Мы расстелили простынь, припорошили её снегом и расставили по периметру свечи.
– Пойду сквозь огонь, почти буквально, – усмехнулась я, пока Гретт щёлкала зажигалкой.
– Ага, прямо как в стихотворении.
Я сбросила пуховик на ближайший куст. Даже заменив платье алой юбкой и тяжёлым палантином, я ощутила себя обнажённой и совсем беззащитной перед холодом. Внезапно перспектива заболеть перестала казаться призрачной и я поняла, что никакая сила не заставит меня пройтись по простыни босиком.
– В босоножках, конечно, – выдохнула Гретт. – Потом можно отредактировать.
А затем мы начали снимать.
Впечатлений за день накопилось столько, что ночью я долго ворочалась с боку на бок. Эпизоды съёмок, редактирования и монтажа видео мешались в голове, а некоторые сцены въелись в память вплоть до длительности. Вот я поднимаю голову навстречу огню множества свечей – две с половиной секунды, вот ускоренный кадр с угасанием пламени – пять секунд. Сцену с горящим в хрустале сердцем я разделила на фрагменты, вмонтировав между ними кадры из первого видео. Жаль только, что эпизод с простынью не сохранился.
Вырвавшийся смешок получился нервным. На одну из главных сцен было потрачено так много сил и времени, а она просто не сохранилась. Правда, пришлось бы до утра искать эффекты, придумывать, как “замазать” босоножки, потом ещё редактировать цветность и яркость. Может, и к лучшему, что…
26.11.17. Я вновь была невидимой и неслышимой, поэтому ничто не мешало мне разыграть бывших коллег. Я пришла в лицей как раз вовремя: там проходило важное мероприятие и фойе было переполнено.
Я врезалась в толпу, толкала Инну Власьевну, махала оригами под носом Савельевой, а они испуганно крутили головами и отшатывались, как жертвы монстра из какого-нибудь ужастика. Я смеялась так, что чуть не надорвала живот, и прерывалась, только чтобы обновить заклинание.
Андрея я оставила на десерт. Его не было в фойе, но я знала, что этот невозможный человек в лицее. Выйдя из здания, я поднялась над землёй на уровень второго этажа и полетела вдоль окон. Расчёт оказался верным: Андрей сидел в своём кабинете, среди бумаг, коробок и стеллажей, превращавших помещение в каморку. Распахнутое окно словно меня и дожидалось.
Проникнув в кабинет, я невесомым движением прикоснулась к лицу Андрея и провела по его волосам.
– Ветер, что ли? – пробормотал он и закрыл окно.
Я ухмыльнулась. Поздно, mein lieber Freund, слишком поздно.
Когда я провела по плечам Андрея, он подскочил и стал озираться. “Ну что, драгоценный, это ты тоже объяснишь ветром?”
Андрей ринулся подальше от стола. Продолжая издеваться, я провела вверх по руке бывшего коллеги и растрепала его волосы.
– Инна, ты, что ли?
Глаза Андрея всё ещё испуганно бегали, но он начал приходить в себя и оглядывался в поисках источника наглости.
– Зина?.. Яна?..
Я прыснула. “Ну давай, перечисляй своих любовниц. Кто-там у тебя ещё?”
Андрей назвал некую бабу Мару – и я зашлась в диком хохоте. Вряд ли я остановилась бы в ближайшие минуты, но тут Андрей бросился к двери.
Я задержала его прикосновением к плечу и сняла чары неслышимости.
– Нет, не угадал, – усмехнулась я, понизив и приглушив голос.
– Раиса?.. Полина?.. Лера?
Это всё больше напоминало игру в салочки, даже кабинет вдруг стал просторнее и шире. Я настигала Андрея, он уворачивался, однако я неизбежно выигрывала, даже при том, что Андрей меня слышал.
А потом я заметила его плутовскую улыбку и смех в глазах. “Так это он специально! Поддаётся, чтобы я чаще к нему прикасалась. Хитрый лис!”
Я сняла последние чары и стала видимой. Выражение Андреиного лица убедило меня, что шалость удалась.
– Вы… волшебница? – выдавил он наконец.
– Ага. И узнала ваши секреты.
Поначалу мне показалось, что Андрей готов выставить меня за дверь или даже выбросить из окна. Я так и представила, как он говорит что-то вроде “Владеете магией – вот и летите отсюда”. Но в следующий миг Андрей запрокинул голову и расхохотался, и я с радостью последовала его примеру.
Я проснулась около полудня, мимоходом отметив, что давно не спала так долго и хорошо. И впервые с лета несовпадение сна и реальности не вызвало во мне грусти. Печалиться было просто некогда: накануне организаторы “Русских рифм” сообщили, что я прошла в финал, и предвкушение большого выступления затмило другие эмоции.
Только одно вызывало скептическую усмешку: мероприятие должно было состояться в Академгородке – дальше, чем я когда-либо ездила по городу. И уж тем более нельзя было рассчитывать, что в такую даль потащатся мои подруги – вечером в будний день после работы. Сообщая за обедом новость родителям, я уже готовилась ответить привычное “Ну ладно тогда”, однако папа, подавшись вперёд, с улыбкой откликнулся:
– О, приеду. С удовольствием посмотрю на тебя.
Мои брови взлетели.
– Здорово! Приезжай, конечно.
Я задалась целью поразить искушённую и всё повидавшую публику, и от осознания масштабов кружилась голова. Использовав футажи, кадры из фильмов и сериалов, вдохновляющую инструментальную музыку и звуковые эффекты, я смонтировала ещё одно видео, которое должно было стать фоном моего выступления. Кроме того, я задумала танец – несложный, с простыми поворотами, прыжками и взмахами рук, зато под звуки ревущего пламени и трескающегося льда.
“Ты никогда не танцевала на публику”, – прокрадывался в мысли голос внутреннего критика. Я слышала его во время занятий – и тогда мел подрагивал в пальцах, или рука слишком резко переворачивала тетрадный лист.
“Будет всего одна репетиция на сцене. Одна! Часовая! Репетиция!” – настаивал критик, когда я прогуливалась по ТЦ. Я сбивалась с шага и запиналась, но продолжала идти. И каждый вечер выделяла час на разучивание танца.
“Комната – это не сцена”, – усмехался критик, когда мне не удавалось очередное па. Я усмехалась в ответ и учила дальше. Я не была танцовщицей, а значит, на сцене всё равно придётся импровизировать. Вопрос лишь в том, насколько много.
За день перед финалом я приехала на репетицию в Дворец молодёжи “Юность”. Одна из организаторов конкурса, приятная девушка с аккуратным каре и застенчивой улыбкой, привела меня в зрительный зал. Его пустота оглушила, а площадка для выступлений показалась никак не меньше сцены в Оперном.
– А экран где? – поинтересовалась я.
Девушка развела руками, улыбка стала извиняющейся.
– Сегодня у оператора выходной, экрана не будет.
– Но… у меня клип для фона, важно прорепетировать с ним…
– Ну, уж как-нибудь… Давай, удачи.
Девушка выскользнула за кулисы, и я осталась одна. Страх и волнение сжали живот в тиски, захотелось расплакаться, вернуться домой и снять свою кандидатуру с конкурса.
Однако вместо этого я задержалась на сцене и осмотрелась. Взгляд заскользил по слегка обшарпанным доскам, по занавесу цвета перезревшего винограда, по тёмным спинкам кресел впереди. Здесь мне послезавтра (боже, уже послезавтра!) или блистать, или позориться. А пока… это самое главное место на ближайший час.
Я прочитала стихотворение, мысленно представляя видео и подстраивая строки под ритм музыки. С каждым разом получалось всё громче и увереннее, однако пальцы рук немели, а по телу пробегала дрожь, стоило мне представить сидящих в зале зрителей. А ведь ещё будет жюри, вокруг которого давно сформировалась литературная тусовка. Я совсем недавно начала свой путь, меньше чем полтора года назад пришла в “Первоцвет”, меня до сих пор мало кто знает…
– Так, не отвлекаться, – выдохнула я и продолжила репетировать.
Вечер 25 декабря, обещавший стать самым знаменательным в году, на деле отпечатался в памяти отдельными вспышками. Организатор, которая так и осталась для меня безымянной улыбчивой девушкой, похвалила мой клип. С кем-то из участниц я болтала о том о сём в гримёрке, какой-то член жюри, увидев меня в коридоре, сделал кислую мину.
Сам номер я почти не запомнила и впоследствии, пересматривая видео, заботливо снятое папой, не могла отделаться от ощущения, что на сцене совсем другая девушка. Не я читаю наизусть сотни раз отрепетированные строки, не я жестикулирую так, будто снимаюсь в голливудском эпическом фэнтези, не я танцую, кружась в вихре красного и голубого бантов, завязанных на запястьях.
Зато один из чужих номеров запомнился очень ярко. Девушка по имени Дина выступала вместе с подругой-бардом. Они сидели спина к спине на возвышении. Сначала одна читала несколько строк под лиричную музыку, потом её сменяла другая, неспешно перебиравшая струны гитары. Освещение выхватывало из тени то музыканта, то поэта. Казалось бы, ничего особенного, но номер получился изящным и я не удивилась, когда Дине присудили победу.
Только после объявления результатов, после награждения, готовясь к общему фото, я наконец заметила, насколько мала сцена. В зале сидели от силы сорок зрителей, которых даже было не разглядеть из-за скудного освещения. Слишком редкие аплодисменты, слишком холодно в помещении, слишком скромный масштаб у всероссийского конкурса. Даже члены жюри не подошли и не пообщались с финалистами, не рассказали, что понравилось, а что нет.
И всё же… я стала лауреатом и получила свой букет и свой диплом. Всю дорогу до дома, обмениваясь с папой впечатлениями, я любовалась розами и то и дело проводила пальцами по лепесткам.
– Только что-то холодно было, – заметил папа.
– А я думала, мне от волнения так показалось.
– Нет, да ты что. У них с отоплением проблемы.
“И не только с отоплением”, – я мысленно скривилась.
Дома, выражая в общей дискуссии благодарность за конкурс, я хотела добавить про холод, всего одну репетицию и отсутствие обратной связи, но это уже отметили до меня.
Что чувствует лауреат, когда ему не удаётся победить? Когда положительные эмоции затихают перед голосом внутреннего критика и уязвлённая гордость не даёт успокоиться…
“Я могла бы подготовиться лучше, – вздохнув, записала я в дневнике. – Потратиться на ленты, а не доставать из закромов школьные банты. Возможно, танец вообще был лишним. Или стоило чуть помедлить с финальными па”.
Ночь давно укрыла город покрывалом, анимированным сероватыми в темноте снежными хлопьями. Я смотрела в окно и гадала, смогу ли уснуть. А потом для поднятия настроения решила составить композицию, и через десять минут на столе уже красовались диплом, букет, блокнот с логотипом конкурса, подарочная ручка, сертификат в квест и абонемент в художественную студию, – трофеи, которые я завоевала своим трудом, своей фантазией, своими усилиями. Щелчок камеры, несколько нажатий на экран – и фото было отправлено моим контактам в WhatsApp. Пусть увидят, какая я молодец!
Заснула я легко и быстро, думая про будущие посиделки с Гретт и отмечание нашего общего успеха.
А утром обнаружила, что одним из первых мой статус просмотрел Андрей. “Он сохранил мой номер!!!” – и от этой мысли мгновенно стало жарко и страшно, а сердце подскочило к самому горлу. Можно понять, когда девушка, которая была влюблена, не решается удалить номер того самого человека. Но он-то, он!!! Почему мой номер до сих пор в его контактах???
Дрожь, охватившая моё тело, была красноречивее любых слов. Тонкая нить всё ещё связывала меня с Андреем. И у меня не хватило духу оборвать её.
29 декабря я встретилась с Леной. Мы отправились в “Кофемолку” на Красном, где царило предпраздничное оживление. На окнах перемигивались гирлянды, под потолком висели серебристые снежинки, а пышную нарядную ёлку в углу было видно с любого ракурса.
Подруга чуть растерялась, выбирая стол, но не успела я взять инициативу в свои руки, как рядом возникла одна из работниц зала. На её жилете алел значок в форме новогоднего колпака.
– Вам помочь?
– Да, сегодня у вас так много народу, аж глаза разбегаются.
Девушка понимающе закивала.
– Проходите, вон там будет удобнее.
Она провела нас в глубь зала, где действительно оказалось комфортнее и на полтона тише.
– Спасибо, – поблагодарила я. А Лена посмеялась:
– Я беременна, немного несобранна, не обращайте внимания.
– Всё в порядке, – улыбнулась девушка. – Отдыхайте, приятного вечера.
Мы уселись поудобнее и синхронно зашуршали страницами меню. Вечер понемногу начинал приобретать особую, тёплую, уютную атмосферу, а аппетитные иллюстрации меню обещали настоящий праздник для души и тела.
– Ну как, ощущаешь себя мамочкой? – спросила я с хитрецой, вспомнив многочисленные шутки про женщин, которые превращаются в яжматерей.
– Вот вообще нет, Лесь, – Лена с улыбкой отложила меню и нажала кнопку вызова официанта. – Сейчас очень много анализов сдаю, обследования прохожу, чувствую себя просто как на затяжном больничном. Хотя интересно, конечно, смотреть, как растёт это маленькое существо. Самого его я почти не чувствую.
– Это как? – я непроизвольно бросила взгляд на внушительный живот подруги.
– Ну вот, он очень спокойный. Кстати, это пацан будет.
– О! А ты про девочку говорила.
Ленины брови взлетели.
– Да я с детства мальчишку хотела, а летом вдруг подумала, что это девочка. Но нет, интуиция меня обманула.
Я подалась вперёд.
– А как Саша отреагировал?
Улыбка Лены потеплела и стала похожа на ностальгическую.
– Ты знаешь, когда Саша с его отцом ходят на хоккей, то берут по два сочня с вишней. Так Сашка после моего УЗИ позвонил отцу и гордый такой говорит: “Раньше мы брали четыре сочня, а теперь будем брать шесть”. Я услышала, и так приятно стало.
– Ещё бы! – я хохотнула.
– Теперь ты рассказывай про конкурс. И со всеми подробностями!
– Ну… – я поводила сжатыми губами из стороны в сторону. – Может, во мне обида говорит, но я считаю, что меня засудили.
Я начала рассказ ожидаемо сбивчиво, часто сглатывая и вздыхая. Чувство недооценённости, на время вытесненное и забытое, снова дало о себе знать.
– Про время для подготовки выступления я вообще молчу. Всего одна индивидуальная репетиция и потом одна же – совместная.
– Мда, – мы красноречиво помолчали.
Затягивать с грустью не хотелось, тем более что официант как раз принёс дымящуюся пасту и ароматный латте.
– Конкурс доказал, что нет худа без добра, – изрекла я, придвинув к себе внушительную тарелку. – Это был опыт, я попробовала что-то новое и ещё обнаружила неожиданный бонус.
– Ммм?
Я выдержала паузу и закончила:
– Помнишь мой статус про конкурс?
– Ага.
– Так вот, одним из первых его просмотрел Андрей.
– Чё, правда??? – Лена понизила голос и прищурилась. – Очень странно, что он твой номер не удалил. Это же так естественно – обрубить всё. С его стороны точно. А ты почему не удалишь?
Я дёрнула плечом.
– Пока не хочется. И не можется. Тот факт, что он наблюдает за мной, очень поднимает настроение. И вообще… – я опустила глаза в стол, заправила за ухо выбившуюся из причёски прядь. – Эта слежка такая неоднозначная и интригующая.
Лена хмыкнула, но ничего не сказала. Мы ещё поговорили про общественную личную жизнь Андрея, однако без особого энтузиазма. Его похождения не нуждались в особых комментариях, к тому же впереди были праздники и обсуждать хотелось Новый год, а не “вот это вот всё”.
Вечером под конец встречи мы устроили целую фотосессию с ёлкой, и самое удачное фото я опубликовала в WhatsApp.
Когда несколько часов спустя, перед сном, я проверяла соцсети и мессенджеры, то увидела, что Андрей просмотрел мой статус четыре минуты назад.
– Пойду сквозь огонь, почти буквально, – усмехнулась я, пока Гретт щёлкала зажигалкой.
– Ага, прямо как в стихотворении.
Я сбросила пуховик на ближайший куст. Даже заменив платье алой юбкой и тяжёлым палантином, я ощутила себя обнажённой и совсем беззащитной перед холодом. Внезапно перспектива заболеть перестала казаться призрачной и я поняла, что никакая сила не заставит меня пройтись по простыни босиком.
– В босоножках, конечно, – выдохнула Гретт. – Потом можно отредактировать.
А затем мы начали снимать.
Впечатлений за день накопилось столько, что ночью я долго ворочалась с боку на бок. Эпизоды съёмок, редактирования и монтажа видео мешались в голове, а некоторые сцены въелись в память вплоть до длительности. Вот я поднимаю голову навстречу огню множества свечей – две с половиной секунды, вот ускоренный кадр с угасанием пламени – пять секунд. Сцену с горящим в хрустале сердцем я разделила на фрагменты, вмонтировав между ними кадры из первого видео. Жаль только, что эпизод с простынью не сохранился.
Вырвавшийся смешок получился нервным. На одну из главных сцен было потрачено так много сил и времени, а она просто не сохранилась. Правда, пришлось бы до утра искать эффекты, придумывать, как “замазать” босоножки, потом ещё редактировать цветность и яркость. Может, и к лучшему, что…
26.11.17. Я вновь была невидимой и неслышимой, поэтому ничто не мешало мне разыграть бывших коллег. Я пришла в лицей как раз вовремя: там проходило важное мероприятие и фойе было переполнено.
Я врезалась в толпу, толкала Инну Власьевну, махала оригами под носом Савельевой, а они испуганно крутили головами и отшатывались, как жертвы монстра из какого-нибудь ужастика. Я смеялась так, что чуть не надорвала живот, и прерывалась, только чтобы обновить заклинание.
Андрея я оставила на десерт. Его не было в фойе, но я знала, что этот невозможный человек в лицее. Выйдя из здания, я поднялась над землёй на уровень второго этажа и полетела вдоль окон. Расчёт оказался верным: Андрей сидел в своём кабинете, среди бумаг, коробок и стеллажей, превращавших помещение в каморку. Распахнутое окно словно меня и дожидалось.
Проникнув в кабинет, я невесомым движением прикоснулась к лицу Андрея и провела по его волосам.
– Ветер, что ли? – пробормотал он и закрыл окно.
Я ухмыльнулась. Поздно, mein lieber Freund, слишком поздно.
Когда я провела по плечам Андрея, он подскочил и стал озираться. “Ну что, драгоценный, это ты тоже объяснишь ветром?”
Андрей ринулся подальше от стола. Продолжая издеваться, я провела вверх по руке бывшего коллеги и растрепала его волосы.
– Инна, ты, что ли?
Глаза Андрея всё ещё испуганно бегали, но он начал приходить в себя и оглядывался в поисках источника наглости.
– Зина?.. Яна?..
Я прыснула. “Ну давай, перечисляй своих любовниц. Кто-там у тебя ещё?”
Андрей назвал некую бабу Мару – и я зашлась в диком хохоте. Вряд ли я остановилась бы в ближайшие минуты, но тут Андрей бросился к двери.
Я задержала его прикосновением к плечу и сняла чары неслышимости.
– Нет, не угадал, – усмехнулась я, понизив и приглушив голос.
– Раиса?.. Полина?.. Лера?
Это всё больше напоминало игру в салочки, даже кабинет вдруг стал просторнее и шире. Я настигала Андрея, он уворачивался, однако я неизбежно выигрывала, даже при том, что Андрей меня слышал.
А потом я заметила его плутовскую улыбку и смех в глазах. “Так это он специально! Поддаётся, чтобы я чаще к нему прикасалась. Хитрый лис!”
Я сняла последние чары и стала видимой. Выражение Андреиного лица убедило меня, что шалость удалась.
– Вы… волшебница? – выдавил он наконец.
– Ага. И узнала ваши секреты.
Поначалу мне показалось, что Андрей готов выставить меня за дверь или даже выбросить из окна. Я так и представила, как он говорит что-то вроде “Владеете магией – вот и летите отсюда”. Но в следующий миг Андрей запрокинул голову и расхохотался, и я с радостью последовала его примеру.
Я проснулась около полудня, мимоходом отметив, что давно не спала так долго и хорошо. И впервые с лета несовпадение сна и реальности не вызвало во мне грусти. Печалиться было просто некогда: накануне организаторы “Русских рифм” сообщили, что я прошла в финал, и предвкушение большого выступления затмило другие эмоции.
Только одно вызывало скептическую усмешку: мероприятие должно было состояться в Академгородке – дальше, чем я когда-либо ездила по городу. И уж тем более нельзя было рассчитывать, что в такую даль потащатся мои подруги – вечером в будний день после работы. Сообщая за обедом новость родителям, я уже готовилась ответить привычное “Ну ладно тогда”, однако папа, подавшись вперёд, с улыбкой откликнулся:
– О, приеду. С удовольствием посмотрю на тебя.
Мои брови взлетели.
– Здорово! Приезжай, конечно.
Я задалась целью поразить искушённую и всё повидавшую публику, и от осознания масштабов кружилась голова. Использовав футажи, кадры из фильмов и сериалов, вдохновляющую инструментальную музыку и звуковые эффекты, я смонтировала ещё одно видео, которое должно было стать фоном моего выступления. Кроме того, я задумала танец – несложный, с простыми поворотами, прыжками и взмахами рук, зато под звуки ревущего пламени и трескающегося льда.
“Ты никогда не танцевала на публику”, – прокрадывался в мысли голос внутреннего критика. Я слышала его во время занятий – и тогда мел подрагивал в пальцах, или рука слишком резко переворачивала тетрадный лист.
“Будет всего одна репетиция на сцене. Одна! Часовая! Репетиция!” – настаивал критик, когда я прогуливалась по ТЦ. Я сбивалась с шага и запиналась, но продолжала идти. И каждый вечер выделяла час на разучивание танца.
“Комната – это не сцена”, – усмехался критик, когда мне не удавалось очередное па. Я усмехалась в ответ и учила дальше. Я не была танцовщицей, а значит, на сцене всё равно придётся импровизировать. Вопрос лишь в том, насколько много.
За день перед финалом я приехала на репетицию в Дворец молодёжи “Юность”. Одна из организаторов конкурса, приятная девушка с аккуратным каре и застенчивой улыбкой, привела меня в зрительный зал. Его пустота оглушила, а площадка для выступлений показалась никак не меньше сцены в Оперном.
– А экран где? – поинтересовалась я.
Девушка развела руками, улыбка стала извиняющейся.
– Сегодня у оператора выходной, экрана не будет.
– Но… у меня клип для фона, важно прорепетировать с ним…
– Ну, уж как-нибудь… Давай, удачи.
Девушка выскользнула за кулисы, и я осталась одна. Страх и волнение сжали живот в тиски, захотелось расплакаться, вернуться домой и снять свою кандидатуру с конкурса.
Однако вместо этого я задержалась на сцене и осмотрелась. Взгляд заскользил по слегка обшарпанным доскам, по занавесу цвета перезревшего винограда, по тёмным спинкам кресел впереди. Здесь мне послезавтра (боже, уже послезавтра!) или блистать, или позориться. А пока… это самое главное место на ближайший час.
Я прочитала стихотворение, мысленно представляя видео и подстраивая строки под ритм музыки. С каждым разом получалось всё громче и увереннее, однако пальцы рук немели, а по телу пробегала дрожь, стоило мне представить сидящих в зале зрителей. А ведь ещё будет жюри, вокруг которого давно сформировалась литературная тусовка. Я совсем недавно начала свой путь, меньше чем полтора года назад пришла в “Первоцвет”, меня до сих пор мало кто знает…
– Так, не отвлекаться, – выдохнула я и продолжила репетировать.
Вечер 25 декабря, обещавший стать самым знаменательным в году, на деле отпечатался в памяти отдельными вспышками. Организатор, которая так и осталась для меня безымянной улыбчивой девушкой, похвалила мой клип. С кем-то из участниц я болтала о том о сём в гримёрке, какой-то член жюри, увидев меня в коридоре, сделал кислую мину.
Сам номер я почти не запомнила и впоследствии, пересматривая видео, заботливо снятое папой, не могла отделаться от ощущения, что на сцене совсем другая девушка. Не я читаю наизусть сотни раз отрепетированные строки, не я жестикулирую так, будто снимаюсь в голливудском эпическом фэнтези, не я танцую, кружась в вихре красного и голубого бантов, завязанных на запястьях.
Зато один из чужих номеров запомнился очень ярко. Девушка по имени Дина выступала вместе с подругой-бардом. Они сидели спина к спине на возвышении. Сначала одна читала несколько строк под лиричную музыку, потом её сменяла другая, неспешно перебиравшая струны гитары. Освещение выхватывало из тени то музыканта, то поэта. Казалось бы, ничего особенного, но номер получился изящным и я не удивилась, когда Дине присудили победу.
Только после объявления результатов, после награждения, готовясь к общему фото, я наконец заметила, насколько мала сцена. В зале сидели от силы сорок зрителей, которых даже было не разглядеть из-за скудного освещения. Слишком редкие аплодисменты, слишком холодно в помещении, слишком скромный масштаб у всероссийского конкурса. Даже члены жюри не подошли и не пообщались с финалистами, не рассказали, что понравилось, а что нет.
И всё же… я стала лауреатом и получила свой букет и свой диплом. Всю дорогу до дома, обмениваясь с папой впечатлениями, я любовалась розами и то и дело проводила пальцами по лепесткам.
– Только что-то холодно было, – заметил папа.
– А я думала, мне от волнения так показалось.
– Нет, да ты что. У них с отоплением проблемы.
“И не только с отоплением”, – я мысленно скривилась.
Дома, выражая в общей дискуссии благодарность за конкурс, я хотела добавить про холод, всего одну репетицию и отсутствие обратной связи, но это уже отметили до меня.
Что чувствует лауреат, когда ему не удаётся победить? Когда положительные эмоции затихают перед голосом внутреннего критика и уязвлённая гордость не даёт успокоиться…
“Я могла бы подготовиться лучше, – вздохнув, записала я в дневнике. – Потратиться на ленты, а не доставать из закромов школьные банты. Возможно, танец вообще был лишним. Или стоило чуть помедлить с финальными па”.
Ночь давно укрыла город покрывалом, анимированным сероватыми в темноте снежными хлопьями. Я смотрела в окно и гадала, смогу ли уснуть. А потом для поднятия настроения решила составить композицию, и через десять минут на столе уже красовались диплом, букет, блокнот с логотипом конкурса, подарочная ручка, сертификат в квест и абонемент в художественную студию, – трофеи, которые я завоевала своим трудом, своей фантазией, своими усилиями. Щелчок камеры, несколько нажатий на экран – и фото было отправлено моим контактам в WhatsApp. Пусть увидят, какая я молодец!
Заснула я легко и быстро, думая про будущие посиделки с Гретт и отмечание нашего общего успеха.
А утром обнаружила, что одним из первых мой статус просмотрел Андрей. “Он сохранил мой номер!!!” – и от этой мысли мгновенно стало жарко и страшно, а сердце подскочило к самому горлу. Можно понять, когда девушка, которая была влюблена, не решается удалить номер того самого человека. Но он-то, он!!! Почему мой номер до сих пор в его контактах???
Дрожь, охватившая моё тело, была красноречивее любых слов. Тонкая нить всё ещё связывала меня с Андреем. И у меня не хватило духу оборвать её.
Глава двадцатая. Не сотвори себе кумира
29 декабря я встретилась с Леной. Мы отправились в “Кофемолку” на Красном, где царило предпраздничное оживление. На окнах перемигивались гирлянды, под потолком висели серебристые снежинки, а пышную нарядную ёлку в углу было видно с любого ракурса.
Подруга чуть растерялась, выбирая стол, но не успела я взять инициативу в свои руки, как рядом возникла одна из работниц зала. На её жилете алел значок в форме новогоднего колпака.
– Вам помочь?
– Да, сегодня у вас так много народу, аж глаза разбегаются.
Девушка понимающе закивала.
– Проходите, вон там будет удобнее.
Она провела нас в глубь зала, где действительно оказалось комфортнее и на полтона тише.
– Спасибо, – поблагодарила я. А Лена посмеялась:
– Я беременна, немного несобранна, не обращайте внимания.
– Всё в порядке, – улыбнулась девушка. – Отдыхайте, приятного вечера.
Мы уселись поудобнее и синхронно зашуршали страницами меню. Вечер понемногу начинал приобретать особую, тёплую, уютную атмосферу, а аппетитные иллюстрации меню обещали настоящий праздник для души и тела.
– Ну как, ощущаешь себя мамочкой? – спросила я с хитрецой, вспомнив многочисленные шутки про женщин, которые превращаются в яжматерей.
– Вот вообще нет, Лесь, – Лена с улыбкой отложила меню и нажала кнопку вызова официанта. – Сейчас очень много анализов сдаю, обследования прохожу, чувствую себя просто как на затяжном больничном. Хотя интересно, конечно, смотреть, как растёт это маленькое существо. Самого его я почти не чувствую.
– Это как? – я непроизвольно бросила взгляд на внушительный живот подруги.
– Ну вот, он очень спокойный. Кстати, это пацан будет.
– О! А ты про девочку говорила.
Ленины брови взлетели.
– Да я с детства мальчишку хотела, а летом вдруг подумала, что это девочка. Но нет, интуиция меня обманула.
Я подалась вперёд.
– А как Саша отреагировал?
Улыбка Лены потеплела и стала похожа на ностальгическую.
– Ты знаешь, когда Саша с его отцом ходят на хоккей, то берут по два сочня с вишней. Так Сашка после моего УЗИ позвонил отцу и гордый такой говорит: “Раньше мы брали четыре сочня, а теперь будем брать шесть”. Я услышала, и так приятно стало.
– Ещё бы! – я хохотнула.
– Теперь ты рассказывай про конкурс. И со всеми подробностями!
– Ну… – я поводила сжатыми губами из стороны в сторону. – Может, во мне обида говорит, но я считаю, что меня засудили.
Я начала рассказ ожидаемо сбивчиво, часто сглатывая и вздыхая. Чувство недооценённости, на время вытесненное и забытое, снова дало о себе знать.
– Про время для подготовки выступления я вообще молчу. Всего одна индивидуальная репетиция и потом одна же – совместная.
– Мда, – мы красноречиво помолчали.
Затягивать с грустью не хотелось, тем более что официант как раз принёс дымящуюся пасту и ароматный латте.
– Конкурс доказал, что нет худа без добра, – изрекла я, придвинув к себе внушительную тарелку. – Это был опыт, я попробовала что-то новое и ещё обнаружила неожиданный бонус.
– Ммм?
Я выдержала паузу и закончила:
– Помнишь мой статус про конкурс?
– Ага.
– Так вот, одним из первых его просмотрел Андрей.
– Чё, правда??? – Лена понизила голос и прищурилась. – Очень странно, что он твой номер не удалил. Это же так естественно – обрубить всё. С его стороны точно. А ты почему не удалишь?
Я дёрнула плечом.
– Пока не хочется. И не можется. Тот факт, что он наблюдает за мной, очень поднимает настроение. И вообще… – я опустила глаза в стол, заправила за ухо выбившуюся из причёски прядь. – Эта слежка такая неоднозначная и интригующая.
Лена хмыкнула, но ничего не сказала. Мы ещё поговорили про общественную личную жизнь Андрея, однако без особого энтузиазма. Его похождения не нуждались в особых комментариях, к тому же впереди были праздники и обсуждать хотелось Новый год, а не “вот это вот всё”.
Вечером под конец встречи мы устроили целую фотосессию с ёлкой, и самое удачное фото я опубликовала в WhatsApp.
Когда несколько часов спустя, перед сном, я проверяла соцсети и мессенджеры, то увидела, что Андрей просмотрел мой статус четыре минуты назад.
