Я просто увидела человека, которому, возможно, нужна была помощь, и поэтому её предложила. – Собственная растерянность начинала слегка раздражать. И вообще, что за странный вопрос? – У меня не было ни времени, ни стремления подробно анализировать свой поступок. Разве это важно?
- Нет. Наверное, нет. – Гильад отвечал, но, кажется, уже думал о чём-то другом. И вдруг спросил: - Как вы относитесь к тому, чтобы встретиться ещё раз? При более благоприятных обстоятельствах?
Я сглотнула. Как-то не ожидала такого поворота. То ли опыта не хватает в подобных делах, то ли военный попросту задался целью вконец меня запутать.
- Ну… В принципе можем, - немного растерянно проговорила я затем. – Только у меня необычный график. И выходной может выпасть на любой день недели.
- В таком случае, я справлюсь у вас дня через два о следующем выходном?
Я улыбнулась, неловко пожала плечами.
- Хорошо.
Звон дверного колокольчика, многократно усиленный магически, будто раздался над самым ухом, хотя находились мы в мастерской.
- Демонова тёща! Они уже здесь! – недовольно выдохнул мой работодатель.
Это ругательство звучало несколько странно из уст художника (как-то от человека такой профессии ожидаешь чего-нибудь более оригинального и изящного), но я слышала его от Брика не в первый раз.
- Закончишь тут? – со вздохом уточнил оман.
- Конечно.
На самом-то деле, о том, что сегодня к Брику придут гости, мы знали заранее. И колокольчик зазвонил, как и было назначено, ровно в шесть. Однако художник был столь увлечён работой, что воспринял этот звонок так, будто друзья заявились часа на два раньше, чем планировалось.
- Тогда закругляйся, и можешь идти домой. – О том, что сегодня я заканчиваю работать пораньше, тоже говорилось заранее. – Да! – вспомнил он. – Сможешь отнести вниз кахелет?
Я утвердительно кивнула. Кахелет – особый материал, из которого готовилась синяя краска. Краска эта получалась необычной, позволяя особенно достоверно передать глубокий цвет летнего неба. Сам материал, пока он ещё не был смешен с водой и пригоден для рисования, следовало хранить в холодном месте, то есть, в нашем случае, в погребе. До сих пор я спускалась туда только один раз, но этого было достаточно, чтобы не заблудиться. В особняке же работаю, не в замке с лабиринтом подземелий.
Художник, накинув на плечи сюртук, отправился открывать. Далия к этому времени была уже отпущена, так что гостей предстояло впустить лично хозяину.
Я же неспешно закончила свои наброски, сложила листы с расчётами, поглядела на картины и лишь после этого собралась, прихватив баночку с тёмно-синим содержимым, спуститься в погреб. И лишь тогда сообразила, что для этой цели следовало пройти через весь дом, и главное – через гостиную. Ту самую, где Брик уже сидел вместе со своими друзьями.
Чёрт! И что мне стоило проскочить на кухню раньше? (Лестница в погреб вела именно оттуда). Теперь придётся шествовать мимо всей компании. Я такое терпеть не могла, тем более, и статус у меня здесь был не тот, чтобы вертеться среди гостей. Да и собственная внешность давно приучила обходить подобные посиделки стороной. Однако же и выбора нет. Быстренько проскользну, авось, внимания особого не обратят.
Вышла из мастерской, быстро пересекла кабинет и нерешительно замерла у распахнутых дверей гостиной.
- Этот Габаи совершенно ненормальный, - тоном бывалого сплетника вещал один из гостей, рыжеволосый.
Всего за столом сидело трое. Помимо говорившего и собственно Брика, откинувшегося на спинку стула с бокалом в руке, я увидела ещё одного гостя, худого шатена. Он как раз перекладывал что-то себе в тарелку из глубокого сотейника, над которым вился пар, но при этом, кажется, ни на секунду не переставал прислушиваться к рассказу приятеля.
- Вздумалось ему нарисовать портрет, - продолжал тот, эмоционально размахивая собственной вилкой, на которую был нанизан ещё не съеденный кусок мяса. Говядины или телятины, судя по цвету. – А поскольку он – оман, и рисовал, как видно, старательно, портрет – девушки, к слову, - получился, как живой. Так вот, Габаи умудрился в эту самую девушку влюбиться.
- И что?
Шатена история, похоже, впечатлила. Брик же продолжал потягивать вино со своим обычным безразличным видом, разве что уголки губ едва заметно приподнялись, наметив лёгкую улыбку.
- А что тут может быть? – Рыжий отправил наконец вилку в рот и выдержал драматичную паузу, тщательно пережёвывая мясо. – Оман, да простят меня присутствующие, - это не бог, настоящую женщину сотворить не способен. К ней можно прикоснуться, тепло дыхания ощутить, посмотреть, как ветер треплет волосы. А пообщаться с ней по-настоящему нельзя. Вот и мается он теперь, и чем всё это закончится, неизвестно. Если хотите знать моё мнение, то, думаю, свихнётся он окончательно рано или поздно. Такая влюблённость до добра не доведёт.
- А раньше в истории искусств подобных случаев не было? – полюбопытствовал шатен.
- Да что-то не припомню. – Рыжий вопросительно посмотрел на Брика. - Что скажешь, Итай?
- Да я тоже не припоминаю, - откликнулся мой работодатель.
Мне показалось, что новостью для него этот рассказ не стал. Должно быть, он уже слышал историю незадачливого омана в среде своих коллег.
Я решила, что сейчас, когда все трое увлечены столь необычным происшествием, я смогу потихоньку пересечь гостиную. Совсем уж незамеченным моё появление, конечно, не пройдёт, но и особого внимания уделять тоже не станут. И я пошла, стараясь совместить тихое передвижение с внушительной скоростью. Но меня окликнули.
- Вот, господа, познакомьтесь, - произнёс Брик, за что мне тут же захотелось его придушить. – Это Дана Ронен, моя новая ассистентка.
Вынужденно остановившись под прицелом заинтересованных взглядов, я выдавила улыбку.
- Очень приятно.
- Взаимно, - заверил рыжеволосый.
- Это Омер Даган, художник, - пояснил хозяин дома.
Я кивнула.
- Скорее так, немного рисую, - поскромничал гость. – Но на способности омана не замахиваюсь.
- А это – Нир Таль, скульптор, - не поведя бровью в ответ на услышанную поправку, продолжил Брик.
- Очень приятно, - повторил дежурную фразу шатен.
Я снова вынужденно улыбнулась.
- Не желаете к нам присоединиться?
Рыжий был само гостеприимство. Кажется, он уже нацелился на стул, который собирался мне предложить.
- Нет, благодарю вас, - поспешила отказаться я. – Я уже ухожу, мне только нужно…в общем… доделать одно дело.
В качестве доказательства я приподняла повыше баночку с кахелет, после чего поспешила прочь из гостиной. Только отправилась не в прихожую, через которую, вероятно, пришли коллеги Брика, а в сторону кухни. Оказавшись за пределами комнаты, где проходила трапеза, облегчённо выдохнула и остановилась, прижавшись спиной к стене, чтобы унять сердцебиение. А спустя примерно минуту услышала, как гостиная взорвалась дружным смехом. Сердце снова заколотилось, дыхание неприятно перехватило.
- Вот это да-а-а! – Насколько я успела запомнить голос, говорил Омер. – Ну, ты даёшь, Итай! Интересный выбор ассистентки! Где ты её откопал?
- Места надо знать.
Это уже Брик. Говорит, как всегда, спокойно, и понять по звучанию, смеётся он или нет, я не могу.
- Нет, правда! – вмешался третий голос. Если верить методу исключения, это был Нир. – Внешность у неё действительно очень своеобразная. Никак не думал, что у тебя такое искажённое чувство прекрасного.
- При чём тут вообще чувство прекрасного? – парировал мой работодатель.
- Ну, ты же выбрал из всех потенциальных кандидатур именно её!
- И что? Я выбирал её не на роль дамы сердца. Она – хороший архитектор.
Снова весёлый смех, от которого хочется провалиться сквозь землю.
- Но неужели тебя такая внешность не коробит, когда рисуешь свои шедевры?
- Не всегда, - с традиционным безразличием отозвался работодатель. – Но если особенно сильно коробит, отсылаю её из мастерской по каким-нибудь делам.
- Ну, неужели других архитекторов не нашлось? С внешностью попривлекательнее. Заодно и вдохновляли бы в процессе работы.
- На что? – чуть устало протянул Брик. – На создание портретов? Я их не рисую, и проблемы Габаи мне ни к чему. А девушки с внешностью попривлекательнее и думали бы о другом. Мне, знаешь ли, этих, которые планы строят на ровном месте, и без того хватает. А за работой я хочу думать только о работе. Чтобы никто не отвлекал на непонятно откуда взявшиеся притязания.
- Ну, это да, тогда вариант – лучше некуда! – со смешком согласился Омер. – Отвлекать эта точно не будет.
- Ну, так о чём тогда вопросы?
Голос Брика заглушило звяканье посуды и звук переливаемой жидкости. Наверное, наполняли бокалы с вином.
На этом разговор перешёл с моей скромной персоны на другие темы. Я спустилась в погреб, а затем покинула дом в прескверном расположении духа. В глазах стояли слёзы. Напоминания самой себе о том, что ничего принципиально нового я сегодня не услышала, отчего-то не помогали.
На Ежегодную общекоролевскую выставку оманного искусства мы попали при помощи телепорта. Ясное дело, проходила эта выставка не в нашей скромной Аяре, а в столице королевства, Ирбире. В отличие от своего работодателя, я впервые пользовалась столь своеобразным способом передвижения, поэтому немного волновалась. Но всё оказалось невероятно, даже разочаровывающе, просто. Следуя инструкциям служащей в форме, вошли в небольшую кабинку, закрыли дверь, зачем-то даже заперли её изнутри на защёлку, спустя пару секунд открыли – и оказались уже в совершенно другом месте. Вместо скромной комнаты, расположенной на первом этаже здания мэрии, столичный телепортационный зал, оснащённый множеством подобных кабинок.
Итай Брик, если верить его внешнему виду, не волновался нисколько, и это было немного странно. Нет, порталом-то он пользовался регулярно, перемещаясь из Аяры в Ирбир и обратно по мере необходимости, так что подобные мелочи и не должны были его беспокоить. Но вот цель нашей, если можно так выразиться, поездки – дело другое. Всё-таки очень престижная выставка, огромное число посетителей, художники, критики, искусствоведы. Брику как будто всё это было совершенно безразлично. Вид – как и всегда, холодный и чуть отстранённый, словно происходящее хоть и касается его, но только вскользь.
В зал, где должна была проходить выставка, мы приехали до её начала. Я помогла художнику расставить мольберты с работами в отведённой ему части помещения. Несколько картин, огранённых специальными, почти не заметными, но тяжёлыми, рамами, повесили на стену.
На этом моя функция, в сущности, была выполнена, однако мне предстояло оставаться на мероприятии до самого конца и возвратиться в Аяру вместе с Бриком. О выгуле Хахаля я заранее договорилась с Лилах. На что использовать оставшееся время? Конечно, на то, чтобы смотреть картины! Чем я и занялась с превеликим удовольствием.
И посмотреть безусловно было на что. Работы оманов, самые разнообразные, но все с «эффектом присутствия». Натюрморты, цветы на которых источают умопомрачительные ароматы. (Один художник даже изобразил менее традиционные пирожки. От этого запаха посетители и вовсе сходили с ума. По-видимому, оман попался с чувством юмора. Впрочем, буфетчик был чрезвычайно ему за это благодарен). Заснеженная улица, от которой веяло холодом. Огромный, на всю картину, очаг, который, напротив, источал совершенно реальный жар. Войти в такую картину было нельзя, а вот созерцание пламени завораживало.
Постепенно в зал потекли люди. Я старалась держаться в стороне, не привлекая к себе внимания, даже специально оделась для этой цели особенно неброско, так, чтобы максимально сливаться с окружающей средой. И вроде бы получалось.
Стало шумно. Все вели себя прилично, публика, понятное дело, подобралась не базарная. Никто не кричал, но тихие голоса десятков людей всё равно разрывают тишину окончательно и бесповоротно. Дальше – жарче. Пошли интервью, обсуждения, споры. Мне было безумно интересно наблюдать за всем этим сложным процессом, чувствовать себя частью совершенно новой, непривычной реальности. Не органичной частью, конечно. Но всё-таки.
Появление в выставочном зале Аялона Альмога, известнейшего омана, имя которого было знакомо любому человеку, мало-мальски интересующемуся искусством, я пропустила, но вскоре с восторгом обнаружила его совсем неподалёку. Он стоял в окружении воодушевлённых молодых художников и что-то вещал, время от времени снисходительно улыбаясь. Точь-в-точь седовласый Учитель, наставляющий поколение будущих звёзд.
А потом он приблизился к картинам Брика. Остановился возле одного из мольбертов – специальных, выставочных, за которыми не слишком удобно было бы рисовать, а вот рассматривать работы – в самый раз. Затаив дыхание, я застыла у стены, незаметная, но готовая ловить каждое слово Мастера.
Альмог поглядел на колышущееся на ветру море высокой травы и полевых цветов, в которые мне лично хотелось зарыться с головой и никогда оттуда не вылезать. Перешёл к следующему мольберту, изучил лес, темнеющий под испещрённым звёздами небом. Многозначительно покачал головой. После чего обратился к Брику:
- М-да. Печально, молодой человек. Печально. У вас определённо есть талант. Вам следовало прислушаться к моим словам три года назад, на Международной выставке в Тольне. В этом случае на сегодняшний день вы бы уже многого добились. А так…Пустая трата времени.
И он страдальчески поморщился, в очередной раз взглянув на работу Брика. Окружившие мольберт люди принялись удивлённо перешёптываться. Я тоже пребывала в недоумении и, как и другие, ожидала хоть каких-нибудь объяснений. Альмог их давать не спешил, а мой работодатель ничего не спрашивал. Лишь, мимолётно улыбнувшись, склонил голову, давая понять, что услышал своего коллегу и на этом считает разговор оконченным.
Но кто-то из молодых всё-таки задал мастеру вопрос, и тот вполне охотно пояснил:
- Бессмысленно растрачивать дар художника на столь приземлённые вещи. Тем более – если это талант омана. Что здесь изображено? Цветы, трава, берёзы, сосны? И в чём секрет, какова идея, где второй, третий и даже четвёртый смысл? Всё просто, примитивно, банально. Люди и без посредничества художника могут в любой момент отправиться в лес. Но только настоящий лес будет значительно больше, чем картинный. И где, в таком случае, высокое предназначение искусства? Оно разбазаривается понапрасну, растворяется в повседневности. Возьмём, к примеру, небо, - вновь подошёл он к работе с цветочным лугом. Толпа слушателей колыхнулась, перемещаясь вместе с ним. – Что это? Кахелет, не так ли? Синее небо – это неконцептуально. Зелёное небо – это загадка, фиолетовое – угроза, чёрное – общественный вызов. На вашем же полотне мы наблюдаем пустое, бессмысленное копирование.
В этот момент девушка, помогавшая организаторам выставки, передала Брику записку. Тот кивнул и, коротко поклонившись Альмогу, куда-то ушёл. Но это седовласого мастера не остановило.
- Оманы в наше время вообще измельчали, - продолжил он, обращаясь теперь к толпе слушателей. – Большинство повторяют ошибку, которую мы видим здесь. Изображают очевидное, уподобляясь молодым повесам, рисующим на стенах. Увы, на отечественных выставках теперь почти нечего смотреть.
- Нет. Наверное, нет. – Гильад отвечал, но, кажется, уже думал о чём-то другом. И вдруг спросил: - Как вы относитесь к тому, чтобы встретиться ещё раз? При более благоприятных обстоятельствах?
Я сглотнула. Как-то не ожидала такого поворота. То ли опыта не хватает в подобных делах, то ли военный попросту задался целью вконец меня запутать.
- Ну… В принципе можем, - немного растерянно проговорила я затем. – Только у меня необычный график. И выходной может выпасть на любой день недели.
- В таком случае, я справлюсь у вас дня через два о следующем выходном?
Я улыбнулась, неловко пожала плечами.
- Хорошо.
Звон дверного колокольчика, многократно усиленный магически, будто раздался над самым ухом, хотя находились мы в мастерской.
- Демонова тёща! Они уже здесь! – недовольно выдохнул мой работодатель.
Это ругательство звучало несколько странно из уст художника (как-то от человека такой профессии ожидаешь чего-нибудь более оригинального и изящного), но я слышала его от Брика не в первый раз.
- Закончишь тут? – со вздохом уточнил оман.
- Конечно.
На самом-то деле, о том, что сегодня к Брику придут гости, мы знали заранее. И колокольчик зазвонил, как и было назначено, ровно в шесть. Однако художник был столь увлечён работой, что воспринял этот звонок так, будто друзья заявились часа на два раньше, чем планировалось.
- Тогда закругляйся, и можешь идти домой. – О том, что сегодня я заканчиваю работать пораньше, тоже говорилось заранее. – Да! – вспомнил он. – Сможешь отнести вниз кахелет?
Я утвердительно кивнула. Кахелет – особый материал, из которого готовилась синяя краска. Краска эта получалась необычной, позволяя особенно достоверно передать глубокий цвет летнего неба. Сам материал, пока он ещё не был смешен с водой и пригоден для рисования, следовало хранить в холодном месте, то есть, в нашем случае, в погребе. До сих пор я спускалась туда только один раз, но этого было достаточно, чтобы не заблудиться. В особняке же работаю, не в замке с лабиринтом подземелий.
Художник, накинув на плечи сюртук, отправился открывать. Далия к этому времени была уже отпущена, так что гостей предстояло впустить лично хозяину.
Я же неспешно закончила свои наброски, сложила листы с расчётами, поглядела на картины и лишь после этого собралась, прихватив баночку с тёмно-синим содержимым, спуститься в погреб. И лишь тогда сообразила, что для этой цели следовало пройти через весь дом, и главное – через гостиную. Ту самую, где Брик уже сидел вместе со своими друзьями.
Чёрт! И что мне стоило проскочить на кухню раньше? (Лестница в погреб вела именно оттуда). Теперь придётся шествовать мимо всей компании. Я такое терпеть не могла, тем более, и статус у меня здесь был не тот, чтобы вертеться среди гостей. Да и собственная внешность давно приучила обходить подобные посиделки стороной. Однако же и выбора нет. Быстренько проскользну, авось, внимания особого не обратят.
Вышла из мастерской, быстро пересекла кабинет и нерешительно замерла у распахнутых дверей гостиной.
- Этот Габаи совершенно ненормальный, - тоном бывалого сплетника вещал один из гостей, рыжеволосый.
Всего за столом сидело трое. Помимо говорившего и собственно Брика, откинувшегося на спинку стула с бокалом в руке, я увидела ещё одного гостя, худого шатена. Он как раз перекладывал что-то себе в тарелку из глубокого сотейника, над которым вился пар, но при этом, кажется, ни на секунду не переставал прислушиваться к рассказу приятеля.
- Вздумалось ему нарисовать портрет, - продолжал тот, эмоционально размахивая собственной вилкой, на которую был нанизан ещё не съеденный кусок мяса. Говядины или телятины, судя по цвету. – А поскольку он – оман, и рисовал, как видно, старательно, портрет – девушки, к слову, - получился, как живой. Так вот, Габаи умудрился в эту самую девушку влюбиться.
- И что?
Шатена история, похоже, впечатлила. Брик же продолжал потягивать вино со своим обычным безразличным видом, разве что уголки губ едва заметно приподнялись, наметив лёгкую улыбку.
- А что тут может быть? – Рыжий отправил наконец вилку в рот и выдержал драматичную паузу, тщательно пережёвывая мясо. – Оман, да простят меня присутствующие, - это не бог, настоящую женщину сотворить не способен. К ней можно прикоснуться, тепло дыхания ощутить, посмотреть, как ветер треплет волосы. А пообщаться с ней по-настоящему нельзя. Вот и мается он теперь, и чем всё это закончится, неизвестно. Если хотите знать моё мнение, то, думаю, свихнётся он окончательно рано или поздно. Такая влюблённость до добра не доведёт.
- А раньше в истории искусств подобных случаев не было? – полюбопытствовал шатен.
- Да что-то не припомню. – Рыжий вопросительно посмотрел на Брика. - Что скажешь, Итай?
- Да я тоже не припоминаю, - откликнулся мой работодатель.
Мне показалось, что новостью для него этот рассказ не стал. Должно быть, он уже слышал историю незадачливого омана в среде своих коллег.
Я решила, что сейчас, когда все трое увлечены столь необычным происшествием, я смогу потихоньку пересечь гостиную. Совсем уж незамеченным моё появление, конечно, не пройдёт, но и особого внимания уделять тоже не станут. И я пошла, стараясь совместить тихое передвижение с внушительной скоростью. Но меня окликнули.
- Вот, господа, познакомьтесь, - произнёс Брик, за что мне тут же захотелось его придушить. – Это Дана Ронен, моя новая ассистентка.
Вынужденно остановившись под прицелом заинтересованных взглядов, я выдавила улыбку.
- Очень приятно.
- Взаимно, - заверил рыжеволосый.
- Это Омер Даган, художник, - пояснил хозяин дома.
Я кивнула.
- Скорее так, немного рисую, - поскромничал гость. – Но на способности омана не замахиваюсь.
- А это – Нир Таль, скульптор, - не поведя бровью в ответ на услышанную поправку, продолжил Брик.
- Очень приятно, - повторил дежурную фразу шатен.
Я снова вынужденно улыбнулась.
- Не желаете к нам присоединиться?
Рыжий был само гостеприимство. Кажется, он уже нацелился на стул, который собирался мне предложить.
- Нет, благодарю вас, - поспешила отказаться я. – Я уже ухожу, мне только нужно…в общем… доделать одно дело.
В качестве доказательства я приподняла повыше баночку с кахелет, после чего поспешила прочь из гостиной. Только отправилась не в прихожую, через которую, вероятно, пришли коллеги Брика, а в сторону кухни. Оказавшись за пределами комнаты, где проходила трапеза, облегчённо выдохнула и остановилась, прижавшись спиной к стене, чтобы унять сердцебиение. А спустя примерно минуту услышала, как гостиная взорвалась дружным смехом. Сердце снова заколотилось, дыхание неприятно перехватило.
- Вот это да-а-а! – Насколько я успела запомнить голос, говорил Омер. – Ну, ты даёшь, Итай! Интересный выбор ассистентки! Где ты её откопал?
- Места надо знать.
Это уже Брик. Говорит, как всегда, спокойно, и понять по звучанию, смеётся он или нет, я не могу.
- Нет, правда! – вмешался третий голос. Если верить методу исключения, это был Нир. – Внешность у неё действительно очень своеобразная. Никак не думал, что у тебя такое искажённое чувство прекрасного.
- При чём тут вообще чувство прекрасного? – парировал мой работодатель.
- Ну, ты же выбрал из всех потенциальных кандидатур именно её!
- И что? Я выбирал её не на роль дамы сердца. Она – хороший архитектор.
Снова весёлый смех, от которого хочется провалиться сквозь землю.
- Но неужели тебя такая внешность не коробит, когда рисуешь свои шедевры?
- Не всегда, - с традиционным безразличием отозвался работодатель. – Но если особенно сильно коробит, отсылаю её из мастерской по каким-нибудь делам.
- Ну, неужели других архитекторов не нашлось? С внешностью попривлекательнее. Заодно и вдохновляли бы в процессе работы.
- На что? – чуть устало протянул Брик. – На создание портретов? Я их не рисую, и проблемы Габаи мне ни к чему. А девушки с внешностью попривлекательнее и думали бы о другом. Мне, знаешь ли, этих, которые планы строят на ровном месте, и без того хватает. А за работой я хочу думать только о работе. Чтобы никто не отвлекал на непонятно откуда взявшиеся притязания.
- Ну, это да, тогда вариант – лучше некуда! – со смешком согласился Омер. – Отвлекать эта точно не будет.
- Ну, так о чём тогда вопросы?
Голос Брика заглушило звяканье посуды и звук переливаемой жидкости. Наверное, наполняли бокалы с вином.
На этом разговор перешёл с моей скромной персоны на другие темы. Я спустилась в погреб, а затем покинула дом в прескверном расположении духа. В глазах стояли слёзы. Напоминания самой себе о том, что ничего принципиально нового я сегодня не услышала, отчего-то не помогали.
На Ежегодную общекоролевскую выставку оманного искусства мы попали при помощи телепорта. Ясное дело, проходила эта выставка не в нашей скромной Аяре, а в столице королевства, Ирбире. В отличие от своего работодателя, я впервые пользовалась столь своеобразным способом передвижения, поэтому немного волновалась. Но всё оказалось невероятно, даже разочаровывающе, просто. Следуя инструкциям служащей в форме, вошли в небольшую кабинку, закрыли дверь, зачем-то даже заперли её изнутри на защёлку, спустя пару секунд открыли – и оказались уже в совершенно другом месте. Вместо скромной комнаты, расположенной на первом этаже здания мэрии, столичный телепортационный зал, оснащённый множеством подобных кабинок.
Итай Брик, если верить его внешнему виду, не волновался нисколько, и это было немного странно. Нет, порталом-то он пользовался регулярно, перемещаясь из Аяры в Ирбир и обратно по мере необходимости, так что подобные мелочи и не должны были его беспокоить. Но вот цель нашей, если можно так выразиться, поездки – дело другое. Всё-таки очень престижная выставка, огромное число посетителей, художники, критики, искусствоведы. Брику как будто всё это было совершенно безразлично. Вид – как и всегда, холодный и чуть отстранённый, словно происходящее хоть и касается его, но только вскользь.
В зал, где должна была проходить выставка, мы приехали до её начала. Я помогла художнику расставить мольберты с работами в отведённой ему части помещения. Несколько картин, огранённых специальными, почти не заметными, но тяжёлыми, рамами, повесили на стену.
На этом моя функция, в сущности, была выполнена, однако мне предстояло оставаться на мероприятии до самого конца и возвратиться в Аяру вместе с Бриком. О выгуле Хахаля я заранее договорилась с Лилах. На что использовать оставшееся время? Конечно, на то, чтобы смотреть картины! Чем я и занялась с превеликим удовольствием.
И посмотреть безусловно было на что. Работы оманов, самые разнообразные, но все с «эффектом присутствия». Натюрморты, цветы на которых источают умопомрачительные ароматы. (Один художник даже изобразил менее традиционные пирожки. От этого запаха посетители и вовсе сходили с ума. По-видимому, оман попался с чувством юмора. Впрочем, буфетчик был чрезвычайно ему за это благодарен). Заснеженная улица, от которой веяло холодом. Огромный, на всю картину, очаг, который, напротив, источал совершенно реальный жар. Войти в такую картину было нельзя, а вот созерцание пламени завораживало.
Постепенно в зал потекли люди. Я старалась держаться в стороне, не привлекая к себе внимания, даже специально оделась для этой цели особенно неброско, так, чтобы максимально сливаться с окружающей средой. И вроде бы получалось.
Стало шумно. Все вели себя прилично, публика, понятное дело, подобралась не базарная. Никто не кричал, но тихие голоса десятков людей всё равно разрывают тишину окончательно и бесповоротно. Дальше – жарче. Пошли интервью, обсуждения, споры. Мне было безумно интересно наблюдать за всем этим сложным процессом, чувствовать себя частью совершенно новой, непривычной реальности. Не органичной частью, конечно. Но всё-таки.
Появление в выставочном зале Аялона Альмога, известнейшего омана, имя которого было знакомо любому человеку, мало-мальски интересующемуся искусством, я пропустила, но вскоре с восторгом обнаружила его совсем неподалёку. Он стоял в окружении воодушевлённых молодых художников и что-то вещал, время от времени снисходительно улыбаясь. Точь-в-точь седовласый Учитель, наставляющий поколение будущих звёзд.
А потом он приблизился к картинам Брика. Остановился возле одного из мольбертов – специальных, выставочных, за которыми не слишком удобно было бы рисовать, а вот рассматривать работы – в самый раз. Затаив дыхание, я застыла у стены, незаметная, но готовая ловить каждое слово Мастера.
Альмог поглядел на колышущееся на ветру море высокой травы и полевых цветов, в которые мне лично хотелось зарыться с головой и никогда оттуда не вылезать. Перешёл к следующему мольберту, изучил лес, темнеющий под испещрённым звёздами небом. Многозначительно покачал головой. После чего обратился к Брику:
- М-да. Печально, молодой человек. Печально. У вас определённо есть талант. Вам следовало прислушаться к моим словам три года назад, на Международной выставке в Тольне. В этом случае на сегодняшний день вы бы уже многого добились. А так…Пустая трата времени.
И он страдальчески поморщился, в очередной раз взглянув на работу Брика. Окружившие мольберт люди принялись удивлённо перешёптываться. Я тоже пребывала в недоумении и, как и другие, ожидала хоть каких-нибудь объяснений. Альмог их давать не спешил, а мой работодатель ничего не спрашивал. Лишь, мимолётно улыбнувшись, склонил голову, давая понять, что услышал своего коллегу и на этом считает разговор оконченным.
Но кто-то из молодых всё-таки задал мастеру вопрос, и тот вполне охотно пояснил:
- Бессмысленно растрачивать дар художника на столь приземлённые вещи. Тем более – если это талант омана. Что здесь изображено? Цветы, трава, берёзы, сосны? И в чём секрет, какова идея, где второй, третий и даже четвёртый смысл? Всё просто, примитивно, банально. Люди и без посредничества художника могут в любой момент отправиться в лес. Но только настоящий лес будет значительно больше, чем картинный. И где, в таком случае, высокое предназначение искусства? Оно разбазаривается понапрасну, растворяется в повседневности. Возьмём, к примеру, небо, - вновь подошёл он к работе с цветочным лугом. Толпа слушателей колыхнулась, перемещаясь вместе с ним. – Что это? Кахелет, не так ли? Синее небо – это неконцептуально. Зелёное небо – это загадка, фиолетовое – угроза, чёрное – общественный вызов. На вашем же полотне мы наблюдаем пустое, бессмысленное копирование.
В этот момент девушка, помогавшая организаторам выставки, передала Брику записку. Тот кивнул и, коротко поклонившись Альмогу, куда-то ушёл. Но это седовласого мастера не остановило.
- Оманы в наше время вообще измельчали, - продолжил он, обращаясь теперь к толпе слушателей. – Большинство повторяют ошибку, которую мы видим здесь. Изображают очевидное, уподобляясь молодым повесам, рисующим на стенах. Увы, на отечественных выставках теперь почти нечего смотреть.
