Чудовище и красавец
Ольга Куно
- Одним словом, Дана, я пригласил тебя сюда, чтобы сообщить пренеприятное известие.
Дорон отвёл виноватый взгляд и нервно поёрзал на стуле. Не оттого, что тот был неудобен, хотя это, конечно, правда: чего ещё можно ожидать от предмета мебели, сколоченного на скорую руку из не пригодившихся при строительстве досок? Но нет, мой собеседник и непосредственный начальник, крепкий пятидесятилетний мужчина со смуглой кожей и обветренным лицом, был человеком неизбалованным и на подобную ерунду внимания обычно не обращал. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке из-за содержания предстоящего разговора, и это заставило меня здорово напрячься. Поскольку догадаться, что последует за таким предисловием, было нетрудно.
- Так вот… - Дорон неудачно повернулся и задел локтем горшок с геранью, которая в результате чуть было не свалилась на пол. Но чахлый цветочек с бледно-розовыми лепестками всё-таки удержался на месте, чем в очередной раз доказал собственную живучесть. Поднимавшаяся со стройки пыль, жара и редкий полив (ибо хозяин крошечного кабинета и без того вечно крутился, как белка в колесе), не могли загубить хрупкое на первый взгляд растение. – Одним словом, боюсь, что ты уволена.
Я опустила глаза и закусила губу, чтобы совладать с эмоциями. Конечно, это было ожидаемо. В большинстве случаев мне отказывали сразу, реже – после первого дня на новом рабочем месте. К этому я привыкла. Но здесь я успела продержаться шесть дней. Шесть дней! Почти целую неделю. И это давало надежду, что на сей раз злой рок обойдёт меня стороной. Но, видимо, я оказалась излишне оптимистична.
Бумаги со схемами, которые я принесла для согласования с начальством, легли на стол, тоже державшийся на честном слове (или на лёгкой бытовой магии) – как и всё в этом крохотном кабинете.
- Причина, как я понимаю, не в качестве моей работы? – глухо спросила я, не поднимая взгляда.
- Да в каком качестве?! – Дорон резко взмахнул рукой, снова едва не столкнув многострадальную герань. – Послушай, девочка, вот поверь мне на слово: ты - отличный архитектор. На моё суждение можешь положиться: я в этом деле добрых тридцать лет кручусь. И Низейский Собор строил, и второй корпус столичного университета, и Малый южный дворец. Так вот, тебе ещё немного опыта набраться – года три, не больше, - и из тебя не то что младший, а старший архитектор отличный получится! А тут…ну да, другие причины, - снова сникнув, подтвердил он.
Спрашивать, какие именно, я не стала – и так всё было понятно, - но заместитель главы строительства сам не выдержал, громко стукнул кулаком по столу.
- Руки у этого идиота Бена не из того места растут! – гаркнул Дорон. – Кирпич он, видите ли, на ногу уронил! Себя бы за это по башке и стукнул – так нет, припомнилось ему, что ты в это время как раз мимо проходила! И всё, заладил: «Ведьма, ведьма, сглазила, беду притянула».
Лицо зама исказила самая настоящая гримаса: похоже, он, в самом деле, воспринимал случившееся близко к сердцу.
- И остальные, конечно, его поддержали, - с обречённым смешком предположила я.
Дорон эмоционально махнул рукой.
- Одни поддержали, другие… Да что с них взять? Молодёжь, ветер в голове, думают тем местом, которое совсем для другого предназначено. В общем, до высокого начальства дошло, а он, оно то есть…в смысле начальство… - тут заместитель явно удержался от крепкого словца, - …сочло нужным прислушаться. Рисковать строительством он, видите ли, не может. Бред, да и только! В общем, Дана, извини. – Он со вздохом вытащил из ящика конверт и протянул мне. – Вот, это за те дни, что ты отработала.
- Да я ничего и сделать особо не успела, - с кривой улыбкой отозвалась я, покосившись на свои наброски. – Вряд ли я что-то реально заработала.
Сказала – и тут же пожалела. Ну, не дура ли? И так без жалованья останусь на неопределённое количество времени, а денег, между прочим, кот наплакал. Каждый грош на счету, а тут хоть что-то.
Однако Дорон, к счастью, был не из жадных, и на слове меня ловить не стал.
- Бог с тобой, Дана! – поморщившись, воскликнул он. – Я тут и так перед тобой распинаюсь, не знаю, как в глаза посмотреть, а ты ещё от жалованья отказываешься. Бери – и точка. Заработала, твоё.
- Спасибо, - благодарно кивнула я и, опустив глаза, приняла конверт из его руки.
Сразу же спрятала деньги в сумку.
- Благодарить меня точно не за что, - проворчал Дорон, поднимаясь со стула для прощания. – Если вдруг узнаю о свободном месте, дам тебе знать. И не унывай. У тебя ещё всё будет отлично.
Я снова кивнула, постаравшись натянуть на лицо подобие улыбки, попрощалась и вышла из здания. В воздухе, как и обычно во время рабочего дня, стояла пыль. Где-то стучал молот, звенела пила, люди сновали туда-сюда с тележками, груженными древесиной и инструментами. Прикрывая лицо рукавом (не столько от пыли, сколько от окружающих), я быстро покинула территорию стройки и зашагала по направлению к реке.
У нас, в Аяре, по каким делам ни ходи, рано или поздно окажешься у берега. Река Майма разделяет городок на две неравные части. Та, что поменьше, лежит на восточном берегу. Там расположены более богатые кварталы, мэрия, крупные лавки, а также центральная площадь. Именно там кипит жизнь, и не случайно на этом же берегу планировали возвести новый Дом Музыки, в действительности – комплекс из трёх зданий, в проектировании одного из которых я до недавнего времени принимала участие.
Так что работала я на восточном берегу, а жила – на западном, как и большинство людей, не отличающихся ни благородным происхождением, ни финансовой жилкой, позволяющей иметь отличный доход даже в нашем провинциальном городке.
Был с восточной стороны ещё и Остров, так мы его называли, хотя строго говоря, это был скорее полуостров, приютившийся между Маймой и её крупным притоком, Макором. Эта часть города и вовсе считалась элитной. Здесь стояли богатые дома, проводились выставки, редко, но всё же случались балы и прочие значимые культурные мероприятия.
Однако мой путь лежал на запад. Идти до ближайшего моста было недолго. Пешеходный, по большей части деревянный, но с металлическими подпорками и перилами, он изгибался дугой, соединяя две такие разные части одного города, и чем-то напоминал волшебную дорожку из сказки. Возможно, роль играли многочисленные железные замки, крепившиеся к составлявшим перегородку прутьям. По местному поверью, оставив здесь такой замок, молодожёны тем самым гарантировали себе долгую и счастливую совместную жизнь.
Дойдя до середины моста, я облокотилась обеими руками о перила и, слегка перегнувшись, посмотрела на воду. Мимо неспешно проплывали, иногда прокручиваясь вокруг своей оси, сорванные ветром листья.
Только отсюда я могла спокойно смотреть на своё отражение. Там, внизу, в подёрнутой рябью воде прорисовывался контур, общие очертания, но деталей было не разглядеть. И потому казалось, что с моста на реку смотрит обыкновенная женщина с обыкновенной внешностью. Было невидно, что нижняя челюсть у неё выдаётся вперёд, между зубами щербинки, нос картошкой, а жидкие волосы с трудом прикрывают выступающие в стороны уши. Вроде бы никакой патологии и нет, а общая картина пугающая.
Так что криворукий строитель – далеко не первый, кто ожидает от меня дурного глаза и даже тёмного колдовства. Вот только, в отличие от настоящих ведьм, каковых в нашем королевстве не так уж мало, мне устроиться в этой жизни совсем не просто. Потому что никто не желает терпеть рядом с собой такое уродство. И предыдущая моя работа, проектирование первого в городе четырёхэтажного здания, - случайное исключение из общего правила.
Я извлекла из сумки конверт, вытащила на свет купюры (крепко держа, чтобы не унесло ветром) и пересчитала. Вышло даже не за шесть дней, а за семь, полную неделю. Дорон постарался. Что ж, спасибо ему за это. Потому что дома у меня лежит немногим больше. На то, чтобы внести ближайшую плату за жильё, хватит. Немного на еду тоже останется. А дальше… Если в самом скором времени не найду работу, окажусь на улице без средств к существованию. И даже нищенствованием заработать не смогу: моя внешность обычно способствует чувству скорее неприязни, нежели жалости.
Так было не всегда, но за долгие годы я привыкла к тому лицу, которое смотрело на меня из зеркала. Привыкла к морщащимся и кривящим губы людям. Скорее меня удивляла реакция таких, как Дорон. Она была неожиданной.
Спрятав деньги обратно в сумку, снова посмотрела на воду. Прыгнуть, что ли?.. Впрочем, это я так, несерьёзно. Поживём ещё. Прыгнуть всегда успею – если совсем никакого выхода не останется.
Оттолкнулась от перил и побрела по мосту вниз к своей, западной, части города. Домой не спешила: мне сейчас вообще торопиться некуда. Вместо этого села на скамейку в одном из своих любимых скверов, достала припасённую заранее булку и принялась кормить голубей. Они привычно слетелись, стоило мне занять давно облюбованное место.
Скорее механическими, чем продуманными, движениями стала разбрасывать в разные стороны куски булки. Нельзя сказать, будто я была погружена в раздумья. Голова, напротив, казалась пустой, будто грустные мысли не могли проникнуть сквозь инстинктивно выдвинутый барьер. Зато эмоции не покидали ни на секунду. Вот только нестабильное душевное состояние напоминало огромный маятник, который методично отшвыривал меня то к меланхолии, то к нецензурщине.
Последние кусочки раскрошившейся булки я забросила подальше, воробьям, которым не удалось пробиться мимо более крупных птиц в хлебные (в прямом и переносном смысле) места. Потом встала, отряхнула платье и, перекинув сумку через плечо, продолжила неспешно двигаться в сторону дома.
Я уже вышла из сквера, но всё ещё шагала вдоль огораживавшего его забора, когда увидела пса. Крупный, лохматый, со свалявшейся светлой шерстью, он смотрел на меня, одиноко стоя на пустой улице. Никакого намёка на ошейник. В глазах – доверие с лёгкой примесью испуга. И тоска. Вот такая гремучая смесь.
Приблизившись, я замерла на месте и осторожно, стараясь не спугнуть, вытянула к псу руку. Сперва он потянулся ко мне, но страх перевесил. Прижал уши, опустил хвост и немного попятился. Но не убежал. И продолжал внимательно смотреть.
Я присела на корточки и заговорила, стараясь, чтобы голос звучал дружелюбно и успокаивающе.
- Ну, что ты? Иди сюда, иди. Я тебя не обижу, честно. Просто поглажу.
Собачий хвост принял прежнее положение, уши приподнялись, и пёс постепенно, шажочек за шажочком, двинулся ко мне. При этом он потешно вытягивал голову вперёд, с любопытством принюхиваясь. Я снова рискнула вытянуть руку, и вскоре ладонь коснулась нечёсаной, но всё равно приятной на ощупь шерсти.
- Накормить мне тебя, к сожалению, нечем, - покаялась я. – Вот, последний хлеб раздала.
Я вздохнула, пёс тоже погрустнел, как будто понял. Но уходить и не думал. Я почесала его между ушами, и он довольно поднял голову повыше.
- Не повезло тебе, да? – понимающе хмыкнув, спросила я. – Был бы ты породистый, с родословной, - и любой богач за тебя бы с радостью кучу денег выложил. А так никому ты не нужен. Приходится болтаться по улицам и скверам в поисках еды.
Пёс лёг и опустил голову на передние лапы. Вряд ли он понимал, что я говорю, но воспринимал слова благосклонно, реагируя не на содержание, а на интонации. Ему уже явно было комфортно в моём обществе. Я продолжила его гладить.
- И никому не интересно, что ты ласковый, и преданный, и умный. Не подпадаешь под принятые рамки – и всё, до свидания.
Я вздохнула. Ещё немного молча потрепала пса по густой шерсти. Потом встала, устав сидеть на корточках. «Ну что ж, пока? Удачи тебе!» - собиралась сказать я. Но взгляд пса наполнился такой неизбывной тоской, что слова застряли в горле.
- Ну что… Пойдём со мной? – предложила я, понимая, что совершаю огромную ошибку, что нельзя брать на себя ответственность за кого-то другого, когда сама не знаешь, что будет с тобой завтра. Я это понимала, но всё равно точно знала, как поступлю. А пёс обнадёженно приподнял уши. – У меня дома есть еда, вода и мягкая подстилка, - сообщила я. – Правда, через пару недель я могу оказаться на улице, и ты вместе со мной. Будем тогда вместе просить милостыню.
Пёс, нисколько не расстроенный такой перспективой, потрусил за мной, виляя хвостом.
Добравшись до дома, я первым делом его накормила, и в процессе смогла оценить, насколько бедолага был голоден. Затем настало время решать следующую проблему: собаку следовало помыть. Однако пускать пса в собственную ванну я не желала, и потому, недолго думая, выставила на улицу возле входа лохань, натаскала воды, и уж потом устроила водные процедуры. Пёс оказался от них не в восторге, но всё-таки в лохань влез и в целом вёл себя довольно послушно.
- Дана!
Услышав оклик, я подняла голову. Лилах, соседка, с которой у меня сложились неплохие отношения, стояла на балконе второго этажа дома напротив. Учитывая, что улочки в этой части города были узкие, жители переговаривались с такого расстояния без особого труда.
- А почему ты дома? – спросила Лилах после того, как я приветственно помахала ей рукой. Помахала и вернулась к своему занятию: каким бы покладистым ни был пёс, чрезмерно испытывать его терпение всё же не стоило. – Ты ведь вроде бы устроилась на работу на Острове?
- Не на Острове, просто в восточной части, - машинально поправила я. – Впрочем, уже неважно. Я там больше не работаю.
- А-а-а… - Лилах, похоже, сперва собиралась спросить о подробностях, но потом передумала. Догадаться о причине моего увольнения было несложно. – А что это за собака? – вместо этого поинтересовалась она.
- Моя, - с непонятно откуда взявшимся вызовом ответила я, ненадолго прерывая процесс помывки.
- М-м-м. Понятно, - кивнула соседка, с любопытством оглядывая пса. – А как её зовут?
- Э… Не знаю, - призналась я, испытывая при этом некоторую неловкость.
- Понятно, - повторила Лилах. Ещё немного понаблюдала за нашим с псом занятием, после чего задумчиво изрекла: - У неё, наверное, вши… то есть, эти… блохи?
- Наверное, - согласилась я. – Вот этим-то я как раз и занимаюсь.
- Угу.
Из квартиры соседки раздался громкий вопль:
- МАМА!
Я в первый момент подпрыгнула, хватаясь за сердце, но Лилах лишь повернула голову к балконной двери, демонстрируя чудеса спокойствия. Продолжение не заставило себя ждать.
- Идём играть! – требовательно произнёс детский голос.
- Ноам, я разговариваю! – откликнулась соседка.
Однако она явно не рассчитывала на спокойное продолжение беседы и оказалась права.
- Мама, идём играть СЕЙЧАС! – с настойчивой непосредственностью заявило чадо.
Лилах, у которой было двое детей, одному два, другому четыре, обречённо закатила глаза.
- Минуту, крокодилы! – крикнула она и снова повернулась ко мне. – Я поговорю с Эялем. Вдруг у них будет пробегать какая-нибудь работа.
Я кивнула, хотя на положительный результат не рассчитывала. Эяль, муж Лилах, служил в мэрии, и теоретически действительно мог бы помочь архитектору с трудоустройством. Но у меня случай особый. В прошлом Эяль уже пытался мне посодействовать, и ничего из этой попытки не вышло.
Ольга Куно
ЧАСТЬ 1. Аярa
- Одним словом, Дана, я пригласил тебя сюда, чтобы сообщить пренеприятное известие.
Дорон отвёл виноватый взгляд и нервно поёрзал на стуле. Не оттого, что тот был неудобен, хотя это, конечно, правда: чего ещё можно ожидать от предмета мебели, сколоченного на скорую руку из не пригодившихся при строительстве досок? Но нет, мой собеседник и непосредственный начальник, крепкий пятидесятилетний мужчина со смуглой кожей и обветренным лицом, был человеком неизбалованным и на подобную ерунду внимания обычно не обращал. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке из-за содержания предстоящего разговора, и это заставило меня здорово напрячься. Поскольку догадаться, что последует за таким предисловием, было нетрудно.
- Так вот… - Дорон неудачно повернулся и задел локтем горшок с геранью, которая в результате чуть было не свалилась на пол. Но чахлый цветочек с бледно-розовыми лепестками всё-таки удержался на месте, чем в очередной раз доказал собственную живучесть. Поднимавшаяся со стройки пыль, жара и редкий полив (ибо хозяин крошечного кабинета и без того вечно крутился, как белка в колесе), не могли загубить хрупкое на первый взгляд растение. – Одним словом, боюсь, что ты уволена.
Я опустила глаза и закусила губу, чтобы совладать с эмоциями. Конечно, это было ожидаемо. В большинстве случаев мне отказывали сразу, реже – после первого дня на новом рабочем месте. К этому я привыкла. Но здесь я успела продержаться шесть дней. Шесть дней! Почти целую неделю. И это давало надежду, что на сей раз злой рок обойдёт меня стороной. Но, видимо, я оказалась излишне оптимистична.
Бумаги со схемами, которые я принесла для согласования с начальством, легли на стол, тоже державшийся на честном слове (или на лёгкой бытовой магии) – как и всё в этом крохотном кабинете.
- Причина, как я понимаю, не в качестве моей работы? – глухо спросила я, не поднимая взгляда.
- Да в каком качестве?! – Дорон резко взмахнул рукой, снова едва не столкнув многострадальную герань. – Послушай, девочка, вот поверь мне на слово: ты - отличный архитектор. На моё суждение можешь положиться: я в этом деле добрых тридцать лет кручусь. И Низейский Собор строил, и второй корпус столичного университета, и Малый южный дворец. Так вот, тебе ещё немного опыта набраться – года три, не больше, - и из тебя не то что младший, а старший архитектор отличный получится! А тут…ну да, другие причины, - снова сникнув, подтвердил он.
Спрашивать, какие именно, я не стала – и так всё было понятно, - но заместитель главы строительства сам не выдержал, громко стукнул кулаком по столу.
- Руки у этого идиота Бена не из того места растут! – гаркнул Дорон. – Кирпич он, видите ли, на ногу уронил! Себя бы за это по башке и стукнул – так нет, припомнилось ему, что ты в это время как раз мимо проходила! И всё, заладил: «Ведьма, ведьма, сглазила, беду притянула».
Лицо зама исказила самая настоящая гримаса: похоже, он, в самом деле, воспринимал случившееся близко к сердцу.
- И остальные, конечно, его поддержали, - с обречённым смешком предположила я.
Дорон эмоционально махнул рукой.
- Одни поддержали, другие… Да что с них взять? Молодёжь, ветер в голове, думают тем местом, которое совсем для другого предназначено. В общем, до высокого начальства дошло, а он, оно то есть…в смысле начальство… - тут заместитель явно удержался от крепкого словца, - …сочло нужным прислушаться. Рисковать строительством он, видите ли, не может. Бред, да и только! В общем, Дана, извини. – Он со вздохом вытащил из ящика конверт и протянул мне. – Вот, это за те дни, что ты отработала.
- Да я ничего и сделать особо не успела, - с кривой улыбкой отозвалась я, покосившись на свои наброски. – Вряд ли я что-то реально заработала.
Сказала – и тут же пожалела. Ну, не дура ли? И так без жалованья останусь на неопределённое количество времени, а денег, между прочим, кот наплакал. Каждый грош на счету, а тут хоть что-то.
Однако Дорон, к счастью, был не из жадных, и на слове меня ловить не стал.
- Бог с тобой, Дана! – поморщившись, воскликнул он. – Я тут и так перед тобой распинаюсь, не знаю, как в глаза посмотреть, а ты ещё от жалованья отказываешься. Бери – и точка. Заработала, твоё.
- Спасибо, - благодарно кивнула я и, опустив глаза, приняла конверт из его руки.
Сразу же спрятала деньги в сумку.
- Благодарить меня точно не за что, - проворчал Дорон, поднимаясь со стула для прощания. – Если вдруг узнаю о свободном месте, дам тебе знать. И не унывай. У тебя ещё всё будет отлично.
Я снова кивнула, постаравшись натянуть на лицо подобие улыбки, попрощалась и вышла из здания. В воздухе, как и обычно во время рабочего дня, стояла пыль. Где-то стучал молот, звенела пила, люди сновали туда-сюда с тележками, груженными древесиной и инструментами. Прикрывая лицо рукавом (не столько от пыли, сколько от окружающих), я быстро покинула территорию стройки и зашагала по направлению к реке.
У нас, в Аяре, по каким делам ни ходи, рано или поздно окажешься у берега. Река Майма разделяет городок на две неравные части. Та, что поменьше, лежит на восточном берегу. Там расположены более богатые кварталы, мэрия, крупные лавки, а также центральная площадь. Именно там кипит жизнь, и не случайно на этом же берегу планировали возвести новый Дом Музыки, в действительности – комплекс из трёх зданий, в проектировании одного из которых я до недавнего времени принимала участие.
Так что работала я на восточном берегу, а жила – на западном, как и большинство людей, не отличающихся ни благородным происхождением, ни финансовой жилкой, позволяющей иметь отличный доход даже в нашем провинциальном городке.
Был с восточной стороны ещё и Остров, так мы его называли, хотя строго говоря, это был скорее полуостров, приютившийся между Маймой и её крупным притоком, Макором. Эта часть города и вовсе считалась элитной. Здесь стояли богатые дома, проводились выставки, редко, но всё же случались балы и прочие значимые культурные мероприятия.
Однако мой путь лежал на запад. Идти до ближайшего моста было недолго. Пешеходный, по большей части деревянный, но с металлическими подпорками и перилами, он изгибался дугой, соединяя две такие разные части одного города, и чем-то напоминал волшебную дорожку из сказки. Возможно, роль играли многочисленные железные замки, крепившиеся к составлявшим перегородку прутьям. По местному поверью, оставив здесь такой замок, молодожёны тем самым гарантировали себе долгую и счастливую совместную жизнь.
Дойдя до середины моста, я облокотилась обеими руками о перила и, слегка перегнувшись, посмотрела на воду. Мимо неспешно проплывали, иногда прокручиваясь вокруг своей оси, сорванные ветром листья.
Только отсюда я могла спокойно смотреть на своё отражение. Там, внизу, в подёрнутой рябью воде прорисовывался контур, общие очертания, но деталей было не разглядеть. И потому казалось, что с моста на реку смотрит обыкновенная женщина с обыкновенной внешностью. Было невидно, что нижняя челюсть у неё выдаётся вперёд, между зубами щербинки, нос картошкой, а жидкие волосы с трудом прикрывают выступающие в стороны уши. Вроде бы никакой патологии и нет, а общая картина пугающая.
Так что криворукий строитель – далеко не первый, кто ожидает от меня дурного глаза и даже тёмного колдовства. Вот только, в отличие от настоящих ведьм, каковых в нашем королевстве не так уж мало, мне устроиться в этой жизни совсем не просто. Потому что никто не желает терпеть рядом с собой такое уродство. И предыдущая моя работа, проектирование первого в городе четырёхэтажного здания, - случайное исключение из общего правила.
Я извлекла из сумки конверт, вытащила на свет купюры (крепко держа, чтобы не унесло ветром) и пересчитала. Вышло даже не за шесть дней, а за семь, полную неделю. Дорон постарался. Что ж, спасибо ему за это. Потому что дома у меня лежит немногим больше. На то, чтобы внести ближайшую плату за жильё, хватит. Немного на еду тоже останется. А дальше… Если в самом скором времени не найду работу, окажусь на улице без средств к существованию. И даже нищенствованием заработать не смогу: моя внешность обычно способствует чувству скорее неприязни, нежели жалости.
Так было не всегда, но за долгие годы я привыкла к тому лицу, которое смотрело на меня из зеркала. Привыкла к морщащимся и кривящим губы людям. Скорее меня удивляла реакция таких, как Дорон. Она была неожиданной.
Спрятав деньги обратно в сумку, снова посмотрела на воду. Прыгнуть, что ли?.. Впрочем, это я так, несерьёзно. Поживём ещё. Прыгнуть всегда успею – если совсем никакого выхода не останется.
Оттолкнулась от перил и побрела по мосту вниз к своей, западной, части города. Домой не спешила: мне сейчас вообще торопиться некуда. Вместо этого села на скамейку в одном из своих любимых скверов, достала припасённую заранее булку и принялась кормить голубей. Они привычно слетелись, стоило мне занять давно облюбованное место.
Скорее механическими, чем продуманными, движениями стала разбрасывать в разные стороны куски булки. Нельзя сказать, будто я была погружена в раздумья. Голова, напротив, казалась пустой, будто грустные мысли не могли проникнуть сквозь инстинктивно выдвинутый барьер. Зато эмоции не покидали ни на секунду. Вот только нестабильное душевное состояние напоминало огромный маятник, который методично отшвыривал меня то к меланхолии, то к нецензурщине.
Последние кусочки раскрошившейся булки я забросила подальше, воробьям, которым не удалось пробиться мимо более крупных птиц в хлебные (в прямом и переносном смысле) места. Потом встала, отряхнула платье и, перекинув сумку через плечо, продолжила неспешно двигаться в сторону дома.
Я уже вышла из сквера, но всё ещё шагала вдоль огораживавшего его забора, когда увидела пса. Крупный, лохматый, со свалявшейся светлой шерстью, он смотрел на меня, одиноко стоя на пустой улице. Никакого намёка на ошейник. В глазах – доверие с лёгкой примесью испуга. И тоска. Вот такая гремучая смесь.
Приблизившись, я замерла на месте и осторожно, стараясь не спугнуть, вытянула к псу руку. Сперва он потянулся ко мне, но страх перевесил. Прижал уши, опустил хвост и немного попятился. Но не убежал. И продолжал внимательно смотреть.
Я присела на корточки и заговорила, стараясь, чтобы голос звучал дружелюбно и успокаивающе.
- Ну, что ты? Иди сюда, иди. Я тебя не обижу, честно. Просто поглажу.
Собачий хвост принял прежнее положение, уши приподнялись, и пёс постепенно, шажочек за шажочком, двинулся ко мне. При этом он потешно вытягивал голову вперёд, с любопытством принюхиваясь. Я снова рискнула вытянуть руку, и вскоре ладонь коснулась нечёсаной, но всё равно приятной на ощупь шерсти.
- Накормить мне тебя, к сожалению, нечем, - покаялась я. – Вот, последний хлеб раздала.
Я вздохнула, пёс тоже погрустнел, как будто понял. Но уходить и не думал. Я почесала его между ушами, и он довольно поднял голову повыше.
- Не повезло тебе, да? – понимающе хмыкнув, спросила я. – Был бы ты породистый, с родословной, - и любой богач за тебя бы с радостью кучу денег выложил. А так никому ты не нужен. Приходится болтаться по улицам и скверам в поисках еды.
Пёс лёг и опустил голову на передние лапы. Вряд ли он понимал, что я говорю, но воспринимал слова благосклонно, реагируя не на содержание, а на интонации. Ему уже явно было комфортно в моём обществе. Я продолжила его гладить.
- И никому не интересно, что ты ласковый, и преданный, и умный. Не подпадаешь под принятые рамки – и всё, до свидания.
Я вздохнула. Ещё немного молча потрепала пса по густой шерсти. Потом встала, устав сидеть на корточках. «Ну что ж, пока? Удачи тебе!» - собиралась сказать я. Но взгляд пса наполнился такой неизбывной тоской, что слова застряли в горле.
- Ну что… Пойдём со мной? – предложила я, понимая, что совершаю огромную ошибку, что нельзя брать на себя ответственность за кого-то другого, когда сама не знаешь, что будет с тобой завтра. Я это понимала, но всё равно точно знала, как поступлю. А пёс обнадёженно приподнял уши. – У меня дома есть еда, вода и мягкая подстилка, - сообщила я. – Правда, через пару недель я могу оказаться на улице, и ты вместе со мной. Будем тогда вместе просить милостыню.
Пёс, нисколько не расстроенный такой перспективой, потрусил за мной, виляя хвостом.
Добравшись до дома, я первым делом его накормила, и в процессе смогла оценить, насколько бедолага был голоден. Затем настало время решать следующую проблему: собаку следовало помыть. Однако пускать пса в собственную ванну я не желала, и потому, недолго думая, выставила на улицу возле входа лохань, натаскала воды, и уж потом устроила водные процедуры. Пёс оказался от них не в восторге, но всё-таки в лохань влез и в целом вёл себя довольно послушно.
- Дана!
Услышав оклик, я подняла голову. Лилах, соседка, с которой у меня сложились неплохие отношения, стояла на балконе второго этажа дома напротив. Учитывая, что улочки в этой части города были узкие, жители переговаривались с такого расстояния без особого труда.
- А почему ты дома? – спросила Лилах после того, как я приветственно помахала ей рукой. Помахала и вернулась к своему занятию: каким бы покладистым ни был пёс, чрезмерно испытывать его терпение всё же не стоило. – Ты ведь вроде бы устроилась на работу на Острове?
- Не на Острове, просто в восточной части, - машинально поправила я. – Впрочем, уже неважно. Я там больше не работаю.
- А-а-а… - Лилах, похоже, сперва собиралась спросить о подробностях, но потом передумала. Догадаться о причине моего увольнения было несложно. – А что это за собака? – вместо этого поинтересовалась она.
- Моя, - с непонятно откуда взявшимся вызовом ответила я, ненадолго прерывая процесс помывки.
- М-м-м. Понятно, - кивнула соседка, с любопытством оглядывая пса. – А как её зовут?
- Э… Не знаю, - призналась я, испытывая при этом некоторую неловкость.
- Понятно, - повторила Лилах. Ещё немного понаблюдала за нашим с псом занятием, после чего задумчиво изрекла: - У неё, наверное, вши… то есть, эти… блохи?
- Наверное, - согласилась я. – Вот этим-то я как раз и занимаюсь.
- Угу.
Из квартиры соседки раздался громкий вопль:
- МАМА!
Я в первый момент подпрыгнула, хватаясь за сердце, но Лилах лишь повернула голову к балконной двери, демонстрируя чудеса спокойствия. Продолжение не заставило себя ждать.
- Идём играть! – требовательно произнёс детский голос.
- Ноам, я разговариваю! – откликнулась соседка.
Однако она явно не рассчитывала на спокойное продолжение беседы и оказалась права.
- Мама, идём играть СЕЙЧАС! – с настойчивой непосредственностью заявило чадо.
Лилах, у которой было двое детей, одному два, другому четыре, обречённо закатила глаза.
- Минуту, крокодилы! – крикнула она и снова повернулась ко мне. – Я поговорю с Эялем. Вдруг у них будет пробегать какая-нибудь работа.
Я кивнула, хотя на положительный результат не рассчитывала. Эяль, муж Лилах, служил в мэрии, и теоретически действительно мог бы помочь архитектору с трудоустройством. Но у меня случай особый. В прошлом Эяль уже пытался мне посодействовать, и ничего из этой попытки не вышло.
