Из квартиры внезапно раздался громкий звук бьющегося стекла. А затем невинный детский голос констатировал:
- Ой. Упало.
Лилах на секунду сжала зубы, округлила глаза и вытянула вперёд руки с согнутыми пальцами, изображая страшное чудовище, готовое кого-нибудь покалечить, после чего со страдальческим «Иду!» скрылась в доме.
Удивительно, но кое-какой результат у обращения к Эялю всё-таки был. Мне предложили прийти на так называемый испытательный день в дом главы гильдии гончаров. Правда, требовался им не архитектор, а секретарь. Но с момента увольнения прошло два дня, других предложений пока не поступало, а найти источник заработка требовалось срочно. Так что я пошла.
Главу гильдии я лицезрела не более двух минут. Это был статный, солидный мужчина лет сорока на вид. Полагаю, в действительности ему было больше, поскольку так рано на подобную должность обычно не пробиваются. Вежливо со мной поздоровавшись, он направился по своим делам. Меня же препоручили Хане, полной женщине, по возрасту годившейся мне в матери. Она показала, в чём будет заключаться суть моей работы, и в течение восьми часов я честно вникала в списки товаров, имена купцов и названия крупных лавок.
Ближе к вечеру Хана, и правда отнесшаяся ко мне немного по-матерински, подошла к моему столу, вся сияющая, и сообщила, что меня приняли на работу.
- Это глава гильдии сказал? – спросила я, обрадованная и удивлённая одновременно.
Хана покачала головой.
- Его жена. Но здесь именно она всё решает, - доверительно добавила сотрудница, понизив голос.
Мне вспомнилась худая, ухоженная брюнетка с пронзительным взглядом, и вправду наблюдавшая за мной пару раз в течение дня. Её внимание заставляло чувствовать себя не в своей тарелке, и каждый раз я ждала заявления, что человеку с моей внешностью в таком уважаемом доме не место. Теперь же выяснялось, что именно ей я обязана шансом не умереть через пару недель с голоду.
- Здорово! – выдохнула я. – Но разве она видела хоть что-то из моей работы?
Наблюдать со стороны – это, конечно, хорошо, но в бумаги, с которыми я имела дело, жена главы гильдии не заглядывала.
- Это неважно, - дополнительно понизив голос, просветила меня Хана. – Главное, она видела тебя. Ты понимаешь, её совершенно не устраивает, чтобы рядом с её мужем крутились молодые вертихвостки с надутыми губками. Она предпочитает видеть здесь женщин постарше, вроде меня. А на должность секретаря никак никого подходящего не находила. А на тебя посмотрела – и прямо в восторг пришла!
Я не могла видеть себя со стороны, но, думаю, в тот момент краска отхлынула от моего лица. Стало быть, меня берут не за образование, гораздо более серьёзное, чем требуется для этой работы. Не за старательность, не за ум, не за полученные результаты. А за мою внешность, благодаря которой хозяину дома точно не придёт в голову крутить со мной шашни.
- Спасибо, Хана, - глухо сказала я, выходя из-за стола. – Передайте, пожалуйста, госпоже супруге главы гильдии, что я не смогу принять её щедрое предложение.
Ошарашенный взгляд Ханы сопровождал меня до дверей. Выйдя из здания, я быстро зашагала по улице, обхватив себя руками, несмотря на то, что холодно не было.
О своём импульсивном поступке я пожалела почти сразу, стоило двухэтажному дому главы гильдии остаться за спиной. Сначала пыталась отогнать угрызения совести, сосредоточившись на быстрой ходьбе и дующем в лицо ветре. Но это помогло лишь ненадолго: в скором времени невесёлые мысли достигли сознания. Итак, я только что своими руками лишила себя последнего, возможно, шанса обзавестись работой и сохранить жильё. Теперь пойду по миру сама, а заодно и пёс, который имел глупость довериться моим заботам. И всё потому, что я не сумела вовремя сдержать дурацкую, совершенно не уместную гордость. Радоваться надо было! Всегда моя внешность при устройстве на работу мешала, а тут вдруг сыграла на пользу. А я не оценила.
Вернувшись домой, я зарыла лицо в густую шерсть своего пса и долго плакала. Вариантов, которые предстояло проверить, оставалось всё меньше, а время очередного взноса платы за жильё неотвратимо приближалось.
На следующий день я вновь отправилась на поиски работы, и всё прошло, как обычно. В том смысле, что в обоих местах, куда я сунулась, мне отказали сразу, едва взглянув на моё лицо. К подобному я привыкла и, возможно, не слишком бы расстраивалась, но перспектива оказаться на улице не радовала совсем. Тот единственный проект, на который меня благополучно взяли по окончании обучения, был столь же благополучно завершён несколько месяцев назад, и от заработанных тогда денег почти ничего не осталось.
Поэтому я шла по узкой мостовой, мимо лавок, жилых домов и призывно распахнувших двери мастерских, и думала только об одном – хоть бы найти работу! Невольно косилась на сидящих у дороги нищих, примеривая их роль на себя. И вдруг один из них, мужчина в годах, неимоверно бледный, стал заваливаться набок.
Рациональное мышление стандартного обывателя советовало пройти мимо, но я невольно замешкалась и всё-таки спросила:
- Вам плохо?
«Сейчас, наверное, денег попросит, на поправку здоровья», - сразу же подумала я, но вместо этого нищий прохрипел:
- Лекарство! Мне нужно лекарство! Сердечные капли. Пожалуйста!
И опустил голову на булыжники, которыми был вымощен переулок.
Я огляделась. Лавка аптекаря была совсем рядом: перейти на другую сторону и миновать всего пару домов. Обыватель внутри меня всё ещё советовал отправиться прочь: людей кругом и без меня предостаточно, и денег у них куда как больше, но… Впечатление складывалось такое, что без лекарства нищий умрёт, а оставить человека умирать – это не то, что моя совесть с лёгкостью могла бы переварить. Я даже не считаю, что мой поступок был продиктован добротой. Просто я знала, что если пройду мимо, потом замучаю себя переживаниями. Поэтому можно считать, что к аптекарю я пошла, дабы предотвратить собственные душевные мучения. Кроме того, слишком уж живо мне недавно представлялась картинка, на которой я сама сижу на паперти с протянутой рукой.
Ладно, будем надеяться, что это лекарство не слишком дорогое. Сердечные капли – состав нередкий, такие обычно продавали по доступной цене.
Аптекарь выслушал меня с деловым видом и поставил передо мной две склянки. Одну снял с полки, другую вытащил из-под прилавка – видимо, уж очень ходовой был товар.
- Эти обычные, эти с магической составляющей, - объяснил он. – Магические эффективнее и действуют быстрее, но и стоят дороже.
Я вздохнула.
- Сколько?
- Эти пятьдесят медников, эти полтора сребра, - привычно отбарабанил аптекарь.
Выходит, магические втрое дороже. Ладно, всё равно эти деньги погоды не делают. Я указала на магические капли и потянулась за кошельком. Выбежав наружу, вручила лекарство с трудом приподнявшему голову нищему.
Тот выпил содержимое. Эффект проявился практически сразу. Лицо мужчины порозовело, глаза полноценно открылись, дыхание выровнялось. Он сел и улыбнулся мне благодарной улыбкой.
Ну, вот и хорошо. С этой мыслью я собиралась пойти своей дорогой, но нищий снова меня остановил.
- Спасибо, девонька! – сказал он, приложив руку к груди. – А не найдётся ли у тебя мелкая монетка?
От такой наглости у меня глаза полезли на лоб.
- Послушайте, а вам не кажется, что это чересчур? – поинтересовалась я, не скрывая своих эмоций.
- Самая маленькая, - просительно протянул нищий. – Один медник!
Я с шумом выдохнула, возведя очи к небу, достала кошелёк и, уж так и быть, вручила идущему на поправку маленькую красноватую монетку.
- Вот и хорошо, - широко улыбнулся он.
И что-то в этой улыбке мне не понравилось.
Между тем нищий потёр монету в ладонях, почти беззвучно шевеля губами. И снова поднял на меня довольный взгляд.
- За то, что ты не прошла мимо и помогла чужому человеку, твоё желание исполнится, - объявил он.
Я пару секунд постояла, прикидывая, сумасшедший это или просто издевается, а потом зашагала прочь. И лишь свернув за угол, сообразила, что было не так с его улыбкой. У мужчины были здоровые белоснежные зубы, совсем не характерные для человека его положения.
Назавтра я решила поспать подольше. Точнее, вообще не вылезать из кровати до тех пор, пока не почувствую такого желания. В конце концов, осталось мне недолго. Почему бы не насладиться в полной мере тем фактом, что в данный момент мне есть где спать и чем питаться? Можно валяться до полудня (благо пёс спит рядом и с утренней прогулкой не торопится), потом позавтракать и выйти поболтать с соседкой… И так лениво провести весь день. Уйти в запой – не для меня, в загул тоже, а так…уйду в засып. Хоть будет что вспомнить.
Однако осуществить этот во всех отношениях приятный план мне не дали. Около десяти часов утра в дверь постучали. К этому моменту я уже не спала, просто валялась в кровати. Так что, не мешкая, сунула ноги в тапочки и прошаркала открывать.
Мальчишка-посыльный вручил мне письмо и сразу же убежал, должно быть, поняв, что в этом квартале рассчитывать на чаевые не приходится. Разорвав конверт, я принялась читать. Послание оказалось от Дорона, и было коротким.
«Дана,
Есть для тебя хорошая работа. Отправляйся прямо сейчас по адресу: Остров, улица Цаярим 11. Наниматель – Итай Брик. Я замолвил за тебя словечко.
Дорон.»
Проморгавшись, я ещё раз пробежалась глазами по строкам. И ринулась одеваться. А затем, быстро выгуляв собаку, поспешила к ближайшему мосту, переводящему на восточный берег Маймы.
В послание Дорона до сих пор не верилось. И дело было не в том, что предполагаемое место работы располагалось на Острове. В конце концов, почему бы и нет? Немало проектов было сосредоточено именно там, ведь именно у тамошних жителей водились на такие проекты деньги. Нет, причина заключалась в личности работодателя. Итай Брик был очень известным художником, гордостью нашего города. Ещё бы, ведь его картины выставлялись на самых престижных выставках, а заказы он получал от самых что ни на есть знатных клиентов, по слухам, даже от самого короля.
Причём же тут архитектор, спросите вы? Всё дело в том, что Итай Брик был не просто художником, он был оманом. Оман – это художник, дар которого настолько силён, что носит магический характер. Проявляется это в том, что его работы в некотором смысле оживают, приобретая объём, осязаемость, даже запах. Конкретно в случае Брика речь шла о пейзажах, и в его картины можно было в буквальном смысле слова шагнуть. В результате человек оказывался в своего рода комнате, где всё вокруг выглядело и ощущалось точно так, как на картине. Ветер покачивал ветви деревьев, цветы по-настоящему благоухали, а капли дождя, по слухам, оставляли влажный след на подставленном им лице.
Для некоторых оманов подобное было редкостью, характеризующей лишь самые удачные из работ. Но в случае Брика этим магическим свойством обладало абсолютное большинство картин, независимо от того, были ли они нарисованы на стенах в домах его клиентов или же на полотнах, выставлявшихся на выставках.
Немаловажная деталь заключалась в том, что подобные работы были не только картинами, но и своего рода небольшими комнатками или садами (это уж как посмотреть). А потому нуждались в планировке, в точном расчёте пропорций, в схеме, которая учитывала бы как план художника, так и размеры полотна или помещения, на стене которого предстояло появиться произведению искусства. В противном случае существовал риск, что человек, вошедший в картину, вынужден будет, к примеру, стоять, пригнувшись, дабы не упереться головой (а то и плечами) в плывущие по небу облака. Именно по этой причине оманы, как правило, работали в паре с архитекторами. Правда, в такой паре первую скрипку, бесспорно, играл художник, архитектор же был скорее своеобразным квалифицированным помощником, нередко выполнявшим дополнительные поручения и всегда остававшимся на вторых ролях. Но вторая роль там, где первую играет оман, - это тоже весьма почётно. А самое главное в моём случае - это была работа, и работа по специальности. Не секретарём и не подмастерьем (а я от безысходности была уже готова на всё, что угодно), а именно архитектором.
Правда, обнадёживаться слишком сильно я не торопилась. Хоть Дорон и порекомендовал меня художнику (за что я была безмерно ему благодарна), на работу меня тот ещё не взял. Да и, скорее всего, не возьмёт. Просто он пока ещё меня не видел.
Дом, в котором проживал художник, был одноэтажный, с покатой крышей, внутри наверняка светлый, благодаря размеру и расположению окон. Как архитектор я бы оценила его на четвёрку с плюсом. С точки зрения эстетики, не придерёшься. В плане качества постройки – скажем так, не на века. Но и не из хлипких, тех, что начинают разваливаться при первом проливном дожде. Полагаю, лет десять ещё постоит без особых проблем.
Поднявшись по ведущим на порог ступенькам, постучала в дверь орехового цвета. Постаралась унять дрожь. В конце концов, не в первый раз мне отказывают от места. Зато, если повезёт, успею бесплатно взглянуть на работы гения. Может быть, даже на наброски или незаконченные картины: наблюдать за процессом ещё интереснее.
Я ожидала, что меня встретит служанка, но нет, дверь открыл, судя по всему, сам хозяин дома. Во всяком случае, стоявший передо мной мужчина наводил на мысль о человеке искусства. Нет, на нём вовсе не было классического берета или, не приведите боги, огромного банта (или как там называется этот аксессуар у художников с картинок). Зато бежевая рубашка с широким воротником, надетая навыпуск, была действительно характерна для представителей этой профессии, тем более в сочетании с фиолетовым пятном на рукаве, явно оставленным краской в процессе работы. Некоторую небрежность образа довершали взъерошенные волосы. Точно художник. Человек немного не от мира сего, которому во время рисования становится ни до чего. Уж точно не до такой ерунды, как причёсывание, пусть даже и пятернёй.
Впрочем, такую внешность трудно испортить, тем более подобными мелочами. Высокий худой брюнет с красивым лицом. Прямой нос, изогнутая линия угольно-чёрных бровей, узкий подбородок, высокие скулы. Тёмно-карие глаза чуть-чуть навыкате. Это его не портит, скорее, придаёт лицу выразительности. Кожа не бледная, но и не слишком смуглая. И ещё мне бросились в глаза длинные пальцы с ногтями миндалевидной формы. Такие пальцы как раз и ожидаешь увидеть либо у музыканта, либо у человека, занимающегося изобразительным искусством.
- Добрый день! – поздоровалась я, силясь унять напряжение. – Я по поводу работы, Дорон Горен сказал, что я могу к вам прийти…
На какой-то миг мне показалось, что хозяин дома так и не соберётся раскрыть рот; сама же я что говорить дальше вот так, на пороге, понятия не имела. Но пару томительных секунд спустя брюнет бросил: «Проходи» и сам подал мне пример, зашагав куда-то вглубь дома. Дверь я закрыла сама и поспешила за ним следом.
Действительно хорошая планировка. Прихожая, плавно переходящая в одну из жилых комнат, высокие потолки, местами узкие ниши в стенах, и свет действительно отлично проникает через широкие окна. Занавесок на некоторых не было вовсе, на других они были отдёрнуты, так что почти не привлекали внимания, но всё это смотрелось весьма органично, учитывая общее убранство помещений. Уютно, но без излишков мебели. Просторно, аккуратно, стильно.
- Ой. Упало.
Лилах на секунду сжала зубы, округлила глаза и вытянула вперёд руки с согнутыми пальцами, изображая страшное чудовище, готовое кого-нибудь покалечить, после чего со страдальческим «Иду!» скрылась в доме.
Удивительно, но кое-какой результат у обращения к Эялю всё-таки был. Мне предложили прийти на так называемый испытательный день в дом главы гильдии гончаров. Правда, требовался им не архитектор, а секретарь. Но с момента увольнения прошло два дня, других предложений пока не поступало, а найти источник заработка требовалось срочно. Так что я пошла.
Главу гильдии я лицезрела не более двух минут. Это был статный, солидный мужчина лет сорока на вид. Полагаю, в действительности ему было больше, поскольку так рано на подобную должность обычно не пробиваются. Вежливо со мной поздоровавшись, он направился по своим делам. Меня же препоручили Хане, полной женщине, по возрасту годившейся мне в матери. Она показала, в чём будет заключаться суть моей работы, и в течение восьми часов я честно вникала в списки товаров, имена купцов и названия крупных лавок.
Ближе к вечеру Хана, и правда отнесшаяся ко мне немного по-матерински, подошла к моему столу, вся сияющая, и сообщила, что меня приняли на работу.
- Это глава гильдии сказал? – спросила я, обрадованная и удивлённая одновременно.
Хана покачала головой.
- Его жена. Но здесь именно она всё решает, - доверительно добавила сотрудница, понизив голос.
Мне вспомнилась худая, ухоженная брюнетка с пронзительным взглядом, и вправду наблюдавшая за мной пару раз в течение дня. Её внимание заставляло чувствовать себя не в своей тарелке, и каждый раз я ждала заявления, что человеку с моей внешностью в таком уважаемом доме не место. Теперь же выяснялось, что именно ей я обязана шансом не умереть через пару недель с голоду.
- Здорово! – выдохнула я. – Но разве она видела хоть что-то из моей работы?
Наблюдать со стороны – это, конечно, хорошо, но в бумаги, с которыми я имела дело, жена главы гильдии не заглядывала.
- Это неважно, - дополнительно понизив голос, просветила меня Хана. – Главное, она видела тебя. Ты понимаешь, её совершенно не устраивает, чтобы рядом с её мужем крутились молодые вертихвостки с надутыми губками. Она предпочитает видеть здесь женщин постарше, вроде меня. А на должность секретаря никак никого подходящего не находила. А на тебя посмотрела – и прямо в восторг пришла!
Я не могла видеть себя со стороны, но, думаю, в тот момент краска отхлынула от моего лица. Стало быть, меня берут не за образование, гораздо более серьёзное, чем требуется для этой работы. Не за старательность, не за ум, не за полученные результаты. А за мою внешность, благодаря которой хозяину дома точно не придёт в голову крутить со мной шашни.
- Спасибо, Хана, - глухо сказала я, выходя из-за стола. – Передайте, пожалуйста, госпоже супруге главы гильдии, что я не смогу принять её щедрое предложение.
Ошарашенный взгляд Ханы сопровождал меня до дверей. Выйдя из здания, я быстро зашагала по улице, обхватив себя руками, несмотря на то, что холодно не было.
О своём импульсивном поступке я пожалела почти сразу, стоило двухэтажному дому главы гильдии остаться за спиной. Сначала пыталась отогнать угрызения совести, сосредоточившись на быстрой ходьбе и дующем в лицо ветре. Но это помогло лишь ненадолго: в скором времени невесёлые мысли достигли сознания. Итак, я только что своими руками лишила себя последнего, возможно, шанса обзавестись работой и сохранить жильё. Теперь пойду по миру сама, а заодно и пёс, который имел глупость довериться моим заботам. И всё потому, что я не сумела вовремя сдержать дурацкую, совершенно не уместную гордость. Радоваться надо было! Всегда моя внешность при устройстве на работу мешала, а тут вдруг сыграла на пользу. А я не оценила.
Вернувшись домой, я зарыла лицо в густую шерсть своего пса и долго плакала. Вариантов, которые предстояло проверить, оставалось всё меньше, а время очередного взноса платы за жильё неотвратимо приближалось.
На следующий день я вновь отправилась на поиски работы, и всё прошло, как обычно. В том смысле, что в обоих местах, куда я сунулась, мне отказали сразу, едва взглянув на моё лицо. К подобному я привыкла и, возможно, не слишком бы расстраивалась, но перспектива оказаться на улице не радовала совсем. Тот единственный проект, на который меня благополучно взяли по окончании обучения, был столь же благополучно завершён несколько месяцев назад, и от заработанных тогда денег почти ничего не осталось.
Поэтому я шла по узкой мостовой, мимо лавок, жилых домов и призывно распахнувших двери мастерских, и думала только об одном – хоть бы найти работу! Невольно косилась на сидящих у дороги нищих, примеривая их роль на себя. И вдруг один из них, мужчина в годах, неимоверно бледный, стал заваливаться набок.
Рациональное мышление стандартного обывателя советовало пройти мимо, но я невольно замешкалась и всё-таки спросила:
- Вам плохо?
«Сейчас, наверное, денег попросит, на поправку здоровья», - сразу же подумала я, но вместо этого нищий прохрипел:
- Лекарство! Мне нужно лекарство! Сердечные капли. Пожалуйста!
И опустил голову на булыжники, которыми был вымощен переулок.
Я огляделась. Лавка аптекаря была совсем рядом: перейти на другую сторону и миновать всего пару домов. Обыватель внутри меня всё ещё советовал отправиться прочь: людей кругом и без меня предостаточно, и денег у них куда как больше, но… Впечатление складывалось такое, что без лекарства нищий умрёт, а оставить человека умирать – это не то, что моя совесть с лёгкостью могла бы переварить. Я даже не считаю, что мой поступок был продиктован добротой. Просто я знала, что если пройду мимо, потом замучаю себя переживаниями. Поэтому можно считать, что к аптекарю я пошла, дабы предотвратить собственные душевные мучения. Кроме того, слишком уж живо мне недавно представлялась картинка, на которой я сама сижу на паперти с протянутой рукой.
Ладно, будем надеяться, что это лекарство не слишком дорогое. Сердечные капли – состав нередкий, такие обычно продавали по доступной цене.
Аптекарь выслушал меня с деловым видом и поставил передо мной две склянки. Одну снял с полки, другую вытащил из-под прилавка – видимо, уж очень ходовой был товар.
- Эти обычные, эти с магической составляющей, - объяснил он. – Магические эффективнее и действуют быстрее, но и стоят дороже.
Я вздохнула.
- Сколько?
- Эти пятьдесят медников, эти полтора сребра, - привычно отбарабанил аптекарь.
Выходит, магические втрое дороже. Ладно, всё равно эти деньги погоды не делают. Я указала на магические капли и потянулась за кошельком. Выбежав наружу, вручила лекарство с трудом приподнявшему голову нищему.
Тот выпил содержимое. Эффект проявился практически сразу. Лицо мужчины порозовело, глаза полноценно открылись, дыхание выровнялось. Он сел и улыбнулся мне благодарной улыбкой.
Ну, вот и хорошо. С этой мыслью я собиралась пойти своей дорогой, но нищий снова меня остановил.
- Спасибо, девонька! – сказал он, приложив руку к груди. – А не найдётся ли у тебя мелкая монетка?
От такой наглости у меня глаза полезли на лоб.
- Послушайте, а вам не кажется, что это чересчур? – поинтересовалась я, не скрывая своих эмоций.
- Самая маленькая, - просительно протянул нищий. – Один медник!
Я с шумом выдохнула, возведя очи к небу, достала кошелёк и, уж так и быть, вручила идущему на поправку маленькую красноватую монетку.
- Вот и хорошо, - широко улыбнулся он.
И что-то в этой улыбке мне не понравилось.
Между тем нищий потёр монету в ладонях, почти беззвучно шевеля губами. И снова поднял на меня довольный взгляд.
- За то, что ты не прошла мимо и помогла чужому человеку, твоё желание исполнится, - объявил он.
Я пару секунд постояла, прикидывая, сумасшедший это или просто издевается, а потом зашагала прочь. И лишь свернув за угол, сообразила, что было не так с его улыбкой. У мужчины были здоровые белоснежные зубы, совсем не характерные для человека его положения.
Назавтра я решила поспать подольше. Точнее, вообще не вылезать из кровати до тех пор, пока не почувствую такого желания. В конце концов, осталось мне недолго. Почему бы не насладиться в полной мере тем фактом, что в данный момент мне есть где спать и чем питаться? Можно валяться до полудня (благо пёс спит рядом и с утренней прогулкой не торопится), потом позавтракать и выйти поболтать с соседкой… И так лениво провести весь день. Уйти в запой – не для меня, в загул тоже, а так…уйду в засып. Хоть будет что вспомнить.
Однако осуществить этот во всех отношениях приятный план мне не дали. Около десяти часов утра в дверь постучали. К этому моменту я уже не спала, просто валялась в кровати. Так что, не мешкая, сунула ноги в тапочки и прошаркала открывать.
Мальчишка-посыльный вручил мне письмо и сразу же убежал, должно быть, поняв, что в этом квартале рассчитывать на чаевые не приходится. Разорвав конверт, я принялась читать. Послание оказалось от Дорона, и было коротким.
«Дана,
Есть для тебя хорошая работа. Отправляйся прямо сейчас по адресу: Остров, улица Цаярим 11. Наниматель – Итай Брик. Я замолвил за тебя словечко.
Дорон.»
Проморгавшись, я ещё раз пробежалась глазами по строкам. И ринулась одеваться. А затем, быстро выгуляв собаку, поспешила к ближайшему мосту, переводящему на восточный берег Маймы.
В послание Дорона до сих пор не верилось. И дело было не в том, что предполагаемое место работы располагалось на Острове. В конце концов, почему бы и нет? Немало проектов было сосредоточено именно там, ведь именно у тамошних жителей водились на такие проекты деньги. Нет, причина заключалась в личности работодателя. Итай Брик был очень известным художником, гордостью нашего города. Ещё бы, ведь его картины выставлялись на самых престижных выставках, а заказы он получал от самых что ни на есть знатных клиентов, по слухам, даже от самого короля.
Причём же тут архитектор, спросите вы? Всё дело в том, что Итай Брик был не просто художником, он был оманом. Оман – это художник, дар которого настолько силён, что носит магический характер. Проявляется это в том, что его работы в некотором смысле оживают, приобретая объём, осязаемость, даже запах. Конкретно в случае Брика речь шла о пейзажах, и в его картины можно было в буквальном смысле слова шагнуть. В результате человек оказывался в своего рода комнате, где всё вокруг выглядело и ощущалось точно так, как на картине. Ветер покачивал ветви деревьев, цветы по-настоящему благоухали, а капли дождя, по слухам, оставляли влажный след на подставленном им лице.
Для некоторых оманов подобное было редкостью, характеризующей лишь самые удачные из работ. Но в случае Брика этим магическим свойством обладало абсолютное большинство картин, независимо от того, были ли они нарисованы на стенах в домах его клиентов или же на полотнах, выставлявшихся на выставках.
Немаловажная деталь заключалась в том, что подобные работы были не только картинами, но и своего рода небольшими комнатками или садами (это уж как посмотреть). А потому нуждались в планировке, в точном расчёте пропорций, в схеме, которая учитывала бы как план художника, так и размеры полотна или помещения, на стене которого предстояло появиться произведению искусства. В противном случае существовал риск, что человек, вошедший в картину, вынужден будет, к примеру, стоять, пригнувшись, дабы не упереться головой (а то и плечами) в плывущие по небу облака. Именно по этой причине оманы, как правило, работали в паре с архитекторами. Правда, в такой паре первую скрипку, бесспорно, играл художник, архитектор же был скорее своеобразным квалифицированным помощником, нередко выполнявшим дополнительные поручения и всегда остававшимся на вторых ролях. Но вторая роль там, где первую играет оман, - это тоже весьма почётно. А самое главное в моём случае - это была работа, и работа по специальности. Не секретарём и не подмастерьем (а я от безысходности была уже готова на всё, что угодно), а именно архитектором.
Правда, обнадёживаться слишком сильно я не торопилась. Хоть Дорон и порекомендовал меня художнику (за что я была безмерно ему благодарна), на работу меня тот ещё не взял. Да и, скорее всего, не возьмёт. Просто он пока ещё меня не видел.
Дом, в котором проживал художник, был одноэтажный, с покатой крышей, внутри наверняка светлый, благодаря размеру и расположению окон. Как архитектор я бы оценила его на четвёрку с плюсом. С точки зрения эстетики, не придерёшься. В плане качества постройки – скажем так, не на века. Но и не из хлипких, тех, что начинают разваливаться при первом проливном дожде. Полагаю, лет десять ещё постоит без особых проблем.
Поднявшись по ведущим на порог ступенькам, постучала в дверь орехового цвета. Постаралась унять дрожь. В конце концов, не в первый раз мне отказывают от места. Зато, если повезёт, успею бесплатно взглянуть на работы гения. Может быть, даже на наброски или незаконченные картины: наблюдать за процессом ещё интереснее.
Я ожидала, что меня встретит служанка, но нет, дверь открыл, судя по всему, сам хозяин дома. Во всяком случае, стоявший передо мной мужчина наводил на мысль о человеке искусства. Нет, на нём вовсе не было классического берета или, не приведите боги, огромного банта (или как там называется этот аксессуар у художников с картинок). Зато бежевая рубашка с широким воротником, надетая навыпуск, была действительно характерна для представителей этой профессии, тем более в сочетании с фиолетовым пятном на рукаве, явно оставленным краской в процессе работы. Некоторую небрежность образа довершали взъерошенные волосы. Точно художник. Человек немного не от мира сего, которому во время рисования становится ни до чего. Уж точно не до такой ерунды, как причёсывание, пусть даже и пятернёй.
Впрочем, такую внешность трудно испортить, тем более подобными мелочами. Высокий худой брюнет с красивым лицом. Прямой нос, изогнутая линия угольно-чёрных бровей, узкий подбородок, высокие скулы. Тёмно-карие глаза чуть-чуть навыкате. Это его не портит, скорее, придаёт лицу выразительности. Кожа не бледная, но и не слишком смуглая. И ещё мне бросились в глаза длинные пальцы с ногтями миндалевидной формы. Такие пальцы как раз и ожидаешь увидеть либо у музыканта, либо у человека, занимающегося изобразительным искусством.
- Добрый день! – поздоровалась я, силясь унять напряжение. – Я по поводу работы, Дорон Горен сказал, что я могу к вам прийти…
На какой-то миг мне показалось, что хозяин дома так и не соберётся раскрыть рот; сама же я что говорить дальше вот так, на пороге, понятия не имела. Но пару томительных секунд спустя брюнет бросил: «Проходи» и сам подал мне пример, зашагав куда-то вглубь дома. Дверь я закрыла сама и поспешила за ним следом.
Действительно хорошая планировка. Прихожая, плавно переходящая в одну из жилых комнат, высокие потолки, местами узкие ниши в стенах, и свет действительно отлично проникает через широкие окна. Занавесок на некоторых не было вовсе, на других они были отдёрнуты, так что почти не привлекали внимания, но всё это смотрелось весьма органично, учитывая общее убранство помещений. Уютно, но без излишков мебели. Просторно, аккуратно, стильно.
