посчитал, что может выбросить Гарма с утёса, точно сломанную игрушку или вещь за ненадобностью. Цербер с упоением отрывал куски плоти и отбрасывал их в сторону, даже не испробовав на вкус. Предплечья матери стали обгрызенными, а плечи и бока расцарапаны металлическими когтями. Из глубокой рваной раны лица сочилась струйка крови, капая на платье и пол. Пёс продолжал бесчинствовать. Он не спешил убить родительницу, он упивался её муками. Кость на ноге хрустнула, когда женщина попыталась перевернуться на живот и отползти. Одна из голов грызла ногу, точно голодное дитя, припавшее к пересохшему молочному источнику. Крики застревали в стенах. Боль жгла тело. Это продолжалось до тех самых пор, пока Хейд ни превратилась в кровавую истерзанную плоть.
— Довольно! — властный голос Хельги скомандовал для пса, и тот тотчас повиновался.
С пастей Цербера капала кровь родителя. Хейд хрипела и кашляла кровью, едва передвигая руками и ногами. Инстинктивно она всё ещё пыталась отползти и сохранить собственную жизнь. Один её глаз вытек наружу и оставил грязный кровавый след на лице. Хельга медленно подошла к матери и склонилась над ней. Цербер тяжело дышал и периодически фыркал на лежащую на полу женщину.
— Ты уберёшься отсюда со своим отпрыском! И заберёшь свою зиму подальше от моего отеля. И больше никогда! Слышишь меня? Никогда не вернёшься сюда! Забудь, что у тебя были дети.
Хельга поднялась и переполненная чувством справедливости двинулась к выходу. Следом за ней тяжело шагал Гарм.
— Нет!
Хельга остановилась и обернулась на Хейд.
— Что?
— Две вечности встретятся. Одна сгорит, другая развеет её прах...
Хейд схватилась за рядом стоящий комод и из последних сил поднялась на ноги, превозмогая агонию боли. Брови Хельги взметнулись вверх.
— Я приехала за своими детьми и не уйду от сюда. Я готова ко всему! — голос матери дрожал и срывался, — если такова цена моего прощения... Что ж...
— Взять её Гарм! — воскликнула вновь Хельга и расправив плечи вновь повернулась к выходу. Не сделав и шага, она встретилась лицом к лицу с Мореной. Девочка с ужасом смотрела на картину развязавшуюся позади её сёстры. Дикий трёхглавый пёс рвал мать на куски. Её тело оцепенело.
— Добро пожаловать в ад! — выплюнула Хельга. — Никакого помилования! Никакого сострадания!
Прода от 06.08.2025, 00:09
XI
«Блуд, вино и напитки завладели сердцем их.»
Митчелл стоял посреди коридора. Лампы дребезжали на потолке. Его дыхание было учащённым, но совсем недолго. Он вновь огляделся, чтобы уверить себя, что находится в отеле, а не во Вьетнаме. Значило ли это, что Мич прошёл испытание? Сколько таких испытаний впереди?
Его крепкие руки прошлись по короткой шевелюре и неожиданно замерли. Волосы заметно подросли. Мужчина ощупал своё лицо и не без удивления отметил густую растительность. В колючих волосках у щек исчезали кончики пальцев. Это сбивало с толку. Стоп. Разве время здесь не стоит на месте? Или... Это работает только при определённых условиях? Каким образом время идёт внутри комнат с пленниками?
— Сколько я...
— Кто там ходит?
Джок! Сейчас ночь. Мозг думал быстро. Нужно срочно найти Морену и сообщить, что её мать найдена. Возможно, Морена самостоятельно сможет отыскать её, если рассказать девочке, где Митчелл приблизительно нашёл женщину с медальоном. Послышались грузные шаги охранника из противоположного конца коридора. Мич дёрнулся в сторону, которая казалась безопаснее всего, к лестнице. Он всё ещё на третьем этаже. Поэтому пару пролётов вниз он пробежал, не останавливаясь. Библиотека, как и столовая должна была находиться внизу. Митчелл выскочил к ресепшену и замер. За стойкой стоял Модгуд. Последний смотрел на пришедшего, словно тот посягнул на святыню. Из столовой доносились противное чавканье, сопение и липкие пугающие звуки. Однако Модгуд не делал ничего, чтобы задержать или остановить постояльца. Лишь долгий уничтожающий взгляд. Послышалось, как скрипнули половицы лестницы, прогибаясь под тяжеловесным Джоком.
— Где библиотека? — торопливо спросил администратора мужчина, косясь на лестницу.
Стоило ли спрашивать у того, кто питает к тебе неприязнь? Но, Мич казался растерянным. Если Модгуд сейчас не схватил его, то значит либо не имеет на это право, либо ему абсолютно всё равно. Впрочем, нет никакой разницы. Старая, морщинистая рука поднялась и ткнула на закрытые двери столовой. Чтобы попасть в библиотеку, необходимо пройти через комнату, от которой сейчас слышна возня и неразборчивые звуки. Позади скрип половиц становился ближе.
Митчелл бросил к дверям столовой и одним движением распахнул в обе стороны. На обеденном столе лежала Хельга. Восхитительно красивая и обаятельно-притягательная обнажённая прекрасная дева. Её высокие груди своими вершинами смотрели в направлении вошедшего. В бледной руке она держала бокал вина. Когда Митчелл осторожно вошёл внутрь, ведьма заметила его и призывно улыбнулась, разведя колени в стороны. Вокруг Хельги, на полу, растекалась огромная лужа крови, которую такие же нагие мужчины и женщины слизывали с пола, будто — то являлось благословенным нектаром. Словно слепые они пачкались, толкали друг друга и упивались этим состоянием. Наркотики едва смогли бы привести людей в то, что наблюдали глаза. Митчелл аккуратно ступил на пол, стараясь не касаться мерзкой, красной жижи, обходя вокруг.
Хельга не спускала глаз с шедшего. Затем женщина наклонила бокал с красной жидкостью и вылила его на свою грудь. Содержимое потекло меж её грудей, спуская к плоскому животу, проникая в маленькое отверстие ниже рёбер. Нежная рука коснулась шеи и прокатилась по обнажённому телу, размазывая вино (теперь Митчелл сомневался, что это было именно оно) по торчащим соскам. Её кисть скользнула к завиткам между ног. Окунув пальцы в собственное лоно, Хельга спустила руку ниже стола, и несколько пар людей бросились облизывать свисающую дряхлую руку.
Митчелл ускорил шаг, заметив, как меняется образ Хельги. Последняя полностью преобразилась в старуху. Мужчины и женщины принялись вылизывать хозяйку во всех доступных местах, игнорируя чудесное превращение красавицы в чудовище. Они залезали на стол, лизали её ступни, лопатки, груди и издавали стоны наслаждения. Изо рта Хельги потекла жёлто-зелёная жижа. Она потянула одного из мужчин к себе и подарила тому страстный поцелуй, который тот принял словно освобождение. Затем ведьма посмотрела Митчеллу в глаза, после чего мужчина бросился к другим дверям. Он поскользнулся и упал в кровь. Липкая жижа испачкала его руки и одежду. Стараясь подняться, упал ещё раз, вызывая приступ хохота Хельги. Он слышал её раскатистый смех, даже когда выскочил из комнаты.
Металлический запах крови на одежде бил в нос, поэтому пришлось на ходу снять рубашку, которая противно липла к телу и бросить на пол, предварительно обтерев руки о чистую часть ткани. Две капли крови на лице остались так и не замеченными. Остановившись, Митчелл посмотрел и нашёл одну дверь с резными ручками. Наверное, это она — библиотека. Над дверью висит широкая табличка с виньетками и красивыми расписными буквами. Написанное гласит: «Открывая книгу, открываешь дверь в истину, которая больше не может быть заперта».
Оглянувшись, он посмотрел на двери столовой и с ужасом вспомнил о том, что увидел. Но, где же Джок? Возможно, он не решится зайти в столовую. Бросив вновь взгляд на надпись, мужчина выругался. Кажется, он начинает бредить, или же... Над дверью табличка лишь с одним словом: «Библиотека». Выдохнув, Мич вошёл внутрь. И всё же это не просто так...
— Пресвятая дева Мария, — лишь смог вымолвить он, когда дверь за ним скрипнув захлопнулась.
Перед ним оказалась нескончаемая вереница стеллажей с книгами. Без преувеличения можно сказать, что это поистине самая большая библиотека, что доводилось когда-либо видеть. Около тридцати рядов, возможно, больше и все они походили на бесконечный узкий коридор в никуда вымощенный книгами. Как найти здесь хоть кого-нибудь? Это бесконечный книжный лабиринт... Повсюду горел свет. На каждом шагу стояли высокие стремянки, которые позволяли любому желающему достать до самых верхних полок. Негромко присвистнув, Мич прошёлся вдоль стеллажей и вернулся обратно.
Взяв первую попавшуюся книгу с полки, он прочитал заголовок:
— Антуанетта Амалия Браун...
Книга больше походила на биографию вплоть до ничтожных деталей, он нахмурился. На той странице, что сейчас открыта, описывалось, как юная девушка ела пирожное и давилась при этом слезами, затем брала ещё одно, ещё одно, ещё одно... История жизни? История грехов? Полистав книгу, которая веселила не меньше пяти футов, он поставил не без усилия на место. Его рука потянулась к другой книге, как неожиданно Митчелл услышал свою фамилию.
— Мистер Кэмпбелл?
Голос Морены доносился откуда-то сзади. Только сейчас Мич заметил, что позади его спины есть ещё одна маленькая и неприметная приоткрытая дверь.
