Канун звёздного часа

23.07.2019, 20:26 Автор: Ольга Фандорина

Закрыть настройки

Показано 1 из 12 страниц

1 2 3 4 ... 11 12


Часть 1. «И вновь продолжается бой»


       


       Глава 1


       
       1970 г.
       
       В этом году июль оказался щедр на подарки. Город тонул в обилии солнца, тепла и света. Днём голубизна неба лишь изредка линяла, сменяясь серо-металлическим оттенком. Закаты по богатству красок не уступали восточным тканям. Люся вспомнила шикарный турецкий платок модницы-соседки. Он выглядел половой тряпкой в сравнении со вчерашним закатом. Тёмное время суток щеголяло бриллиантами-звёздами и главной драгоценностью – луной, которая принимала вид то элегантного колье, то аккуратного воротника, то сверкающей жемчужины. Рассветов Люся не видела: на каникулах она спала много и долго. Зато сестричка расхваливала утро. Лупоглазила, размахивая пухлыми ручонками, и тараторила: «Сначала тёмная ночь, а потом становится посветлее, сначала чуть-чуть, а потом ещё светлее, и ещё светлее, и светает. И становится солнышко. Рассвет солнечный, радостный». Ленке четыре года, а она не перестаёт действовать на нервы: просыпается ни свет ни заря, а смеется противно, как лошадь.
       Стоило подумать о сестре – и Люся опоздала на зелёный свет. В спешке прошла на красный, представляя, что водители сигналят не возмущённо, а восхищённо.
       Представить это было несложно: кто из подружек мог похвастаться такой длинной косой, женственной походкой и разношёрстной толпой поклонников? За Люсей увивались старшеклассники и даже несколько студентов, а на мелочь вроде одноклассников и мелюзгу из шестой параллели она и внимания не обращала.
       Жара размягчила асфальт, и он казался ковровой дорожкой. Вообразить бы, что она парадная, что кругом фотографы и артисты и все взгляды направлены на неё – Людмилу Александровну Шелестову, знаменитую актрису. И руку ей пожимает самый известный астролог и предсказатель – Сергей Алексеевич Вронский.1
       Люся пока не определилась, кем будет: ей четырнадцать, есть время подумать и всё взвесить. У неё было два кумира. Открытка с Натальей Варлей гордо красовалась в рамочке на подоконнике, а редкое фото великого товарища Вронского прямо сейчас Люся несла с собой. Не сказали бы одноклассницы – она и не узнала бы о новом поступлении открыток в магазин. Теперь же Сергей Алексеевич был совсем рядом, поблёскивал перстнем и загадочной улыбкой у неё в сумочке.
       Люся еле отдёрнула руку. Прежде надо прийти домой, а уж потом она налюбуется вволю.
       Возле подъезда Люся толкнула плечом соседку. Турецкий платок полетел в пыль под возмущённые ахи-вздохи владелицы.
       – Извините, Анна Дмитриевна.
       – Яковлевна, – недовольное бурчание. – Два года в одном подъезде, пора бы запомнить.
       На самом деле Люся прекрасно помнила отчество старушенции, но какая разница? Люся взлетела по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, а то и две. Мышцы приятно напряглись. Если она и скучала по школе, то только по урокам физкультуры. Ничего, скоро август, он пролетит стремительно, как всегда.
       Квартира встретила ее обманчивой тишиной. Стряхнув с ног туфли, Люся поставила сумку на верхнюю полку прихожей и вынула фото Сергея Алексеевича – для уверенности. Половицы дважды скрипнули под её шагами, пока она шла к большой комнате.
       Арсений сидел на полу среди разноцветных деталек конструктора и изучал их пытливым взглядом, очень взрослым для шестилетнего карапуза. Несколько фигур образовывали что-то вроде игрушечной крепостной стены и слегка заслоняли телевизор, в котором дети постарше играли с таким же конструктором.
       – Опять без звука, – Люся скривилась. – Это ты сломал?
       – Нет, – кудряшки на голове братца мотнулись из стороны в сторону.
       – Говорила же, не надо покупать у соседей. Неизвестно, что за барахло этот «Изумруд».
       – Папа починит, – пожал плечами Сенька.
       – Ага, починит, – Люся подлетела к телевизору и до упора нажала на кнопку. Чужие дети сразу исчезли.
       – Не нааадо, – возмутился Сенька. Его отражение в телеке надуло губки и вскочило. Люся про себя расхохоталась.
       – Ну и чем тебе помогут эти «немые» ребята?
       – Мы строим идеальное государство. Ну и пусть не слышно. Видно же! Включи обратно.
       Люся обернулась, уперев руки в боки. Идеальное государство, ишь ты. Было бы у неё хотя бы подобие идеальной семьи.
       – Я оставила тебя за сестрой следить, а не государство строить. Где она?
       – В комнате, – буркнул Сенька и отвернулся.
       Ленка тоже возилась на полу, но лучше бы с конструктором, чем с… очередным доказательством того, что она ненормальная.
       – Что это?
       – Дракончик, – уставилась на Люсю сестра.
       Ее нарядное красное в горошек платьице, которое родители привезли из самой Москвы, было в грязи и пыли, крошки земли валялись на ковре, а на ладонях сестрички хлопал зелёными перепончатыми крыльями детёныш дракона. Ленка гладила его по голове, а он выгибал шею и урчал.
       – Где ты его взяла? – спросила Люся, перекрывая сестрин смех.
       – В сказках.
       «У нас нет сказок о драконах», – подумалось Люсе, и тогда она сообразила глянуть на разворот лежащей рядом книги. Энциклопедия о животных, глава о ящерах. История о предполагаемом существовании драконов явно была добавлена для расширения кругозора читателей и уж точно не для того, чтобы непоседливая малолетка оживляла этих крылатых тварей. Всё-то для Ленки сказки. Даже серьёзная энциклопедия. Даже жизнь.
       – И землю он с собой притащил, да? А ну, живо убери! И чтоб я больше такого не видела.
       Ленка послушалась: проговорила какую-то тарабарщину, дракон захлопал крыльями и на четвёртом взмахе исчез.
       – Ух ты! – Сенька застыл в дверях, ошалело хлопая глазищами.
       – Я ещё сделаю, – вздёрнула носик сестричка.
       – Да! – пискнул братец.
       – Нет! – отрезала Люся. – Никакой магии! А ты что стоишь, Сенька? Кто виноват, что она занимается непонятно чем? Я сказала: следить за ней.
       – Ну, Люся, я же поиграть хотел… Папа с мамой вернутся, я всё им расскажу.
       Лицо брата понемногу багровело, а фото Сергея Алексеевича сжималось, и сжималось, и сжималось в Люсиной руке.
       – Что ты расскажешь, Сенечка?
       – Что ты нас с Лееенкой обижаааешь! – крик перешел в рёв, и Люся едва удержалась, чтобы не топнуть ногой. Ну почему эти мелкие всё портят?!
       Она рванула брата за лямку комбинезона.
       – Никого я не обижаю, ясно? Это вы меня достали, мерзкие малявки!
       Внезапно частыми порывами задул ветер, и Люся в раздражении повернулась к окну. Однако дуло вовсе не с улицы. На всю стену, делая невидимыми обои, открывалась панорама пустынной заснеженной степи. День там был настолько ярок, что в его свете терялась стоящая у стены массивная кровать. Комната словно превратилась в кинотеатр, и невидимый оператор проецировал изображение на огромный экран. Правда, оно было живым, настоящий ветер приносил в комнату запахи снега и севера, а причиной тому являлась противная девчонка с визгливым голосом, которой было достаточно провести перед собой ладонью, чтобы создать… такое.
       С трудом удерживая равновесие, Люся двинулась к сестре.
       – Ты!
       Ленка вдруг схватила её за руку – наверное, наконец решила встать с пола. Но именно в этой руке Люся всё ещё сжимала драгоценное фото Сергея Вронского. Пальцы не вовремя разжались – и уважаемый Сергей Алексеевич полетел в неведомые сугробы неизвестной степи, напоследок укоризненно сверкнув очками. Несколько мгновений открытка кружилась над снегом, а потом упала между двумя большими каменными валунами. Люся бросилась к ним – и врезалась в стену. Цветочный узор обоев поплыл перед ней в радужных пятнах.
       Люся застонала, затем всхлипнула. Подбежавшей Ленке она дала такую затрещину, что та грохнулась о пол. Если бы сестричка расплакалась, Люся бы завизжала, срывая голос. Но оба мелких только хлюпали носами.
       Весь день братец и сестричка были тише воды, ниже травы, а Люся заливалась непрошеными слезами в своей комнате.
       Вечером, когда родители вернулись с заводской смены, Люся рассказала, что Ленка выбросила открытку с Сергеем Вронским в параллельный мир.
       – Не параллельный, – поправила мама, ставя перед Люсей горячий чай с клубничным вареньем. – Лена на такое пока не способна. Скорее всего, это была Норвегия или Дания… Знаю, тебе от этого не легче, но завтра ты сможешь купить целый ворох открыток. А вот младших ты зря обидела.
       В кухню вошёл папа, задумчиво теребя усы. Он тяжело опустился на скрипнувший под ним табурет.
       – Сеня и Лена наконец уснули. Люся, в чём дело? Если ты не справляешься с братом и сестрой, пусть Анна Яковлевна за ними присмотрит.
       – Она сбежит, едва увидит Ленку в деле. Потом и соседям расскажет.
       – Исключено. Анна Яковлевна не из волшебной семьи и не имеет отношения к магии, поэтому ничего не увидит. И перестань говорить о сестре так, будто она вор с большой дороги. Что за слова такие – «в деле»?
       Люся глотала чай, несмотря на то, что он обжигал горло. Ленку всегда защищают, и не только из-за возраста. Она единственная волшебница из младшего поколения Шелестовых, и родителей не особо волнует, что она толком не умеет управлять своими чертовыми способностями. Главное, что в этой девчонке живёт магия рода. Через три года сестрице назначат наставника, и этот чудик будет ошиваться в их квартире. Он сделает из Ленки первоклассную ведьму, а Люся так и будет увлекаться мистикой, астрологией и жизнью знаменитых прорицателей.
       – Да как хотите, – заключила Люся. – Пусть будет Анна Яковлевна.
       Она допивала чай, стоя у окна в большой комнате. Поздний вечер мрачно тускнел синевой, облепленный грязно-серыми тучами и унылыми соседскими домами. Во дворе не было ни души, а неверный свет уличного фонаря дрожал, словно в эпизоде страшного фильма.
       Позади Люси отец, качая головой и причмокивая, чинил телевизор с помощью простых бытовых заклинаний.
       
       1 Сергей Алексеевич Вронский (1915 – 1998) – первый и единственный в СССР дипломированный астролог. Стал легендой ещё при жизни, в эпоху Брежнева Вронский оказывал целительские услуги Леониду Ильичу и составлял для него астрологические прогнозы.
       
       

***


       День был слишком хорош для обычного «Жигулёвского», и Володя взял с собой на пляж разливное «Тогучинское». Расстелил покрывало, достал гитару и присел на ближайший камень. От воды его отделяло не меньше тридцати метров – достаточно, чтобы и в одиночестве побыть, и за людьми понаблюдать. Вон там, слева, накрыв голову кто газетой, кто панамой, расположилась компания парней лет двадцати. Один из них с явным наслаждением открыл банку с соленьями и втянул ноздрями аромат. Другой сразу вытащил из банки помидорину и расправился с ней в два счёта. Третий с видом путешественника, нашедшего клад, вынул из сумки небольшую кастрюлю и торжественно опустил на полотенце. Даже до Володи долетел изумительный картофельный аромат.
       Пальцы пробежались по струнам, и гитара вопрошающе, но с готовностью отозвалась. На следующем аккорде струны запели, и с минуту Володя просто перебирал их, наблюдая за прежней компанией, которая уже резалась в карты. Кто-то выиграл и радостно вскрикнул, а Володя неожиданно для себя обнаружил, что струны выводят «Girl». «Может, кто-нибудь захочет мой рассказ послушать…»2
       
       Ему шел двенадцатый год, и нежное мамино «Володенька», раньше такое привычное, теперь отпугивало и заставляло морщиться. А вот когда отец называл его полным именем, это звучало так значительно и гордо, что хотелось самому его произносить, и как можно чаще. Однако у отца всё равно выходило по-особенному – не повторишь.
       В тот зимний вечер на катке в Центральном парке яблоку было негде упасть. Володя шёл нога в ногу с отцом. Раньше не замечал, а теперь ясно увидел: рост у них почти сравнялся. У самого входа соринкой в глазу замаячили несколько одноклассников. Володя фыркнул.
       – Что, не хочешь к своим?
       Ничего-то от отца не скроешь.
       – Они мне не свои. Пойдём, пап.
       Они катались вместе, и от скольжения по серебристо-серому льду что-то горячее теснилось в груди. Не было никаких сложных поворотов с заумными названиями. Спортивное фигурное катание – это муторно, мудрёно, и это работа. То ли дело катание в своё удовольствие! Зигзаги и петли – в любую сторону, и хоть раскинь руки, изображая самолёт, хоть сложи их за спиной на манер постового. Единственное правило – никаких правил.
       Они с отцом смеялись, и мир казался Володе ярче картинок в калейдоскопе.
       Внезапно он увидел краем глаза, как распластался на льду его одноклассник Витя Залесный. Володя не сдержал усмешки: Витька гоготал над всеми, кто на глаза попадался, и шутки у него были жестокими. Но сейчас прямо на Витьку нёсся какой-то верзила. Проедется ведь по пальцам! Вызовут скорую, но будет поздно…
       Володя взмахнул рукой, словно отгоняя муху, – и верзилу повело в сторону. Снова взмах – и Витьку сдвинуло с опасного участка.
       Смеяться резко расхотелось, а собственные худощавые руки вдруг показались Володе могучими и сильными. Он же не умеет колдовать! Родители маги, а он – Обделённый, и он уже почти свыкся с этим, а тут… Как же это?
       Володя затормозил и обернулся к отцу, который таращился на него во все глаза.
       – Пааап?
       – Сделай ещё что-нибудь, – хрипотца выдала его бешеное волнение, поэтому вопрос Володи «Что сделать?» повис в воздухе, будто пар от дыхания. И улетучился он так же быстро. Что-то внутри Володи знало, как ему поступить.
       Он сложил пальцы руки вместе, словно изображая «уточку», и зажмурился. Представил калейдоскоп: незамысловатая форма, глазок, а внутри – разноцветные кристаллики. Они с тихим шорохом перекатываются и складываются в узоры. Ни один не повторяется. Цветы, волны, листья, раковины… Ослепительно яркие и волшебно пёстрые.
       Володя разжал и растопырил пальцы. А открыв глаза, увидел, что лёд на катке больше не серый. Узоры ярче любых вывесок пересекались на нём, кружась и меняя цвет. Люди катались по этому волшебному ковру, ничего не замечая. Но как?!
       – Что я… сделал? – больше ничего в голову не пришло.
       А отец обнял его, да так крепко, что стало нечем дышать.
       – Слава высшим! Это же… Мы с мамой уже не надеялись… – бормотал он несвязно и с дрожью в голосе.
       Потом взъерошил короткие волосы Володи и неожиданно серьёзно заговорил:
       – Владимир, теперь твоя жизнь изменится. У тебя будет наставник, а мы с мамой поможем… Просто не пугайся всего этого, хорошо?
       – Так я теперь как ты? Особенный?
       Отец широко улыбнулся щербатой, но такой родной улыбкой.
       – Особеннее не бывает.
       
       Отец оказался прав: Володя выделялся даже среди своих приятелей-магов. Волшебство, такое долгожданное, быстро потеряло свою привлекательность. Да, поначалу иллюзии и трансформации веселили, но через два года поднадоели. Наставник, назначенный некими высшими, приходил на дом и обучал Володю разным тонкостям и премудростям его дара. Теория, практика, практика, теория… Та же школа, только дома. Неинтересно!
       В восемнадцать лет обучение не закончилось. Уже больше года с Володей занимается хранитель, и вроде бы всё получается, похвалы и замечания заслуженны, не то что в универе. Но почему-то хочется запастись календариками на все последующие четыре года и отмечать дни до конца обучения красным цветом.
       Струны бодро затренькали. Зазвучала «All You Need Is Love»3, и на эти звуки – энергичные, какие-то отчаянно рваные и залихватские – обернулись многие посетители пляжа. Некоторые заулыбались, кто-то подсвистел, проходя мимо, а один из парней с картами принялся дирижировать столовой ложкой.
       Сердце Володи билось в такт музыке. Хотелось улыбаться, прищёлкивать и притопывать, а пальцы сами играли, будто какая-то сила вела их – и магия для этого была не нужна.
       

Показано 1 из 12 страниц

1 2 3 4 ... 11 12