Видимо, это был как раз один из тех случаев, в которых отказ невозможен в принципе. Пообещав скоро вернуться, он отправился вместе с распорядителем к тёмно-бордовой портьере, скрывавшей одну из боковых дверей.
Оставшись в одиночестве, я приблизилась к северной стене зала, чтобы получше рассмотреть висевшие на ней картины.
- И что только такое убожество здесь делает? – прозвучал за спиной неприятный женский голос.
Я вздрогнула от неожиданности. Похоже, обладательница голоса специально выжидала удобный момент, чтобы подловить меня вот так, неподготовленной. Однако секунду спустя мои плечи привычно для подобных случаев распрямились, а спина словно затвердела.
- Такие гости - просто позор для королевского рода, - продолжала женщина. – Вероятно, это недосмотр кого-то из подчинённых. На месте его высочества я бы велела ей покинуть дворец.
- Полагаю, принц именно так и поступит, едва появится, - подхватил другой голос.
Я всё-таки обернулась. Медленно, стараясь сохранять чувство собственного достоинства. За моей спиной обнаружились три молодые женщины, по всей видимости, подруги, хотя не исключено, что дружили они исключительно против меня. Та, что стояла посередине, обладательница каштановых волос и несколько полноватых, на мой вкус, губ, заговорила, и я без труда узнала первый из услышанных голосов.
- Очень на это надеюсь. Такому уродству не место на празднестве. В самом деле, мы же не на одном из этих ужасных балов в опере, куда пускают кого попало.
Несмотря на напряжённость момента, я сделала в памяти зарубку: по-видимому, в здании столичной оперы проводятся балы, и атмосфера там может оказаться значительно более приятной, чем во дворце.
Видя, что я смотрю ей прямо в глаза, женщина всё-таки замолчала. Смерив меня неприязненным, я бы даже сказала больше – обличительным, взглядом, она развернулась и зашагала прочь. Подруги, как по команде, последовали её примеру.
Я повернулась на девяносто градусов, просто для того, чтобы смотреть в сторону, а не в спину светским нахалкам, способным изящным движением руки вылить на голову неподготовленного человека ведро помоев. Сильно пожалела о том, что не взяла в своё время предложенный лакеем бокал. Могла бы сейчас, по крайней мере, с силой сжать его ножку. Может, и переломила бы, зато с большей лёгкостью восстановила душевное равновесие.
- Не обращайте внимания.
Нет, всё-таки хорошо, что я отказалась от того злосчастного бокала. Если бы держала его сейчас в руке, наверняка бы пролила на себя вино от неожиданности. Услышанный голос тоже был незнакомым и тоже раздался из-за спины. На сей раз я развернулась быстро. И увидела незнакомую женщину лет двадцати семи-тридцати, с приятным, хотя и, вне всяких сомнений, аристократическим лицом. Длинное синее платье, несимметричное сверху (широкая полоса ткани прикрывала только одно плечо), подчёркивало насыщенную синеву глаз; голову не хуже иной короны венчала сложная причёска, из которой искусный парикмахер позволил выпасть нескольким прядям.
- Кинерет Лирон, - представилась она, протягивая мне руку.
- Дана Ронен, - ответила я, благополучно скрывая испытанное удивление.
- Это, конечно же, не моё дело, - Кинерет направилась к паре стульев, стоявших чуть в стороне от других, - но вам действительно не стоит расстраиваться из-за подобных выпадов.
Ответ «Я вовсе не расстраиваюсь» уже вертелся на языке, но почему-то вместо этого я более искренне проговорила:
- Это правда, но, к сожалению, в теории последовать вашему совету легче, чем на практике.
- О, я прекрасно это знаю! – улыбнулась она. – И не понаслышке. Поверьте, здесь, в высшем свете, нет человека, которому не пришлось бы столкнуться со сплетнями, наговорами и обвинениями в свой адрес. Но в данном конкретном случае вам просто имеет смысл посмотреть на ситуацию с другой стороны. Подумайте о мотивах. Почему Тали Атиас стала обсуждать вашу внешность?
Я внутренне сжалась, не желая озвучивать что-то вроде: «Потому что моя внешность слишком выделяется на общем фоне».
- Она сказала то, что думала, - более окольным путём сформулировала свою мысль я.
- Вы концентрируетесь не на том, - покачала головой моя новая знакомая. – Зачем она вообще решила об этом говорить? В высшем обществе – да и не только здесь – большинство людей сосредоточены на себе. По большому счёту, им нет никакого дела до того, кто и как вокруг выглядит. А Тали Атиас с вами даже не знакома. По-хорошему, до ваших внешних данных ей не должно быть ровным счётом никакого дела.
- И почему же тогда она об этом заговорила?
Мне уже и самой стало интересно, но я никак не могла понять, к чему клонит Кинерет.
- Причина одна – зависть, - многозначительно улыбнулась та.
- Зависть? – Я натужно рассмеялась. – Чему она может завидовать? – Должно быть, красавица-аристократка просто судила по себе и не учла всех существующих между нами различий. – Она красива, я нет. У неё высокое положение в обществе, у меня – никакого. Я не в курсе её материального положения, но наверняка денежные вопросы решены для неё на всю жизнь. Я же полностью завишу от жалованья. И где тут повод для зависти?
Я подняла глаза на Кинерет, убеждённая в том, что окончательно и бесповоротно разгромила её позицию своими аргументами. Но, к своему удивлению, наткнулась на весёлый и чуть загадочный взгляд.
- Вы мыслите не в том направлении, - усмехнулась она.
- И в каком же надо мыслить?
- Подумайте о том, с кем вы пришли.
Потребовалась пара секунд, чтобы я поняла, на что она намекает.
- Итай Брик, - подмигнула Кинерет. – Один из величайших художников современности. При этом достаточно молод, чертовски красив и - самое главное - холост! Правда, происхождение у него не благородное, но учитывая все прочие достоинства, это не имеет значения даже для такой…гордой дамы, как Тали. Для многих присутствующих здесь девушек Брик – идеальный жених. И пришёл он с вами! Как вы думаете, скажет вам кто-нибудь за это спасибо?
Девушка тихонько рассмеялась, из чего можно было с высокой степенью вероятности заключить: сама она на гордое звание невесты омана не претендует.
- Да я же просто его ассистентка! – Я сообразила, что, в стремлении расставить все точки над i, говорю слишком громко, и понизила голос. – Причём же тут жених?
- Да? – хмыкнула Кинерет, которую моё откровение ни капли не сбило. Кажется, оно и откровением для неё не явилось. Если вдуматься, неудивительно, ведь мой статус несложно было определить хотя бы по одежде. – А со стороны складывается впечатление, что он вас опекает, даже заботится.
Я собиралась ответить, но тут церемониймейстер стукнул посохом по мраморному полу. Музыка, как выяснилось, смолкла ещё раньше, теперь же разом стих и шум разговоров. Ещё два громких стука сотрясли зал, после чего церемониймейстер торжественно провозгласил:
- Его королевское высочество Мааян Насих, наследный принц Мамлахи!
Дамы замерли в реверансах, кавалеры в поклонах.
Принц прошёл в зал быстрым шагом, с прямой спиной и гордо поднятой головой, но без каких бы то ни было церемоний. Ни тебе напыщенной свиты, ни элегантных вытанцовываний, ни продолжительных расшаркиваний со знатными гостями. Просто прошёл к предназначенному ему трону. Правда, почему-то не сел, а встал перед ним. Одежда наследника также вычурностью не отличалась: чёрный костюм (правда, совершенно иного фасона и кроя, чем у распорядителя), высокое горло, широкие манжеты. Крупный орден в форме звезды на груди – единственное украшение, если, конечно, его можно так назвать.
Мы с Кинерет, разумеется, успели подняться со стульев и, как все дамы, присесть в приветственном реверансе (у меня он, правда, получился из рук вон плохо, да и узковатая юбка мешала, но, с другой стороны, кто на меня смотрит?). Теперь мы, тоже следуя общей тенденции, постарались подойти поближе к возвышению, на котором стоял трон и – главное! – принц.
- Адоним и адониёт, я не стану отнимать много вашего времени. – Голос принца, довольно приятный, низкий и бархатный, звучал сейчас по-деловому. – Вы пришли на бал и, несомненно, не настроены слушать продолжительные речи. Надеюсь, вам понравится сегодняшний праздник. Веселитесь, танцуйте, вкушайте угощения и наслаждайтесь жизнью. Можете считать это официальным приказом; если понадобится, я даже подпишу соответствующую бумагу.
Со всех сторон послышались одобрительные смешки, а затем даже воспоследовали аплодисменты. Впрочем, особого удовольствия от всеобщего одобрения (весьма предсказуемого при его статусе) принц не выказал. С прежним спокойным видом поднял руку, давая понять, что ещё не закончил, и, когда в зале воцарилась относительная тишина, объявил:
- Я отниму лишь совсем немного вашего времени. Как, полагаю, известно большинству из вас, на сегодняшнем мероприятии присутствует несколько видных деятелей искусства – художники, скульпторы, мастера музыкальных инструментов. Их избранные работы вы можете увидеть в выставочном зале. Однако одну картину мой отец и я решили отметить особо. – Он повернул голову в сторону слуг, словно по команде (а скорее всего, вовсе не словно) вынесших на возвышение выставочный мольберт и принявшихся устанавливать его слева от трона. – Это работа «Туман на развалинах крепости» кисти омана Итая Брика.
Зал вновь зааплодировал, а принц опустился на трон, тем самым протранслировав, что его приветственную речь можно считать оконченной.
Я стала озираться в поисках Итая, но вместо этого заметила в гуще гостей лицо другого художника. Дов Вайн, не отрываясь, смотрел на водружённую на возвышении картину. Глаза его выражали целую гамму эмоций – от недоверия до возмущения и даже ненависти.
- А вот опять она! Всё-таки не стала уходить, позволила принцу себя увидеть! – раздался за спиной уже знакомый женский голос.
Не настроенная более на проявление терпимости, я резко развернулась. Всё та же… - как Кинерет её назвала? - … Тали Атиас с одной из подружек. Вторую, не иначе, потеряла где-то в толпе.
- Да что ты, принц в её сторону даже не посмотрел! – уверенно отозвалась та.
- Ты права, - согласилась Тали. – Иначе он уже приказал бы прогнать её вон.
- Адонит, вы что-нибудь ещё хотите мне сказать? – едко осведомилась я, прищурив глаза.
Девица вздёрнула подбородок, кажется, весьма довольная тем, что я отреагировала на выпад, и готовая, в свою очередь, излить на мою голову хоть тысячу обидных слов. Однако ответить она не успела.
- Адонит Атиас, вы нанесли геверет Дане Ронен публичное оскорбление. Как её сопровождающий, несущий за неё ответственность на этом балу, я вправе требовать сатисфакции. И я её требую.
Конечно же, мне было невероятно приятно заступничество Итая, в то время как Тали оно, напротив, раздосадовало. (Кинерет, стоит ли уточнять, отреагировала на слова омана удовлетворённым кивком и весьма многозначительной улыбкой, брошенной мне вскользь). Тем не менее, мы с обидчицей были единодушны в том удивлении, которое вызвало в наших умах упоминание сатисфакции. Грубо говоря, художник говорил о дуэли. Но о какой дуэли может идти речь, когда оскорбление нанесено женщиной? Не станет же он драться с Тали! Потому женщины высшего света и ведут себя значительно свободнее, чем мужчины, меньше следя за словами. Их никто не может всерьёз призвать к ответу. Так думала не только я, но и адонит Атиас. Или мы ошибались?..
- О чём вы говорите, оман? – Моя обидчица попыталась изобразить на лице улыбку, которая, впрочем, вышла довольно-таки блёклой.
- Я говорю о том, - Итай остановился, поравнявшись со мной, - что оскорбление не может оставаться безнаказанным. Согласно дуэльному кодексу, в случае, если оскорбление нанесено женщиной, представитель оскорблённой стороны вправе бросить вызов мужчине, ответственному за обидчицу. То есть её сопровождающему, либо близкому родственнику, как-то: мужу, отцу, старшему или младшему, но совершеннолетнему, брату, отчиму, дяде. В данном случае, насколько я понимаю, это будет ваш брат, Габриэль Атиас, присутствующий на сегодняшнем балу?
Зрители, уже успевшие собраться на это представление, зашушукались. В скором времени к нам приблизился молодой человек, насколько я могла судить, более-менее ровесник Тали, ещё не до конца понимающий, что происходит (по-видимому, его успели просветить лишь в общих чертах), но чувствующий себя несомненно неловко.
- Вы что-то путаете, адон Брик, - возразила Тали, но тон её был теперь гораздо менее уверенным, чем прежде.
Свидетели конфликта всё громче спорили между собой. Одни утверждали, что сказанное оманом нелепо, несправедливо и попросту не соответствует действительности. Другие, напротив, заявляли, что он абсолютно прав, а некоторых дам давно пора бы приструнить. Наконец, кто-то высказал свежую мысль: пусть спорщиков рассудит принц.
Не скрою, я ожидала, что этого оригинала засмеют, но окружающие, напротив, восприняли его предложение с энтузиазмом. Заинтересованные стороны также не стали возражать. Брик бесстрастно проследовал за любопытствующими в направлении возвышения, я постаралась не отставать.
К тому моменту, как мы добрались до места, принц уже был осведомлен о случившемся.
- Что ж, если стороны того желают, я готов их рассудить, - сказал он, выслушав, видимо, не первый тихий доклад.
Пристальный взгляд немолодых глаз на молодом лице быстро и без особого интереса скользнул по Тали, лишь немногим дольше задержался на омане и переключился на меня. Я внутренне сжалась: внимание особы королевской крови – это последнее, к чему я стремилась в своей жизни. Мааян Насих оглядел меня, кажется, с головы до ног. Не поморщился (на его лице вообще не дрогнул ни один мускул), а затем повернулся чуть в сторону, встретившись глазами с Итаем.
- Адон Брик всё сказал верно, - во всеуслышание объявил принц. – Дуэльный кодекс действительно предусматривает требование сатисфакции в ситуации, когда оскорбление нанесено женщиной. И в случае, если сопровождающий или опекун откажется от поединка, сторона, бросившая вызов, автоматически считается правой. На вторую же сторону ложится несмываемый позор.
Итай жёстко и, как мне показалось, немного насмешливо посмотрел на брата Тали Атиас. Тот явно робел, а сама Тали начисто растеряла весь свой апломб.
- Оскорбление действительно было нанесено, - продолжал Насих, не проявляя к Атиасам видимого сострадания. – Тому есть многочисленные свидетели. Оскорбление – серьёзное, и никаких смягчающих обстоятельств я не вижу. Спутница омана ничем не заслужила унизительных комментариев, прозвучавших в её адрес. Кроме того, я бы рекомендовал адонит Атиас не делать более утверждений касательно моих будущих действий либо будущих действий членов моей семьи. Ваши шансы предугадать их не слишком высоки.
Теперь Тали была буквально готова провалиться сквозь землю. Итай, впрочем, сим фактом не упивался, главным образом выжидательно глядя на её брата. Последний заметно побледнел и, думаю, не от едких слов принца, а от страха перед предстоящим поединком. Раньше бы я удивилась: неужели так страшен в бою художник? Но, успев увидеть омана в деле, теперь понимала: да, страшен. И, вероятнее всего, молодому и не слишком опытному Атиасу его не одолеть.
- Тем не менее, - продолжил Насих, - учитывая, что это первый конфликт между сторонами, я рекомендую на сей раз обойтись извинениями.
Оставшись в одиночестве, я приблизилась к северной стене зала, чтобы получше рассмотреть висевшие на ней картины.
- И что только такое убожество здесь делает? – прозвучал за спиной неприятный женский голос.
Я вздрогнула от неожиданности. Похоже, обладательница голоса специально выжидала удобный момент, чтобы подловить меня вот так, неподготовленной. Однако секунду спустя мои плечи привычно для подобных случаев распрямились, а спина словно затвердела.
- Такие гости - просто позор для королевского рода, - продолжала женщина. – Вероятно, это недосмотр кого-то из подчинённых. На месте его высочества я бы велела ей покинуть дворец.
- Полагаю, принц именно так и поступит, едва появится, - подхватил другой голос.
Я всё-таки обернулась. Медленно, стараясь сохранять чувство собственного достоинства. За моей спиной обнаружились три молодые женщины, по всей видимости, подруги, хотя не исключено, что дружили они исключительно против меня. Та, что стояла посередине, обладательница каштановых волос и несколько полноватых, на мой вкус, губ, заговорила, и я без труда узнала первый из услышанных голосов.
- Очень на это надеюсь. Такому уродству не место на празднестве. В самом деле, мы же не на одном из этих ужасных балов в опере, куда пускают кого попало.
Несмотря на напряжённость момента, я сделала в памяти зарубку: по-видимому, в здании столичной оперы проводятся балы, и атмосфера там может оказаться значительно более приятной, чем во дворце.
Видя, что я смотрю ей прямо в глаза, женщина всё-таки замолчала. Смерив меня неприязненным, я бы даже сказала больше – обличительным, взглядом, она развернулась и зашагала прочь. Подруги, как по команде, последовали её примеру.
Я повернулась на девяносто градусов, просто для того, чтобы смотреть в сторону, а не в спину светским нахалкам, способным изящным движением руки вылить на голову неподготовленного человека ведро помоев. Сильно пожалела о том, что не взяла в своё время предложенный лакеем бокал. Могла бы сейчас, по крайней мере, с силой сжать его ножку. Может, и переломила бы, зато с большей лёгкостью восстановила душевное равновесие.
- Не обращайте внимания.
Нет, всё-таки хорошо, что я отказалась от того злосчастного бокала. Если бы держала его сейчас в руке, наверняка бы пролила на себя вино от неожиданности. Услышанный голос тоже был незнакомым и тоже раздался из-за спины. На сей раз я развернулась быстро. И увидела незнакомую женщину лет двадцати семи-тридцати, с приятным, хотя и, вне всяких сомнений, аристократическим лицом. Длинное синее платье, несимметричное сверху (широкая полоса ткани прикрывала только одно плечо), подчёркивало насыщенную синеву глаз; голову не хуже иной короны венчала сложная причёска, из которой искусный парикмахер позволил выпасть нескольким прядям.
- Кинерет Лирон, - представилась она, протягивая мне руку.
- Дана Ронен, - ответила я, благополучно скрывая испытанное удивление.
- Это, конечно же, не моё дело, - Кинерет направилась к паре стульев, стоявших чуть в стороне от других, - но вам действительно не стоит расстраиваться из-за подобных выпадов.
Ответ «Я вовсе не расстраиваюсь» уже вертелся на языке, но почему-то вместо этого я более искренне проговорила:
- Это правда, но, к сожалению, в теории последовать вашему совету легче, чем на практике.
- О, я прекрасно это знаю! – улыбнулась она. – И не понаслышке. Поверьте, здесь, в высшем свете, нет человека, которому не пришлось бы столкнуться со сплетнями, наговорами и обвинениями в свой адрес. Но в данном конкретном случае вам просто имеет смысл посмотреть на ситуацию с другой стороны. Подумайте о мотивах. Почему Тали Атиас стала обсуждать вашу внешность?
Я внутренне сжалась, не желая озвучивать что-то вроде: «Потому что моя внешность слишком выделяется на общем фоне».
- Она сказала то, что думала, - более окольным путём сформулировала свою мысль я.
- Вы концентрируетесь не на том, - покачала головой моя новая знакомая. – Зачем она вообще решила об этом говорить? В высшем обществе – да и не только здесь – большинство людей сосредоточены на себе. По большому счёту, им нет никакого дела до того, кто и как вокруг выглядит. А Тали Атиас с вами даже не знакома. По-хорошему, до ваших внешних данных ей не должно быть ровным счётом никакого дела.
- И почему же тогда она об этом заговорила?
Мне уже и самой стало интересно, но я никак не могла понять, к чему клонит Кинерет.
- Причина одна – зависть, - многозначительно улыбнулась та.
- Зависть? – Я натужно рассмеялась. – Чему она может завидовать? – Должно быть, красавица-аристократка просто судила по себе и не учла всех существующих между нами различий. – Она красива, я нет. У неё высокое положение в обществе, у меня – никакого. Я не в курсе её материального положения, но наверняка денежные вопросы решены для неё на всю жизнь. Я же полностью завишу от жалованья. И где тут повод для зависти?
Я подняла глаза на Кинерет, убеждённая в том, что окончательно и бесповоротно разгромила её позицию своими аргументами. Но, к своему удивлению, наткнулась на весёлый и чуть загадочный взгляд.
- Вы мыслите не в том направлении, - усмехнулась она.
- И в каком же надо мыслить?
- Подумайте о том, с кем вы пришли.
Потребовалась пара секунд, чтобы я поняла, на что она намекает.
- Итай Брик, - подмигнула Кинерет. – Один из величайших художников современности. При этом достаточно молод, чертовски красив и - самое главное - холост! Правда, происхождение у него не благородное, но учитывая все прочие достоинства, это не имеет значения даже для такой…гордой дамы, как Тали. Для многих присутствующих здесь девушек Брик – идеальный жених. И пришёл он с вами! Как вы думаете, скажет вам кто-нибудь за это спасибо?
Девушка тихонько рассмеялась, из чего можно было с высокой степенью вероятности заключить: сама она на гордое звание невесты омана не претендует.
- Да я же просто его ассистентка! – Я сообразила, что, в стремлении расставить все точки над i, говорю слишком громко, и понизила голос. – Причём же тут жених?
- Да? – хмыкнула Кинерет, которую моё откровение ни капли не сбило. Кажется, оно и откровением для неё не явилось. Если вдуматься, неудивительно, ведь мой статус несложно было определить хотя бы по одежде. – А со стороны складывается впечатление, что он вас опекает, даже заботится.
Я собиралась ответить, но тут церемониймейстер стукнул посохом по мраморному полу. Музыка, как выяснилось, смолкла ещё раньше, теперь же разом стих и шум разговоров. Ещё два громких стука сотрясли зал, после чего церемониймейстер торжественно провозгласил:
- Его королевское высочество Мааян Насих, наследный принц Мамлахи!
Дамы замерли в реверансах, кавалеры в поклонах.
Принц прошёл в зал быстрым шагом, с прямой спиной и гордо поднятой головой, но без каких бы то ни было церемоний. Ни тебе напыщенной свиты, ни элегантных вытанцовываний, ни продолжительных расшаркиваний со знатными гостями. Просто прошёл к предназначенному ему трону. Правда, почему-то не сел, а встал перед ним. Одежда наследника также вычурностью не отличалась: чёрный костюм (правда, совершенно иного фасона и кроя, чем у распорядителя), высокое горло, широкие манжеты. Крупный орден в форме звезды на груди – единственное украшение, если, конечно, его можно так назвать.
Мы с Кинерет, разумеется, успели подняться со стульев и, как все дамы, присесть в приветственном реверансе (у меня он, правда, получился из рук вон плохо, да и узковатая юбка мешала, но, с другой стороны, кто на меня смотрит?). Теперь мы, тоже следуя общей тенденции, постарались подойти поближе к возвышению, на котором стоял трон и – главное! – принц.
- Адоним и адониёт, я не стану отнимать много вашего времени. – Голос принца, довольно приятный, низкий и бархатный, звучал сейчас по-деловому. – Вы пришли на бал и, несомненно, не настроены слушать продолжительные речи. Надеюсь, вам понравится сегодняшний праздник. Веселитесь, танцуйте, вкушайте угощения и наслаждайтесь жизнью. Можете считать это официальным приказом; если понадобится, я даже подпишу соответствующую бумагу.
Со всех сторон послышались одобрительные смешки, а затем даже воспоследовали аплодисменты. Впрочем, особого удовольствия от всеобщего одобрения (весьма предсказуемого при его статусе) принц не выказал. С прежним спокойным видом поднял руку, давая понять, что ещё не закончил, и, когда в зале воцарилась относительная тишина, объявил:
- Я отниму лишь совсем немного вашего времени. Как, полагаю, известно большинству из вас, на сегодняшнем мероприятии присутствует несколько видных деятелей искусства – художники, скульпторы, мастера музыкальных инструментов. Их избранные работы вы можете увидеть в выставочном зале. Однако одну картину мой отец и я решили отметить особо. – Он повернул голову в сторону слуг, словно по команде (а скорее всего, вовсе не словно) вынесших на возвышение выставочный мольберт и принявшихся устанавливать его слева от трона. – Это работа «Туман на развалинах крепости» кисти омана Итая Брика.
Зал вновь зааплодировал, а принц опустился на трон, тем самым протранслировав, что его приветственную речь можно считать оконченной.
Я стала озираться в поисках Итая, но вместо этого заметила в гуще гостей лицо другого художника. Дов Вайн, не отрываясь, смотрел на водружённую на возвышении картину. Глаза его выражали целую гамму эмоций – от недоверия до возмущения и даже ненависти.
- А вот опять она! Всё-таки не стала уходить, позволила принцу себя увидеть! – раздался за спиной уже знакомый женский голос.
Не настроенная более на проявление терпимости, я резко развернулась. Всё та же… - как Кинерет её назвала? - … Тали Атиас с одной из подружек. Вторую, не иначе, потеряла где-то в толпе.
- Да что ты, принц в её сторону даже не посмотрел! – уверенно отозвалась та.
- Ты права, - согласилась Тали. – Иначе он уже приказал бы прогнать её вон.
- Адонит, вы что-нибудь ещё хотите мне сказать? – едко осведомилась я, прищурив глаза.
Девица вздёрнула подбородок, кажется, весьма довольная тем, что я отреагировала на выпад, и готовая, в свою очередь, излить на мою голову хоть тысячу обидных слов. Однако ответить она не успела.
- Адонит Атиас, вы нанесли геверет Дане Ронен публичное оскорбление. Как её сопровождающий, несущий за неё ответственность на этом балу, я вправе требовать сатисфакции. И я её требую.
Конечно же, мне было невероятно приятно заступничество Итая, в то время как Тали оно, напротив, раздосадовало. (Кинерет, стоит ли уточнять, отреагировала на слова омана удовлетворённым кивком и весьма многозначительной улыбкой, брошенной мне вскользь). Тем не менее, мы с обидчицей были единодушны в том удивлении, которое вызвало в наших умах упоминание сатисфакции. Грубо говоря, художник говорил о дуэли. Но о какой дуэли может идти речь, когда оскорбление нанесено женщиной? Не станет же он драться с Тали! Потому женщины высшего света и ведут себя значительно свободнее, чем мужчины, меньше следя за словами. Их никто не может всерьёз призвать к ответу. Так думала не только я, но и адонит Атиас. Или мы ошибались?..
- О чём вы говорите, оман? – Моя обидчица попыталась изобразить на лице улыбку, которая, впрочем, вышла довольно-таки блёклой.
- Я говорю о том, - Итай остановился, поравнявшись со мной, - что оскорбление не может оставаться безнаказанным. Согласно дуэльному кодексу, в случае, если оскорбление нанесено женщиной, представитель оскорблённой стороны вправе бросить вызов мужчине, ответственному за обидчицу. То есть её сопровождающему, либо близкому родственнику, как-то: мужу, отцу, старшему или младшему, но совершеннолетнему, брату, отчиму, дяде. В данном случае, насколько я понимаю, это будет ваш брат, Габриэль Атиас, присутствующий на сегодняшнем балу?
Зрители, уже успевшие собраться на это представление, зашушукались. В скором времени к нам приблизился молодой человек, насколько я могла судить, более-менее ровесник Тали, ещё не до конца понимающий, что происходит (по-видимому, его успели просветить лишь в общих чертах), но чувствующий себя несомненно неловко.
- Вы что-то путаете, адон Брик, - возразила Тали, но тон её был теперь гораздо менее уверенным, чем прежде.
Свидетели конфликта всё громче спорили между собой. Одни утверждали, что сказанное оманом нелепо, несправедливо и попросту не соответствует действительности. Другие, напротив, заявляли, что он абсолютно прав, а некоторых дам давно пора бы приструнить. Наконец, кто-то высказал свежую мысль: пусть спорщиков рассудит принц.
Не скрою, я ожидала, что этого оригинала засмеют, но окружающие, напротив, восприняли его предложение с энтузиазмом. Заинтересованные стороны также не стали возражать. Брик бесстрастно проследовал за любопытствующими в направлении возвышения, я постаралась не отставать.
К тому моменту, как мы добрались до места, принц уже был осведомлен о случившемся.
- Что ж, если стороны того желают, я готов их рассудить, - сказал он, выслушав, видимо, не первый тихий доклад.
Пристальный взгляд немолодых глаз на молодом лице быстро и без особого интереса скользнул по Тали, лишь немногим дольше задержался на омане и переключился на меня. Я внутренне сжалась: внимание особы королевской крови – это последнее, к чему я стремилась в своей жизни. Мааян Насих оглядел меня, кажется, с головы до ног. Не поморщился (на его лице вообще не дрогнул ни один мускул), а затем повернулся чуть в сторону, встретившись глазами с Итаем.
- Адон Брик всё сказал верно, - во всеуслышание объявил принц. – Дуэльный кодекс действительно предусматривает требование сатисфакции в ситуации, когда оскорбление нанесено женщиной. И в случае, если сопровождающий или опекун откажется от поединка, сторона, бросившая вызов, автоматически считается правой. На вторую же сторону ложится несмываемый позор.
Итай жёстко и, как мне показалось, немного насмешливо посмотрел на брата Тали Атиас. Тот явно робел, а сама Тали начисто растеряла весь свой апломб.
- Оскорбление действительно было нанесено, - продолжал Насих, не проявляя к Атиасам видимого сострадания. – Тому есть многочисленные свидетели. Оскорбление – серьёзное, и никаких смягчающих обстоятельств я не вижу. Спутница омана ничем не заслужила унизительных комментариев, прозвучавших в её адрес. Кроме того, я бы рекомендовал адонит Атиас не делать более утверждений касательно моих будущих действий либо будущих действий членов моей семьи. Ваши шансы предугадать их не слишком высоки.
Теперь Тали была буквально готова провалиться сквозь землю. Итай, впрочем, сим фактом не упивался, главным образом выжидательно глядя на её брата. Последний заметно побледнел и, думаю, не от едких слов принца, а от страха перед предстоящим поединком. Раньше бы я удивилась: неужели так страшен в бою художник? Но, успев увидеть омана в деле, теперь понимала: да, страшен. И, вероятнее всего, молодому и не слишком опытному Атиасу его не одолеть.
- Тем не менее, - продолжил Насих, - учитывая, что это первый конфликт между сторонами, я рекомендую на сей раз обойтись извинениями.
